Дмитрий Староселец
Да забудут имя моё
Я впал в некое оцепенение от осознания, что так легко отделался, думая тогда про себя: «Да за десять серебряков можно было хоть пятерых нанять. А не меня, еле волочащего ноги».
Но всё же, опомнившись, кинулся догонять незнакомца, ступавшего длинными шагами по простору улицы. После недавнего бегства у меня почти не было сил. Благо, хоть вернули булку хлеба, и она незамедлительно пошла в дело прямо на ходу.
По коридорам грязных улиц мой спутник двигался бесшумной тенью, ничем не примечательной, еле уловимой и не имеющей чётких очертаний. Казалось, окружающие просто отказывались его замечать. В комнатах моего ума рождалось чувство, что появление незнакомца производило скрытые, но всё же каким-то образом интуитивно осязаемые метаморфозы. Пространство вокруг будто менялось, накрываемое бесформенной аурой, заставлявшей всех просто пропускать его мимо глаз.
Во мне же всё бурлило. Пока я еле поспевал за спасителем, в голове вспышками рождались вопросы, нараставшие снежным комом. Правда, озвучивать их я опасался. От того так и шёл за ним, пока не решился на тот вопрос, что в любом случае являлся уместным:
– Возможно ли узнать, как вас зовут?
На удивление ответ был получен незамедлительно:
– Корвус, – тихо прозвучало имя из уст незнакомца, что мне приходилось слышать впервые.
Воодушевлённый началом диалога, я рискнул и на продолжение разговора:
– Могу ли я задать ещё один вопрос?
– Можешь, – снова в своей краткой манере проговорил Корвус.
– Что стало с теми стражниками? После встречи с вами они словно переменились, стали дёрганными. Да ещё это чувство появилось. Какое-то неясное. Оно будто начало присутствовать где-то там вокруг.
– Чувство? – лишь равнодушно переспросил он и затем уточнил, – на что оно похоже?
Меня немало удивило, что мой спутник даже задал вопрос, а не ограничился односложным ответом.
– Оно походило, – призадумался я, – на какую-то ауру, казалось, что-то витало рядом со мной.
На миг, шаг Корвуса еле уловимо замедлился. И лишь спустя пару тактов вернулся к прежнему, в то время как он отвечал:
– Ты многое пережил, вот и мерещится, – прозвучали его слова, явно давая понять, что разговор окончен.
Для себя я решил, что сказал что-то не то и более рисковать не стал. Мы принялись много ходить. Посещали раскиданные по всему городу заведения, многие из которых доселе не представляли для меня совершенно никакого интереса, отчего было в новинку, что подобные вообще существуют.
Одним из таких мест оказался затерянный среди множества домов магазинчик. Вид его был не слишком характерен для торгующих чем-либо заведений и вызывал у меня уйму вопросов.
Весь фасад здания представлялся деревянным. Вот только нужно добавить, что его лучшие времена очень давно прошли, и теперь, он испещерялся решетом прямоугольных дыр. Многие из досок просто-напросто отсутствовали, а те, что остались, выглядели до ужаса плачевно. Выцветшие и чем-то запачканные, они словно сообщали прямым текстом: «мы здесь давно и очень многое повидали».
Повсюду виднелись трещины, такие же длинные, как и покосившиеся доски, готовые рухнуть даже при самом незначительном из землетрясений. Там же, где их уже не было, в глаза бросался камень. Именно он слагал истинную суть дома. Из него были и стены, и фундамент, и был он точно таким же, как и камень городских стен.
Окна полностью потеряли свой смысл и скорее существовали для виду. И без того маленькие, они покрылись толстым слоем грязи, превратившимся в иссохшую корку, лишённую всякой возможности пропустить сквозь себя хоть лучик света. О наличии вывески не стоило и говорить. Как итог, магазинчик скорее отпугивал покупателя, чем привлекал. Но не похоже было, что это кого-то волновало.
