© Дашко Д., 2021
© ИК «Крылов», 2021
Хмурый взгляд, которым меня наградил врач, не предвещал ничего хорошего. Хотелось выматериться, но было как-то неудобно перед доктором. Человек интеллигентный, в очках…
– Георгий Олегович, а вы в курсе, что у вас предынфарктное состояние? – произнёс эскулап, когда бросил рассматривать кардиограмму, лежащую на его столе.
Я заёрзал на стуле. Седалище и так было жёстким, а теперь вообще превратилось в наждачную бумагу.
– И насколько это серьёзно?
Ненавижу ходить по врачам. А всё дочка: «Папа, запишись на приём. Что-то ты у меня какой-то бледный и за грудь постоянно хватаешься!»
Сходил, называется…
– Серьёзнее некуда. Как давно у вас эти симптомы? – продолжил выпытывать доктор.
– Дня два уже, – прикинул я.
Он встревожился ещё сильнее:
– Два дня! Вас нужно срочно госпитализировать!
Сказав это, врач – полноватый мужчина моего возраста, то бишь не так давно разменявший «полтинник» – потянулся к стационарному телефону.
И в этот момент зазвонил мой сотовый.
– Доктор, простите, – повинился я. – Работа.
При моей работе, действительно, нужно находиться на связи двадцать четыре часа в сутки, включая редкие выходные и не менее редкий отпуск.
Звонил мой давний осведомитель – Коля по прозвищу Кислый, и этого звонка я ждал целую вечность.
– Георгий Олегович, я нашёл Аллигатора. Он на хате у своей подруги. Адрес знаете?
Подруг у Аллигатора как блох у барбоски. Всех не перечесть.
– Диктуй, – приказал я.
– Олимпийская тридцать девять, квартира сорок пять. Только приезжайте как можно быстрее, он скоро снимается с адреса. Ищи потом ветра в поле, – затараторил Кислый.
– Понял тебя, выезжаю. – Я выключил смартфон и посмотрел на доктора. – Вы меня простите, но госпитализация откладывается. Я ненадолго: сгоняю по-быстрому в один адресок и сразу назад, сдаваться.
– Георгий Олегович! Вы что себе позволяете?! Это не шутки! – разволновался эскулап. – Да уж какие там шутки. Два часа, и я буду здесь как штык. Слово офицера!
– Хорошо, – сдался он. – В конце концов, это ваше здоровье и ваша жизнь.
– Именно. Спасибо за понимание!
Сказав это, я откланялся.
Говоря по правде, в этот момент на душе кошки заскребли, но потом азарт взял своё. Я был гончей, идущей по следу. В такие моменты меня трудно переубедить.
Что касается здоровья – два дня проходил, значит, два часа ещё потерпит.
Я вызвонил наших – по всему выходило, что до хаты, в которой ныкался Аллигатор, ближе всего было мне. Остальные находились в таких ипенях, что смогут добраться туда через час, если не позже. За это время Аллигатор действительно может нырнуть на такое дно, что весь личный состав доблестной полиции нашего города не разыщет. А этот гад был нужен мне позарез, и это было личное.
Месяц назад Аллигатор убил моего лучшего друга. Тот подрабатывал таксистом и в один злополучный вечер отвозил поддавшего Аллигатора и его кореша из ресторана. Бандиты отказались платить, завязалась драка.
В итоге друга пырнули ножом, задели жизненно важные органы, он умер на операционном столе, не приходя в сознание. Жена стала вдовой, двое детей остались без отца и кормильца.
Я поклялся найти убийц, чего бы мне это ни стоило.
Сначала вышел на подельника – помогли пальчики из картотеки. Тот быстро раскололся и сдал Аллигатора. А потом фарт закончился: основной фигурант бросился в бега. Если бы не наводка Кислого – не видать мне Аллигатора как своих ушей.
Пока вспоминал, не заметил, как оказался в нужном районе.
