Джон Ширли
И пришел Город
– Едем, э-э… на Койт Тауэр, – наугад бросил Коул. Шофер молча кивнул.
– Как я понял, мы там были не одни, – заметил Барнс.
Коул кивнул:
– Может, мы и сейчас не одни. Они едут следом.
Барнс издал тягостный вздох:
– Надеюсь, у тебя с головой все в порядке?
– Уже нет, – парировал Коул как ни в чем не бывало. – Но все равно, мои слова – правда.
– Но… Как этим ребятам удалось вычислить, где нас найти?
– Я, в общем-то, собирался задать этот вопрос тебе, – хмуро заметил Коул.
Барнс приподнял брови:
– Продолжай.
– Так вот. МТФ – структура вездесущая, в буквальном смысле. Даже в нашем такси… – Он указал на прорезь для карточки МТФ на приборном щитке. – Как же ты рассчитывал задавать свои вопросы об их делишках – щепетильные вопросы, – не привлекая внимания?
– Но как они узнали, где мы… – Барнс посмотрел на Коула с отвисшей челюстью. – Мой видеофон! Он, возможно, на «жучке».
– И не первый день, – кивнул Коул.
Они теперь взбирались с холма на холм, петляя среди особняков, где во дворах местами еще была не убрана прошлогодняя листва. Машина ехала в сторону парковой зоны Койт.
А сзади по белесой от солнца улице рулило, повторяя их траекторию, еще одно такси. Коул некоторое время наблюдал за ним через плечо: помимо шофера там было еще трое.
– Пожалуй, – продолжил он, повернувшись обратно, – лучше сказать об этом сразу, сейчас… Прежде всего: все важные встречи с партнерами Руф Роскоу записывал на видео.
Барнс потер морщинистый лоб.
– Не слишком умно с его стороны.
– Я знаю. Так оно и есть. Но в этом есть своя метода. Во всяком случае, все эти записи он хранит в сейфе. И если у кого-то будет на то судебный ордер – желательно от главного прокурора, – тогда можно за глотку всю эту клику…
Коул приумолк, заметив, что негр-таксист следит за ними в зеркало. Его круглая физиономия с острыми глазками подтверждала наихудшее из подозрений.
– Вы там двое чё? – спросил он скороговоркой; глаза стрельнули с зеркала на дорогу и обратно в зеркало.
– Давай своим делом занимайся, – указал ему Коул. Таксист покачал головой:
– А бабки за проезд у вас есть? А то сидите тут, несете чё попало. Тут двое на прошлой неделе тоже базарили, а потом навешали мне и часы на хрен отобрали, а я их двенадцать лет носил!
– Слушай, дважды такое не повторяется, друган, – усталым голосом заметил Коул.
Вдруг шофер остановил машину. Коул оглянулся через плечо: остановилось и второе такси.
– А ну-ка, башляйте по счетчику, живо! Я чую… Я всегда чувствую, когда у кого-то карточка кончается. Нутром чую. – Видимо, он напрочь усомнился в своих пассажирах.
Барнс, презрительно хмыкнув, вынул из нагрудного кармана карточку временного пользования. Приложившись большим пальцем к панельке на лицевой стороне, оставил там быстро истаявший отпечаток, он подал карточку деляге-шоферу. Тот сунул ее в щель счетчика и взглянул на дисплей. «СЧЕТ АННУЛИРОВАН», – высветилось там. Коул и Варне таращились, не веря глазам.
– Как, у меня там было две тысячи! – не сказал – выкрикнул Барнс. – Я только утром расплачивался с ней за завтрак!
– Тебя засекли, – обреченно качнул головой Коул. – Увидели, что ты контачишь со мной. У них на меня охота.
– Э, глянь-ка, – раздраженно перебил шофер. – Чего это там за мудаки? Ё-мое, да у той падлы пушка!
Барнс без слов нырнул на дно салона. У Коула рука потянулась к собственному оружию. Вытащив пистолет, он посмотрел на него в недоумении: хватит ли решимости снова его использовать. В беспомощности он огляделся вокруг. Вокруг – прозаичная, обсаженная деревьями улица с кирпичными домами на две семьи, у некоторых фасад увит плющом. У одного окна стоял человек; случайно встретившись с Коулом глазами, он поспешно задернул штору. Коул глянул в зеркало заднего вида. Те трое маячили сзади метрах в двадцати: двое с шага перешли на трусцу, третий слегка отставал, ковыляя со своей тростью. Вся троица при пистолетах.
