Дарья Донцова
Вынос дела
– Мотор не работает, и машина не открывается!
Парень усмехнулся и ушел. Поток автомобилей начал огибать «Вольво». Большинство водителей, поравнявшись со мной, шевелили губами. Хорошо, хоть не слышно, что говорят. Впрочем, догадаться нетрудно. До слуха донесся резкий щелчок, и передняя дверь распахнулась.
– Ваши документы, – грозно потребовал избавивший меня от плена постовой.
Я протянула права, техпаспорт и потрясенно сказала:
– Ничего не понимаю.
– И понимать нечего, – буркнул парень, не поднимая глаз от бумаг, – не надо было «Клиффорд» ставить.
– Что? – изумилась я.
– Столь широко разлекламированная система сигнализации «Клиффорд», – бормотал сержант, задумчиво разглядывая фотографию, – частенько подводит владельцев. Слишком нервно реагирует на любые импульсы. Вот у троллейбуса штанга соскочила, произошел небольшой электрический удар, а ваша сигнализация поймала его и решила действовать. Моментально прекратилась подача топлива, и были заблокированы двери. Еще скажите спасибо, что теперь мы умеем вскрывать автомобиль в такой ситуации. Год назад сидеть бы вам больше часа взаперти до приезда специалистов.
Он отдал документы и велел:
– Откройте багажник.
Кое-как я выкарабкалась из-за руля и осторожненько посеменила вдоль машины. Нужно признать, что Аркашка был абсолютно прав, утверждая, что меня ждет невероятный успех. Плавно бегущая по шоссе лента автомобилей моментально притормозила. Шоферы начали высовываться из окон, кое-кто засвистел.
Сержант грозно махнул жезлом, автолюбители моментально заткнулись.
– Чего это на вас надето? – не выдержал страж дорог.
– Еду на маскарад, в костюме.
– А-а-а, – протянул парень и милостиво разрешил: – Ну, ехайте себе.
Передвигаясь мелкими шагами, словно гейша, я добралась до передней дверцы и попыталась сесть на водительское место. Не тут-то было. Топорщащиеся во все стороны «булки» никак не хотели складываться. Поглядев на мои бесплодные усилия, сержант, закусив губы, принялся помогать. Вдвоем мы кое-как смяли поролон, и я водрузилась за руль. На лице милиционера заиграла широкая детская улыбка, и он сказал:
– И нтересный костюмчик, только жаль, голова не прикрыта.
– Шапочка есть, – с готовностью сообщила я и натянула шлем.
– Абзац, – выдохнул постовой, – ну и крутизна. Ехайте, гражданочка, ехайте.
Чувствуя, что спина начала зудеть с новой силой, я нажала на педаль. Отчего-то настроение испортилось. Ох, чует сердце, без неприятностей сегодня не обойдется.
ГЛАВА 3
Но больше приключений не случилось, и к проходной я подкатила почти вовремя. Появившийся из будки охранник широко улыбнулся:
– Здравствуйте, на праздник к Харитоновым? – и, не ожидая ответа, добавил: – Татьяна Михайловна велела гостям сначала идти в сторожку, там комнаты устроили для переодевания. В дом просили только в костюме заходить, а то, говорят, сюрприза не получится.
Я заверила секьюрити, что полностью готова, и покатила по широкой подъездной аллее.
За поворотом показался скрытый деревьями дом. Большой, из красного огнеупорного кирпича, он производил самое положительное впечатление. Никаких башенок, завитушек и колоннад. Простая лестница вела к огромной дубовой двери.
Парковочная площадка оказалась слева. Все ее немаленькое пространство сверкало иномарками. Да, судя по автомобилям, дела у бывших сокурсников идут крайне удачно.
Проклиная неудобный костюм, я нацепила шапочку и посеменила к парадному входу. Незапертая дверь легко поддалась, и перед глазами оказался огромный холл с мраморным полом. Впереди вздымалась широкая лестница с широченными перилами, по обе стороны от нее тянулись коридоры. Откуда-то слева раздались хлопок и взрывы смеха. Я медленно поковыляла на шум. Перед глазами открылся зал, метров пятьдесят, не меньше. Справа тянулись столы, заставленные всевозможными блюдами, слева – небольшие столики со сладким, возле окна в специальных подставках поблескивали разнообразные бутылки.
