Джоани Эллиотт
Смелость Сары Грейсон
Глава 2
Мы умираем. Таков, возможно, смысл жизни.
Но мы развиваем язык. Таково, возможно,
мерило наших жизней.
Тони Моррисон
«Нью-Йорк Таймс»: «Любимая всеми писательница Кассандра Бонд скончалась в возрасте шестидесяти двух лет».
«Кассандра Бонд, чьи насыщенные адреналином и напряжением романы дали начало новому жанру феминистического триллера, скончалась в среду утром в Бетесде (Мэриленд). Мисс Бонд умерла дома после недолгой борьбы с раком поджелудочной железы, сообщила Тея Маршалл, давний представитель мисс Бонд по связям с общественностью.
Авторский путь Бонд начался с трагедии. Оставшись вдовой с двумя маленькими дочерями после безвременной кончины мужа – британского педагога Джека Грейсона, – мисс Бонд, бывшая медсестра скорой помощи, начала писать, ища способ справиться с горем утраты. В 2017 году она призналась в интервью „Таймс“: „Это Джек всегда хотел стать писателем. Не я. Мне нравилось работать медсестрой, ни о каком писательстве я в жизни не помышляла“.
Ее дочь, Анна-Катерина Грин, рассказывает: „Через два года после папиной смерти мама решила попробовать силы в писательстве и с удивлением обнаружила, что у нее это здорово получается“.
То, что началось как своего рода терапия, превратилось в одну из самых успешных в истории писательских карьер – более трехсот миллионов проданных книг по всему миру. Последний роман мисс Бонд „Столкновение миров“ стал четвертым в серии „Эллери Доусон“. Он в первый же месяц разошелся в количестве пятнадцати миллионов экземпляров и до сих пор, рекордную двадцать одну неделю подряд, занимает первое место в рейтингах как „Эн-вай-ти“, так и „Ю-Эс-Эй тудей“. Недавно снятый по мотивам первого романа этой серии фильм «Большой маленький мир» за премьерные выходные принес четыреста пятьдесят миллионов долларов.
Мисс Бонд написала восемнадцать романов, пятнадцать из которых стали бестселлерами. По десяти сняты блокбастеры. У Бонд остались две дочери, Анна-Катерина Грейсон-Грин и Сара Грейсон, а также двое внуков».
«Вашингтон Пост», критик Стив Кроган:
«Никто не умел так, как Бонд, сочетать искусство держать в напряжении с искусством создавать глубоких персонажей. Мир литературы потерял настоящего художника».
Твит Карен Сиглер, одиннадцатиклассницы из «Джордан-Хай-Скул», Сэнди, штат Юта:
«В жизни ни одной книжки целиком не прочитала, пока наш учитель не дал мне первую „Эллери Доусон“. А теперь я все-все книги Бонд проглотила. От природы я не очень храбрая, но, когда читаю ее книги, чувствую себя гораздо храбрее».
«Эн-би-си Найтли Ньюс»:
«Импровизированные мемориалы знаменитой писательнице Касссандре Бонд продолжают расти рядом со Спиталфилд-маркетом в Ист-Лондоне и у Бельведера в Сентрал-парке – оба этих места неоднократно фигурируют на страницах произведений Бонд. Оплакивая утрату литературного кумира, осиротевшие читатели несут туда цветы, свечи и книги, предназначенные для библиотек Кассандры».
«Обзоры Рози», ютуб-канал «Клепальщица»:
«Слушайте, ну все же знают, что Эллери Доусон – самая крутая крутышка на свете. И мы все понимаем: чтобы такую написать, надо самой такой быть. Так что – за тебя, Кассандра Бонд. Надеюсь, когда-нибудь я стану такой же сильной, как ты. Роуз Уэйд».
«Литературный тупик»:
«Кто-нибудь, прекратите это уже! Если я увижу еще хоть одну статейку про несравненную Кассандру Бонд, меня вырвет. Ну сколько можно! Эта дрянная богатенькая писака получила известность исключительно благодаря талантливым кинематографистам. Ее книженции продаются из-за фильмов, а не из-за ее писательских способностей».