Чувствуя, что так и не найдет в себе сил снова нажать на курок, Коул направил ствол на разом взмокшего таксиста, который смотрел теперь как-то заискивающе.
– Уматывай!
Водила не раздумывая подчинился, а отбегая, истово заголосил через плечо:
– Все вы сраные пидоры безбашлевые, на 'уй!
Коул перелез на водительское сиденье, пистолет кинул на соседнее и дернул рычаг передач. Машина рванула на разворот неистовым зигзагом (аж зубы клацнули), и Коул погнал ее на этих троих, застывших буквально в пяти метрах перед капотом. Один из них метнулся в сторону, второй вскинул пистолет (что-то вроде «люгера») и, не целясь, пальнул в лобовое стекло. Коул зажмурился от вспышки и россыпи стеклянных брызг; что-то ожгло щеку. Все так же зажмурившись, вдавил педаль газа в пол. Два глухих удара по борту, машина прочавкала по какому-то податливому предмету… Еще один выстрел, сбоку – слышно было, как лопнуло левое стекло, а с заднего сиденья донесся короткий, мгновенно оборвавшийся всхлип. Коул открыл глаза в тот момент, когда впереди дорогу лихо перегородил полицейский автомобиль. Коул до упора крутанул руль вправо – кто-то отпрыгнул на тротуар перед самым капотом. Опять толчок, от которого сводит зубы, и машина, взлетев передом на бордюр, правыми колесами пронеслась по тротуару, успев обогнуть корму перегородившей улицу патрульной машины, и мотнулась за угол. Сирены завыли с нескольких сторон…
«Вот она, музыкальная тема моей жизни», – успел отметить Коул.
Лента автострады летела навстречу, безумно кренясь. Машины на левой полосе яростно сигналили; передние уходили вправо, уступая дорогу наседающей сзади рехнувшейся «тачке». Коул не переставая клаксонил, упреждая пешеходов, чтобы вовремя сторонились. В рации такси шуршали помехи, мелькало ассорти из голосов. Держа руль одной рукой, не обращая внимания на светофоры – авось пронесет, Коул что-то придумал. Свободной рукой он взял рацию и, утопив кнопку связи, прокричал:
– Город! Днем ты не можешь вмешиваться физически, но говорить ты хотя бы можешь! Поговори с ними! Ты же можешь дать легавым неверное направление, отвлечь от меня? Наплети им! Как будто ты – диспетчер полиции!
– Да… – донесся сквозь суматошную толчею такси знакомый ледяной голос.
Вскоре вой сирен, отстав, умолк. В лицо из отверстия в лобовом стекле хлестал ветер, на полу побрякивали осколки. Коул подогнал машину к станции «Барт» и, заглушив мотор, откинулся, тяжело переводя дух. Его била дрожь: понятное дело, адреналин… Ненадолго нахлынуло головокружение, но быстро прошло. Вспомнил о Барнсе. Коул неуверенно рассмеялся:
– Э-э-х, старина Барнс, как же я перебздел, а! А впрочем, каскадер из меня что надо, а? Бог ты мой, иногда и сам не знаешь, на что способен, пока не…
Он осекся, вспомнив про выстрел, высадивший боковое стекло. И про всхлип с заднего сиденья. Обернуться не мог: просто не хватало смелости.
– Барнс, – окликнул он севшим голосом. – Боже ты мой. Вот ужас-то.
Но не век же так сидеть; может, человеку нужно в больницу.
Коул повернулся.
Большая часть головы у Барнса отсутствовала.
Страшнее всего было то, что вид насильственной смерти уже не вызывал у Коула особых эмоций.
Выбравшись из такси, он, пошатываясь, побрел к станции.
Телефон на том конце провода прозвенел, наверное, уже раз тридцать; ну и пусть.
Наконец щелчок и сонный голос:
– Алло?
У Коула ухнуло сердце.
– Э-э… Кэтц, ты?
