– О, проходите-проходите, гости дорогие. Маня, к нам опять городские туристы пожаловали, прошлые-то уже закончились, то бишь уехали от Павловны, а эти – к нам на проживание и экскурсии по нашей любимой деревне Гостищево!
Проходите, ребятки. Приветим, накормим, напоим, всё покажем, спать уложим. Смотрю, денежные вы и нежадные, машинка у вас неплохая, Лексус, кажись, двадцать третьего года, если не ошибаюсь. Налоговиками работаете? Любопытно. Эй, Манька, нравится тебе Лексус? А то что, у Павловны «Туарег» есть, а мы как нищеброды на «Весте» катаемся?
– Да, где ты запропастилась, Маня? Ну ладно, гостюшки, я сам вам всё расскажу про нашу великолепную мистическую деревню, про её знаменитые места и про тех, кого тут можно увидеть, с кем поговорить и, если повезёт, то и добром разойтись. Такого вы ни на каком ТВ-3 или РенТВ не увидите. Там всё брехня, а у нас чистейшая правда, которую можно увидеть своими глазами, потрогать своими руками. Контактная нечисть, хе-хе!
– Ну вот вы уселись, наливайте чаёк, он особый, наша ведьма местная собирала травы для него в полную луну и сушила, наговаривая заклинания! Вас трое крепких мужиков, всё у вас со здоровьем неплохо, а после чая и экскурсий будет ещё лучше, не сомневайтесь. Сидор Петрович, то есть я, ещё никого не обманывал в главном: таинственное и необычное обещал – таинственное предоставлял. Вас же ко мне от остановки седой старичок отправил, верно? Ах, хитрец, наш домовой. Домовой владелец, парой домов тут владеет. К Павловне, понятное дело, не направил, ведь у той прошлые туристы пропали. Не ужились с тамошней шишиморой, что у Павловны живёт. Шишимора, кикимора – какая разница? Всё одно – живет в доме за печкой или на чердаке, постоянно вредит: стучит в стены, мешает спать, шумит, бьет посуду, травит скот, если обозлить – то таких дел натворит! Но сговориться и ужиться можно.
Нет, шишиморы не только болотные бывают. Эх вы, а ещё говорите, что подготовились и знатоки. Те двое у Павловны тоже говорили, что знают, как с шишиморой обращаться: хотели её поймать и забрать с собой в город. Зачем? Не знаю, но вряд ли зачем-то хорошим. Вот и наказала она их. Сначала выпугала до полусмерти, а потом выгнала из дому и в сторону болот погнала, к своей родственнице, болотной шишиморе. Той работники нужны, особенно такие: наглые, с дурным характером. В помощники их шишимора себе забрала, когда они разума почти лишились от ужаса. Ну а живые ей в болоте не нужны, довела она их до нужного состояния. Нету больше тех туристов в деревне, а у Павловны есть внедорожник.
– Да вы не бойтесь, вы же говорите, что не такие, с вами нечисть сладит по-доброму, надеюсь. Почему после пропажи полицию не вызвали? Так зачем? У нас же есть свой участковый. Оборотень Саня, старшой лейтенант аж. Во как выслужился за пару годков с младшого. Не, оборотень в его случае – это не словесный оборот, он натуральный оборотень. И папка его оборотень был, и дед, и прадед. Представьте себе, все они в органах работали. Очень хорошие специалисты в своём деле. На прошлой неделе цыгане к нам нагрянули на машинке, расползлись по деревне, по домам прошлись. Денег, золота, серебра, самоцветов выманили обманом у местных – целые сумки. Дурь деревенским жителям попутно продать пытались. У моего соседа Макара главную ценность увели – золотой чайник с духом желаний. А вы думали, только у арабов бывают лампы с джиннами? У нас тоже много духов по разной утвари прячется, там им комфортно, любят некоторые существа тесноту, как коты коробки. Только кормить их особо надо, чтобы желания выполняли, и не частить с просьбами.
