Джон Раттлер
Хроники Манипулятора. Лицо Искажения
– Да, конечно.
– Линда, нет ли у вас какого-нибудь, скажем так, необычного таланта?
Она рассмеялась.
– Почему вы спрашиваете?
Гиффет посмотрел на неё серьезно.
– Слишком много совпадений. Прошу вас, подумайте. Это может казаться вам совершенно несущественным, но это очень важно.
Она смущенно отвела взгляд.
– Я рисую… людей, которых не знаю. Ну, не совсем рисую. Я могу нарисовать вашего знакомого, а вы его узнаете. А я его даже никогда не встречала. Смешно, правда?
Джонни продолжал смотреть на неё, его голубые глаза, казалось, говорили: «Не бойся, нам можно доверить любую тайну!». Она застенчиво улыбнулась.
– Но это не такие рисунки, как обычно. Вот вчера ночью я нарисовала друга вашего Стюарта, чтобы не заснуть. Но он вышел странный. Я такого не рисовала раньше. Давайте, я вам покажу.
Каротти протянул ей бумажный пакет из-под кофе, другой бумаги в машине не оказалось. В бардачке нашёлся короткий карандаш. Линда положила сложенную упаковку на кресло и начала уверенно рисовать. Перед удивленными друзьями проступал совершенно узнаваемый портрет, с каждым штрихом сходство увеличивалось, обретая глубину и значение. Мисс Клейтон протянула Джонни рисунок.
– Ну как, вы его знаете?
Партнеры переглянулись. Перед ними была абсолютная абстракция из штрихов, окружностей, треугольников и кривых. Каротти восхищенно вздохнул.
– Это же Джозеф!
Джонни кивнул.
– Не просто Джозеф. Это Джозеф, который не согласен. Как вы это увидели? Я затрудняюсь описать словами, что чувствует Джозеф, который не согласен с собеседником.
Она смущенно забрала рисунок.
– Я не знаю. С ним все так странно. Я не могу понять, какого он пола. И сколько ему лет. Вы же его знаете, правда?
Гиффет кивнул.
– Линда, он не человек. И я обещаю вас с ним познакомить, как только мы выберемся из этой передряги.
Человек явно верил в то, что говорил. Это было совершенно понятно. Джонни слушал внимательно, отмечая заученные фразы, которые тот изредка разбавлял собственными мыслями. Последних было совсем немного, и они не представляли никакого интереса. Он так увлекся, что начисто забыл об основной цели своей речи. Гиффет прибыл как меценат, частично разделяющий убеждения наставника Светлого Царства. А этот болтун как раз занимался первичной обработкой новичков и различных сопереживающих, которым по разным причинам деньги жгли карман. С виду могло показаться, что проповедник типичный софист, но Джонни видел его насквозь и знал, что мужчина совершенно искренен и верит в свои слова.
– Истинно говорю вам, только здесь чистая душа может обрести спасение! Все доказательства правоты нашей были нам показаны, и нет среди нас сомневающихся. Мы не просим ваших денег, деньги – это не главное. Но они пойдут на благое дело, верьте. Община растет, и ученье наше находит все больше людей, благодаря таким же неравнодушным, как вы!
Гиффет скептически наклонил голову. Он имел дело с идеальным фанатиком. Пока тот вещал, Джонни попробовал незаметно подправить его отношение к религии, и с удивлением обнаружил, что у него ничего не выходит. Этот индивид стойко держался за сказку про Врата и путь в райские кущи: даже, когда Гиффет откопал в глубинах его памяти и вытащил на поверхность воспоминания о похожей секте, в которую попал его брат, и которую, в конце концов, власти разогнали, агитатор лишь на мгновение запнулся, но сразу продолжил. Что произошло в этот момент у него в голове, Джонни не понял, но успел заметить, как промелькнуло яркое воспоминание: какое-то собрание, люди в балахонах, ощущение покоя, безопасности и детской радости безответственности. Эта свежая картинка заслонила память о брате, вернув ход мыслей в прежнее русло.
Гиффет решил не тратить больше на него времени.