Поднимаясь в дом по ступенькам, каждый входивший создавал своего рода искусство – акт ступенчатого хорового пения, провозглашавшего хозяину дома прибытие гостей.
Внутри всё обстояло не лучше. Неотъемлемой частью каждого уголка являлась паутина, а также залегавшая повсюду толстыми напластованиями пыль. Их совместное бытие украшало всё пространство дома, отчего я истинно побаивался даже чихнуть, ведь мне казалось, стоит этому произойти, как внутри бы поднялся настоящий пыльный буран, способный затмить абсолютно всё вокруг.
Хозяин заведения оказался под стать своему жилищу. При нашем прибытии он предстал в виде ссутулившейся на стуле серой мрачной горгульи, с застывшим взглядом на чём-то в полу. Как вариант, на одной из множества имевшихся дыр. Но стоило Корвусу полноценно войти внутрь, как дряблое тело домовладельца содрогнулось и под действием невидимых нитей пришло в движение. Он принялся радостно приветствовать гостя, словно знал вошедшего всю сотню лет, что в его случае ещё как могло быть и не являлось чем-то из области невероятного.
Коротко обменявшись репликами, они приступили к делу. Корвус в полголоса, отчего мне не удалось ничего расслышать, назвал несколько необходимых ему вещей, а хозяин дома, стоя вплотную так, чтобы вся информация сразу попадала к нему в ухо, несколько раз кивнул и тут же принялся искать всё названное со слишком несоответствующей своему виду активностью. Слабо верилось, что его тело вообще способно на такие скорости.
Я решил не лезть не в своё дело и просто осматривал всё, что лежало вокруг, а здесь было, на чём остановиться. Первым делом в глаза бросались чугунки, разложенные на полу у окна, они словно специально лежали там, готовые попасться под ноги, дабы запнуть о себя ногу какого-нибудь незадачливого посетителя.
Аккуратно обойдя их, я подошёл к самому яркому, что было в комнате – к стоявшим на полке кристаллическим камням, мерно поблёскивавшим даже в тусклом свете дома. Каких только форм, цветов и размеров они не были, каждый казался чем-то особенным и неповторимым, прельщая своим видом взгляд.
В это время позади что-то загремело, я обернулся, и увидел, что хозяин заведения притащил металлические щипцы и принялся заворачивать их, спрашивая Корвуса о том, что случилось с прошлыми и тут же удивляясь ему – «как это можно умудриться расплавить металл?».
Я же перешёл дальше и остановил свой взгляд на множестве банок со всякими сыпучими порошками внутри, размеры коих сильно разнились, в отдельных случаях доходя до величины в человеческий глаз, а в других, походя на только что помолотую муку. Цвет содержимого представлялся также весьма разнообразным. От того вся полка собрала чуть ли не полную палитру красок, что так и играли яркостью полутонов. Однако на этом все интересные для меня особенности заканчивались, оставляя на обозрение только неясную маркировку банок. Я продолжил обход.
С абсолютным безразличием обойдя глиняную посуду, остановился в самой тёмной части комнаты, содержимое которой до этого являлось незамеченным, но, открывшись взору, вызвало во мне смешанные чувства, балансирующие между отвращением и любопытством – повсюду в чашах, банках, мешочках лежали части каких-то маленьких животных, насекаемых и, кто знает, кого ещё, находясь в сушёном или забальзамированном виде. Я хотел было повернуться, как прямо перед моим лицом рука хозяина дома выхватила одну из банок, наполненную какими-то сушёными ушами, и понесла высыпать их. От представшей картины у меня аж дрожь прошла по телу, и я незамедлительно ретировался к висевшим неподалёку дешёвым ожерельям и амулетам, что не вызывали у меня каких-либо чувств.