В центре гомонила пестрая толпа. На секунду показалось, что в помещении расположился цыганский табор – яркие юбки женщин, пестрые костюмы мужчин, переливающиеся елочным блеском драгоценности. Потом глаз начал различать отдельных особей. Кого тут только не было!
Несколько придворных дам, парочка пиратов, Микки-Маус, медведь, Дед Мороз, Бэтмен и какой-то картонный ящик с головой и ногами.
– Класс! – завопил тонким голосом Кот в сапогах и подскочил ко мне. – Ты кто?
– Хот-дог, – сообщила я.
– Ребята, глядите, сосиска пришла! – заверещал Кот, поминутно подтягивая лосины. Похоже, он одолжил костюмчик у более тучного приятеля.
– Сейчас угадаю кто! – радостно заорала Белоснежка. – Стой не шевелись. Ты – Леня Марков.
– Нет, – сказала я.
– Ага, – обрадовалась Белоснежка, – голос женский, значит, Ритка Костикова…
Помотав головой, я попыталась сообразить, «кто есть ху» в бурлящей толпе. Но уже через пару минут оставила это пустое занятие. Бывшие студенты постарались на славу. Лица плотно закрыты, у большинства видны только кисти рук. Впрочем, пираты скорей всего мужчины, оба весьма кривоногие, с выпирающими животами, одинаковые, как яйца, – что-то не припомню близнецов на курсе.
Ловко ступая мягкими замшевыми ботинками, ко мне бесшумно подкрался лакей, разодетый в красную ливрею с золотыми позументами, и прошептал:
– Желаете коньяк, шампанское, водку?
Я поглядела в его прикрытое бархатной полумаской лицо и тоже шепотом ответила:
– Спасибо, за рулем, лучше минеральной воды, только я узнала тебя, Костя Филимонов!
Слуга покачал головой:
– Нет, я приглашенный официант. Просто Татьяна Михайловна велела всем надеть костюмы, чтобы совсем весело было.
Я вздохнула и пошла в центр толпы. Без конца хлопали пробки от шампанского, звенели бутылки. Разнообразные закуски быстро исчезали, но у хозяев, очевидно, был рог изобилия, и фуршетный стол не пустел. Подносили все новые и новые блюда, каждый раз другие – тарталетки с икрой, фаршированные перепела, устрицы, копченый угорь и масса салатов – от традиционного «Оливье» до экзотического «Коралла» с лангустами.
Гости вели себя как дети, отпущенные на каникулы. То и дело раздавались взрывы оглушительного смеха. В центре стола возвышалась невероятных размеров хрустальная ваза, в которую был вбит букет из кроваво-красных роз. На ней красовалась табличка: «Приз. Получит тот, кто найдет хозяйку».
Часа через два стало понятно, что кое-кто из гостей хорошо набрался. Толпа поредела, народ начал расползаться по другим помещениям. Я тихонько выскользнула из зала и пошла по коридору. Двери в комнаты стояли нараспашку. Так, рядом с гостиной, как и у нас, столовая. Только комната больше раза в два, и к ней примыкает курительная – небольшое помещение с диванами, креслами и камином. Потом потянулись спальни для гостей. Все словно близнецы: примерно двадцатиметровое пространство заставлено мебелью – кровать, шкафы, кресло, диван, тумбочка… Разнится только цвет покрывал, занавесок и ковров.
Я миновала голубую, розовую, желтую и зеленую опочивальни и уткнулась в глухую стену. Коридор кончился. Пришлось вернуться в холл и пойти налево.
Там тянулись служебные помещения. Огромная кухня, где около десяти человек самозабвенно резали продукты, раскладывали колбасы и сооружали бутерброды. Затем бельевая с гладильной доской, прачечная, следом еще несколько комнат. Толкнув дверь, я обнаружила, что нахожусь в помещении, значительно меньше спальни для гостей – метров десять, не больше, и обстановка крайне простая, если не сказать спартанская. Никаких ковров и дорогих накидок. Всего лишь небольшой половичок у кровати и красивый, но синтетический плед… На тумбочке лежала книга в потрепанной обложке. «Любовь вечна». Вероятно, тут обитает горничная или кухарка… Следующие комнаты тоже пусты и аккуратно прибраны.