Олимпийскую улицу строили аккурат к московской олимпиаде, на фасаде одного из домов даже нарисовали легендарного мишку. Улица получилась малоэтажной и довольно симпатичной. Из минусов разве что расположение практически на самом конце города – через дорогу начинался лес. Хотя… может, это и не минус. Не все любят шум центральных районов, через которые проходят основные транспортные артерии.
Я оставил машину у соседнего дома: вряд ли Аллигатор знает мою тачку, но осторожность превыше всего. Здесь он точно ничего не увидит. И значит, я его не вспугну.
Время рабочее, мест для парковок полно в каждом дворе, не нужно наматывать круги по микрорайону.
Стоило выйти из машины, как снова бросило в пот. Рубашка просто прилипла к влажной спине. К горлу подступил противный комок.
Ничего, пообещал я себе, возьму Аллигатора и в больничку. Там меня подлатают. Не впервой.
Хотя с сердечком прежде таких проблем не было. Лечился обычно от другого: то спину сорвал, то после ранения валялся. А так, чтобы «моторчик» забарахлил – ещё не сталкивался. Как-то не верилось, что такое произойдёт со мной.
Права дочка, нужно бросать курить. Может, заодно от трескучего кашля избавлюсь.
Дочка ещё про нервы говорила. Дескать, все болезни от них. Просила, чтобы как можно меньше думал о работе.
Я, может, и рад бы не думать, но вот не переживать за работу, увы, не получится. Хреновый был бы из меня опер в таком случае.
Кислый подскочил сразу, как только я нарисовался у подъезда, и тут же заговорил в характерной для него горячечной манере. Не хватало разве что активной жестикуляции.
– Георгий Олегович, он там… Никуда не выходил…
– Не части, – попросил я. – Уверен, что он всё ещё на хате?
– Зуб даю! – поклялся Кислый.
Он успел замёрзнуть и слегка приплясывал, чтобы согреться. А может, приспичило в туалет. Такое бывает сплошь и рядом. Пасёшь объект, мочевой пузырь готов разорваться, а тебе даже до кустиков нельзя. Работа, понимаешь, такая.
– Понял, Кислый. Держи, заслужил. – Наше ведомство к числу богатых не относится, но каждый опер время от времени должен стимулировать своих агентов не только морально, но и материально.
Специально для такой цели я заранее отложил пять штук, которые и вручил Кислому в далеко не торжественной обстановке.
От меня не убудет, а Кислому – если братва дознается, что он мой человечек, серьёзно поплохеет. И рискует он не только здоровьем, но и жизнью.
Впрочем, с некоторых пор многое изменилось. Братва стучит ментам через одного, если не чаще, но огласки этой «интимной» стороны жизни никто не любит. Все делают хорошую мину при плохой игре.
Если на дело идёт «организованная» преступность, мы, как правило, узнаём кто, как и когда. И, разумеется, не в ходе глубокомысленного разглядывания в лупу следов преступления а ля Шерлок Холмс. Опера ноги кормят и армия надёжных осведомителей.
– Георгий Олегович, спасибо! – Кислый нервно сглотнул и судорожно запихал деньги во внутренний карман. – Ну я пойду, ладно? – Иди, а то не ровен час засекут.
Он задержался на секунду, бросив на меня настороженный взгляд:
– Что-то вы неважно выглядите, Георгий Олегович. С вами всё в порядке?
– Да иди уже, – раздражённо протянул я.
И этот туда же… Профессор кислых медицинских щей!
Осведомитель поднял воротник пальто и засеменил, не оглядываясь.
Я прикинул план дальнейших действий. Сунуться одному в квартиру?
Пожалуй, повременю. Дождусь кавалерии, а там что-нибудь придумаем. Лишь бы Аллигатор к тому времени не вздумал смыться.
Только успел об этом подумать, как домофон издал мелодичные звуки и железная, крашенная в революционный красный цвет, дверь подъезда распахнулась, выпуская из бетонного чрева пятиэтажки того, за кем я пришёл.