– Стью?
– Да, я! А картинку почему не включаешь?
– Да… тут что-то с экранчиком. Аппарат долбанутый.
– А меня ты видишь?
– Нет.
(Небось потому и не включила, чтоб мужика у себя в постели не показывать.)
– Ну, как там у тебя? – вяло спросила она. Коул невесело рассмеялся:
– Не знаю даже, с чего и начать. Э-э… Ты бы громкую связь отключила.
– Хорошо.
(Ага, значит точно не одна, а с кем-то. Иначе бы сказала, чтоб говорил, не стеснялся.) «Да ладно, какое мое дело».
Быстро, стараясь говорить на одной ноте, Коул пересказал, что произошло со времени ее отъезда.
Когда закончил, на том конце стояла тишина.
Наконец спросил как бы с намеком:
– Ну а в Чикаго как дела?
Когда она заговорила, было слышно, что ее душат слезы.
– Да пошел ты, Стью! Ты же в аду, понимаешь? Ты уже людей давишь, справа-слева от тебя кто-то дохнет, а он еще и бомбы заставляет подкладывать – а зачем, ты понятия не имеешь. Меня от тебя тошнит! Черт бы тебя побрал, Стью!
Линия тихонько шипела, подчеркивая наступившую паузу.
Покуда Коул, мучаясь от внезапной горечи, не провыл:
– Кэ-этц, я цепенею от страха. А уйти не могу. Ты нужна мне. Ну пожа-алуйста…
– Нет. Уезжай оттуда. Уезжай от него. Он использует тебя. От тебя скоро одна кожа останется, неужели не ясно? А я не хочу этого. Я понимаю: Город боится, что мегаполисам наступит конец и городские жители рассосутся по окрестностям, когда технерлинк и МТФ доведут дело до логического конца. Он чувствует, что города как таковые устарели. Свору он использует лишь как повод – он бы все равно затеял что-нибудь в этом роде, даже незаконно. Город агонизирует, Стью. А тебе надо срочно выходить из игры, пока он не утянул тебя с собой на дно.
– Да не могу я! – крикнул Коул в приступе внезапного гнева. – Мне нужна ты, но одновременно мне нужен… – Он осекся; из трубки послышались…
Короткие гудки.
ВО-ОСЕМЬ!
Пентхаус откровенно вонял. Куда ни глянь, везде засаленное тряпье, обертки из-под еды, вскрытые плесневелые жестянки. А Коулу, как какому-нибудь извращенцу, – наоборот, в удовольствие. Как говорится – чем хуже, тем лучше.
Слава богу, снова ночь.
Коул провел три бессонных дня. Наступил вечер среды, и он нетерпеливо дожидался, когда же день сойдет на нет. Теперь ему было неуютно, когда Город пребывал «в спячке».
Хрустя пальцами, он расхаживал вдоль задернутой шторы, то и дело вглядываясь в узкую полоску между шторами – ну как солнце, угасло наконец? Уф-ф, наконец-то сгинуло.
И вот Коул начал ощущать, как медлительной, блаженной волной внутри разливается присутствие – поднимается дрожью по позвоночнику, вспыхивает в мозгу знакомыми узорами: это орнамент нервной системы Города наслаивается на его собственный.
«Коул…»
Он подошел к телевизору, присел на корточки перед электронно-чеканным образом.
– Ко-оул, – еще раз повторил Город, словно смакуя имя на вкус. – Сегодня вечером в город не ходи, тебе надо отдохнуть. Завтра тебе предстоит поездка. За город.
– Нет! – Коул отшатнулся. – Нет… У меня все… пойдет не так… Стоит мне от тебя отойти… я сразу будто разваливаюсь. На той неделе было еще терпимо. А теперь все по-другому. – Он насупил брови, пытаясь вспомнить: а что именно по-другому?
– Да, это так, мы теперь ближе, – согласился Город, высказывая то, что Коул мучительно пытался выразить. – Но ехать надо, ведь Барнса больше нет в живых. Я посылаю тебя на встречу с помощником прокурора штата.