Си-эн-эн:
«Популярная писательница Кассандра Бонд была похоронена в воскресенье на Парклаунском кладбище в Бетесде, штат Мэриленд, после частной службы в епископальной церкви святого Иоанна».
Заявление от имени семьи Бонд:
«От имени всей нашей семьи мы благодарим вас за неиссякаемую любовь к нашей матери и бабушке. Мы воздаем должное ее бесчисленным достоинствам. Наша мама была самой великодушной, веселой и мудрой женщиной, какую мы только знали. Наша жизнь никогда не станет прежней».
«Эль-Эй Таймс»:
«Пятая книга серии „Эллери Доусон“, ее долгожданная заключительная часть, окружена самыми невероятными слухами и догадками. Один близкий к семье писательницы источник утверждает, что книга уже дописана, а другой, близкий к издательским кругам, сообщает, что рукопись так и не была закончена. От постоянного издательства Бонд, „Айрис Букс“, комментариев получить не удалось».
* * *
Май.
Через три недели после маминой смерти Сара вернулась на работу, потому что не знала, что еще делать. Таков был третий шаг в подробно расписанном Сибил Браун-Бейкер плане под общим названием «Найти новую нормальность». Пляжные шлепанцы в план не входили. Каблук туфли сломался по дороге через кампус, застряв в щели между расшатавшимися плитками. Сара доковыляла обратно к машине, открыла багажник и выудила из сумки, которую девять месяцев как собиралась отдать на благотворительность в «Гудвилл», неоново-розовые шлепки.
Сара старалась не обращать внимания на постоянную тупую боль в животе, угнездившуюся там со дня маминой смерти. Она глубоко вдохнула и выдохнула.
– Новая нормальность.
Было тепло и солнечно, студенты Мэрилендского университета высыпали на зеленые просторы Маккелдин-молла: ели, валялись с учебниками или спали прямо на траве.
Сара прошествовала к своему корпусу, как была: в темно-синих укороченных брюках, приталенной рубашке – и розовых шлепанцах. Может, она смотрелась даже не очень дико, а наоборот, артистично. Типа – вольная душа. Несколько минут она усиленно пыталась притвориться, что так и есть.
Не прокатило.
На вольную душу она никак не потянет. Прямые каштановые волосы Сары были собраны в аккуратный хвостик. Последнее время ни на что большее ее не хватало, менялась только высота хвостика на затылке.
Шлепанцы честно шлепали при ходьбе. Громко. Шлепок, а потом что-то типа сдавленного писка.
– Новая нормальность.
Когда Сара заваривала себе чай на факультетской кухне, туда вошла Бинти.
Она обняла Сару.
– С возвращением. Как ты?
– Ну, пришла вот. – Она пожала плечами и поплотнее запахнулась в черный кардиган. Кондиционеры в помещениях работали прямо-таки агрессивно. Такими темпами к следующей неделе Саре понадобится зимнее пальто.
– Нашла цветы, которые мы тебе на столе оставляли?
– Спасибо. Я люблю герберы.
Бинти улыбнулась, заправила за ухо каштановый локон и налила себе кофе в кружку с эмблемой университета Северной Каролины.
– Поверить не могу, что ты решила вернуться на последней неделе. Твои занятия есть кому проводить, ты же знаешь. А у тебя сейчас голова разболится, едва по коридору пройдешься.
Сара открыла коробку с чаем.
– Надо начинать писать планы к следующему семестру.
– Ты же ненавидишь писать планы.
– Ну да.
Сара медленно макала чайный пакетик в чашку – вверх-вниз, вверх-вниз. Она не была готова к выходу на работу, но и оставаться дома не хотела. Она старалась не замечать отравлявший кухню вечный запах разогретых макарон и застоявшегося кофе. Секретарша кафедры по имени Стефи Фринхаузер с поистине религиозным усердием вывешивала на холодильник объявления, уведомляющие сотрудников, что «ВСЯ ОСТАВШАЯСЯ В ХОЛОДИЛЬНИКЕ ЕДА БУДЕТ ВЫБРОШЕНА В ПЯТНИЦУ ВЕЧЕРОМ. НИКАКИХ ИСКЛЮЧЕНИЙ!», а также, что «ВАША МАМА ТУТ НЕ ЖИВЕТ».