В это время, наконец-то удовлетворив потребности покупателя, хозяин перестал носиться по дому, как неугомонный сумасшедший, и аккуратно разместился возле Корвуса, проговорив:
– К сожалению, фортидариевого минерала нет, – развёл он руками. – Ты обычно не спрашивал, а его ведь уже давно нигде не сыскать. Ваши маги, как там их… – помахал он рукой над головой, будто разгоняя в ней мысли. – Точно, – его указательный палец тыкнул вперёд в пустоту, словно он всё это время кому-то что-то доказывал, – Сущности, – уверенно заявил старец. – Всё потратили, так что теперь даже непонятно, откуда добыть. Шахты-то истощились, – не унимался хозяин магазинчика.
Корвус ничего не ответил. Он прошёлся из стороны в сторону и лишь посмотрел на замолчавшего старца сего заведения, после сказанного стоявшего в явном ожидании положенной платы. На этот раз мой спутник быстро нашёл в углублении чёрной мантии требуемое количество монет. После чего указал мне на всё купленное и уложенное в нечто наподобие сумки с прикреплёнными верёвками. Объяснять, что к чему, не требовалось. Я закинул её на плечи, и мы покинули столь странный дом, напоследок снова попрощавшись аккомпанементом хорового пения ступеней.
Следующим местом посещения стало жилище, расположенное вплотную к городской стене, и, если говорить точнее, являвшееся неотъемлемой её частью. Оно создавало впечатление, что эта каменная защитница города плавно перерастала в дом, придавая ему значительной массивности и надёжности, достигших своего апогея за счёт размеров самого здания. Всего один имевшийся этаж равнялся в длину двум соседним зданиям, а площадь позволила бы разместить там целую банду головорезов.
С пристальным вниманием рассматривая столь необычное строение, я сам не заметил, как умудрился столкнуться с вывеской. Взгляд мой упёрся в надпись. Она гласила: «Знахарь». Часть меня мысленно возмутилась: «Как можно столь нелепо её разместить на огромном здании? Почему не повестить повыше? Ведь даже я, далеко не самый высокий из всех, упёрся в неё лицом». Мне, конечно, никто не ответил, а мои мысленные возгласы ушли в пустоту.
Мы вошли. Обстановка внутри поражала не меньше, чем снаружи. Я сам не сразу заметил, как от увиденного раскрыл рот, на миг решив, что очутился в зарослях джунглей, которых я и в живую-то никогда не видел, но был наслышан в рассказах странников.
Всё пространство необъятного помещения занимали растения в своём разнообразии, то поражавшие огромной величиной, то удивлявшие неимоверной крохотностью, создавая дикий контраст на фоне друг друга.
Их стебли были повсюду. Они торчали из свисавших по всем концам горшков, столь отличных по форме, размерам и материалу, что возникал вопрос, не подрабатывает ли хозяин дома гончарным мастером.
Разом можно было обозреть, наверное, целую сотню этих глиняных изделий, а кто знает, сколько ещё оставалось сокрыто глазу там, за стеной листвы. И каждый такой горшок наполнялся каким-нибудь саженцем, а иногда и не одним. Оттого повсюду были листья и лианы настолько причудливые и неповторимые, что я себе и представить подобных не мог.
Всё это убранство превращало помещение в сплошные дикие заросли. Пожалуй, эта чащоба запросто имела все шансы стать вольготным местом для обитания каких-нибудь живых существ, давая им идеальный шанс здесь затеряться. В первую очередь я подумал о змеях, но тут же постарался забыть свою мысль.
Кроме этой зелени, моё внимание привлекли канаты, свисавшие с одной стороны комнаты и протянутые до другой. Их было два уровня – повыше и пониже. Теоретически, на более низком можно было ходить, держась одновременно за тот, что повыше. Но высота между уровнями была слишком уж маленькой. «Как за такое нормально держаться?», – спрашивал я себя.
Стоило мне опустить свой взгляд с небес на землю, как моё внимание привлёк цветок, с завивающимся в несколько дуг стеблем, главной изюминкой коего была его частичная прозрачность. Удивительно действо, как сквозь него раскрывался мир.