Несолоно хлебавши я вернулась в холл и пошла вверх по широкой лестнице. Здесь меня ждал сюрприз. Площадка второго этажа щетинилась закрытой дверью. Плотно сомкнутые дубовые створки даже не дрогнули, когда я принялась дергать за витые бронзовые ручки. Так, заперто. Что, если подумать, абсолютно естественно. Гостям, которые как следует наберутся, можно шататься по всему первому этажу, вход в хозяйские покои им запрещен. Понятная предосторожность, но мне это сильно усложняет задачу.
В задумчивости я побрела в курительную и наткнулась на одного из ряженых. «Человек-ящик» отдыхал в кресле, наслаждаясь одиночеством.
– Не помешаю? – спросила я, вытаскивая сигареты.
– Что вы, – приветливо сказал мужчина, – устраивайтесь.
Я закурила и, не удержавшись, поинтересовалась:
– Никак не соображу, что вы изображаете?
– Телевизор, – хмыкнул гость, – экран на животе, а голова – антенна.
– Ловко придумано, только, наверное, не слишком удобно.
– Вы правы, Дашенька.
От изумления чуть не проглотила сигарету.
– Как? Откуда знаете?
Мужчина показал пальцем на мою руку.
– Видел подобное кольцо лишь один раз – на пальце у Даши Васильевой. Моя покойная жена Валентина обожала драгоценности, понимала толк в украшениях. Мы сидели около вас на концерте Растроповича, и она спросила, кто сделал этот перстень, помните?
– Припоминаю, что ответила: Макс Полянский подарил. Значит, вижу Олега Андреевича Харитонова?
– К вашим услугам, – наклонил «антенну» «телевизор». – Давно хотел познакомиться с вами. Валя заставила позвонить Полянскому и спросить фамилию ювелира. Вот тогда Макс и рассказал, что Даша – его бывшая супруга и он до сих пор сожалеет о разрыве.
Я ухмыльнулась. После меня у Максика случилось не то шесть, не то семь жен, небось измучился от переживаний. А колечко принес, когда я вытащила его из Бутырской тюрьмы, куда беднягу запихнули по ложному обвинению в убийстве очередной супружницы. Впрочем, большой черный бриллиант в элегантной золотой оправе выглядит привлекательно, да и стоит баснословно дорого. Полянский хотел отблагодарить «адвоката» на полную катушку. Очевидно, покойная Валентина и впрямь разбиралась в брюликах, потому что частенько люди принимают мое кольцо за бижутерию – слишком необычно выглядит солитер.
– У Вали было несколько эксклюзивных вещей, – продолжал Харитонов, – она все жалела, что детей нет, некому оставить. Например, я привез из Японии ожерелье из цветного жемчуга – розового, желтого и черного. Потом изумруды из Боливии, а на пятидесятилетие заказал колье: ее имя – Валентина, – выполненное из сапфиров. Правда, сам день рождения не удался – да и какое веселье в больнице, под капельницами. Надел ей на шею, а Тина даже улыбнуться не смогла, так и умерла с сапфирами. – А где это ожерелье сейчас? – глупо поинтересовалась я.
– С ним и похоронили, – спокойно пояснил Харитонов. – Думаю, что такова была бы и ее воля. Многие украшения ушли вместе с ней. Они и впрямь больше никому не понадобятся. Если бы подрастала девочка, а так…
– Но вы же женились во второй раз!
«Телевизор» пошевелил «антенной»:
– Танюша не большая любительница каменьев, абсолютно равнодушна и к нарядам. Вот повеселиться, устроить бал-маскарад – здесь она мастер. Удивительно задорный, никогда не унывающий человечек. И потом, как вы себе это представляете – Татьяна носит на груди имя Валентина? Нелепо!
Из гостиной послышались звуки гонга и крики:
– Маски долой!
– Пошли, – пригласил хозяин, – наступает кульминационный момент.
В комнате царило оживление. Как и следовало ожидать, узнать бывших сокурсников даже без масок оказалось чрезвычайно трудно. Большинство сильно растолстели, обзавелись вторым подбородком, морщинами и лысиной. Кот в сапогах оказался Никитой Павловым, Красная Шапочка – Раей Скоркиной, Белоснежка – Зоей Лазаревой, а дядька Черномор превратился в Евгения Пестова. Но самый громкий вздох пронесся по залу, когда маски сняли пираты. Один – Ваня Клюкин, другой… хозяйка дома, Таня Иванова.