– Я полностью разделяю ваши взгляды, уважаемый. Однако, мне бы хотелось все же увидеть Врата своими глазами, перед тем как я пожертвую им… сто пятьдесят тысяч.
Человек выпучил глаза и замолчал. Джонни терпеливо ждал, иронично наблюдая за ходом его мыслей. Надо было отдать должное этому типу: его денег он жаждал, но не для себя. Идеальный фанатик.
Наконец, реальность и абстракция в голове послушника образовали стабильную субстанцию, он принял решение и пригласил Гиффета осмотреть поселение. Картонные домишки Джонни не интересовали, он хотел увидеть храм. И тот загадочный каменный дом, где жили Чистые братья.
Они решили, что Томас останется приглядывать за Линдой, и если Гиффет не вернется до темноты, вызовут Марию Нельсон с группой поддержки.
Послушник топал по пыльной дорожке в сторону остроконечной крыши, возвышающейся в центре посёлка. На самом верху был пришпилен какой-то символ: две линии, сходящиеся внутри прямоугольника.
– Скажите, мой друг, что обозначает этот священный знак?
Послушник показал на грязную дорожку.
– Это символ Пути. Пути, что ведёт во Врата, за которыми каждый может обрести покой. Он венчает храм, построенный нами для того, чтобы мы молились, и своими молитвами могли объединить наши сердца и помочь друг другу познать истину.
Джонни многозначительно покивал. Они дошли до храма. Он был построен сравнительно недавно и не представлял особого интереса: обычная деревянная церковь. Войдя внутрь, Гиффет с любопытством огляделся, но не смог заметить ничего необычного. Не было у него и дурных ощущений, о которых говорила Линда. Он побродил внутри под непрерывный монолог послушника и вышел на улицу. Прямо перед входом их встретил Грегор. Джонни узнал его сразу, описание мисс Клейтон было очень точным. Преподобный сразу пошёл в атаку.
– Мистер Гуффин, я рад вас приветствовать в нашей общине! Вы уже осмотрели Врата?
Джонни сразу же полез к нему в голову. Жадность, азарт, презрение, ощущение превосходства, власти…
Гиффет не справился с эмоциями, и они отразились на его лице. Сопровождавший его послушник даже отшатнулся, а Грегор и бровью не повёл.
– Мне сказали, что вы намерены потратить значительную сумму в пользу общины. Я безгранично рад, что у нас есть сподвижники во всех слоях этого загнивающего общества. Брат Коди ответил на ваши вопросы?
Джонни постарался убрать с лица выражение брезгливости.
– Да, благодарю. Но я бы хотел побольше узнать о структуре вашего сообщества. Кто тут лидер, как организована ваша община, вы понимаете?
– Конечно, сэр. Я понимаю. Никому не хочется впустую транжирить деньги. Но вы можете быть спокойны. Наша община – это не просто временный пшик. Мы знаем истину, и знаем, что она единственная. И мы неизбежно приведем к ней остальных. Я чувствую и понимаю ваше недоверие. Приходите вечером на службу, и вы поймете, что я имею ввиду.
Гиффет следил за мыслями Грегора, но не видел ничего из того, о чем рассказывала Линда. Да, он противный фанатик с комплексом Наполеона, но каждый имеет право на комплексы и веру во что угодно, на этом держится Америка…
Он вежливо принял приглашение и решил немного побродить вокруг, но за ним увязался брат Коди. Джонни выключил его из реальности, проделав ловкий фокус: он внушил послушнику, что его речи бесподобны и полны глубочайшего смысла. В результате чего тот начал вещать с таким жаром, что совершенно не обращал внимания на происходящее вокруг, и просто таскался следом за Гиффетом, изредка подергивая его за рукав и заглядывая в глаза. Джонни бродил по деревне. Он нашел большой старый каменный дом, скрытый в маленькой роще старых платанов, обнесенной заросшей плющом оградой. Ворота оказались на замке, а лезть через забор посреди дня было глупо. В доме Джонни чувствовал присутствие людей, но ощущение было необычным. До него долетали обрывки мыслей и образов – создавалось ощущение, что внутри играют дети. Он уже чувствовал присутствие малышей в посёлке, когда в поисках капитана облетал Врата на кло’когне. Все это было очень странно, Гиффет словно пытался увидеть привидение. Ощущение присутствия было поверхностным; оно то появлялось, то пропадало. Они немного постояли перед оградой, и Джонни уже собрался двигаться дальше, но вместо этого подошел вплотную к воротам. Среди детей он нащупал сознание одного мальчика. Его звали Родди. Гиффет влез к нему в голову.