Я было протянул руку, чтобы пощупать столь необычный объект, но тут же меня окликнул хозяин сего дендрария, настойчивым голосом попросивший лишний раз не трогать его гербарий. В ответ на полученное замечание я сразу убрал руку за спину и повернулся в сторону говорившего. Но совершенно не нашёл, что сказать в ответ, поскольку оказался сбит видом человека, обращавшегося ко мне из-за прилавка.
Он был наполовину скрыт столом и вроде бы ростом не сильно отличался от меня, но своим туловищем больше походил на ребёнка, чем на обычного взрослого. Однако его выдавало лицо. Глядел он на меня не мигая, держа перед собой раскрытую книгу, совершенно не придававшую ему серьёзности, а скорее делавшую весь его образ комичным.
Нашей зрительной встрече не удалось долго просуществовать. Разорвал её Корвус, прошедший своим широким шагом вперёд по направлению к прилавку. Состоялся обмен положенными приветствиями. Мой спутник в своей шепчущей манере озвучил всё, что ему необходимо. Тут я оказался немало удивлён – знахарь, запомнив все ингредиенты, шагнул в сторону и сразу же исчез за прилавком, а затем, бодро шагая, появился сбоку от него, направляясь в соседнюю комнату. Всё встало на свои места. Хозяин дома был карликом. Ростом в половину меня, а за прилавком, по всей видимости, находилась небольшая подставка, позволявшая ему быть на уровне остальных.
Произошла несостыковка между моим представлением о знахарях – высоких бородатых седых старцах и человеком, только что удалившимся в соседнюю комнату для поиска ингредиентов, чей возраст точно не превышал тридцати пяти лет и даже не имел намёка на седину. Про остальное можно было и не говорить.
Это замечание тогда навело меня на мысль: какая странная штука внимание, мы обращаем его лишь на то, что не соответствует нашим ожиданиям, если же всё идёт по плану, по выработанному сценарию, то жизнь пролетает в некоем сне, совершенно лишённом отпечатков. Потому, наверное, и кажется, что она проходит слишком быстро, слишком незаметно. Но как иначе? Постоянно кидать себя в непривычное? Или же как-то прекратить строить ожидания? Ведь они будто сами по себе, непринуждённо, так и рисуются в уме, словно там сидит некий художник, моментально зарисовывающий всё подряд.
Мысль была любопытна, но я откинул её до лучших времён, а пока хозяин дома искал заказанные ему ингредиенты, собирал и упаковывал их, в привычной манере стал внимательно изучать помещение, но, помня прошлый опыт, не позволял себе что-либо трогать.
В правом дальнем углу обнаружилась большая полка с книгами, частью относительно свежими, а частью потерявшими свой былой вид. Если не сказать похуже. Казалось, некоторые так и развалятся, лишь стоит взять их в руки. Названий же представлялось немерено. Глаза так и бегали по ним, временами принимаясь вчитываться в еле разбираемые буквы на старых и потрёпанных обложках.
Постепенно перепрыгивая с одной книги на другую, мой взгляд наткнулся на яркое солнечное пятно. Оно разместилось прямиком на одном из переплётов. Находка смутила меня. Откуда бы ему взяться, – промелькнула мысль, и я посмотрел в сторону окна, но то не содержало и намёка на солнечные лучи. Медленно мой взгляд пробежался по всей округе вверх. В ту часть, откуда хоть как-то мог исходить свет. Вот только наткнулся на совершенно невообразимую там вещь. То было зеркало.
Настоящая диковинка, завидев которую, я ощутил разыгравшийся интерес и принялся ходить, наворачивая круги по комнате как заколдованный, высматривая, что же в итоге там находится. И только обойдя помещение гербария несколько раз, смог сформировать в голове представление, в чём собственно дело – оказалось, что за всей этой полнотой зарослей, откуда, то тут, то там выглядывали лучики солнца, находилась полностью застеклённая крыша, до самых глубин поразившая меня одним своим существованием. Но чудеса на этом даже не думали заканчиваться, под этим колпаком дома была расположена целая система зеркал, равномерно распределявшая свет по пространству комнаты.
