Джоани Эллиотт
Смелость Сары Грейсон
Глава 4
Писатель – это человек,
которому писать гораздо сложнее,
чем обычным людям.
Томас Манн
Через пятнадцать минут Сара входила в дом Анны-Кат в Потомаке. Она не испытывала подобной ярости с тех пор, как Майк опустошил их совместный счет и оставил записку, что уходит от нее, чтобы «есть, молиться, любить». С собой он забрал лишь один чемодан с одеждой и навороченную вафельницу. Сара нетерпеливо звонила в дверь, пока Анна-Кат наконец не открыла.
Сара сунула сестре мокрые цветы и без единого слова мрачно протопала мимо нее в гостиную. Мисс Марпл, мамина собака, мирно спала рядом с кошмарной черно-белой меховой оттоманкой, которую Анна-Кат купила на прошлой неделе. Дизайнеры интерьера гораздо чаще, чем простые люди, готовы принимать рискованные решения, и это не всегда хорошо. Обойдя комнату, Сара вернулась к Анне, так и стоявшей в дверном проеме с цветами в руках и вопросительно вздернутыми бровями.
– Сара, что происходит?..
– Ты знала?
– Что?
Сара шумно выдохнула, выхватила у нее цветы и зашагала на задний двор. Швырнула цветы и сумочку на столик и схватила привязанный к столбику мяч на длинной веревке. Высоко подняв руку, швырнула мяч в сторону. Он чудом не попал ей по голове, когда понесся обратно. Сара упала на траву. Мяч на веревке закрутился вокруг столбика.
Она услышала, как открывается раздвижная дверь.
– У Джеральда внизу есть боксерская груша. – Анна села в садовое кресло. Мисс Марпл тоже вышла во дворик и принялась обнюхивать изгородь.
Сара сердито уставилась на Анну, поджав губы и сузив глаза. Не говоря ни слова, она снова и снова стучала по мячу, пока совсем не выдохлась и не покрылась потом.
– Знаешь, – сказала Анна, – гнев – одна из стадий горя. Чувствовать себя так, как ты сейчас, – совершенно нормально.
Голос она включила – молочно-паточный. Ласковый, успокаивающий – для тех, кого от него не тошнит.
Сара сердито отряхнула со штанов траву и подошла к Анне.
– Мама тебе и вправду ничего не рассказывала?
Анна подняла обе руки и пожала плечами.
– Честное слово, понятия не имею, о чем ты.
Сара стащила с себя шлепанцы и швырнула через двор. Они пролетели футов пять, не больше, но напугали Мисс Марпл, которая заскулила и запрыгнула к Анне на колени за утешением.
Сара показала на собаку пальцем.
– Ты тоже наверняка все знала! – Мисс Марпл умильно смотрела на нее. – Да-да! Ты бы наверняка была на ее стороне.
Снова схватив сумочку, Сара прошествовала обратно в дом и повалилась на кушетку в гостиной, закрыв лицо руками.
Анна прошла за ней и села на оттоманку напротив. У Сары все так и чесалось при одном взгляде на это чудовище.
– Ну ладно. Что там стряслось у Дэвида? – быстро выдохнула она. – Так и знала, что мне надо поехать.
Сара глубоко вздохнула. Губы и подбородок у нее дрожали. Она откинулась на спинку кушетки и обеими руками прижала подушку к груди.
– Мама хочет, чтобы я написала эту книжку.
– Какую книжку?
Сара посмотрела на потолок, потом снова на Анну. Глаза у нее наполнились слезами.
– Мамину. Последнюю. Книгу.
С каждым словом в груди у нее болело все сильнее.
Анна вытаращила глаза.
– «Эллери Доусон»?
Сара застонала и впилась пальцами в голову.
– Но мама уже все написала! Мы же спрашивали. Она сказала, все улажено.
– Так вот, она соврала. Да-да… мама, получается, врушка.
– Ну да, конечно. Наша мама?
– Ну а кто.