– Что ты здесь делаешь, Род?
Малыш растерялся, испугавшись голоса из ниоткуда, и заплакал.
– Вспомни, как тебя зовут. Вспомни себя.
Гиффет развернулся и пошел прочь от ворот, возвращаясь в поселок.
Сектанты занимались своими делами, община работала по принципу самообеспечения. Одни возделывали поля, другие занимались благоустройством поселения. Гиффет заглядывал внутрь каждой головы, до которой мог дотянуться, и видел в воспоминаниях поселян подтверждение рассказа Линды. Грегор всех убедил, что она связана с Вратами, что у неё особое предназначение, и что им нужно сделать все возможное, чтобы указать ей путь. Но все, что касалось вечерних проповедей, было как в тумане. Коди продолжал вещать, а Гиффет почувствовал, что голоден. Он направил свои стопы в сторону трапезной, где воздал должное мирским радостям, или, говоря более понятно, хорошенько подкрепился. До вечернего собрания было еще несколько часов, и теперь оставалось только ждать: Джонни надеялся, что во время службы ему удастся разгадать тайну Светлого Братства.
***
– Почему ты грустишь?
– Ты всегда начинаешь с вопроса.
– Я ребенок, такова моя суть.
– Я грущу, потому что не могу помочь своему другу.
– Почему ты не можешь помочь ему?
– Я не знаю, как это сделать.
– Значит, нужно узнать. Что тебе мешает?
– Хороший вопрос. Если бы я знал, что мне мешает, то уже нашел бы ответ.
– Так не бывает. Мы всегда видим препятствие. Мы не видим только того, что оно скрывает.
– В таком случае, мне мешает время.
– Как может помешать время?
– Оно мешает мне вернуться в прошлое и поступить иначе.
– Почему?
– Ты ребенок. Ты еще не понимаешь сути времени.
– А ты понимаешь?
– Я… Ты меня поймала.
– Почему ты считаешь, что не можешь вернуться?
– Я не знаю. Никто не может вернуться в прошлое.
– Но ведь ты можешь двигаться в будущее. Что тебе мешает двигаться в обратную сторону?
– Время. Время течет только вперед.
– Ты ошибаешься. Я поняла. Вы все так думаете. Вы думаете, что время – это река, и она несет вас.
– И ты с этим не согласна?
– Я не могу быть согласна или не согласна. Я просто знаю, что это не так.
***
Жители общины собирались на вечернюю молитву. Джонни постарался слиться с толпой, он вместе со всеми вошел в храм и уселся в четвертом ряду слева от кафедры. Толпа шумела, но постепенно разговоры стали умолкать, и тогда на трибуну вышел Грегор. Он воздел руки кверху, и сразу же наступила полная тишина.
– Приветствую вас! – голос его был сочный и приятный.
– Каждый день я жду этой возможности – поприветствовать вас в нашем общем доме! Давайте же поблагодарим судьбу за такую милость!
И он принялся читать молитву, в которой прославлялась покорность, трудолюбие, терпимость и покаяние. Прихожане хором повторяли, а Джонни сразу же заскучал. Грегор прекратил бубнить и продолжил.
– Но нет большей радости, чем возможность видеть новые лица в этой комнате! Наша вера растет, и скоро нам понадобится новый храм, который сможет вместить всех братьев и сестер!
Толпа радостно загудела, и проповедник снова воздел руки.
– Сегодня мы снова дадим шанс одному из нас обрести мудрость. А может быть, нам повезет, и наша молитва откроет Врата тому, кто готов и достоин!
Снова раздался одобрительный гул.
– Вы готовы, братья?
