Джулия Эйлер
Невеста
Обжигающая ярость в ответ на наши дикие законы, безумные правила и в ответ дьявольскому богу. Волку в овечьей шкуре.
Серия 2
Сотни лет назад одному из яринцев, обычному парню по имени Клеон, приснился бог. Он сказал:
"Взращивайте силу с детства. Стройте церкви, делайте жертвоприношения и молитесь.
В самые тяжёлые времена я буду помогать вам. Все блага, что у вас есть – они есть от меня и моего благословения.
Если завтра же не начнется строительство церкви – женщины начнут умирать в родах, ливень побьет урожаи, подохнет скот.
За слезы, слабость и бесполезные эмоции наказывать розгами. Исключение – смерть. В первые тринадцать дней ее можно оплакивать. Потом или забыть, или уйти вслед за умершим".
Мы, яринцы, и раньше были сильными. И верили только в себя. Вот и Клеон не поверил в этого новоявленного бога.
На следующий день, когда строительство церкви так и не началось, скот во всей деревне упал замертво. Без причины. Куры, коровы, свиньи, лошади – все в одночасье сдохли.
Жители насторожились, а Клеон испугался. Пришел к центру Ярино, забил в колокол. Когда все жители собрались, рассказал про свой сон. Однако закоренелые безбожники не поверили. Они рассмеялись в лицо Клеону и разошлись.
Через неделю начался ливень. Дождь плотной пеленой укрыл Ярино ровно на тридцать три часа. Разумеется, когда он закончился, все урожаи были непригодны не то, что для хранения, а даже для употребления в пищу сейчас же.
Жители снова собрались в центре, в этот раз без колокола. Волоком притащили Клеона, привязали к позорному столбу и пригрозили сжечь ведьмака, если тот не прекратит свои грязные дела.
Тот бояться перестал. Понял, что его все равно сожгут за правду. Но все же решил спасти людей, с которыми прожил свои двадцать семь лет. И тогда он вскинул голову, прокричал в толпу:
– Как догорит мое тело, начните строить церковь. Иначе погибнет Ярино. Через тридцать три часа, – сказал Клеон и обмяк. После этих слов из парня будто вынули душу. Пшеничные волосы завесили лицо, повиснув, как сосульки с крыши. Руки опустились вдоль тела, колени подкосились. Со стороны Клеон напоминал тряпичную куклу.
Он не шелохнулся, когда его обложили хворостом. Не двинулся, когда облили горючим. Не пискнул, когда подожгли.
Это был первый подарок бога. Смерть до смертоубийства.
Люди же напротив, уверились в том, что Клеон убил себя сам. Магией.
Плоть занялась быстро. Воняло нещадно, но все жители Ярино стояли и смотрели. Они уже тогда, сами того не понимая, стали следовать наказам бога.
Когда от Клеона остался лишь пепел, жители разошлись по домам. Никто не помчался ничего строить. А спустя несколько часов тридцать три беременные женщины начали рожать.
Мужья не на шутку перепугались. Лишь их нерожденные дети заставили поверить в бога.
Как только началось строительство, внезапно начавшиеся, в основном преждевременные, роды прекратились. А дети, которые все же появились, считались святыми, ведь тот день стал зваться днем, когда пришел бог.
Да, я единственная в Ярино, кто считает его чудовищем. Ведь я знаю, что он таков и есть. Разве подлинный бог стал бы угрожать своим же людям их детьми? Я уверена, нет. Он бы нашел другой способ.
Яринцы уверены, что бог святой. Я же знаю, что это не так. Потому что я знаю историю Клеона, а они – нет. Потому что я умею читать, а они – нет.
Новый рассвет осветил все ещё красноватые головешки: это все, что осталось от нашего бога. И хотя все было кончено, люди не расходились. Они были настолько запуганы, что боялись двигаться, чтобы это не приняли за слабость.
Я понимала, что не могу больше стоять. У меня отваливались руки и подкашивались колени. И хотя злость моя была ещё сильнее, чем прежде, я рухнула на землю. Колени отозвались болью, а Харита всхлипнула: она знала, чем чревата моя слабость.
Все в одночасье повернулись на звук моего падения. Никто уже давно не плакал и даже не всхлипывал. Если честно, никто уже давно не издавал ни звука: яринцы сосредоточились на том, чтобы не упасть.
Две сотни пар глаз смотрели на меня, а я смотрела на них. Поочередно переводила взгляд от первого до последнего.
Я ожидала увидеть в их глазах ненависть, ведь падение подчеркнуло мою слабость… Но то, что я увидела, повергло меня в шок: они мной гордились. Не все, конечно. Даже не многие. Но гордились!