– Так, значит, это ее злодейский план: родить тебя, тридцать два года втираться тебе в доверие, а потом – р-р-р-р-раз! Она тебя подловила!
Сара отвела глаза.
– Ну как-то так.
– Ты хоть понимаешь, как это смехотворно звучит?
– А ты хоть понимаешь, как смехотворно звучит идея, чтобы я писала эту книгу?
– Ты же писательница.
– Анна, я сочиняю описания украшений для «Клевых купонов».
– Но ты же учишь писательскому мастерству…
– Я учу похмельных первокурсников пользоваться библиотекой.
– А твои поздравительные открытки?
– Не поздравительные, а про химиотерапию. И опубликовали только пятнадцать штук, так что не пытайся выставить это все как что-то логическое.
Анна прижала руку ко лбу.
– Пойду заварю чаю.
Она направилась к выходу.
Чай.
Сара снова откинулась на спинку, мучительно желая, чтобы кушетка поглотила ее целиком. Против воли из глаз покатились горячие слезы, оставляя грязные дорожки потекшей туши. Нашарив сумочку, Сара вытащила салфетку.
Ну разумеется, Анна-Кат пошла заваривать чай. Именно так поступила бы мама. Сара сама не знала, чего ей хочется: чем-нибудь во что-нибудь запустить или просто сидеть и плакать.
Когда Сара приходила домой после неудачного дня, мама крепко обнимала ее, всовывала в руку салфетку и говорила: «Пойду заварю чаю». Неизменной приметой вечера был «эрл грей» с лавандой. Мятный – чтобы взбодриться, ромашка – чтобы лучше спать. И любимое сочетание Кассандры: зверобой с пассифлорой.
Вечером того дня, когда умер папа, Кассандра приготовила им чай. Они тогда жили в крохотной квартирке в Ист-Энде, в Лондоне. Саре было семь, а Анне десять. Они только что вернулись из больницы, и назад ехать не было смысла. Кассандра вытирала слезы посудным полотенцем и заваривала чай для грустных времен – зеленый, с апельсиновыми корками. Даже теперь это сочетание оставалось для Сары вкусом утраты.
Сара несколько раз глубоко вздохнула и собрала гору использованных салфеток. Повесила на плечо тяжелую рабочую сумку и отправилась вслед за Анной-Кат на кухню. На пороге гостиной она остановилась и оглянулась на пушистую оттоманку. Точь-в-точь черно-белая корова – если бы у коров была длинная лохматая шерсть и тонкие золоченые ножки. Чего у коров не было. Потому что природа умнее.
Сара решительно задвинула оттоманку в угол за кушетку. Сняла с подоконника плед и накрыла дурацкую штуковину.
Так-то лучше.
Она вошла в кухню. Анна у стойки откупоривала жестяные банки с чаем.
– Зачем ты всюду таскаешь за собой эту сумку?
– Мне она нужна, ясно?
Сара принялась выкидывать смятые салфетки в волшебное мусорное ведро, открывавшееся автоматически от взмаха руки. «Гораздо гигиеничнее», – гордо сказала Анна, когда ее муж Джеральд Т. Грин как-то вечером принес это ведро «просто так». Он был экономистом в Национальной ассоциации дилеров – одним из семи людей во всем мире, которые и вправду знают, что почем. Он носил вязаные жилеты и покупал Ливви с Джудом всякие умные игрушки типа «Изобретаем электронику» и «Набор для изготовления гидравлических роботов». В свои шесть и семь дети были куда умнее Сары, но все равно любили ее.
Сара подошла к раковине и поплескала себе в лицо холодной водой. Потом промокнула лицо бумажным полотенцем и попыталась оттереть хоть часть размазавшейся туши.
Анна дала ей две таблетки ибупрофена и чашку воды, глядя на нее нежно и ласково.
– Прости, что я не поехала. Думала, это какой-то рутинный вопрос. Еще что-нибудь обсуждали?