Бинти прислонилась к кухонной стойке и окинула Сару озабоченным взглядом.
– Ты как? Только честно.
Сара пожала плечами и положила в чай сахара. Говорить о случившемся было все еще тяжело. Видимо, почувствовав это, Бинти сменила тему и защебетала о своем новом курсе «Литература и кино». Было очень странно вести нормальные разговоры на работе, когда твоя личная вселенная так непоправимо изменилась.
Они пошли в учительскую, потому что Бинти надо было распечатать задания к следующему экзамену.
– К слову, отличные тапки. – Она показала на шлепанцы Сары. – Этакое – пляжный стиль встречается с башней из слоновой кости. Мне нравится.
Сара покачала головой:
– Не спрашивай.
Пока они шагали мимо изнуренных недосыпом студентов, вперивших усталые глаза в учебники и конспекты, Бинти продолжала трещать о кафедральных новостях.
В учительской висели новые объявления от Стефи с новыми дополнительными правилами пользования ксероксом и почтовыми ящиками и еще одно, гласившее: «СТУЛЬЯ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ТОЛЬКО ПО НАЗНАЧЕНИЮ».
Бинти хлопнула по объявлению.
– Что за животные тут работают! По-моему, этого как-то мало.
Схватив маркер, она написала на двух листках бумаги: «ПРОСЬБА НЕ ЛИЗАТЬ СТЕНЫ» и «ОСТОРОЖНО! ОСТРЫЕ КРАЯ! НЕ ЕШЬТЕ ЭТО ОБЪЯВЛЕНИЕ!» – и приклеила их скотчем к стене. Сара засмеялась. Бинти явно гордилась своим маленьким актом гражданского неповиновения. Университетские кампусы порой – сплошное гнездо противоречий.
Сара подошла к своему почтовому ящику и вытащила стопку внутриуниверситетской корреспонденции и листовок с объявлениями и новостями за последние несколько недель. Прихлебывая «эрл грэй», она принялась разбирать накопившееся.
– Чудесные новости. – Бинти хлопнулась на стул напротив нее. – Я тут потянула за кое-какие нити и выцарапала для тебя место в новом комитете по визуальной риторике. Очень украсит твое резюме, когда ты в следующем году будешь подаваться на позицию старшего преподавателя.
– Не уверена, что стану снова пытаться.
– Ну, конечно, станешь!
– Визуальная риторика не то чтобы мой конек.
– А что твой конек?
– Почему у всякого обязательно должен быть свой конек? Может, некоторым это вовсе и ни к чему, – огрызнулась Сара. Получилось куда эмоциональнее, чем она собиралась.
Бинти серьезно посмотрела на нее.
– А может, твой конек – это «Душевные Открытки Интернейшнл»?
Сара наморщила лоб.
– Они завернули три моих последних проекта.
– Что?
– Когда я не смогла больше писать тексты про рак, потому что… ну, понимаешь… они поставили меня на юбилеи, но сказали, тон у меня какой-то не такой.
Бинти чуть не подавилась кофе.
– Тон?
– Мое начальство сказало – как у хмурой акулы.
Бинти сжала губы – явно пыталась не смеяться.
– Я бы такие открытки покупала.
Сара вздохнула.
– Суровая правда жизни заключается в том, что из меня даже автор поздравительных открыток никудышный. По-моему, они там меня жалеют. Перевели меня в сестринскую компанию, «Клевые купоны». Судя по всему, это самый крутой в мире сайт по продаже онлайн-купонов.
– Ну, хоть что-то.
– О да. Видела бы ты мой маленький шедевр об ожерельях из пресноводного жемчуга. «Стремительно распродается, всего 39,99 доллара!»
– Слушай, ну уж ты-то непременно найдешь нужные слова. А пока просто знай, что у тебя есть варианты. Встреча комитета завтра в «Посудомоях и поэтах» – обсуждаем программу курса. Если хочешь, присоединяйся.