Паства заволновалась в предвкушении. Грегор начал читать молитву: Джонни сразу узнал ее по описанию Линды – она полностью посвящалась смирению и покорности судьбе. В различных словесных конструкциях скрывался один и тот же смысл – все предрешено, ничего не изменить, все, что происходит – только подготовка к путешествию в Светлое Царство. Гиффет поначалу сидел спокойно, слушая мысли и чувства проповедника. Но через десять минут его все это стало сильно раздражать. Он начал задаваться вопросом, как такое количество взрослых людей могут так безвольно опустить руки и плыть по течению, постоянно отыскивая оправдание собственного малодушия? А оправдание стояло перед ними на кафедре и самозабвенно распиналось о грешных стремлениях к изменениям.
– Мы сеем и пашем, как наши предки. Мы отказались от роскоши и делаем только то, что действительно необходимо. Мы живем в ожидании возможности. Потому, что мы знаем – Врата откроются тем, кто будет готов!
Джонни изучал голову Грегора, но не видел в ней ничего необычного. Оратор пребывал в состоянии эйфории, получая колоссальное удовольствие от проповеди. Гиффет не чувствовал фанатизма в его мыслях, но это было скорее нормально, даже немного успокаивало. Грегор – обычный пройдоха, который пытается нажиться на малодушии простаков. Джонни начал поглядывать по сторонам, высматривая, как бы незаметно выбраться наружу, как вдруг началось то, о чем говорила мисс Клейтон.
Обстановка в храме незаметно изменилась. Сначала один, затем второй, третий прихожанин начали издавать гудящий звук. Постепенно все помещение наполнилось монотонным, давящим на уши гудением. Люди стали раскачиваться в разные стороны. Джонни почувствовал изменения и на другом уровне: своим особенным чувством он ощутил, как потоки энергии чи’а все больше замедляются, практически прекращая свое движение. Казалось, воздух в храме стал гуще. Сам он не испытывал дискомфорта: его собственная чи’а оставалась без изменений. Джонни проник в мысли женщины, сидящей рядом. Она раскачивалась и издавала носом гудящие звуки так же, как и остальные. В голове у нее не было никаких мыслей, она просто реагировала на раздражители, словно какой-нибудь червяк, живущий, чтобы есть и размножаться. Гиффет проник глубже.
То, что он там увидел, было просто ужасно. Эта женщина оказалась миссис Раковски, женой того несчастного, который скончался на предыдущем собрании. Мыслей в ее голове не было. Осталось лишь стремление – всепоглощающее желание уйти, перестать быть в этом мире. Ей захотелось присоединиться к потерянным мужу и сыну в новой реальности – той, что существовала за Вратами. Рациональное звено было максимально подавлено: ведь если женщина признается себе, что все это страшный фарс, она окажется виновной в смерти мужа. Джонни было совершенно очевидно, что в таком состоянии миссис Раковски готова сделать все, о чем ее попросит божественный проводник Грегор. Джонни снова пригляделся к нему. Новоявленный пророк продолжал свою речь, причем делал это, не особенно переживая за критику: он уже третий раз читал по кругу один и тот же текст. Гиффет не видел никаких признаков готовящегося злодеяния, проповедник находился в состоянии, не сильно отличающимся от транса, в котором пребывала миссис Раковски.
Он бы не беспокоился из-за этого, но то, что происходило с чи’а, было совершенно ненормально. Энергия жизни почти достигла состояния энтропии, из-за чего в воздухе повисло ощущение страшной безысходности. Джонни вспомнил состояние межзвездного прыжка, но это было совершенно другое чувство, не похожее на страх приближающейся потери личности.
Это была неизбежность. Он почувствовал себя камнем, куском холодной скалы, летящим сквозь черноту открытого космоса, не способным изменить траекторию или уйти от столкновения с другим астероидом. Чи’а всегда пребывала в движении. И только здесь, в этой комнате, она не двигалась. Люди гудели все сильнее, Грегор все громче читал нараспев свою проповедь. Джонни закрыл глаза. Нужно понять, что происходит. Сейчас. Потом будет поздно. Он открылся своим ощущениям: Гиффет видел каждую мысль, чувствовал всех собравшихся сектантов, наблюдая за волнами безысходности, которые расходились от каждого прихожанина. Они накладывались друг на друга и становились все тяжелее. И вот тут Джонни почувствовал Грегора.