– Дэвид спрашивал про какую-то женщину по имени Мередит Лэмб. Я так поняла, мама оставила какой-то фонд для нее и отдельно еще фонд на университет для ребенка. Ты ее знаешь?
– Хм. Звучит вроде бы знакомо, – Анна вернулась к завариванию чая, – но что-то не соображу.
Анна-Кат унаследовала материнский талант готовить собственные чайные смеси. Так успокаивающе было наблюдать, как она насыпает в деревянную миску ароматные сухие листья и коренья. Сняв с плиты чайник, она вытащила из застекленного буфета две чашки и блюдца.
Сара смотрела, как Анна бережно набирает чайную смесь в ситечки, наливает в чашки кипяток, и дыхание у нее понемногу выравнивалось.
– Так… мама тебе и в самом деле ничего не говорила?
– Честное слово. Я тоже была уверена, что книга давно закончена.
Закончив с чаем, Анна принесла на стол тарелку с квадратиками печенья, сахар и сливки. Придвинула одну чашку Саре, а сама уселась с другой.
Сара вдохнула аромат ванили и персика. Сердцебиение у нее наконец успокоилось, но грудь по-прежнему тупо болела, словно там застряло что-то тяжелое. Сара добавила себе молока и коричневого сахара, как любил папа, размешала и сделала маленький глоточек. Ах, если бы только это было обычное чаепитие, и они обсуждали бы фильмы, хорошие книги или что смешного сказали дети.
– Анна, я понятия не имею, о чем думала мама. Ну то есть я и так вся никакая после маминой смерти и моего дурацкого развода, а тут еще она втягивает меня в этот кошмар.
Анна вздохнула.
– Я тоже не понимаю. В смысле серия же была ей, ну, как ребенок. Она любила ее больше всех прочих.
– Мама все свои книжки любила.
Анна покачала головой.
– Нет. Это ее любимая. Тут даже обсуждать нечего. Ты же знаешь.
Сара немного помолчала.
– Я не знала.
– Мама потратила на эту серию больше всего времени, сил, слез. Это ее лучшая. И так считаю не только я. – Анна остановилась. – Что… ты не согласна?
Сара перевела дыхание и отпила еще чая.
– Ну, наверное. Я просто не знала, что мама так это ощущает.
Анна-Кат откусила кусочек печенья.
– И для тебя это будет не первым романом.
– Ну да, конечно! – Голос Сары налился желчным сарказмом. – Мой неопубликованный шедевр, от которого сам великий Фил Дворник камня на камне не оставил.
– Сара, это называется литературной критикой.
– О да. Я обращаюсь к редактору моей мамы за отзывом и получаю десять страниц – одинарный интервал – о том, как ему не понравилась моя книга. После такого я бы издателя все равно не нашла.
– Ты всю жизнь мечтала писать, а потом даже не попыталась опубликовать свою книгу. Сдалась после того, как Фил тебя раскритиковал.
– Спасибо, Анна. Давай, бей по больному.
Анна-Кат отставила чашку и скрестила руки на груди.
– Харпер Ли говорила, каждый носит в себе хотя бы одну книгу.
– Это не значит, что каждый должен свою книгу писать! И кстати, Харпер Ли такого не говорила. Никто не знает, кто это сказал. – Сара вскинула обе руки в воздух. – Люди, проверяйте источники!
Анна-Кат два раза моргнула – ее классическое, пренебрежительное мигание.
Сара фыркнула.
– Я просто не верю, что мама была в состоянии здраво мыслить. Я и на самом базовом уровне едва вывожу – а тут это?
Анна всю жизнь страдала заблуждением, будто бы старшие сестры умнее младших. Заблуждение, которое Сара решительно отказывалась разделять – кроме тех случаев, когда это было ей на руку. Сейчас – не было.
Анна-Кат подалась вперед.
– Позвони Филу. Тебе нужна его помощь.
Сара подавилась чаем и так закашлялась, что из глаз у нее потекли слезы.