Никогда прежде мне не доводилось видеть что-то подобное. Да я даже и представить не мог, что такое великолепие может существовать наяву. Но чья-та гениальная рука, решила иначе.
Снова остановившись у книжной полки и пребывая в полном оцепенении от увиденного, я так и смотрел заворожённо вверх. И неизвестно, сколько бы так ещё простоял, если бы из того охватившего состояния не вывел меня подошедший Корвус. Посмотрев в мою сторону, он также поднял взгляд. Прошло несколько секунд нашего устремлённого взора вверх, и мой спутник заговорил:
– Способен на многое человек, когда подходит к делу с любовью, – впервые звучала его речь, не ограничившаяся простой фразой.
– Это всё он один сделал? – вылетело из моих уст уточнение, одновременно выражавшее восхищение видом и удивление сказанному.
– Его отец, – ответил Корвус.
– Похоже он был гениальный человек, – заключил я.
На мои слова спутник сделал уточнение:
– Хороший инженер, полюбивший ботанику.
– Прям как мой дед. Он страсть как обожал все эти механизмы, что создавал.
Тем временем знахарь, наконец, дособрал, всё, что требовалось, и нам в спину сказал:
– Господа, всё готово.
Затем, потирая лоб, залез он обратно за свою стойку. Корвус, а за ним и я, направился к нему, в то время как хозяин дома продолжал говорить:
– Вот только зачем вам фортидариевый минерал? Я, честно скажу, когда-то использовал его как удобрение. Лучшего эффекта сложно представить. Но после начала Войны трёх цены просто взлетели до небес. Потому уже как несколько лет у меня ничего подобного нет. Может, вам стоит спросить у того замшелого деда по улице ниже? Поговаривают, что у него какого только барахла иногда не заваляется.
– Там тоже нет, – коротко зарубил идею Корвус.
– О-о, – с живостью отвечал знахарь, – так вы были у него! И как он, этот старый хрыч? Не умер ещё? Вы, часом, не видели у него пару горшков, больших таких? – показал владелец дома руками круг, как бы обхватывая воображаемое палено. – Спёр, да ведь ещё не признаётся.
Корвус ничего не ответил, полностью проигнорировав замечание, и лишь выложил звонкой россыпью монеты на стол. На этом пребывание в каменном огромном доме подошло к концу.
Дальнейшие места нашего посещения не представляли из себя что-либо необычайное. Чудеса закончились. Настало время городского рынка с его нагромождёнными всякой утварью лавками, ещё утром ставшего местом свершения моей безмерной глупости. Он был как всегда полон. Повсюду сновали люди различного вида и сорта, с прилежной внимательностью выбирая, что бы такого прикупить.
Мы тоже остановились у одного из прилавков. И пока я смотрел по сторонам, беспокоясь, как бы не наткнуться на утреннего торговца, Корвус с несвойственной для него безмятежностью выбирал то, что я и представить не мог, будто может статься ему необходимым. А рассматривал он семена. Опытным глазом всматривался в ростки обычных огородных растений. И пока делал то, ему, не прекращая, рассказывала о всех этих саженцах, о заботе о них низенькая и добрая на вид старушка.
Живости ей было не занимать. Она с такой готовностью пыталась поведать обо всём, на что падали его глаза, отчего по началу я решил, будто он совершенно её не слушает. Но в момент бесконечного потока слов Корвус то тут, то там принялся вклинивать конкретные и относящиеся к рассказу вопросы, с постоянством уточняя что-то для себя.
Там мы купили многое. Кусты, семена и кучу всяких приспособлений. Потом взяли ещё провианта, отчего я стал совершенно загружен, и отправились дальше, ступая по пыльным улочкам града, пока Корвус не довёл нас до здания, расположенного поодаль от городских врат.