Вот и упёрла цыганка у Макара такого духа в золотом чайнике и ушла. Макар от цыганского гипноза отошёл и позвонил участковому. Тот сработал моментально, на выезде из Гостищево машину с цыганами и награбленным добром принял. Задерживать он их не стал, порвал в клочья, краденое конфисковал и по домам разнёс. Хороший парень Саня, ответственный, можно положиться. Опять же особого корма из останков тех цыган Макару теперь на десять желаний хватит. Такого корма поди добудь, а Саня помог. Капитана, наверное, получит, на повышение пойдет. Жалко, если уедет, традиции как-никак.
Молодцы вы, что ко мне всё-таки пришли. И домовой молодец, что к Васильичу не отправил. Место у него неудобное, дом на самой окраине возле леса. До магазина, больницы и почты далеко оттуда. Васильич в лес в основном водит, показывает лесные блага и духов лесных, но строгий он – жуть! Чуть правила его нарушишь, сразу в расход угодишь. Из десяти экскурсий если три назад вернётся, то хорошо. Сами виноваты, раз правила не соблюли. Думаете, лесным хозяевам не нужно поесть или вечных помощников завести? Как бы не так! Раз шишиморе надо, то и там нужны. Там дел для них вдесятеро больше, чем на болотах! Ну для тех, кого не съедят. А Васильича не трогают, нет. Он же сам леший, бывший. Рассорился со своими, задолжал и ушел в деревню жить. Теперь туристов водит в лес, долг возвращает. Правда, долг слабо движется, проценты же. У нежити и нечисти всё как у людей. Кстати, они разные: нечисть и нежить, потом объясню.
Про проценты вам рассказал и про коллекторов вспомнил, которые из старухи Агафьи долг по кредиту приезжали вытряхивать. Она же в банк звонила, предупреждала, что всё вернёт к новому году, а сейчас деньги на новую избу нужны. На мобильную, усовершенствованную, с четырьмя птичьими ногами. На опушке её достраивает, под приглядом Васильича. Это его идея была модернизировать обычную двуногую избу Яги, то есть Агафьи. В долю, так сказать, вошел. Напрокат будет брать.
Короче, заявились на джипе два бритых наголо здоровенных лба, в кожанках, с битами. Интеллекту – ноль. Вежливости тоже. Им бы по-доброму с бабой Агафьей изъясниться, платёжное требование передать, как положено, под роспись, извиниться за беспокойство. А они нахрапом решили: дверь выбили, Агафью обматерили, угрожали. Что же, вся деревня потом вкусные мясные пирожки ела да нахваливала. Оказывается, из коллекторов пирожки изумительные получаются. В печи запекала, начинки не жалела старая Агафья. Заодно джип опосля продала, кредит погасила и себе, и внучке. Худым началось, а добрым закончилось. Почему на одном полицейском все тайны держатся, и никто больше пропавших не ищет? Так ведь у Сани-оборотня полно родни в райцентре, в областном управлении и выше. Они все как одна семья. Общие интересы.
Да вы что? Я те пирожки с печёным мясом не ел, я такое не люблю. Дурно бы мне от такой выпечки стало, до больницы бы не добежал. Мы с Маней в еде строгих правил придерживаемся. Сказать по совести, и среди местных есть люди нехорошие. Сенька Климушкин обрюхатил русалку, например. Свиданки устраивал в баньке возле озера у нас за деревней. Жениться обещал, домой забрать к зиме, репетитора по английскому языку нанять. Русалка собиралась на иностранные курорты с ним. Обманул несчастную, своё получил и пока-пока, к озеру ни ногой. А русалка, если её за руку любимый не поведет, долго по земле ходить не может. Больно ей первое время. Ждала она его, ждала, с лягушками письма на листочках отправляла, а Сенька отморозился. Всем говорил, что знать её не знает и от кого она беременна, чёрт разберёт.
Ну чёрт не чёрт, а банник знал. Так-то он людишек не трогает, неинтересно ему. Добрый. Но проняли его русалочьи слёзы, и пришёл он за Сенькой. Вытащил его из дому и в озеро отволок. Теперь в Гостищево есть образцовая озёрная семья: русалка, русалчонок и новый водяной – Сенька. По струнке, говорят, перед ней плавает, заглаживает былую вину. Где же Маня запропастилась? Не хочется без неё начинать. Наверное, пошла к Коту Баюну за приправами.