– Ни за что на свете! С меня хватило и его присутствия в мамином доме во время ее болезни! Что он вообще там забыл?
– Да ладно тебе. Совершенно очевидно же, как они с мамой друг к другу относились.
– Я решительно отказываюсь верить, что мама по-настоящему любила его. Это было кратковременное увлечение. И вообще, она была не в себе.
– Фил ей подходил. А ты с ним и пары слов не сказала.
– Сказала!
– Добрый день? Спокойной ночи? Ты его всеми силами избегала.
Сара сощурилась. Она лишь усилием воли удерживалась, чтобы не завопить во все горло: «Ты мне не указ!» Она снова отхлебнула чая, молча гордясь своим неслыханным самообладанием.
Недавно отошедший от дел Фил Дворник был не только владельцем «Айрис Букс», но и бессменным редактором Кассандры на протяжении двадцати лет. Сара прекрасно знала, что именно он дал Кассандре старт – и да, что он был лучшим в издательском мире. Но еще он был стар, вспыльчив и не любил чай.
Анна положила руку на локоть Сары.
– Тебе надо ему позвонить.
– Мне надо домой!
Сара отнесла чашку к раковине и тщательно вымыла, замочив в процессе рукава. Внезапно ей до смерти захотелось уйти отсюда. Вот только дополнительного давления по поводу Фила ей не хватало.
– Ладно, ладно. Не будем сейчас о Филе. – Анна начала разгружать посудомойку, громко звеня посудой.
Сара взяла сумку и направилась к парадной двери. Анна перекинула полотенце через плечо и поспешила за сестрой. Сара знала: Анна не выносит, когда кто-нибудь покидает ее дом сердитым, даже если она ни в чем не виновата.
Взгляд Анны снова смягчился.
– Как-нибудь со всем разберемся, слышишь?
Сара в это не верила, но пробормотала не слишком искреннее спасибо.
– Твои шлепанцы, кажется, во дворе.
– Оставь их себе.
– Слушай, – Анна со всех сил старалась быть конструктивной, – может, тебе потихоньку начать перечитывать ее книги? Ну знаешь, чтобы прочувствовать мамин темп и стиль?
– Анна, там восемнадцать книг. А у меня пока еще есть работа. – Сара понимала, что уже откровенно вредничает.
– Дай всему улечься в голове, ладно? А план действий мы придумаем. – У Анны-Кат в жизни было три больших любви: Джеральд Т. Грин, ее дети – и планы действий, причем не обязательно в этом порядке. – Уверена, что Люси, мамин новый редактор, тебе всегда поможет. Может, надо попросить ее поговорить с Филом.
– Перестань выдавать эту катастрофу за что-то осмысленное. А вот насчет Фила ты права. Мне с ним разговаривать незачем. – Сара видела разочарование в глазах Анны. Ее сестра была прирожденной решательницей проблем, переговорщицей, способной торговаться с террористами за жизнь заложников, разделывая курицу к семейному обеду. Но Сара не хотела решать эту проблему. Она хотела, чтобы кто-то сделал так, чтобы эта проблема исчезла. Пуф – и нету. Вот и все.
Попрощавшись с Анной, она босиком зашлепала обратно к машине. Пора домой, к Гэтсби. Собаки отлично ладят с вредными людьми. А вдруг быть вредной и есть ее новая нормальность.
Бывают вещи и похуже.
Глава 5
Если ты начинаешь спрашивать себя…
«А писатель ли я на самом деле?
Художник ли?» – скорее всего, да, так и есть.
Изобретатель-самозванец полон уверенности в себе.
Настоящий – боится до смерти.