Представляло оно из себя ничем не примечательное и давно не видевшее ремонта деревянное строение, на фоне наступавшего вечера выглядевшее слегка уныло и совершенно безвкусно. Единственное, что хоть как-то исправляло ситуацию, так это окна. Своим мерцанием мягкого света огней, они даровали всему пространству вокруг так не хватавшего улочкам града уюта. Вот только, заглянув в этот оконный просвет, я увидел лишь аморфные разноцветные пятна, скрытые слоем грязи и искажением трещин.
Первым вошёл Корвус. Дверь от приложенных на неё усилий издала протяжный писклявый крик, моментально заглушенный возгласами, что жароподобно вырвались из недр дома, словно та была кузней.
Помещение оказалось трактиром. Наше появление не вызвало сколь-либо зримых изменений в его быту. Всё вокруг пребывало в ласковой к посетителю полутьме, будто убаюкивающей его и лишь местами нарушаемой островками огоньков свечей. Они горели в разных частях. Подмигивали словно светлячки, что ни с того ни с сего застыли на месте.
Но то воздействие света, то его упокоение в итоге не выполняло свою роль. Чары растворялись, развенчиваемые шумом и гамом. Галдёж истинно стоял. И отменный. С разных концов просторного помещения доносились не всегда даже человечные возгласы, пьяная брань, крики, и временами всё это разбавлялось жалобным звоном посуды, так и взывавшей с мольбою не бить её.
Вечер плавно переходил в самый разгар, и народу становилось больше и больше, а свободных мест всё меньше и меньше. Корвус орлиным взглядом оглядел пространство трактира, будто оно истинно являлось его вотчиной и, завидев цель, сразу направился к одному из таких свободных мест у стены. Я последовал за ним.
Пришлось немало полавировать между столиками, подобно кораблю меж скал в бушующем море людского броженья. Но оно стоило того. Наконец, спустя десяток изгибов, добравшись до заветного причала, у меня появилась та желанная возможность как сбросить с себя весь несомый груз, что всё сильнее отягощал тело и уже накатывал усталость волноподобными приливами.
Пока я располагал вещи, Корвус удалился к трактирщику, теневидно мелькая среди скопища людей то тут, то там. Спустя минуты он явился обратно. Я догадался, что им была заказана еда. И уже поближе узнав своего спутника, понял – меня явно не обделили. От этого на сердце стало радостно и тепло.
Наступил момент ожидания. И каждый принялся преодолевать его по-своему. Корвус превратился в камнеподобную статую, с навечно прикованным взглядом в одну точку, отчего складывалось впечатление, что он даже не моргает. Я осматривал помещение трактира, временами сосредотачивая свой взгляд на спутнике. Уж слишком необычным казался он человеком.
Как и при нашем знакомстве, первым делом к себе приковывали внимание его горящие бледно-зелёные глаза, неизменно мерцавшие тлеющими угольками в тёмных недрах капюшона. Сидя во впалых глазницах, они были единственным атрибутом, напоминавшим собеседнику, что перед ним на самом деле живой человек, а не еле заметная ходячая тень. Да и такой выразительной бледности кожи и губ, особенно подчёркиваемой полностью отсутствовавшей бородой, мне ещё не приходилось видеть. Складывалось ощущение, что он уже три дня как был мёртв. Но несмотря на всё это, его внешность не отталкивала, не формировала неприязни или отвращения. Она просто делала его необычайным.
Самой же выразительной частью лица Корвуса являлся нос – острый, профильный, можно даже сказать, аристократический, он весьма неплохо сочетался с отсутствием волос на голове. Последнее мне удалось понять, только оказавшись ровно напротив за столом.
Мои наблюдения, проводимые с описанной тщательностью, были прерваны. Корвус неожиданно вышел из своего состояния статуи, отчего я дёрнулся, словно ужаленный. Однако тот испуг он будто не заметил и как ни в чём не бывало, даже не шевельнув и мускулом, спросил:
– Большинство людей не умеет читать, откуда у тебя такой навык? – с глубинным интересом рассматривали его глаза меня.