Сила проповедника была едва заметной. Он не был Светлым. Тусклые не стали бы тратить на него свое время. Но он все же немного чувствовал чи’а. На интуитивном уровне.
Однако, Грегор распоряжался своими слабыми способностями более чем эффективно. Духовный лидер стоял в центре созданной им ямы с человеческими страданиями и преобразовывал их в энергию. Он, словно катализатор, пропускал через себя человеческие эмоции, возвращая их обратно многократно усиленными. Но это было не главное. Грегор использовал чи’а каждого, кто находился в трансе, и с их помощью каким-то непостижимым образом полностью останавливал ее течение. Это приводило к усилению ощущения безысходности, которая давала ему силу. Стоя во главе этой цепной реакции, он сумел практически полностью погасить энергию жизни внутри храма.
Гиффет понял, о чем говорила Линда. Любой, кто сейчас выйдет из состояния транса, станет жертвой своих самых разрушительных суицидальных мыслей. Мозг прихожан прятался сам от себя в последней попытке сохранить жизнь. Гиффет чувствовал это у них в головах: они тут, близко к поверхности, затянутые тонким и хрупким слоем льда забвения. Здесь собрались несчастные в стремлении убежать от себя. Потерянные дети, погибшие мужья и жены. Кого-то унесла болезнь, кого-то случайность. Невосполнимые утраты требовали, чтобы их чем-нибудь укрыли, закидали осенними листьями обнаженные кости воспоминаний.
А Грегор вытаскивал их наружу, выставлял на всеобщее обозрение и говорил: “Вы этого не вспомните, пока я не пожелаю. Вам достаточно проснуться, и вы встретитесь с самым страшным из своих кошмаров”. Джонни почувствовал, что внутри вскипает знакомое чувство. Что же он с этим намерен делать? Пока все было лишено смысла, но этот проповедник не из тех, кто делает бессмысленные вещи.
Ждать пришлось недолго.
Пастырь замолчал и указал на мужчину в третьем ряду справа.
– Ты! Ты готов! Приди к Вратам!
Человек перестал раскачиваться, встал и медленно вышел на трибуну.
– Ты готов войти в Светлое Царство?
Мужчина, темноволосый и невысокий, в клетчатой рубашке и джинсах, с небольшим пивным животиком, вяло пробормотал что-то неразборчивое. Грегор воздел руки.
– Тогда войди во Врата!
Он взмахнул руками. Рукава его серого балахона взметнулись и опустились. Джонни буквально увидел, как вокруг мужчины воздух стал сгущаться еще сильнее. Люди в зале гудели и раскачивались; совершенно дикая сцена, похоже, достигала своей кульминации. Бедняга на сцене перестал дышать, его сердце билось все медленнее и медленнее. Гиффет заметил, что и сам не дышит – это привело его в чувство. Он коснулся сознания Грегора и увидел то, чего не хватало картине все это время. Проповедник излучал торжество. Он наслаждался. Он видел, как перед ним погибает человек, и получал от этого удовольствие. Он управлял, казнил и миловал, подчинял и правил. Грегора переполняло ни с чем не сравнимое чувство власти.
Внезапно Джонни с удивлением почувствовал, что в храме появились дети: он ощущал, как они входят в двери, продвигаясь вперед по залу. Времени оглядываться назад у него не было, мужчина в рубашке начал медленно оседать на пол. Гиффет среагировал как тогда, в первый раз оказавшись в кло’когне: он не рассуждал, а просто сделал то, чего требовало его естество. Джонни ухватился всем своим сознанием за совершенно неподвижную чи’а и крутанул ее изо всех сил. Он уже был разозлен, и результат оказался гораздо большим, чем Гиффет планировал – проповедника швырнуло на пол, а прихожане сразу же начали приходить в себя, словно пробуждаясь от летаргии. Энергия жизни разом пришла в движение, бесследно уничтожив магию Грегора. Но все это Джонни не интересовало – человек на сцене снова дышал, медленно приходя в сознание. Манипулятор довольно усмехнулся.