Стивен Прессфилд
Гэтсби был золотистым лабрадором, который вылетел из Луисвильской школы собак-компаньонов за «проблемы с вниманием в местах с оживленным уличным движением» и «неуместную гиперактивность» в продуктовых магазинах. Майк с Сарой были женаты три года, и Сара хотела детей, а Майк нет. Тогда-то им и подвернулся Гэтсби. Сара всегда испытывала сочувствие к неудачникам. У Гэтсби была бледно-желтая, как масло, шерсть, большие висящие уши и выразительные карие глаза, отчетливо говорящие Саре три вещи: 1) я прекрасно тебя понимаю, 2) все будет хорошо, и 3) без Майка нам только лучше. Последняя фраза, относительно новая, отчетливо появилась в глазах Гэтсби сразу после того, как Майк бросил Сару.
Когда Сара пришла домой, Гэтсби немедленно осыпал ее всеми знаками внимания и любви, какие только доступны собаке. Она взъерошила ему шерсть на спине и потерлась щекой о шею, а потом приняла две таблетки ксанакса и завалилась в кровать.
Гэтсби положил голову ей на колени. Майк ни за что на свете не пустил бы собаку в постель. Сара лежала, бездумно переключая каналы. Любимые кулинарные передачи несколько месяцев назад утратили былую прелесть. Еда перестала привлекать и на вид, и на вкус уж тем более. Сара включила какую-то британскую комедию, но не сумела на ней сосредоточиться. Тогда она вывела Гэтсби на прогулку, но от злости на маму постоянно ускоряла шаг, а Гэтсби плелся медленно и все обнюхивал.
После прогулки она попыталась заснуть, но лишь переворачивала и переворачивала подушку, пока злость и досада ее не растворились в глубокой, всепоглощающей грусти. Сара вцепилась в подушку, ощущая себя невероятно слабой, никчемной, никому не нужной. А ведь было время, когда она взялась бы за книгу не раздумывая, даже с радостью.
Она позвонила Анне-Кат.
– Я не очень храбрая, – прошептала она.
– Ты о чем? – Спросонья Анна еле ворочала языком.
– Раньше я была храброй. Стремилась к своей мечте. Считала, что на что-то способна. Как ты думаешь, Майк на самом деле именно потому и ушел? Потому что ему нужна жена похрабрее?
– Майк идиот. Сам не знает, что потерял. Ему не храбрая жена нужна, а мозги.
– Ну да. Ты права. Конечно, ты права.
– Уже поздно. Поспи хоть немного. Завтра что-нибудь придумаем. Выработаем план действий.
Сара выключила лампу. Гэтсби тихонько похрапывал на полу рядом с ней. В наступившей темноте она смотрела на очертания окна. По краям жалюзи просачивались отсветы уличных фонарей.
Сара снова включила лампу и опустилась на колени перед туалетным столиком. Выдвинула нижний ящик. Как и всегда, стоило его открыть, воздух наполнился ароматом лаванды от засохших веточек из маминого сада. Это была мамина идея, сразу после ухода Майка – сделать утешительный ящик. Чтобы в нем хранились «утешения и возможности» – что, на взгляд Сары, звучало довольно глупо, но спорить она не стала. Анна-Кат тоже завела себе такой ящик, но не сказала Саре, что туда положила.
Сара вытащила старое издание «Истории о кролике Бенджамине» Беатрис Поттер. Это была папина книжка. Он прочел Саре все книги Поттер. У Сары хранилась фотография – их семья у каменной стенки дома Поттер в Озерном крае, одна из последних семейных поездок перед тем, как папа окончательно разболелся. Сара, семилетняя, стоит перед отцом, его сильные руки лежат у нее на плечах, лицо утомленное, но все еще красивое. У них с папой были одинаковые карие глаза и каштановые волосы. В Саре было так мало отцовского, что она всегда считала свои глаза подарком от него и только ей, лично. У Анны-Кат глаза были голубыми, в маму.
