Кстати, о палубных делах. Завидев, что дело пошло на лад и пловец шибко резво скачет по воде, все засуетились. Собрали консилиум и начали активно махать руками в сторону берега, обсуждая тактику высадки на правом мелководном берегу.
Дмитрий пружинно, шагая по палубе, выдал: «Ну всё, победил, осталось всего семь километров». Только после его слов я осознал, что действительно могу доплыть до берега. От этой мысли перетряхнуло. В меня одновременно втянуло два откровения: первое – подвиг возможен, и Сибирский Ла-Манш можно взять.
Второе – водомерка меня покинула и наступил тот самый откат, после которого никакие вторые и третьи дыхания уже не открываются. Это последнее и глубокое исчерпание физиологических ресурсов.
Байкал сделал для меня всё что мог, и дальше не будет вмешиваться. Он просто откинется на спинку домашнего кресла из горных хребтов, скрестит руки на груди и будет наблюдать с высоты своей мудрости. Спасибо Вам властелин Байкал, это был лучший подарок на день рождения. Дальше я сам.
Мы вплывали в дельту Селенги. Это самая крупная впадающая река, которая берёт начало в Монголии. Разливаясь она формирует огромное прибрежное пятно, состоящее из болот вперемежку с песчаными островками.
Монгольская вода, пройдя сквозь Бурятские русла, была маслянистой взвесью тины с песком. Вкладывая руку в воду, я не видел собственную кисть. Ещё вода была противно тёплой и на контрасте казалась, что перегреваюсь. А ещё Селенга – это единственный в мире пресноводный осьминог, посмотрите на карту. Она впадает в Байкал тысячами щупалец, формируя несметные течения.
Селенга еле заметно, исподтишка крутила и вертела меня. Пришлось чаще поднимать окаменевшую шею и сверяться с кораблём. Когда разворачивало и ставило поперёк направления, я с вялостью коровы, отмахивающейся от слепней, безразлично возвращался на курс.
Что со мной было с девятого по десятый час я, помню смутно. Чувствовал привычную для ультра дистанций боль во всём теле и особенно в плечах. Боль была недостаточно остра, чтобы меня остановить, но достаточной, чтобы сделать темп критически низким. Уже давно я плыл к финишу стреноженной водомеркой.
Конец десятого часа и двадцатый по счёту пит-стоп. Каждые два с половиной часа и сейчас я съедаю ломоть ржаного хлеба, а на нём толщиной в два пальца слой шмальца. Под чавканье перемолотого в блендере сала кто-то из капитанов вытянул руку и указал на узкую полоску берега. Не верилось, что это конец пути и до него всего-то километра три.
Я попросил следующую остановку через двадцать минут, но проплыв метров двести встал. Всё, я просто не мог плыть дальше. Моя сила воли тонкими ногтями царапала метровую стальную дверь, за которой теперь запечаталось моё тело.
Видимо, вкус Московского шмальца вступил в химическую реакцию с Бурятской тиной, и это стало каким-то там по счёту переломным моментом. Не заплыв, а многооскольчатый перелом со смещениями.
Трёшка – это раз плюнуть, обычная ненапряжённая тренировка, и мотивирующий берег перед глазами, но я как лодка без вёсел уже ничего не могу. Чтобы вернуть себе физическую способность двигаться дальше, нужно поесть твёрдой пищи и поспать хотя бы час. Моё упрямство сохранить автономность, делало это невозможным.
«Дальше я сам, дальше я сам», – вспоминались недавние понты. А всё, сам я уже ничего не могу, так что пришлось пойти на хитрость. Я притворился нерпой, эндемиком Байкала. Она обитает только здесь и нигде больше.
Изображая тюленя, я стал ждать на помощь своих. Маскировка была идеальной, чёрная неопреновая балаклава обрамляла гипертонический блинчик лица. Мордочкой – вылитая нерпа. Зависал в воде я точно так же как они и полностью вжился в роль.
Так или иначе, отвисевшись в воде умелой нерпой, я по крошкам насобирал силы и проплыл ещё метров двести. Тактика сработала и вспомнился рассказ экскурсовода о том, что нерпа в случае трудных времён может законсервировать беременность и родить на будущий год без последствий. В общем, я как нерпа законсервировал беременность и отложил финишные роды до лучших времён.
Добравшись до корабля таким странным стилем, я доходчиво объяснил капитанам, что мне пи..ец и дальше я нерпа.
Забеспокоившись о моём психическом состоянии, они принялись на разный лад выкрикивать мотивационные лозунги:
– «Ты рыба-мощь, омуля косяк тебе в помощь»;
– «Поднажми, доплыви и стань новым эндемиком Байкала»;
– «Соберись, и Бугульдейка тебя не забудет»;
– «Не так страшны Бурятские потоки, как их Монгольские корни». Вот это было лишнее.
Насобирав мотивационных пендалей, я продолжил волочиться к берегу в режиме выплат по ипотеке. Каждый гребок как ежемесячный платёж от разорённого заёмщика. Денег давно нет, но исправно вносилось двадцать семь лет подряд. Осталось тридцать шесть месяцев до тридцатилетнего срока и квартира твоя. Так что деньги берутся непонятно откуда, и ты платишь, вернее гребёшь.