Аллигатор – невысокий крепыш в китайском пуховике и джинсах с вытянутыми коленками, осторожно повертел башкой и, не заметив меня, пошагал, низко склонив голову. Он горбился, а его подбородок практически лежал на груди.
В руках была объёмистая спортивная сумка.
Эх, не успела моя «кавалерия». Значит, сам. Но это даже к лучшему – хочешь, чтобы было хорошо, сделай лично.
Пистолет давно был снят с предохранителя, а в ствол, вопреки всем инструкциям, «загнан» дополнительный патрон. Фишка, перенятая от вояк, которая спасла жизнь не одному оперу.
Сердце предательски кольнуло. Я невольно поднёс руку к груди.
Слышь ты, четырёхклапанное, не вздумай подвести. Мне, пока дело не завершу, на тот свет никак нельзя.
Моторчик словно услышал обращённую к нему просьбу, меня отпустило.
Слава богу! Как хорошо…
Я уверенно преградил Аллигатору дорогу.
– Стой, сука! Ты задержан. И даже не вздумай рыпаться.
Тот замер. Рот открылся, вытягивая и без того длинное некрасивое лицо. Сейчас он чем-то напоминал мужика со знаменитой картины Эдварда Мунка «Крик». Не хватало разве что рук, сжимающих голову словно тисками.
– Гражданин майор, вы? – с непередаваемой тоской в голосе воскликнул он.
Нет, с Аллигатора точно надо картины писать. Столько выразительной мимики на каждом квадратном сантиметре «фейса» – звезда МХАТа с зависти помрёт! От ужаса и паники до лихорадочной работы мозга.
Спасать свою шкуру Аллигатор умел. Я всегда помнил об этом и потому не спускал с него глаз.
Я бросил на асфальт перед ним наручники.
– Аккуратно нагнись и надень «браслеты». Повторяю, не вздумай хоть что-то выкинуть – первый выстрел в тебя, второй в воздух.
Он покладисто кивнул и потянулся за «украшением».
В этот момент в сердце даже не кольнули – кто-то будто загнал в него осиновый кол. Матерь божья! Как мне хреново.
В глазах помутилось, стало не хватать воздуха, ноги подкосились.
Бандит уловил произошедшие со мной перемены. Он мог бы совершенно спокойно убежать – у меня просто не оставалось сил, чтобы выстрелить, пистолет превратился в двухпудовую гирю, просто невероятно, что он ещё не выпал из руки.
Однако на Аллигатора что-то нашло.
Отбросив сумку, он кинулся на меня, сбил с ног и вцепился стальной хваткой в горло. В эту же секунду мой палец сам по себе лёг на спусковой крючок. Грохнул выстрел.
Я увидел испуганные глаза Аллигатора, которого стремительно покидала жизнь. В них было столько паники, что хватило бы на нас двоих.
Вот только я не паниковал. Мне почему-то было хорошо от мысли, что ещё один урод с моей помощью спроважен на тот свет, что теперь на земле стало меньше сволочи и что друг отомщён.
Кажется, я улыбался, хотя у меня не было сил даже на это.
А ещё передо мной вдруг вспыхнул яркий, зовущий свет. И я не мог сопротивляться его зову…
– Олегыч, ты что? – опер Мартынов склонился над распростёртым на холодном асфальте телом своего начальника – майора Победина.
И сразу резко распрямился, сдёрнув с головы клетчатую кепку, которая делала его похожим на шотландца – такого же рыжего и усатого, какими их показывают в кино.
Победин уже не дышал, но на его устах почему-то застыла странная улыбка, словно в последние секунды перед смертью Георгий Олегович увидел что-то удивительно прекрасное.
– Эх, товарищ майор… Ну как же так?! – с горечью простонал опер.
– Сердце, – пояснил напарник Мартынова – Ивашов. – Кардиолог начальству все телефоны оборвал. У Олегыча предынфарктное состояние обнаружилось, а он вместо госпиталя дёрнул Аллигатора брать.