– Я… А может, лучше как-нибудь… сюда его зазвать, что ли? У меня здесь лучше получается. Теперь. Даже среди дня: вон как я тогда машину гнал, прямо как каскадер! Потому что я теперь к тебе ближе, и улицы, и все машины на них – это вроде как часть меня. Но за городом…
Коул умолк: Город был непреклонен. Спорить бесполезно.
– И мне… – начал Коул неуверенно, отведя глаза от укоряющего взора на экране, – то есть… прямо так и ехать, среди дня?
– Боюсь, что да. В это время его всегда можно застать. Я устроил тебе аудиенцию: он убежден, что ты не тот, кто есть на самом деле. – Город, можно сказать, почти улыбался. – Что ты важная птица.
– Но… – Коул резко выпрямился: на ум пришел спасительный аргумент против поездки. – Я ведь не могу ехать к прокурору в офис! Меня разыскивает полиция; а после той кучи-малы полиция наверняка оповестила власти по всему штату. Даже если послать меня под вымышленным именем, кто-нибудь возьмет и опознает.
В любом случае по ходу разговора придется ему открыться, чтобы аргументы звучали убедительно. Надо же доказать, что ты именно тот, кто есть на самом деле, иначе твои показания не будут иметь законной силы в суде.
– Я вижу, ты не следишь за последними новостями, – заметил Город.
Коул брезгливо поморщился:
– Я их не смотрю. Не хочу слышать про…
– Стрельбу? Тебе не стоило беспокоиться. Насчет этого молчок. Так, упоминание о бандитской разборке. Насчет тебя – ничего. Из полицейских тебя мало кто знает. Вдумайся: они же не все коррумпированы. Люди вроде Барнса есть и среди них, не только среди газетчиков. И кто-нибудь из таких орлов, если тебя арестуют, прислушается к твоему рассказу и подаст сигнал федеральным властям. А если, допустим, заинтересуется местный отдел ФБР… Само собой, МТФ попытается не допустить, чтобы ты давал показания или делал громкие заявления. А те легавые, которые тебя знают в лицо, в прошлое воскресенье получили приказ тебя ликвидировать – неважно, при сопротивлении или нет. Именно поэтому они и закроют на все глаза.
– Пытаясь себя обелить? Несмотря на все трупы? – переспросил Коул. Но уже без удивления.
Город вместо ответа посмотрел в упор. И Коул наконец кивнул:
– Где и когда?
– Сакраменто. Здание Министерства юстиции, кабинет номер четыре, три часа дня. Поезд отправляется в двенадцать.
– А… что я ему скажу?
– В той же ячейке, где было взрывное устройство, ты найдешь билет и дипломат. В нем – стенограмма одного из ключевых заседаний Роскоу плюс, как аргумент, фрагмент видеозаписи. Это должно их расшевелить, хотя добыто все не вполне легально и потому уликой считаться не может.
– Ты говоришь, добыты? – оживился Коул. – Я хочу встретиться с тем, кто «добывает» тебе улики, рассовывает что надо по ячейкам: мы могли бы друг другу помочь… Да и словом перекинуться.
– Исключено, – отмел предложение Город; изображение на экране слегка потускнело. – Это не человек. Так, робокоп. Бездушное железо. У вас нет ничего общего.
«Ой ли», – пробормотал Коул, когда Город окончательно истаял с экрана. «Бездушное железо».
Хорошо, что билет оказался первого класса, купейный. Потому что, едва выйдя из-под неброского, но вездесущего влияния Города, Коул почувствовал себя из рук вон плохо. Даже здесь, в уютном колышущемся коконе затененной спальной ниши, он буквально стонал от муки. Ворочался с боку на бок, одолеваемый попеременно то клаустрофобией, то мучительной незащищенностью перед окружающим пространством. И к тому же чувствовал себя абсолютно покинутым. В желудке будто тлеющие уголья.
– Ч-черт, – сказал он вслух, откусывая на пальце заусенец и пялясь на складочки занавесок, сквозь которые пробивался слабый свет, – ну прямо как ребенок, честное слово.
Пытаясь устроиться поудобнее, Коул стал вслушиваться в ровный перестук колес. Выпить, что ли? Правда, для встречи нужна собранность. Но хорошо бы забыться, хоть на несколько минут. Пустота внутри резонировала с каждым толчком поезда.