Я наклонил голову вниз, успокаивая своё только что испуганное резкостью сердце и слегка погладив волосы рукой, принялся припоминать минувшие дни.
– Нуу… – активно выстраивалась история в голове. – Для начала мой дед умел читать. Не сильно, – покачал я головой из стороны в сторону, продолжая, – но ему и не требовалось часто. Была-то всего одна книжка. Так что получил я начальные навыки от него. Остальное же стало предметом удачи – так, в моём родном городе проводились занятия для детей купцов, вельмож и учили там всякому, к примеру, читать и писать, – продолжая выстраивать историю в голове, рассказывал я. – В тёплое время года обучение проходило на улице. Прямо во дворе одного знатного дома. Место это хоть и закрытое, но обширное, а если так, то как не найтись в большом заборе лазейкам и дырам. Через них мы с мальчишками всё и заметили. Увидели, что внутри идут занятия и принялись также слушать вещавшего там педагога.
– И все мальчишки внимали с постоянством? – с полным отсутствием признаков интереса в голосе или на лице, но с явным и логичным удивлением уточнил Корвус.
– Не-е-ет, – махнул я рукой. – Большинство ушли. Но мне и ещё паре других было интересно. Это ведь очень удачная возможность. Ты за бесплатно получал то, за что другим приходилось платить большие деньги.
– И учитель вас не замечал? – продолжал уточнять Корвус.
– Да нет, в какой-то момент мы догадались, что он всё прекрасно видит, но ничего не предпринимает, – развёл я руками. – Да и потом постоянно складывалось впечатление, что всё говорилось и в нашу сторону, чтобы и до нас что-то донести.
– Долго так удавалось заниматься? – в своей стандартной манере продолжал спрашивать Корвус.
– Пока не похолодало. Мы искренне рассчитывали, что в следующем году всё будет также, вот только тёплая погода не принесла с собой возобновления уличных занятий. Да и этого учителя в городе более не встречали.
– И ты уже тогда скитался? – спустя паузу последовал вопрос Корвуса.
– Нет, – активно махая головой из стороны в сторону, ответил я. – Это было давно, а нынешнее состояние настигло относительно недавно.
– Догадываюсь: ты жил с дедом? Что же случилось? – снова уточнил мой собеседник, но будто бы с еле заметным интересом.
– Да, именно так, – подтвердил я, сглотнув. – А произошло то, что ждёт всех нас там в конце, – прозвучали из моих уст слова, тисками сжавшие сердце. – Конец был спокойным, – добавил я. – Просто одной ночью не пришёл рассвет, – Я приковал свой взгляд к столу. – Пытался продолжить работу деда в мастерской, но толком ничего не успел. Ещё задолго до этого было накоплено немало долгов, а после его смерти никто возиться и давать какие-либо шансы не стал. Просто забрали мастерскую. А где же тогда мне работать?
– Почему накопились долги?
– Тут важно понимать, что мой дед делал военные машины, всякие, от обычных штурмовых башен до метательных орудий. А последние годы войн не было, да и состояние Вольных городов оставляло желать лучшего, вот спрос постоянно и падал, пока мы стали совершенно никому не нужны. Пытались сменить профиль. Но не всё так просто. Когда везде нищета, всем не до механизмов. В общем, мы не успели, – вздохнул я, окончив свой рассказ.
Корвус некоторое время молчал, а потом заключил:
– Не лестная судьба. Более тревожить воспоминаниями не стану. В их переживании нет пользы. Разве что урок, – вдумчиво проговорил он и замолчал, а потом снова продолжал, – но желаю уточнить – в чём был твой план и зачем ты здесь? Ты ведь не местный.
Это был выстрел в точку. Его вопрос попытался пробиться в самую сердцевину, в самую суть. Вспоминая его сейчас, я чётко это понимаю и помню, что действовал-то без осознанного представления своего пути. Полагался на случайность. Корвус же, со стороны своего опыта точно знал, что без просчёта нельзя, что всегда есть основа любого пути, любого достижения цели. И это план. Это уверенное понимание, каким должен быть следующий шаг. Ведь как иначе не распылить свои силы в постоянном сумбуре побуждений у себя внутри? Как следовать лишь одной дорогой? Сейчас, когда пишу эти строки, это понимаю и я. Но не тогда.