– Я подумаю.
– Честно, ужасно рада, что ты пришла. Я сомневалась, вернешься ли ты.
– Почему бы я вдруг не вернулась?
– Ну, знаешь…
– Что знаю?
– Не то чтобы теперь тебе нужны были деньги. Наследство твоей мамы? Ну то есть я как-то думала, тебе теперь нет необходимости работать… то есть вообще… при желании. В смысле теперь ты могла бы делать что угодно.
– Мама никогда не переставала работать. С чего бы мне вдруг переставать?
– Конечно. Ладно, неважно. Забудь. – Бинти подошла к принтеру и надорвала обертку новой пачки бумаги.
Сара вытащила свой ноутбук и, барабаня пальцами по столу, подождала, пока он включится.
– Мы с сестрой сегодня после работы встречаемся с маминым юристом. Он сказал, это по поводу маминой книги. Скорее всего, просто какие-то документы подписать.
– По поводу пятой части?
– Наверное.
– «Нью-Йоркер» пишет, надо бы устроить конкурс, кому его дописывать. – Бинти положила бумагу в поднос и задвинула его в принтер. – Типа, от каждого автора по шестьдесят страниц текста – и у кого лучше получится.
– Книга уже написана. – Сара набрала пароль и отпила еще чая.
– Правда? Ты ее читала?
– Нет, но мама самый ответственный человек в мире. Она просто не могла оставить незаконченный текст. – Когда Кассандра заболела, вопрос о пятой книге и правда возник. Она заверила Сару и Анну-Кат, что с книгой «все улажено». Это и не удивляло. Кассандра Бонд всегда опережала график.
Бинти оперлась на принтер, из которого начали вылезать страницы.
– Поразительно просто – я о твоей маме. Закончить книгу, несмотря на рак и все такое.
Сара замигала, смахивая слезу. Бинти повернулась к принтеру, а Сара открыла электронную почту. И тяжело вздохнула. Четыреста два непрочитанных письма.
Принтер резко перестал работать. Бинти вытащила поднос и с силой загнала его обратно.
– Чертова железяка.
Сара показала на объявление: «ПРОСЬБА НЕ РУГАТЬ И НЕ БИТЬ ПРИНТЕРЫ». Бинти снова стукнула принтер. Он заработал. На лице у нее отразилось удовлетворение.
Сара захлопнула ноутбук.
– Отвлеки меня от всего этого. Расскажи про ваш курс о литературе как кинематографе.
– Запросто! Хотя и так половина экзаменационных работ посвящена экранизации «Эллери Доусон». – Она подняла распечатку с вопросами. – Я даже включила один вопрос по ней в программу экзаменов.
Сара закрыла лицо руками и застонала.
– Сара, прости! – Бинти скомкала лист и швырнула в корзину. Промахнулась. Листок приземлился рядом с призывом соблюдать чистоту. – Забудь ты про эту Эллери! Хочешь хорошенько треснуть какой-нибудь принтер?
Сара сжевала четыре таблетки от изжоги и отправилась к себе в кабинет.
* * *
После работы, по дороге к юристу, Сара заехала на кладбище и поставила на мамину могилу вазу с герберами. Она приезжала сюда каждый день. Могила с редкими прядками сухой травы все еще выглядела совсем свежей. Сара наклонилась и коснулась ладонью земли, влажной после ночного ливня, но теплой от солнца. Глубоко вздохнула, пытаясь почувствовать близость матери, ее присутствие.
Пока она возилась с цветами на могиле, зазвонил телефон. Запыхавшаяся Анна-Кат сообщила, что ее дочке Ливви в школе стало нехорошо, поэтому она едет забирать ее и на встречу не успеет.
– Прости, что бросаю тебя одну. Может, перенесем?
Дай Анне-Кат волю, она до сих пор водила бы Сару через парковку за руку.
– Я вполне справлюсь. Уверена, там ничего особенного. Занимайся Ливви, а я тебе все расскажу.
Сара нежно погладила влажную землю на могиле матери и зашагала обратно к машине.
Глава 3
Писать – все равно что замуж выходить.