Наконец, сердито встряхнувшись, Коул вылез из убежища своей нижней полки, покачиваясь, двинулся по узкому проходу между рядами задернутых ниш. Пошел в вагон-ресторан, по пути прикидывая: «Одну-две, не больше. Неплохо бы на халяву».
В шумном, сквозняком продуваемом тамбуре столкнулся с каким-то типом: всклокоченная бородка, одутловатое лицо. Внимание Коула привлекли глаза, скрытые за такой же зеркальной оправой, что у Города. Короткая стрижка, по бокам волосы вытравлены в форме мальтийских крестов. Тип что-то быстро упрятал под армейский балахон, когда Коул собирался ступить в ревущий переход между вагонами. Остановившись, Коул изучил незнакомца. Они молчаливо обменялись взглядами, и «мальтиец» расслабился. Вынув руку из кармана балахона, показал бутылек с таблетками в бледных пальцах. Они виделись впервые, но уже знали друг друга: Коул – покупатель, незнакомец – продавец. Инстинкт улицы сразу расставил все по местам, даром что наркотиков Коул не покупал вот уж сколько лет.
– За нал что-нибудь есть? – осведомился Коул, на секунду забыв, что не при деньгах…
– Трилитиум, – ответил «мальтиец». – Тормозит классно. По четыре каждая.
Коул взвесил. Нет ни счета, ни нала, вообще ничего.
Впрочем, были золотые часы из ящика комода, что в мансарде. Дорогой цифровик, с калькулятором и разными прибамбасами.
– У меня только это, – отстегнув, протянул он вещицу.
На лице незнакомца ничего не отразилось; правда, ответил он нарочито небрежным тоном:
– Ну давай. На три, наверное, потянет.
(Причем оба знали, что тянет не на три, а скорей уж на триста.)
Коул, пожав плечами, кивнул. «Мальтиец» вручил три кругляшка, которые Коул пристроил в пакетике со своей сигарой – последней. После чего вернулся в вагон и опрокинул в себя все три, запив водой из фонтанчика. В нишу к себе влезал, сокрушенно думая: «Как же мне с вокзала доползти до этой самой Юстиции? Денег-то на тачку ни шиша».
И не успел прилечь, как провалился в омут долгожданной дремоты.
Как оказалось, от вокзала до Министерства юстиции можно было добраться и пешком, пройдя с километр. Шаткой походкой, то и дело стукаясь о встречных, Коул в наркотической дымке брел по улице, держа дипломат в негнущихся пальцах. То и дело щурясь на светофоры (мятый листок с адресом в непослушной ладони), он медленно подбирался к комплексу административных зданий столицы штата.
В состоянии, близком к лунатизму, он чуть было не упал в приемной помощника прокурора. Секретарша взыскательно оглядела его сверху вниз, затем снизу вверх. Коул ей улыбнулся (по крайней мере, он так полагал – лицевые мышцы повиновались как-то не очень) и вязким голосом проговорил:
– Вы уж извините, я немного того… Принял малость таблеток от простуды, а у меня на них аллергия.
Та степенно кивнула:
– Бывает.
– Вы не скажете мистеру Фарадею, что я уже здесь?
– Я уже сказала. Вы – Стюарт Коул, следователь по особо важным делам при казначействе Сан-Франциско?
– Ага, – одобрил Коул, слегка покачиваясь. Он не помнил, чтобы говорил ей это, но, очевидно, все-таки сказал. Только сейчас запоздало дошло: тот делец сказал, что эта штука тормозит. И видимо, как раз сейчас наступил пик воздействия… «Колбаса ты конская», – промычал он себе под нос. Хоть бы как-то аудиенцию высидеть…
– Может, присядете? – предложила секретарша. Но тут из динамика в стене раздался голос: «Пусть войдет».
Секретарша, возвратившись за стойку, большим пальцем указала на дверь в кабинет. Коул, стараясь идти прямо, нетвердой поступью прошел к двери. Непослушные ноги на ходу значительно отставали от туловища. Предметы на периферии зрения будто сливались. Толкнув дверь-вертушку, Коул оказался в кабинете Фарадея. Человек за массивным полированным столом проступал сквозь туманец (Коул сморгнул, но дымка только усилилась – ох уж этот трилитиум). Различался мистер Фарадей зыбко, но общее впечатление было: худощавый носастый брюнет с прилизанным пробором.