Тогда я ответил:
– Честно, плана нет. Мне рассказали, что здесь можно найти работу, и я поверил. Теперь понимаю, что поступил глупо.
Корвус неспешно заключил:
– Дорогой опыт, – сразу уточняя, – а что бы ты делал, будь у тебя деньги?
От такой смены разговора я сразу оживился:
– Закончил бы вот это, – и потянулся к своей суме, доставая из неё листы бумаги.
Корвус взял их в свои ледяного цвета руки и внимательно посмотрел, вчитываясь быстрыми рывками глаз в текст. Затем спросил:
– Рассказы?
– Книга.
– Письменный прибор и чернила тоже есть? – незамедлительно последовал вопрос.
– Только прибор, чернила кончились, – вынул я из сумы созданный некогда дедом прибор для письма.
Корвус с видом знающего человека осмотрел его, а потом сказал:
– Любопытный механизм. Ты понимаешь, что мог бы продать его и купить еды?
– Понимаю, – последовал мой кивок. – Но что я буду делать потом, когда больше не смогу писать? Да и сколько бы не стоил этот прибор, он всё же память, а значит важен для меня.
– Вот как, – задумчиво проговорил Корвус и более ничего не сказал.
В следующее мгновение принесли заказанное съестное, поставив уверенную точку на нашем разговоре.
Я постарался приступить к еде не спеша. Уж очень не хотелось показаться дикарём пред Корвусом. Отлично помню, как аккуратно принялся за похлёбку, и она, вкушённая спустя долгое время голода, стала истинно огромным глотком надежды. Тогда-то я по-настоящему и оценил возможность хорошо и по-человечески поесть.
Корвус же ел необычайно медленно и сдержанно. Каждая ложка с едой рассматривалась им с особой пристальностью и только после описанного ритуала отправлялась в рот. В начале я предположил, что он таким образом оценивает качество приготовленного, но та мысль была сразу же отвергнута –подобным образом он поступал с каждой ложкой, совершенно не стремясь высмотреть что-то определённое. Всё его тело испытывало такое напряжение, что складывалось впечатление, будто бы для доставки каждой ложки в рот, требуется усилие. сопоставимое с поднятием ведра воды. Словно нечто внутри него сопротивляется. Противится столь обыденному процессу.
Тем временем с каждой минутой в таверне становилось всё шумнее, активно сбредался народ различного сорта и масти – каждый желал отдохнуть под покровом вечера, полностью вступившего в свои права и уже понемногу готовившегося передать его ночи. Пока же мы ели, с соседнего столика доносился разговор подвыпивших посетителей:
– Юхас, нельзя так поступать, это кощунство, – заявлял один из четырёх крупных бородатых мужчин, сидевших за столом.
Находившийся по правую руку от него взлохмаченный сосед, привстал и, опершись на стол, ответил:
– Я тебе говорю, Ларс, что всё это глупости. Бредни. Зайдём, копнём, да выйдем, – наседающим басовым голосом выговорил он, чуть не залезая обширной бородой себе в кружку.
– Не-е, – проговорил ещё один собеседник, – соглашусь с Ларсом. Лучше не лезть. Мало ли что находится в этих болотах, – заключил в конце концов он, явно обращаясь к уговаривавшему всех Юхасу.
– То есть, правильно я понимаю, мужики, вы боитесь какого-то болота и вместо того, чтобы разбогатеть, готовы гнить, работая за гроши в этих Вольных городах?
– Всяко лучше здесь, чем сгинуть в топких водах, обирая мертвецов. Ты всегда можешь переехать в какое-нибудь королевство, если тебе не по нраву Вольные города, – заметил один из его друзей.