Кот Баюн – это у нас бывший батюшка, отец Никодим. Ныне просто Никодим. Отслужил в соседнем селе в церкви до сорока лет и начал огромным котом обращаться, да ещё разговорчивым таким. Заслушаешься и сделаешь что угодно. Одна беда – обращение неконтролируемое было, случалось и во время службы. А сами понимаете, во время молебна неудобно такое, жаловаться некоторые на него стали. Вот и ушёл он со службы и к нам жить переехал. Место-то подходящее. Ещё и готовит вкусно, специи обожает и всем раздаёт их. Огромный запас специй у Никодима имеется.
Прослышали про него две московские бизнесвуменши, приехали поглазеть на чудо-кота. Его зачарованный голос послушать. Уважил их Никодим: два дня и две ночи им рассказывал байки и комплименты так, что те перестать слушать не могли. Убеждал их отказаться от жизни столичной, развратной. От него не скрыть, что те на нелегальных борделях бизнес сделали. Мысли читает. Убедил их, работают теперь на нашей ферме, за коровками ухаживают. Забыли про свою городскую испорченную жизнь. По весне окончательно нашими станут, мы им женихов достойных подыщем. Эх, умеет же Никодим зачаровать голосом. Мне бы так, даже я заслушиваюсь и в сонную одурь впадаю. А у меня ведь от него иммунитет!
Что говорите? Сами уже засыпаете, сил в теле нет, руки и ноги не слушаются? А это от чая ведьмовского, я же говорил. Он вам все болезни исцеляет, вы мне здоровенькие нужны. Ну про экскурсии я вам немного приврал, не пойдете вы на них, там плотный график. Еле насчет вас договорился с коллективом, чтобы мне отдали. Есть я вас тоже не буду, я же мясо не ем. Пить вас будем с женой, кровушку вашу, потому что упыри мы. Деревня наша тоже не Гостищево, а по-старому – Погостищево, от слова погост.
Мы с Маней самый старые тут. Разнообразия ради специи добавляем в кровь, оригинально выходит. А плоть тоже не пропадёт: будет из неё особый корм для духа желаний, который у Макара обитает. На пяток желаний точно хватит. Эх, заживём! Ну засыпайте, засыпайте, вон уже Маня радостная идёт с кульком специй. Обедать будем и новых туристов ждать…
– Ну вот, двоих уговорили, третий остался на десерт. Только почему-то, Маня, он не дрожит, а ведь судьба его – быть выпитым досуха, как выпиты его приятели, которые уже бесполезны. Что мотаешь головой, парень, не приятели они тебе разве? Ну неважно, помучаешься ещё немного, напитаешься страхом для нашей с Маней упыриной утехи, постращаем тебя ещё нашими деревенскими подробностями! До лучшего вкуса доведём. Манька, чего ты кривишься и говоришь, что он какой-то не такой? Ну и что, что силён и ловок на вид, ведь после нашей травки ни один не поднимется против нас!
Слушай сюда, турист! Повезло тебе, поживёшь лишний час, потому что старому упырю поболтать охота с живой душой, да новостями поделиться с недолгим собеседником. Из Маньки собеседник никакой, неболтливая она.
– Как тебя зовут? Артёмка? Ну так слушай, Артёмка – мы в Погостищево не самые мерзкие и подлые. Мы разумные! Есть и похуже нас, настоящие монстры, те, кто мыслить больше не может. Они ни минутки лишней своей добыче не подарят, сразу в клочья рвут или чего похуже. Мы их держим в избах на дальней стороне деревни, потому как нежели они посередь бела дня по Погостищеву шастать будут, то весь бизнес нам поломают и по итогу никакой Санька-оборотень из полиции нас не прикроет со всеми дружками. А ещё без присмотра расползутся они по всем окрестным деревням и уж если там обоснуются и размножатся, то настоящее бедствие начнется, что опять же на нас плохо скажется. А нам такое не надо!