– Мистер Коул, вам нехорошо? – спросил Фарадей как-то игриво.
– Да… Простыл жутко… Принял таблеток, сами понимаете. Э-э… – Коул сощурился, пытаясь различить, который из троих сидящих перед ним Фарадеев настоящий. Еще раз сморгнув, сфокусировался – трое сложились в одного. Неуклюже ступая, Коул приблизился и уронил дипломат ему на стол. Повозившись непослушными пальцами, сумел-таки совладать с застежками и вынуть бумаги и видеокассету. Их он разложил у Фарадея перед носом.
– Вот. Давайте сразу быка за рога. А то мне фигово, – сказал Коул. – Вот здесь – доказательство… (он подыскивал нужное слово) коррупции в департаменте полиции Сан-Франциско и в тамошнем же филиале МТФ… Вообще-то Руф Роскоу…
– Вы знаете, – перебил Фарадей с некоторой поспешностью, – я уже в курсе насчет природы ваших заявлений. – Он принялся шустро перелистывать страницы, картинно поигрывая бровями.
(Коул лишь позже призадумался, как же это он мог быть в курсе природы его, Коула, заявлений.)
– Ну что ж! – бодро воскликнул Фарадей, кивком показывая, что вполне доволен этим более чем беглым, на взгляд Коула, знакомством с материалами. – Это заслуживает пристального изучения. Буду теперь сидеть над этим до вечера, да еще и кое с кем из следственной бригады созвониться надо. А теперь, – вы меня извините, – уж если браться, то браться непосредственно сейчас. Вообще, я так завален работой! Так что… подойдете завтра?
Коул открыл было рот, но тут же и закрыл, не сказав ни слова. Завтра? То есть еще целую ночь и часть дня провести в разлуке с Городом? Перспектива удручающая. Но выбора нет. Он растерянно поводил глазами по кабинету. Сквозь дурманную хмарь разглядел большой плоский монитор видеосвязи, какой-то шкафчик рядом… Интересно, что там…
– Мистер Коул?
Коул вскинулся, словно очнувшись.
– Конечно, конечно! Завтра так завтра.
Излишне резко повернувшись на каблуках, он потерял равновесие и едва не завалился (вот что значит недосып в паре с трилитиумом: валит с ног, как какую-нибудь марионетку). Выровнявшись, бочком тронулся к двери и вышел через нее в приемную. Вышел и остановился как вкопанный. Что же он такое забыл? Дипломат – его можно забрать и завтра. Нет, что-то еще, что-то важное… Забыл назначить время завтрашней встречи!
– Сэр? – послышался сзади голос секретарши с оттенком вежливого презрения. Наверное, решила, что он пьян.
От досады захотелось рассмеяться. Сейчас надо сесть – прямо нос в нос – и дыхнуть, чтоб она во всем убедилась. «Иди назад, назначь время встречи», – велел он себе. Осторожно повернувшись, Коул по песчаного цвета ковру толкнулся обратно к Фарадею в кабинет.
Тот стоял возле квадратного серого ящичка (встроен в стену, видны лишь щель подачи и кнопки) и, подавая туда какие-то листы, разговаривал с видеоэкраном слева. Вошедшего Коула он не заметил. С настенного экрана на Фарадея смотрело лицо: Руф Роскоу. Доносился его зычный голос: «…если ты уверен, что они нагрянут сюда вовремя, то не суетись, главное, чтобы все барахло…» Он остановился, очевидно увидев у себя на экране – там, в Сан-Франциско, – стоящего за спиной у Фарадея Коула. «Черт!» – взревел он.
Коул во все глаза смотрел на Фарадея. Помощник прокурора листок за листком скармливал предоставленную Коулом обличительную стенограмму уничтожителю бумаг. Хорошо устроился: и нашим и вашим.
– Так я насчет завтра, – произнес он вслух.
Он не видел налетевших сзади, но сопротивлялся так, что схлопотал от кого-то из них удар по затылку. И, теряя сознание, облегченно подумал: «Легавые. Они-то меня и прикончат».