Ни за что нельзя в это ввязываться,
если не восторгаешься, как же тебе повезло.
Айрис Мердок
Адвокатская контора «Оллман, Питерс и Дженкинс» занимала старинный кирпичный дом в центре Бетесды. Внутри пахло корицей и эвкалиптом, а обстановка была до того элегантна, что Саре захотелось чинно выпрямиться, а изъясняться лишь чопорно и официально. Паркетные полы так и сияли, в вестибюле Сару встретили знакомые ноты барочной классики, которую там крутили практически нон-стоп.
Это место она ненавидела лютой ненавистью.
Макнил-Галлахер, предоставленный фирмой адвокат, в прошлом году вел ее бракоразводный процесс. Люди с двойной фамилией, как правило, изысканнее прочих смертных, и Макнил, носивший широкие бабочки и высветлявший растительность на лице, не подвел. Однако из развода Сара вышла совершенно опустошенной – не потому, что процесс оказался запутанным и тягомотным, а скорее наоборот: потому что не оказался. Майк разъезжал где-то по заграницам и отнесся к расторжению их брака с удручающим безразличием, которое ранило сильнее, чем если бы он яростно сражался с Сарой. Единственным, за что сражался Майк, был их пес, Гэтсби.
Шесть лет брака – и Майку был нужен только пес.
Макнил-Галлахер позаботился о том, чтобы пса он не получил.
Дэвид Оллман-старший, один из основателей фирмы, был юристом, другом и советником Кассандры Бонд с тех самых пор, как Кассандра двадцать лет назад переехала в дом напротив семьи Оллманов. Жена Дэвида, Шерон, принесла ей свежеиспеченный яблочный пирог. Кассандре нужны были и пирог, и хороший юрист, и так родилась эта дружба. Год назад Дэвид умер, и его сын, Дэвид-младший, унаследовал всех отцовских клиентов, включая Кассандру Бонд.
Сара с Анной-Кат ознакомились с основной частью завещания через неделю после смерти матери. Ничего неожиданного там не оказалось. Кассандра, выросшая в рабочей семье из Филадельфии, щедро одарила несколько благотворительных организаций фондами, финансирующими то, что было Кассандре важно, в том числе доступность образования для девочек и программу микрозаймов для женщин. Остаток материнского состояния поровну отходил Анне-Кат и Саре, в том числе выручка от будущих книгопродаж.
Сара ждала Дэвида-младшего в его кабинете. Когда ей было тринадцать, они с семьей переехали в их район как раз вовремя, чтобы ее (из жалости) пригласили на бар-мицву его младшего брата. Дэвид доставил это приглашение лично и всунул в руку Сары, даже не встретившись с ней глазами. Дэвид был ровесником Анны-Кат, и на выпускной они ходили вместе, хотя Анна клялась, что никогда с ним не целовалась.
А Сара целовалась.
Это случилось на неудачной новогодней вечеринке в колледже. В полночь они оказались рядом друг с другом, ну и как-то так вышло само собой. После неуклюжего поцелуя они так же неловко не то обнялись, не то похлопали друг друга по спине. И пошли забирать свои куртки – порознь.
На столе у Дэвида стояла фотография его нынешней девушки, канадки по имени Мия Как-ее-там. На фотографии они ехали бок о бок на велосипедах вдоль какого-то здоровенного озера, предположительно где-то в Канаде. Дэвид всегда был тощим задохликом и терпеть не мог физических упражнений, но нельзя недооценивать влияние экзотических канадских женщин.
– Прости, что заставил ждать. – Дэвид влетел в кабинет. Выглядел он и в самом деле здоровее, чем обычно. Все еще стригся слишком коротко, а очки носил не своего размера, но в груди и плечах заметно раздался.
Он обвел кабинет взглядом.
– А где Анна-Кат?
– Ливви заболела. Я ей все расскажу.
– Может, перенести?
– Да ладно тебе, Дэвид. Все в порядке. Давай уже к делу.
– Уверена?
– Ради бога.