Мань, ты гляди, он, как разведчик в тылу врага, выспрашивает, что именно у нас водятся за монстры и сколько их! Видала наглеца? И часу ведь ему не прожить, а любопытствует! Расскажем, что же, уважим храбреца…
Начнем с самых безобидных неразумных. Это баечники – ночные домашние духи, живущие по подвалам и погребам. Они уже до того плоть прохудили свою, что им ни есть, ни пить, ни энергию получать от живых не нужно. Могут в каком угодно виде быть: от неживого младенца до чрезвычайно худого пса или кошки. Бывало, зайдёт в деревню спутник, останется в пустой избе переночевать. А с наступлением темноты они бродят по дому и шуршат, хохочут, кричат, постукивают, мерещатся призрачными силуэтами в тёмных углах. Если гость почует неладное и в это время зажжёт свет, то может увидеть убегающие тени – это они и есть. А если человек заснул в комнате с ними, то всем сонмом ему спящему на грудь насядут и рассказывают, рассказывают, не прекращая, страшные байки. Обычно гость выдерживает, хоть и весь в истрёпанных нервах поутру просыпается. Но те, кто сердцем послабее – могут и не выдержать!
Есть кое-кто и похуже – ырки, которые получаются из самоубийц. Они всего лишь бледные тени нас, упырей. Также пьют кровь, но не только человеческую, а и животную или птичью. Ырка слаб, чтобы охотиться на людей, и поэтому любая другая нежить его легко побеждает и добычу отбивает, но ырки сбиваются в стаи и ночами бродят по дорогам и полям, где нападают на путников одиноких или слабых. Они отвратительны и ужасны: худощавы, кожа гнилая и сухая, глаза светятся, как у большой кошки, а руки длинные и цепкие, чтобы хватать людей, а нос у них впалый, как у покойника. Мы, настоящие упыри, красавцы по сравнению с ними. И на дух друг друга не переносим. Особенно когда они пытаются воровать у нас двуногую еду, то есть вас, туристов. Ведь велено им сидеть на дальней стороне Погостищево и жрать крыс.
Под них, бывает, маскируется Безымень – главная беда нашего края. Это демонический двойник любого живого или неживого существа. Вот ему плевать, кого жрать: захочет, человека слопает, так что ноготочка не останется, захочет – и упыря прикончит, в зависимости от настроения. Благо, редко у Безыменя голод просыпается, но никогда не знаешь, когда это случится в следующий раз, и кто ему попадётся.
Видишь, Артёмка, в каких нервных условиях приходится работать нам, упырям, и прокорм себе добывать. Чего задергался, парень?
Не сбежать тебе отсюда, ведь стемнело уже за окном. Беглецы от нас далеко не убегают, их встречник обязательно поймает. С встречником у нас договоренность, он наполовину разумный. Встречник – это дух, который в виде вихря гоняется по дорогам за душой преступника, беглеца или умирающего человека, хотя встречник больше любит преследовать живых и питаться их страхом. Впрочем, иногда и сразу убьёт, без предварительных игрищ. Выглядит как бесформенная тень или старик с бледным лицом, спутанными длинными волосами и бородой, с фонарём в руке, чтобы освещать себе путь. Одинокий беглец, удирающий по дороге, сначала видит вдали яркий огонёк. Это фонарь встречника, который приближается к нему и пролетает сквозь человека, забирает его душу и помещает в фонарь. А люди, у которых больше нет души, не умирают, а становятся опустошёнными и бездумными созданиями. Тут-то мы беглецов и ловим, и делимся добычей с встречниками, им души – нам плоть и кровь.
Было их двое у нас: ночных стражей. Но одного поп Никодим убил. Не знаю, что за конфликт у них вышел, но Никодим знал, что делать. Он бросил острый нож в приближающийся вихрь, и тот рассеялся, а на дороге только кучка пепла осталась и брошенный нож, заляпанный чёрной кровью. Скандал был на всю деревню, но с Никодимом связываться никто не захотел. Живёт себе изгнанный святоша и пусть живёт. От него нам польза тоже есть, я раньше рассказывал.
Что-то разболтался я с тобой, Артёмка. Негоже с едой долго разговаривать, она страх начинает терять, и вкус крови портится. Но я, даже не попробовав тебя, на глаз вижу, что ты другой, особенный, не такой как твои знакомцы-налоговики, которыми мы с Манькой пообедали.
Ой, а ты как развязался-то, и что это у тебя в руке за клинок с рубином в рукояти? Маня, скорее сюда! Это не турист, это охотник к нам прокрался!