Пастырь поднялся с пола, и его взгляд уперся прямо в глаза Джонни.
– Среди нас демон! Я ждал тебя, но не так скоро! Схватите его!
И он ткнул дрожащим пальцем прямо в Гиффета. Его призыв не оказал на прихожан никакого действия, они продолжали тупо таращиться друг на друга, все еще приходя в себя после транса. Джонни почувствовал, что сзади к нему приближаются дети. Он оглянулся и обнаружил, что в зале появились люди, одетые в белые балахоны. Видимо, они зашли сюда уже ближе к концу службы. Все они медленно двигались в его сторону. Джонни показалось, что у него двоится в глазах: к нему приближались мужчины и женщины, но внутренним зрением он видел маленьких мальчиков и девочек. Он развернулся к выходу и встретился взглядом со Стюартом, который стоял в двух шагах от него.
– Родни! Я… – Джонни замолчал, наткнувшись на еще одно детское сознание.
Капитан шагнул к нему, рука его метнулась к шее Гиффета, сомкнувшись на ней железными тисками. Большой палец больно надавил на сонную артерию, в глазах манипулятора потемнело, и он отключился.
***
– Озеро. Ты можешь представить себе озеро?
– Конечно. Озеро Тахо – мое любимое место.
– Тогда представь, что время – это не река, а озеро.
– Но в чем разница?
– В озере нет течения.
– Но если вода – это время, она должна течь!
– Это всего лишь твое мнение.
– Это не только мое… мнение.
– Вы думаете, что время несет нас вперед, но это не так.
– Но время течет, разве нет?
– Время неподвижно. Как и пространство. Подвижны лишь наблюдатели.
– Я не понимаю.
– Для времени объектами являются события.
– Хорошо, допустим.
– Мы движемся от одного события к другому.
– Но во времени мы можем двигаться только вперед!
– Мы можем двигаться куда угодно. Но хотим всегда только вперед. Разве ты когда-нибудь хотел двигаться во времени назад?
– Я не знаю, как ответить. Не могу себе этого даже представить.
– Представь, что ты долго шел по дороге к важной цели, но почти дойдя, повернул назад, чтобы вернуться в начало пути.
– Это бессмысленно.
– Ты говоришь, что хочешь изменить что-то в прошлом. Прошлое в начале пути, разве нет? И чтобы его изменить, тебе придется пойти обратно.
***
Было совершенно темно. Джонни несколько раз моргнул, но это ничего не изменило. Совершенная темнота. Он пошарил вокруг себя руками: пол был шершавый и рыхлый, пахло паутиной и землёй. Он встал на четвереньки и аккуратно пополз вперёд. Через несколько метров он больно стукнулся обо что-то головой. На ощупь деревянная доска. Гиффет попытался определить, что перед ним, осторожно водя по предмету руками. Ага, похоже, это лестница. Он начал двигаться вокруг предмета. Вот ступени. Тоже деревянные. Он нащупал перила. Вцепившись в них обеими руками, Джонни стал медленно подниматься вверх. Лестница была крутая. Он насчитал двадцать три ступени, когда уперся плечом в препятствие. Рука опустилась вниз и нащупала дверную ручку. Гиффет подергал – дверь не открывалась. Ни малейшего движения: видимо, конструкция была очень старой – так делали раньше, когда ещё не придумали досок из картона. Было такое ощущение, что ручку просто прикрутили к стене. Гиффет нащупал в темноте верхнюю ступеньку и уселся, держась за перила.
Он заметил, что у него болит шея. Джонни осторожно потрогал ее и сморщился. Точно, Родни Стюарт! Он не мог его ни с кем спутать. Ох…. У него железные руки.