– Ну… что ж. Дай только нужную папку отыщу. – Дэвид сел за стол и открыл ящик. Перебирая стопку бумажных папок, небрежно спросил: – Знаешь что-нибудь о Мередит Лэмб? Она живет в Британии.
– Хм. Да вроде нет. – Сара разглядывала еще одну фотографию на столе: Дэвид и Мия с огроменными рюкзаками. Мия так и сияла, у Дэвида вид был понурый. Судя по всему, Мия была из Ванкувера – такого далекого запада, что уже, считай, и не Канада вовсе. Ну или как дальняя-дальняя родня Канаде.
Дэвид отыскал нужную папку и положил ее перед собой.
– Ваша мать оставила небольшой трастовый фонд для Мередит Лэмб с ребенком. Строго говоря, фонд основал несколько лет назад мой отец, совершенно отдельно от завещания. Ребенок уже совершеннолетний, а фонд включает в себя расходы на колледж. Она упоминала об этом тебе или Анне-Кат?
– Нет, не припоминаю. Но мама была очень щедрой.
– Без сомнений. Может, это какая-нибудь родственница?
– Родители отца умерли и похоронены в Англии. У него там осталась сестра. Никогда не слышала о Мередит Лэмб.
– Хм. Ну ладно. – Дэвид продолжал листать ту же папку. Сара гадала, к чему он подбирается такими окольными путями. Она уже знала, что полностью это наследство напоминает скорее лабиринт и что первое знакомство с завещанием две недели назад охватило лишь самые важные аспекты. Фактически на то, чтобы поддерживать на плаву сложнейший механизм маленькой империи Кассандры Бонд, требовалась целая сеть представителей, включая несколько юридических фирм.
– Я думала, нам надо поговорить о книге. В изложении твоей секретарши звучало так, будто по телефону это никак не обсудить. Это про мамино литературное наследие?
Он кашлянул, продолжая шелестеть бумагами.
– Ну да, дело касается ее работы, а обсуждать и правда лучше лично. Я просто думал, что Анна-Кат тоже придет.
– Я взрослая тридцатидвухлетняя женщина, Дэвид. И держаться за руку старшей сестры мне не требуется.
– Разумеется. – Он сделал несколько глотков из зеленой бутылки для воды со встроенным фильтром. Вытянул шею, наклонил вбок голову и потянул воротник накрахмаленной синей рубашки. – Да… э-э-э… тогда перехожу к делу.
Он снова откашлялся и вытер ладони о брюки.
– Выкладывай уже, Дэвид. Моя мама основала фонд в Замбии? Если на школу для девочек, то это совершенно законно. Мама всегда все проверяет.
Сара все еще соскальзывала в разговорах с прошедшего времени на настоящее. Живот сдавило привычной тупой болью.
Дэвид надел очки, снова снял, потер переносицу.
– Нет, Замбия ни при чем. – Он положил обе руки на стол и сделал долгий глубокий вдох. Такой долгий и глубокий, что даже смотреть было капельку неудобно – как будто Сара прервала что-то личное и лучше бы ей сейчас уйти и вернуться попозже. Должно быть, научился этому на горячей йоге с Мией. Как-то раз он явился к Кассандре прямо с занятия, весь потный. Задумаешься тут, откуда у юриста хватает времени на йогу.
Дэвид выжидательно смотрел на нее.
– Сара, ты меня слушаешь?
– Да. Прости. Слушаю-слушаю. – Она перезавязала хвостик на голове и пригладила его. Кажется, за последнее время у нее развился синдром дефицита внимания. Она посмотрела в лицо Дэвиду, стараясь заставить себя сконцентрироваться, установить с ним зрительный контакт. Интересно, это очки у него слишком большие – или лицо слишком маленькое?
– Так вот, насчет пятой книги… – Дэвид перестал возиться с очками, сжал руки перед собой, сглотнул и вперил взгляд в Сару. – Твоя мама хочет, чтобы пятую книгу написала ты.
Сара засмеялась.
Дэвид к ее смеху не присоединился.
Сара засмеялась снова. Скорее, судорожно закашлялась.
А потом тихо ахнула – вся смехотворная нелепость этих слов наконец дошла до нее, и Сара захохотала по-настоящему, взахлеб. И правда, страшно смешная шутка.