Прикрылся паршивец двумя придурковатыми увальнями, не побрезговал. Справа на него заходи, хватай его – он слаб после нашей травяной настойки. Хватай же!
Эх, Маня, Маня. Двести пятнадцать годков душа в душу, из одной миски, из одного человечишки всегда хлебали… А теперь ты лежишь на полу без головы и истлеваешь, подруга моя двухвековая. Недосмотрел старый Федяй, что охотник на нежить к нам пожаловал, и какой охотник – Артёмка Чернов собственной персоной. Знаменитость известная среди нежити, каждый нечистый его убить хочет и боится одновременно.
Но я не боюсь, я старый упырь, опытный! Не один охотник за мной приходил, шесть их головушек в погребе в кадке храню. По праздникам достаю и любуюсь. За Маньку я тебя, Артём, на кусочки разорву, а душу встречнику скормлю! Мне же теперь новую бабу искать, с новой привередой уживаться. Даже обычная живая баба и та всю кровь выпить может. В переносном смысле, правда, а уж упырихи ещё хуже, склочнее.
Ты гляди, какой шустрый стервец! Прямо мне в сердце вогнал свой магический клинок. Больно-то как и холодно становится. Двести лет не чувствовал тепло, холод и боль, и вот на тебе. Победил ты, Артёмка, слышу, твои дружки подъезжают к дому. Видать, облава охотников пришла в Погостищево. Жаль, хорошая была деревня. Но ничего, все охотники рано или поздно погибель свою находят, свидимся ещё господа-охотнички…
– Нет, всё правильно. Вы, Максим Витальевич Киреев, работаете рекламным агентом в «Сапфире», – упрямо сказал он. – А Нина Ивановна – ваша родственница из Брянской области.Я простой человек. Уверенный в том, что религия – обман, атеизм – перебор, политика – дрянь, а жизнь – обычное существование белковых тел. К сожалению, слишком быстротечное. Мысль о том, что бояться нужно людей и их дурных поступков, а не каких-то выдуманных чудищ, видится мне абсолютно верной. В этом я был уверен до недавнего времени, когда у двери моей квартиры появился шмыгающий носом, странный человек в слишком теплом для летней погоды клетчатом плаще. Я не был рад его появлению. После недели работы за напарника, который ушёл в отпуск, мой бедный организм был измотанным и невыспавшимся. Однако незнакомец был крайне настойчив, он раз за разом жал на кнопку резко визжащего звонка, который отдавался болью в моей голове. Шесть двадцать утра – светящимися зелёными цифрами известили меня электронные часы, дошедшие до сегодняшнего дня из советского времени. Это был один из тех раритетов, которые ещё где-то моргают уцелевшими лампами в каком-нибудь старом доме. Зажмурившись от яркого света, я проследовал к входной двери и прильнул к холодному глазку. За дверью стоял лысоватый, невысокий мужчина лет пятидесяти и упорно тянул руку к кнопке звонка. Зачем-то я открыл, не раздумывая. Хотя обычно смотрю и спрашиваю. Даже участкового не пустил один раз, когда из-за играющей музыки ненормальная соседка вызвала его. Не пустил, сделал музыку потише и через дверь ответил, что ещё нет десяти. А этому товарищу открыл без раздумий. – Андрей Павлович, – торопливо представился он, просачиваясь мимо меня на кухню. – Я к вам по важному делу. Вы Киреев Максим Витальевич? – Да, я Киреев, – растерявшись, ответил я. – Я приехал по поручению Киреевой Нины Ивановны, вашей бабушки. Она попросила передать вам документы на её дом, – он принюхался к запахам моей кухни. – Вы что-то путаете, как вас там зовут, – сердито сказал я, надеясь быстрее спровадить незнакомца. – Нет у меня бабушки. Мои бабка с дедом десять лет назад умерли.
– Ну…, – я замялся.
– Молодой человек хочет выспаться! – вконец вывела меня из себя его нахальная просьба. – Приходите после обеда, и мы поговорим с вами о дедушках, бабушках и всех остальных.– Может, угостите меня чаем, молодой человек? – нагло поинтересовался он.