Гиффет начал вспоминать. Дети! Вокруг были дети, и они не были детьми. Взрослые с разумом ребёнка. И Стюарт. Что с ними сделали? Люди в белых балахонах… Чистые! Линда называла их Чистыми. Те, которые уходили со сцены живыми. Он вспомнил последние мгновения перед тем, как капитан отправил его в объятия морфея. Тот человек на сцене… Мозг услужливо раскрывал все, что Джонни успел почувствовать в последний момент. Мужчина перестал дышать, а его сердце перестало биться. И его сознание, окруженное неподвижной и густой, словно битум чи’а, забилось в самый дальний угол, который только можно было себе представить. Гиффет начал понимать, для чего Грегор устраивал такие собрания. Останавливая движение энергии жизни, он открывал двери всем самым страшным кошмарам, которые прихожане прятали от самих себя за семью замками, глубоко в подсознании. Но это было не главное. Останавливая поток чи’а, он отключал внутренний блок, удерживающий человека от суицида. Естественным противовесом желанию прекратить своё существование и раствориться в небытие является желание жить, а жить – значит познавать и созидать, и чи’а есть и то, и другое…. Останови чи’а – и пропадёт желание жить.
Но останется желание умереть. И тогда происходит одна из двух вещей: человек добровольно умирает или прячется в самом надежном месте, где его не достанет желание саморазрушения – в своём детстве. Ребёнок растёт и развивается, его энергия бьет ключом, он по своей сути сам является энергией жизни. На детей магия Грегора не могла подействовать.
Джонни сжал кулаки. Проповедник оказался тем, кем и выглядел. Нужно было положиться на интуицию. А теперь Гиффет сидит в старом подвале, и вокруг ни души. Только мыши роются под лестницей. Сколько прошло времени? Каротти уже наверняка сходит с ума, только бы не натворил глупостей. Джонни сосредоточился и попытался дотянуться хоть до кого-нибудь. Наверху он слабо почувствовал детей. Как тогда, возле старого особняка в роще платанов… Образы то появлялись, то исчезали, как видения в густом тумане. Он попытался ещё немного, но все было бесполезно, Гиффет словно говорил с призраками. Аккуратно спустившись вниз, он стал терпеливо ощупывать стены, пытаясь представить в темноте, как выглядит его тюрьма. Осмотр занял всего пару минут: подвал был небольшой, сухой и совершенно пустой. А ещё в нем было прохладно. Джонни снова вернулся к лестнице и уселся на нижнюю ступень. Оставалось надеяться, что в конце концов за ним придут.
Светало. С листьев скатывались крупные капли и шлепались Тому на макушку, стекая за шиворот. Они с Линдой сидели в кустах на границе Врат и шепотом ругались. Каротти чувствовал, что постепенно проигрывает: у него промокли ноги, а у девушки был зонтик, который купил Джонни. Ей было довольно просто держать инициативу.
– Томас, я вас не пущу туда. Мистер Гиффет уже пропал, и ваш друг Стюарт. А если они и нас схватят, то я уже так просто не убегу.
– Но вдруг ему требуется наша помощь? Я не могу просто сидеть тут и ждать!
– Вы уже позвонили вашим друзьям. Если они приедут и не найдут тут никого, будет гораздо хуже.
– Не знаю. Я чувствую, его надо выручать!
– Вы даже не знаете, где его могут держать! В деревне все знают друг друга в лицо, вас сразу же заметят!
– Ещё рано. Мы могли бы незаметно обследовать посёлок, пока все спят.
– Прошу вас, Томас. Если вас схватят, я не смогу сбежать отсюда!
– Хорошо, хорошо. – Каротти почувствовал, как холодная струйка стекает между лопатками, – думаю, вы правы. Нам нужно набраться терпения.
Линда вздохнула с облегчением: перспектива снова увидеть Мэйсона вызывала у неё приступ паники. Этот злобный наёмник почему-то пугал ее даже больше, чем Грегор. Только она успела об этом подумать, как заметила знакомый пикап, который круто затормозил возле будки привратника.
– Томас, смотрите! Он видел мистера Гиффета, он может его узнать!
– Это все меняет, Линда! Черт. Что нам делать?
– Давайте попробуем проследить за ним незаметно. Если держаться подальше, он не обратит на нас внимания.
Они начали пробираться вдоль границы поля, стараясь не потерять из виду машину Мэйсона. Если бы их видел сейчас Стюарт, он бы от души посмеялся: вдвоём они производили просто невероятное количество шума. Пикап, наконец, остановился, из него вылез наёмник и размашистым шагом направился вглубь деревни.