– О-о-о-ох, Дэвид. Ты слишком хорошо знаешь Грейсонов. Но, надо признаться, ты успел меня напугать – руки такие сжатые, выражение такое пугающее, адвокатское, – как будто мне предстоит услышать, что мама обанкротилась.
Дэвид нервно засмеялся.
– Нет, твоя мать не обанкротилась. Но да… писать пятую книгу она выбрала именно тебя.
Тогда-то Сара и заметила, что у Дэвида вспотел лоб – и что он даже не пытается его вытереть. Две капли пота повисли, практически отрицая силу земного притяжения, а Дэвид и бровью не повел.
Желудок Сары провалился куда-то в пятки, а все тело омыла волна неверия в происходящее.
– Дэвид, ты же не всерьез? Книга уже написана. Ну как иначе-то! Мама всегда все заканчивает, ничего не бросает на полпути. Анна-Кат при мне спросила у нее про Эллери Доусон. А мама сказала, что обо всем позаботилась. Я своими ушами слышала!
Дэвид отер лоб тыльной стороной ладони и поправил очки.
– Она запаздывала с книгой. Весь прошлый год работала над общим сюжетом. Надеялась, у нее больше времени.
Сара окаменела, уставившись на него во все глаза. Сердце в груди стучало так громко, что мешало думать.
Дэвид подался вперед, положил руки перед собой.
– Это ее предсмертное желание. Она просила меня выждать три недели после ее смерти, прежде чем тебе рассказывать. Вот письмо для тебя.
Он открыл лежащую перед ним папку и протянул Саре желтый конверт в белый цветочек – такой яркий и солнечный, словно в нем лежала открытка на день рождения, а не жуткое последнее желание. Сара дрожащими руками открыла его и прочла:
Любимая моя Сара!
Смелость. Два благородных слога. Помнишь, это слово входило в список твоих любимых. Слово, исполненное высшего смысла. Давно пора было брать его в имена для девочек. Итак, Дэвид тебе все рассказал. Да, книга твоя. Эта смелая просьба – мой дар тебе. Я помню, о чем мы говорили, – но ты тоже родилась, чтобы писать. У тебя есть дар слова, моя милая, у тебя есть слова. Так пиши их.
Мама.
Сара распустила собранные в хвостик волосы, откинулась головой на спинку кожаного кресла и прижала руку ко лбу.
Смелость.
Смелость.
Сара и до того, как вошла в этот кабинет, не могла бы служить образцом эмоциональной стабильности. А уж теперь мозги у нее словно распухли, разрывая изнутри череп, а сжимавшее душу горе вспенилось и повалило наружу кипящей яростью. Она вскочила из кресла.
– О чем, черт возьми, она вообще думала? – Сара подошла к подоконнику, развернулась и ткнула пальцем в сторону Дэвида. – Это невозможно! Во-первых, мамины издатели в жизни не согласятся на такое идиотское предсмертное желание. Во-вторых, она, скорее всего, это придумала, когда была под препаратами. Дэвид, она принимала сильнодействующие обезболивающие. Была не в себе, под наркотой.
– У твоей мамы в контракте с «Айрис Букс» обговорены специальные авторские условия. Согласно им, в случае ее безвременной смерти за ней остается право самой выбрать автора, который будет заканчивать ее серию, и она может назвать имя этого автора в завещании. Что она и сделала, шесть месяцев назад, 15 ноября. Она была в твердом уме.
– Мама приняла это решение в ноябре? Ноябре? Да в ноябре она еще даже не заболела! – Сара уже кричала. Лицо ее покраснело, залилось жаром.
Дэвид потер шею сзади и украдкой проглотил несколько таблеток.
Сара ахнула. Внезапно она все поняла. Она привалилась к окну, сжимая в руке письмо.
– О боже мой. Она уже была больна. Уже тогда. Дэвид, когда она узнала, что у нее рак?