Как будто я мог уехать, проехав такое расстояние. Ожидая старушку, я подошёл к забору и сорвал несколько спелых вишен. Вкусные. Заглянул через забор, визуально оценил заросший высокой травой двор, сарай, пустую будку со ржавой цепью на проволоке.Мужчина выразительно глянул на меня и положил большой пухлый конверт на стол. При этом едва не свалил рукавом плаща мою любимую фиолетовую чашку с остатками вчерашнего чая. – Распишитесь, что документы вам доставлены. Мне нельзя здесь задерживаться… – сказал он и запнулся, будто подавился, уставившись взглядом в плакат с голой девицей на стене коридора. Мужчина протянул мне квитанцию и указал худым скрюченным пальцем в нижнюю строку. Я мазнул роспись и выдворил незваного гостя за дверь. Курьер обернулся уже на половине пути к лифту. В его взгляде промелькнуло что-то мерзкое, даже звериное. Поспешив закрыть дверь, я включил чайник. Сон всё равно был безнадёжно испорчен неожиданным визитом. Затем открыл окно, и поток прохладного утреннего воздуха меня окончательно взбодрил. В конверте оказался пакет нотариально заверенных документов по наследованию на моё имя, а также фото дома. По документам бабушка умерла месяц назад. Очень странно, что родители, которые сейчас пребывали в длительной заграничной командировке, мне ничего не говорили про такую родственницу. Я внимательнее рассмотрел фотографию причитающегося наследства. Небольшой дом, очевидно очень старый, обложен белым кирпичом. Покосившийся дощатый забор подперт в двух местах бревнами. «Так себе домик, но хотя бы в пригороде. Значит можно продать и купить нормальную машину наконец», – подумал я, и настроение начало подниматься. Воображение уже рисовало мне картину, как я выбираю новенькую машину в автосалоне. Впереди у меня был двухнедельный отпуск, и я решил, не откладывая дело в долгий ящик, съездить осмотреть дом и дать объявление на сайтах недвижимости. Замечтался о приятном будущем. В реальность меня вернул закипевший чайник. Решил выехать пораньше, пока не наступила жара. Через пару-тройку часов солнце будет высоко, и я буду париться в автомобиле, как в микроволновке, а до места мне катить около трёхсот километров. Быстренько выпив кофе и взяв с собой десяток бутербродов с варёной колбасой в контейнере, я спустился на лифте к машине. Летнее солнце, пока ещё не жаркое, залило приятным светом мой город. Утренних пробок удалось избежать, я без задержки выехал за город и покатил в направлении Брянской области. «Съезжу – посмотрю, может отыщу что-нибудь интересное в доме вдобавок», – думал я. Моё трепетное отношение к предметам старины было известно моим друзьям, иногда приносящим мне то старую керосиновую лампу, то растрепанную раритетную книгу или эксклюзивный советский значок. Меня заранее охватило предчувствие, что из поездки я непременно вернусь с неплохой добычей, с чем-то необычным. Километров через семьдесят заехал на заправку. Пока заспанный заправщик заливал мне бензин, обошёл машину вокруг и бегло осмотрел. Машина, конечно, была старенькая и могла подвести, но я как обычно надеялся, что не сегодня. Обнаружил новые полосы ржавчины, разъедавшей металл на крыльях и дверцах. Только месяц назад там было несколько пятнышек, а теперь чуть ли не дыры образовались. Мысленно отругал отечественный автопром и сходил выпить дополнительный стаканчик кофе из автомата. Через полтора часа езды меня начало клонить в сон, и я едва не задавил трёхцветную кошку, кинувшуюся перебегать дорогу, когда проезжал через какую-то деревню. – Каренина, мать твою! – вслух ругнулся я. Чёрно-рыже-белая кошка проводила меня презрительным взглядом. Остановился подышать и размять ноги. Вышел, покурил, чтобы успокоиться, вернулся в машину и поехал дальше. Ближе к полудню, два раза сбившись с дороги, добрался до искомой деревеньки. Въезжая в населённый пункт, отметил зеркало большого пруда и песчаный пляж на его пологом берегу с парой деревянных домиков. Становилось очень жарко, решил позже сюда заехать – перекусить и искупаться. До Брянска оставалось тридцать километров – сигнализировал дорожный знак. «Ну, не пригород, но недалеко», – подумал я, подъезжая к нужному двору. Меня будто ждали. Из двора напротив, через дорогу, увидев незнакомую машину, припарковавшуюся у зелёного обшарпанного забора, вышла худенькая старушка и уверенным шагом направилась ко мне. – А чего ей на пенсии делать, как не в окна пялиться и посторонних людей выглядывать? – сказал я сам себе и поздоровался, выйдя из машины. – Ты Максим? – скрипучим голосом спросила бабушка. – Ишь как похож на Ивановну. Документ покажи-ка. – Максим Киреев, – представился я и достал удостоверение из-под солнцезащитного козырька. Она с интересом посмотрела на меня и, сказав «я щас за ключами, жди тут», ушла в свой двор.