– И взял, – добавил тихо Мартынов, но его все услышали.
Рядом с Побединым лежало ещё не успевшее остыть тело бандита, за которым отдел гонялся уже столько дней. Лицо Аллигатора превратилось в страшную посмертную маску. Он будто успел заглянуть за порог загробной жизни и увидел там весь ужас, который его ждал на вечные времена.
– Знаешь, мой дядя говорит: «Люди не умирают, они лишь становятся невидимыми», – сказал Ивашов.
Мартынов кивнул.
– Красиво сказано. Образно.
Он ещё раз посмотрел на улыбавшегося Победина, потом перевёл взгляд на напарника:
– Ивашов, скажи – ты в переселение душ веришь?
Оперативник пожал плечами.
– Не знаю, а что?
– Да так… Мне кажется, наш майор, в кого бы его душа сейчас ни вселилась, как был ментом, так ментом и останется. – Он помолчал. – Знаешь, Ивашов, а ведь я сегодня наквакаюсь. Так наквакаюсь, что домой на четвереньках приползу. И хрен с ней, с работой! Как-нибудь обойдутся без меня.
– Тогда уже вдвоём наквакаемся, – твёрдо заявил напарник.
Страшная боль в голове заставила меня застонать и открыть глаза. Почти сразу кто-то громко ойкнул (судя по голосу, женщина) и выпустил из рук нечто железное, с грохотом ударившееся об пол.
И тут же со всех сторон послышались возгласы – преимущественно ругань и маты.
К сожалению, в том месте, куда я попал, освещение было тусклым, и я ничего толком не мог разглядеть. А может, подводило зрение. Этого я тоже не исключал.
Радовало одно: я жив, иначе бы не испытывал ту боль, что заставила меня очнуться. Интересно, насколько всё серьёзно?
В нос ударили типично больничные запахи… уж что-что, а мне они были хорошо известны. После ранения нанюхался, до сих пор подташнивает.
Самый главный в этой «симфонии» – ни с чем не сравнимый аромат хлорки, с которой у нас готовы мыть всё, что угодно.
В поле зрения возникло большое размытое пятно. Я напряг зрение и увидел, что пятно на самом деле являет собой вполне милый овал девичьего личика. Волосы девушки были спрятаны под аккуратной белой косынкой.
Я смог опустить взгляд и разглядел такой же белый потрёпанный халатик.
Всё ясно, медсестра или санитарка. Но вообще халатик нетипичный. Сейчас медики всё больше какие-то курточки с брюками носят. И даже цвет далеко не всегда белый.
Что из этого? Да только одно – я нахожусь в медицинском учреждении: в городской больнице или в нашем, профильном, госпитале… Да собственно, неважно где. Главное, жив… а что насчёт здоров – так узнаем со временем.
Руки-ноги точно меня слушались. Уже что-то из разряда приятного.
– Здравствуйте, барышня, – постарался улыбнуться я.
Меня очень смутило несколько ошеломлённое выражение её лица. Такое чувство, словно я, подобно Лазарю, воскрес из мёртвых и этого точно не ожидали.
Девушка почему-то не стала отвечать. Лишь ойкнула, тем слегка меня озадачив.
Наверное, моя внешность не располагала к себе и не вызывала у барышни симпатии.
Ничего страшного, дайте немного времени, и я смогу растопить даже ледяное сердце Снежной королевы.
Кстати, насчёт сердца – это оно сыграло со мной злую шутку, когда я почти взял Аллигатора? И да, что с бандитом – я был уверен на все сто, что спровадил его к праотцам, однако в нашей жизни сплошь и рядом бывают случайности. Вдруг этого сукина сына реанимировали?
Лицо барышни исчезло. Хлопнула дверь.
Не зная, можно мне или нельзя, я не стал привставать, чтобы хорошенько осмотреться. Больнички – они и в Африке больнички. Чего я в них не видел?