– Тогда я не знал, что она больна. Она выставила эти условия много лет назад, но до прошлого ноября не называла никаких имен. Теперь издательство по закону обязано сотрудничать с тобой. Они там все умирают от нетерпения узнать, кого выбрала Кассандра, – и вполне понятным образом нервничают.
– Да неужели? – Сара снова опустилась в кресло. Дыхание у нее было частым и неглубоким, голова кружилась. Этого просто не может быть. – Но мама ведь назначила каких-то запасных авторов кроме меня, правда? Ну то есть она же не поставила бы все будущее империи Эллери Доусон на одну меня?
Дэвид покачал головой, старательно избегая ее взгляда.
– Только ты. – Он пожевал нижнюю губу, подыскивая, что бы сказать утешительного. – Мне очень жаль. Ответственность, конечно, несколько угнетающая.
– Угнетающая? Мама продала пятнадцать миллионов экземпляров четвертой части. Все эти пятнадцать миллионов человек ждут пятую часть. А вовсе не меня.
Голос у нее дрожал, сбивался почти на визг. Она сама его не узнавала.
Сара снова спрятала заплаканное лицо в ладонях.
Дэвид обошел вокруг стола и протянул ей коробку бумажных носовых платков в массивном ящичке орехового дерева с выгравированной монограммой фирмы. Сара уставилась на ящичек с нескрываемым отвращением. Неудивительно, что адвокатов никто не любит. Нервными, судорожными движениями она выдернула несколько салфеток. Вытерла лицо. Высморкалась. Вытянула еще несколько салфеток и запихнула себе в сумку. Шумно выдохнула и поднялась на ноги.
– Спасибо, Дэвид. Мне пора обратно на работу.
Она сложила письмо матери пополам. Потом еще раз. И еще. И еще последний разочек. Письмо стало похоже на пачку жевательной резинки. Сара сунула его в сумку вместе с горстью смятых салфеток.
– Погоди, – сказал Дэвид. – Надо очень многое обсудить. Уверен, у тебя возникнет еще немало вопросов. Налить тебе чего-нибудь?
– Мне надо идти. – Она попыталась задрать подбородок и изобразить на лице уверенность. Потом потянулась мимо Дэвида к подставке с салфетками за новой горстью. Потом открыла тяжелый деревянный ящичек, вытащила всю пачку салфеток и зажала под мышкой, как клатч. – Уже совсем пора.
Расправила рубашку и решительно зашагала к двери. Шлепанцы звучно хлопали по полу.
– Слушай, я понимаю, каким потрясением это должно было для тебя стать. Нам предстоит проработать множество деталей, но тебе есть на кого опереться.
– Потрясение. Да. Опора. – Складывать слова в законченные предложения становилось все сложнее. Сара развернулась к Дэвиду. На нее снова накатило головокружение. – Тогда ладно. Или ладушки. Так ведь у папы на родине говорят?
– Не знаю.
– Это был риторический вопрос. – Сара снова развернулась к выходу.
– Постой. Вот, возьми папку. Тут про всех заинтересованных участников процесса. Давай поговорим с утра, ладно? Я понимаю, чтобы это все немного уложилось в голове, требуется некоторое время, но нам надо поскорее разобраться с некоторыми вопросами. После похорон издательство мне житья не дает, а фирма твоей матери из Эл-Эй уже несколько раз спрашивала про контракт с «Сони Пикчерз». И агент твоей матери…
Больше Сара ничего не слышала. Ей казалось, она смотрит на мир из-под воды. Все нечеткое, звуки искажены. Ей просто необходимо было выйти. Найти место, чтобы подумать.
Отыскав свою машину, она стремительно вырулила из гаража. Скорее, скорее увидеться с Анной-Кат. Рассказать ей жуткие новости. Проезжая на обратной дороге мимо кладбища, Сара вдруг ударила по тормозам и круто развернулась. Шины завизжали. Сара остановилась неподалеку от могилы матери и вылезла из машины. Дошла до могилы, вырвала цветы из оставленной час назад вазы и гневно зашагала обратно. Проходившая мимо другая посетительница возмущенно вскинула брови.
Сара посмотрела ей прямо в лицо.
– Вы даже не представляете! – сказала она и поехала прочь.