Точно похож! Как две капли воды! Я снял фото со стены, чтобы посмотреть обратную сторону потерявшей цвета фотографии.– Держи ключи! – неожиданно возникшая за спиной старушка заставила меня вздрогнуть. – Я к вам тогда вечером зайду, расскажете мне про бабушку. Ну или вы сюда заходите. Я ночевать здесь останусь, – сказал я соседке. – Не, не, не, – забормотала она, попятившись. – Сам зайдешь, занесёшь ключи. А ночевать, если захочешь, можно у меня во времянке. Я тебя и покормлю вдобавок. В её доме лучше не ночевать. Нехорошее место. – Спасибо, – поблагодарил я её за предложение и подумал, что бабка из ума выжила. Место ей нехорошее. Видимо, не в ладах она была с моей родственницей. Старушка ушла, но я всё равно ощущал назойливый взгляд из окон. Открыл калитку, зашёл во двор, продрался через бурьян к деревянному крыльцу. Со стороны будки что-то загремело, и я пожалел, что не спросил о наличии собаки. Одного взгляда через плечо хватило, чтобы увидеть мчащегося на меня огромного косматого пса с оскаленной красной пастью. Считаных секунд мне хватило, чтобы открыть висячий замок, залететь на веранду и захлопнуть дверь за собой. Снаружи в дверь ударило нечто тяжелое, царапнуло когтями, рыкнуло… и стихло. Ни лая, ни рычания больше я не услышал. Ругал на чём свет стоит бабку за то, что она не предупредила о непривязанной собаке. Немного подождав, прошёл по полутёмному коридору в дом, заметив завешенные иконы и зеркала. На шкафу увидел старинную керосиновую лампу с запыленной стеклянной колбой. «Отличная находка», – с радостью подумал я, моментально забыв о нападении собаки. Пополнение коллекции всегда поднимало мне настроение. Окна зала и ещё одной комнаты выходили на улицу, через палисадник с кустами малины и старыми яблонями. В принципе, миновать собаку можно было, если выпрыгнуть в окно и перелезть через заборчик. Эта мысль успокоила меня, и я продолжил осмотр комнат. С пожелтевших настенных фотографий на меня строго смотрели, очевидно, несколько моих дальних родственников. Среди них был симпатичный парень в военной форме царской России, с георгиевскими крестами на груди. Я удивился, как же сильно он похож на меня. Такие же черты лица, надбровные дуги и другие неуловимые сходства. Я даже пошёл и посмотрел на себя в зеркало, сдернув с него грязную тряпку.
«Мне столько лет сейчас, как было ему, – посчитал я, и мне стало не по себе. – Хорошо, хоть не полный тёзка».«Киреев Максим Викторович, 1888–1915», – гласила надпись тушью на обороте фото.