Лишь бы соседи по ночам не храпели, да кормёжка была сносной. Дочка у меня хоть уже три года как замужем, но толком готовить не научилась, так что на домашние разносолы рассчитывать не приходится. А традиционные апельсины, которые почему-то принято приносить в передачах, я терпеть не могу.
Повеяло сквозняком аккурат с того места, где я по звуку угадал расположение двери. В палату кто-то вошёл.
– Вы уверены, что он очнулся? – голос был мужским и слегка сварливым.
– Уверена, Карл Иванович.
А это уже женщина. Видимо, недавняя сестричка.
Надо мной снова нависла тень. На сей раз это был мужчина с маленьким лицом, сплошь и рядом покрытым морщинами. Его глаза за толстыми линзами очков походили на два фарфоровых блюдца.
– Георгий Олегович, как вы себя чувствуете?
– Пока могу точно сказать, что – чувствую, – попробовал пошутить я.
Ни тени улыбки на лице. М-да, шутка пропала впустую.
– Вы уж извините, но мне придётся вас осмотреть. Если будет больно, голубчик, вы уж сделайте милость – потерпите. В конце концов, всё же для вашего блага.
– Конечно, доктор.
Карл Иванович приступил к осмотру.
Сколько он длился, не знаю, но каких-либо болезненных ощущений у меня не возникло. Да и вообще, у меня вдруг появилось чувство, будто я помолодел лет на двадцать пять-тридцать.
А когда доктор ушёл, я, к своему удивлению, обнаружил некоторое подтверждение этому странному чувству.
Зубы… к своим пятидесяти я успел благополучно лишиться нескольких жевательных: не помогли даже визиты к стоматологу. Зубы просто сами крошились и выпадали. То ли хреновые гены, то ли экология. Но не в том суть.
Проведя языком по рту, я сделал неожиданное открытие: у меня вдруг «выросли» зубы. Блин, неужели пока валялся в отключке, мне сделали протезирование?
Далеко наша медицина пошла, ничего не скажешь!
Имплантаты – штука дорогая. У меня на них отродясь денег не было.
Неужто начальство расщедрилось? Так сказать, всё ради дорогого сотрудника предпенсионного возраста… Но такая щедрость бывает только в сериалах про ментов.
Обычно начальство жмёт даже маленькую копеечку. Исключения бывают, но это не мой случай. Уж я-то нашего генерала знал как облупленного. Снега зимой не допросишься.
Тогда как? Точно не дочка. – Я Дашке сам помогаю, у них с мужем квартира по ипотеке – а это кабала на полжизни.
Новый богатый спонсор в городском ОВД? Не смешите мои тапочки! Их к нам калачом не заманишь.
Дело ясное, что дело тёмное.
Так… а с руками что? Не скажу, что у меня кожа на них старческая, вся в морщинах да в пигментных пятнах, но те руки, что предстали моему взору… Ну как бы сказать… Эти руки как-то мало смахивают на мои, привычные.
А главное, все в мозолях… Такое чувство, что последнюю неделю я без продыху дрова рубил.
Вставать мне пока не разрешили, но вот подниматься на локтях было можно. Я привстал и огляделся. Интересно же – в какую палату я попал?
М-да… интерьерчик так себе, какое-то совсем уж ретро. Мне казалось, что медицина хоть как-то, но финансируется, однако палата моя наводила на совсем уж грустные мысли.
Во-первых, это была даже не палата – а здоровенное помещение со сводчатым потолком, и лежало в нём человек двадцать-двадцать пять. Оно, конечно, лучше, чем в коридоре (и такое было в моей жизни), но всё равно странно.
Во-вторых, обстановку иным словом как спартанская и описать невозможно. Всё как будто из музея. Даже занавески на окнах и халаты на ходячих пациентах. Сплошной винтаж.
Ну и освещение тоже не фонтан. В какой-то момент оно просто – бац! – и вырубилось. И никого это ни капли не смутило. Как рядовое явление и только.