Кроме того, в ящике лежала еще одна фотография – они с Гэтсби (а Майк вырезан); рассказик, который Сара написала в старших классах и который получил принстонскую премию; и коричневая картонная папка со множеством литературных наград, полученных ей в школе и на первых курсах. Мама написала на папке: «Следующему писателю в семье!» В то время жизненный путь Сары казался таким очевидным. Следом из ящика появился тоненький красный шарфик – этим шарфом у мамы были повязаны волосы почти на всех ее студенческих фотографиях из Джорджтауна. Именно там родители и встретились. Отец Сары, Джек Грейсон, был британцем, который любил все американское и женился на американке, любившей все британское. Сара достала его записную книжку в кожаном переплете. Мама отдала ей эту книжку прошлым летом, после ухода Майка.
Сара убрала обратно в утешительный ящик все, кроме записной книжки, и забралась обратно в постель. И уснула, вцепившись в книжку, точно в спасательный круг.
* * *
В ту ночь ей приснилось шумное семейное сборище, на котором мама тихо сидела в уголке, словно знала какой-то секрет, но не хотела никому рассказать. Проснувшись, Сара все еще ясно видела маму из сна. Что она скрывала? Рывком сев на постели, Сара схватила с ночного столика бумажный блокнот. Нагуглила даты выхода книг из серии про Эллери Доусон и занесла каждую в график. Потом проделала то же самое для книг о Коби Маклайне – серии, которую мама написала до Эллери. Все книги каждой серии укладывались в одну и ту же схему. Сара с размаху бросила ручку на блокнот.
– Ха!
Дэвид Оллман решительно ошибался.
Совершенно очевидно, что мама уже написала книгу. Осталось только ее найти.
По обычному графику Кассандры пятая книга должна была попасть в руки издателей еще до того, как мама вообще заболела. Сара подбросила блокнот в воздух. Ну конечно, конечно, книга уже написана.
– Отличная шутка, мам, – сказала она, чистя зубы, насыпая Гэтсби завтрак – и поздравляя себя со способностью делать два дела одновременно. Но тут же накапала зубной пастой изо рта на сухой корм.
Теперь Саре стало яснее ясного: узнав о болезни, Кассандра поняла, что под этим предлогом может заставить Сару снова начать писать. Видимо, смертельный недуг даже в самых хороших людях пробуждает склонность к манипуляциям и пассивной агрессии. Наверняка мама сказала Дэвиду, что не закончила книгу, специально чтобы Сара посчитала своим долгом завершить серию. Во всем этом была какая-то извращенная логика.
Приняв душ и приготовившись к новому дню, Сара испытывала даже что-то вроде надежды. Она позвонила на работу и сказалась больной, хоть и чувствовала себя слегка виноватой, что прогуливает уже на второй день после возвращения, но сегодняшняя миссия была важнее: найти книгу.
По дороге к маминому дому она позвонила Анне-Кат.
– Я составила график маминой работы над «Эллери Доусон». Что бы она там ни наговорила Дэвиду, лично я уверена: она эту книгу уже написала. Наверняка. Скорее всего, она спрятана в каком-нибудь файле у мамы на компьютере, или в ящике, или на флешке, или в облаке.
– Тогда зачем мама сказала Дэвиду, что никакой книги в помине нет?
– Ну ясно же – хотела заставить меня писать. Но не стала бы мама оставлять это все на меня без хоть какого-нибудь запасного варианта. Любимых литературных персонажей не бросают на милость дочери, которая провалилась даже в качестве автора подписей к поздравительным открыткам. Я еду к маме – обыщу ее кабинет.
– Проверить точно стоит.
Сара слышала звон посуды и голоса распевающих на заднем плане Джуда и Ливви.
– Можешь позвонить этой Люси из издательства и попросить у нее черновики пятой книги, которые мама ей присылала?
– Сара, мы же не знаем, были вообще черновики или нет.
– А ты держись так, будто мы знаем! Притворись, что мы полностью в курсе происходящего. И у Фила попроси, ладно?
– Ну хорошо. Я везу детей в школу к девяти. Позвоню после встречи с первым клиентом.
Такого прилива энергии Сара не испытывала уже много недель. Ее поставили перед жуткой перспективой дописывать самую популярную серию в мире – но теперь перед ней замаячила надежда на спасение.
Оно совсем рядом.