Однако, выключатель щёлкнул и пыхнул синей искрой. Я сразу отдёрнул руку. Некачественная проводка грозила доставить проблем при продаже жилья. Прошёлся по дому. Выключатели в остальных комнатах вообще не реагировали на нажатие кнопки. Подсвечивая телефоном, который обещал скоро разрядиться, я разыскал керосиновую лампу. В её резервуаре что-то плескалось. Достав из кармана зажигалку, я зажёг её и поднёс пламя к фитилю. Маленький огонёк затрепетал, слабо освещая зал и темные проходы в другие комнаты. В таком блуждающем свете развешанные на стенах фотографии смотрелись ещё неприятнее, а смотреть в зеркала я совсем не решался. Будто боялся увидеть там кого-то чужого.Неприятный холодок пробежал по моей спине. Неудивительно – несмотря на летнюю жару в доме было прохладно. Откуда-то потянуло сквозняком, я почувствовал его дуновение. За советским бежевым буфетом, стоящим, как мне показалось, не на своем месте, я обнаружил забитую гвоздями дверь в кладовку. Пришлось вспоминать план дома из принесённого мне курьером конверта, который остался лежать в машине. Готов поклясться, что не было там кладовки. Первая попытка выломать дверь успехом не увенчалась. Зато нашёл на веранде гвоздодёр и с его помощью вытащил большую часть гвоздей, предвкушая добычу… Вдруг у бабушки там швейная машинка «Зингер» или ещё что-нибудь ценное? Давно я не занимался физическим трудом. Вытаскивая, наверное, тридцатый гвоздь, я выбился из сил, как будто каждый гвоздь цеплялся за дерево дверной рамы и загибался с обратной стороны. Решил передохнуть и наметил для отдыха потёртый диван, прихватив с полки альбом со старыми фотографиями. Накидав под спину подушек из шкафа и удобно устроившись, я переворачивал страницы, разглядывая лица людей прошлого века. Никто из них не улыбался. Нашел фотографию молодого деда, в обнимку с бабушкой, в доме которой я сейчас находился. Дед был точно мой, но женщина рядом с ним была мне незнакома. Ещё одна тайная страница прошлого. Любопытно. «Почему же дед мне про неё не рассказывал?» – задумался я, вспоминая что дел любил похвастаться похождениями из молодости. Фото на следующей странице альбома заставило меня едва ли не подпрыгнуть на диване. С чёрно-белой фотографии, на которой было два человека, на меня смотрел тот самый молодой офицер, так невероятно похожий на меня и… мой утренний незваный гость в клетчатом плаще. Они действительно были на одной фотографии, возле тех самых высохших яблонь перед домом. Только не было ни асфальтной дороги, ни забора, ни дома напротив. «Похоже перегрелся. Надо поспать», – подумал я. Ощущал себя вялым и крайне уставшим. Я улёгся поудобнее и задремал с мыслью, что надо заняться своей физической формой. – Максим… – резким шёпотом позвал меня незнакомый голос, раздавшись над самым ухом. – Спасибо что приехал, дорогой! Я открыл глаза, ничего не понимая. Наверное, голос мне приснился. За окном уже царила ночь, в небе виднелись созвездия, названиями которых я никогда не интересовался. Глянув на телефон, увидел, что проспал больше пятнадцати часов, вот так вымотала неделя работы без выходных. Я встал, намереваясь включить свет.
Однако вскоре страх прошёл и мне захотелось довести осмотр до конца. Я вскрыл инструментом деревянный ящик, на дне которого увидел свёрток, укутанный в тряпьё. Меня охватило будоражащее предчувствие, что добыча будет очень ценной. Я достал свёрток, развернул тряпки и обнаружил заботливо смазанный… пистолет Макарова и пару обойм к нему. Сами тряпки оказались пропитаны чем-то коричневым и давно высохшим, но это была не смазка. Я отложил гвоздодёр в сторону и приблизил лампу к тряпью.Проследовал к той двери, из которой днём вытаскивал ржавые гвозди. Видимо, я вытащил все – потому что дверь в кладовку была приоткрыта, и оттуда пахло мазутом, гнилью и ещё не пойми чем. Стиснув гвоздодёр в одной руке и с керосиновой лампой в другой, я шагнул в кладовку. Ничего особенного. Помещение два на три метра, большой деревянный ящик в углу и знакомый клетчатый плащ, лежащий поверх него. С побеленной стены на меня смотрела крупная фотография моей бабушки в какой-то мешкообразной одежде с непонятными витиеватыми символами на ней. Я не понял, почему фотография висит здесь, а не со всей коллекцией в зале, но мне сильно захотелось уехать отсюда и как можно скорее. Керосинка и старинный фотоальбом были достаточными трофеями.