Гиффет пытался заснуть, но для этого было слишком холодно. Он не знал, сколько прошло времени, какое сейчас время суток, но чувствовал, что сидит взаперти уже достаточно для того, чтобы Каротти поднял тревогу. Почему Грегор не приходит к нему? Джонни нужно было присутствие любого живого человека, и лучше, чтобы у этого человека имелись ключи от двери в подвал. Этого будет вполне достаточно для того, чтобы вернуть инициативу в свои руки. Какой смысл держать его здесь до бесконечности? Гиффет в темноте почесал кончик носа. Это секта. Они верят, что щуплый мужичонка откроет им двери в рай. О каком смысле он пытается тут рассуждать?
Он услышал, как в двери наверху щелкнул замок. Старые петли заскрипели, и в помещение проник луч тусклого света. Джонни, привыкший к абсолютной темноте, невольно зажмурился. По лестнице спускался ребёнок – девочка, совсем маленькая, не старше четырёх лет. Он с трудом разлепил веки: свет резал глаза, но ему удалось рассмотреть посетителя. Это была пожилая женщина в белых одеждах, которые носили Чистые братья. Джонни попробовал перехватить детские желания, изменить их к своей выгоде, но у него ничего не вышло. Ребенок его не видел и не слышал. Малышка играла в саду под раскидистой яблоней и не имела никакого отношения к происходящему. Он даже потряс головой: ситуация вызывала тошноту. Гиффет совершенно не чувствовал взрослой женщины, которую видел перед собой. Словно это был ходячий манекен. В дверном проеме показался мужчина, его Джонни видел как пятилетнего малыша, который был полностью поглощен изучением старой болячки на коленке, результата падения с самоката. Человек не стал спускаться, а просто ждал, когда женщина поставит миску с едой на пол и поднимется наверх. Гиффет почувствовал, что у него от ужаса шевелятся на голове волосы. Он не может ими манипулировать! Он совершенно беспомощен среди фанатиков, которые безнадежно впали в детство!
Женщина поднялась наверх и заперла за собой дверь. Джонни подобрался к оставленной миске и, едва не опрокинув на земляной пол содержимое, принялся есть. Вкус был вполне сносный, наверное, это были бобы с мясной подливой. Ложки ему не предложили, и он ел руками, проклиная всех фанатиков мира с их наигранным аскетизмом и идиотским стремлением спрятаться от реальности.
Он съел все бобы, облизал пальцы и прислонился к шершавой стене. Может, Грегор догадывается о его способностях? Иначе, почему он не приходит сам? Если ему принесли еду, значит прошло уже много времени. По крайней мере, он им нужен живой. Вот только для чего?
От таких рассуждений Джонни совсем расстроился. Нужно взять себя в руки. Нужно действовать… наверняка есть возможность что-то сделать! Гиффет закрыл глаза и сосредоточился. Энергия жизни по-прежнему текла сквозь него непрерывным потоком. Он зачерпнул ее, наполняя себя силой, и потянулся из подземелья наружу так далеко, как только мог, и чуть дальше. Он увидел старый особняк в роще платанов, увидел подвал, вырытый под правым флигелем, почувствовал обитателей трехэтажного дома. Верхний был не жилой, на первом и втором играли дети – пятнадцать Чистых братьев, это их он чувствовал, пролетая в кло’когне над поселением. Джонни потянулся дальше, в сторону от огороженного каменным забором парка. Он ещё никогда так далеко не протягивал своё шестое чувство: на помощь приходила энергия, которую он вбирал из пространства, тянул ее из земли, из воздуха, создавая невидимые линии, которые вытягивались все дальше. Но все было впустую: Врата спали, прихожане в своих домиках были все еще слишком далеко, и достучаться до дремлющего сознания было сложно, особенно с такого расстояния. И тут, когда его энтузиазм был совсем на исходе, Гиффет почувствовал, как на самой кромке охваченного им периметра появился чистый, не замутненный магией Грегора, разум. Человек был зол, он жаждал действовать. Джонни ухватился за этот единственный шанс, из последних сил напрягая подсознание.