Непреднамеренно, но на моем лице расползлась широкая, торжествующая улыбка.
Та же улыбка не сходила с моего лица, когда я получала розги. Теперь, когда я знала, что мной гордятся, я принимала боль, как поощрение.
К вечеру собрались в центре Ярино. Нужно было решить, что делать. Строить новую церковь мы не могли, не сейчас. Нет ни ресурсов, ни сил: совсем недавно закончилась война, унесшая жизни большей половины мужчин.
Единственный выход смогли предложить старики:
– Моя прабабушка рассказывала сказки о Полозе, который может исполнить одно желание, в обмен на его желание, – начала древняя старуха, одна из старейшин Ярино. – Сейчас, в конце лета, самое время проверить, сказки это или нет. Ещё пара месяцев и ужи вместе со своим царем уйдут в ирий. Тогда спасения мы не найдем.
– А ты знаешь, что он потребует взамен? – спросил другой старейшина.
– Обычно, Ужиного царя можно было встретить как раз во время их шествия… Но мы ведь не можем столько ждать. Ситуация у нас двоякая, будем звать. За то, что потревожили, может и потребовать что-то. Да какая разница, что именно он потребует? Разве у нас есть выбор?
На том и порешили.
Звать Полоза нужно было в полночь, в самой чаще леса, так что люди разошлись по домам, чтобы подготовиться. Разумеется, каждый боялся, что царь потребует жертву. И, естественно, каждый думал, что это будет именно он.
Наверное, одна я так не думала. Я спокойно пошла к своему жениху. Ну, а чего мне бояться? Я только начала жить, у меня еще все впереди!
В сенях Моргана стояла тишина. Конечно, ведь к нему кроме меня никто и не наведывался. А выйти сам он не мог – пару недель назад сломал ногу. Столяр обещал, что костыли будут готовы со дня на день, но все у него что-то не клеилось, а Морган покорно ждал. Что поделаешь – столяр у нас один на десять деревень. А денег или еды, чтобы заплатить за срочность, не было.
Я скользнула в коридор и, не глядя по сторонам, направилась в спальню, где и сидел мой суженый.
Родители сосватали нас ещё в день моего рождения, восемнадцать лет назад. Женитьба уже должна была состояться, если бы не беда, приключившаяся с женихом. Именно поэтому родители были не против, чтобы я за ним ухаживала. Все таки, без пяти минут муж, да и не способен он сейчас почти ни на что.
– Привет, – поздоровалась я, наткнувшись на внимательный взгляд Моргана. – Как ты сегодня?
– Здравствуй. Я – хорошо. Шорин заходил. Он мне все рассказал. Болит?
– Почти нет, – отмахнулась я, вспомнив гордость в глазах отца. – Шорин тебя покормил?
– Да. Иди сюда, – он похлопал по кровати рядом с собой. – Сядь.
Когда я выполнила его просьбу, Морган положил голову мне на колени, а сам вытянулся на кровати. До чего же сложно ему было это сделать, со сломанной ногой… Но как же сильно мне хотелось, чтобы он лег вот так. Есть в этой позе что-то, что-то нежное и в то же время целомудренное. Я начала перебирать его темные волосы, время от времени легонько касаясь лица.
– Не ходи туда, пожалуйста, – вдруг прошептал мужчина. – Он заберёт тебя.
– Мор, ну что за глупости? – Я рассмеялась, но тут же замолчала. Зря я сократила его имя. До свадьбы так делать нельзя. – Извини, я… Это случайно выскочило.
– Брось! Мне плевать на эти условности! – воскликнул Морган, приподнявшись на локтях. А после, с трудом успокоившись, попросил снова. – Умоляю, не ходи!
Проще было с ним согласиться. Морган умел быть настойчивым, но в данной ситуации он был не прав. Сам ведь знает, отсутствовать может только тот, кто не в состоянии ходить.
Сейчас я соглашусь с ним, а потом, вместе со всеми остальными пойду звать Полоза. Разумеется, Шорин, друг моего жениха, сразу расскажет ему обо всем. Но все же, есть небольшая вероятность, что я приду первая и успею покаяться. А даже если нет, я приду позже, живая и невредимая, и Морган поймет, что был не прав.
– Хорошо, Морган. Как скажешь, – сказала я, и продолжила гладить его по голове.
После этих слов мужчина расслабился, ладони, сжатые в кулаки, расправились, и я увидела мозоли. Нестерпимо захотелось эти самые мозоли погладить, помассировать… А ведь Морган почти не двигается две недели. Сколько лет нужно было зарабатывать такие мозоли, чтобы за такое время они ни капли не изменились?
– Мне нужно идти.