Появилась санитарочка – та девушка, которую я увидел как только очухался, и с её появлением зажглось чудо техники, опознаваемое как лампа-керосинка. У меня в деревне такая же на чердаке валяется – наследство от дедушки с бабушкой.
Проблема с электричеством смутила меня ещё сильнее. Это ведь больница, тут операции делают. На всякий экстренный случай должны быть свои генераторы… Хотя если они слабые, то мощности на палаты может не хватать, успокоил я себя.
Пришло время обеда. Появилась санитарка – полная женщина, едва вписывавшаяся в дверной проём. Ей помогали двое ходячих – тащили котлы с едой.
Хм… в прошлые разы прикатывали столик с тарелками, а тут опять несколько старомодно, что ли…
Но жрать хочется! В желудке одна кишка за другую заходит.
На первое был жидкий супчик, на второе – нечто размазанное по тарелке. Вместо хлеба кусочек твёрдого как камень сухаря, цветом напоминающего уголь-антрацит. Ну и сладенький компот, без него – никак.
В принципе, у нас в столовке кормили ничуть не лучше, так что свою порцию я умял в два счёта. И опять же меня удивил тот зверский аппетит, с которым я накинулся на еду.
Давно не ел с такой жадностью. Даже на ностальгию пробило: словно вернулся во времена студенческой молодости, когда вечно ходил полуголодным, ибо стипендии не хватало, а тянуть деньги с родителей не позволяла совесть – они и так у меня были людьми небогатыми.
С работой тогда было туго – девяностые во всей красе. Выживали с трудом. И рабочие руки нищего студента никому были не нужны.
После еды, как полагается, потянуло на удовлетворение иных потребностей.
Правильно угадав немую просьбу в моём взоре, санитарка подала судно.
– Держи, болезный.
Уже только один вид этой утвари вызывал сложные чувства… Будь моя воля, на четвереньках пополз бы к туалету, но… есть такое слово «нельзя».
Пришлось, кряхтя, сделать свои дела. Ужасно стыдно и неудобно. Уши, наверное, так покраснели, что за километр было видно.
К счастью, соседям по палате было наплевать на то, как я справляю вполне естественные надобности. Половина из них тоже не вставала. И не одному мне вдруг понадобилось «подумать».
После физического облегчения пришло облегчение моральное. Потянуло в сон. Я лёг набок, закрыл глаза и тут же провалился в небытие. Вот только выспаться не получилось.
– Жора, твою ж мать! – раздалось у меня над ухом. – Мне сказали, я не поверил! Живой! Мужики узнают – охренеют!
Кажется, обращались ко мне, хотя я жуть как не люблю фамильярности и особенно, когда незнакомые люди называют меня Жорой. Аж скулы сводит!
Повернувшись на спину, я улицезрел высокого смуглого коротко стриженного парня, зачем-то облачённого в английский френч (уж что-что, а фильмов про Гражданскую в своё время просмотрено было немало).
Наверное, какой-нибудь реконструктор. Сейчас это довольно модно.
И всяко лучше, чем тупо пялиться в экраны смартфонов.
Кстати, смотрелся френч довольно аутентично. Такое чувство, словно парень носил его каждый день, а то и спал, не снимая.
Сам реконструктор сиял при этом так же, как его начищенные до блеска сапоги. Это я тоже успел заметить как-то само собой.
– Жорка! – Он едва не кинулся на меня, чтобы обнять, но в последний момент остановился.
Его явно смутило недоумение, с которым я его встретил. А недоумевать, действительно, было с чего.
– Во-первых, здравствуйте! Во-вторых, не Жора, а Георгий, – принялся читать я нотацию. – Ну и в-третьих, я вам, молодой человек, в отцы гожусь!
– Жора, ты чего? – поразился незнакомец. – Издеваешься, что ли? Какие отцы? Я тебя на год старше!
Я подумал, что окончательно схожу с ума… Парню навскидку было лет двадцать, не больше.