– Ну здорово! – кричала Танюшка, потрясая банданой. – Между прочим, мы с Ванькой специально договорились одеться одинаково, чтобы всех обдурить. Мне, несчастненькой, бедненькой, худенькой девушке, пришлось приделать огромный животище. Ванюшка-то большой любитель пива! А мои стройные ножки? Думаете, легко ходить весь вечер в картонных сапожищах, имитирующих кривизну ног?
Дамы визжали от восторга, мужчины громко хохотали. Я вновь выскользнула из комнаты. Пойду огляжу домик снаружи. Но и во дворе ничего настораживающего не наблюдалось. Я углубилась в сад. «Сосиска» мешала быстро передвигаться, и ноги то и дело спотыкались.
За домом простиралась невероятно ухоженная территория – ряды кустов перемежались клумбами. Была там и детская площадка – песочница, качели, горка. Немного странно, если учесть, что девочке, по слухам, то ли девять, то ли десять лет. Кстати, ребенка на празднике не было видно. Если бы подобное шоу устроили у нас дома, Манюня приняла бы в нем самое активное участие. Хотя, может, Олег Андреевич и Татьяна сторонники жестких методов воспитания и считают, что детям не следует мешаться под ногами у гостей.
Я прошла по всему саду и не обнаружила ничего подозрительного, даже той калитки, куда, по словам полковника, нырнул таинственный Жок. Впрочем, было темно, двор освещался фонарями, и в их не слишком ярком свете можно многого не заметить. Следовало напроситься еще раз в гости днем, а еще лучше утром.
Я обошла дом с торца и наткнулась на небольшую дверь. Толкнула створку и оказалась в коридоре, возле кухни. Скорей всего именно через этот вход в здание попадает прислуга. Интересно, сколько человек постоянно работает у Харитоновых? Что там Крахмальников говорил, кажется, повар, шофер, гувернантка…
В зале по-прежнему веселился народ, правда, основная масса разъехалась, по инкрустированному паркету бродили человек шесть.
– Дашка, – завопила раскрасневшаяся Татьяна, – отлично, что ты еще здесь, а то я расстраивалась, что не говорила с тобой. Так, все снова надеваем маски и делаем фото на память.
Кот в сапогах, Белоснежка, Красная Шапочка, оба пирата и я сбились в кучу. Ливрейный лакей защелкал фотоаппаратом. Потом выпили еще шампанского, добавили ликер «Айриш-крим» и вновь раскупорили бутылку «Дом Периньон».
– Не снимайте маски, – верещала Таня, – ну и угадайте, где я, а где Ванька?
Около двух Ваня Клюкин расстегнул на пиратском жилете пуговицы и простонал:
– Все, ребята, больше не могу. Пора домой, да и живот заболел, язва, знаете ли, расшалилась. Напозволял себе сегодня лишнего!
– Денол прими, – посоветовала Рая Скоркина, – хочешь дам?
– Не, братцы, я домой, – заплетающимся языком пробормотал Ванька, – устал.
– Даже не думай, – твердо заявила Татьяна, – мы тут остались самые близкие, одна третья группа, хоть поговорим спокойно.
– Не, домой, – пьяно ныл Клюкин.
Он сильно побледнел и осунулся. Похоже, что мужика и впрямь донимала болячка.
– Не советую садиться за руль в таком состоянии, – велела Таня, – позвони домашним и оставайся ночевать. – И она протянула Ваньке мобильный.
Но Клюкин помотал головой и рыкнул:
– Живу один-одинешенек, никому не нужный.
Высказавшись, Ванюша шмурыгнул носом и зарыдал.
– Ну-ну, – похлопала его по плечу Таня, – не стоит расстраиваться, молодой, красивый, только свистни, женщины прибегут и в штабеля у ног улягутся.
– Никому, никому, абсолютно никому не нужен, – икал Ванька, размазывая сопли, – с тех пор как мамочка умерла, я бедный бесприютный сирота.
И з-под обшлага клетчатой рубашечки соскользнули на запястье большие, вульгарно дорогие часы.
– Эй, кто-нибудь, – велела командным голосом Танюша, – уведите плаксу в спальню!
– Давно скончалась твоя матушка? – осторожно поинтересовалась я.
Но Клюкин достиг той стадии опьянения, когда внешние раздражители не воспринимаются, слышны только собственные страдания.
– Бедный, бедный, одинокий…
– Его мама умерла почти десять лет назад, – пояснила Рая Скоркина, – а он, как напьется, всегда рыдает, вечно на всех вечеринках людям настроение портит. Я все поджидала, когда же он сегодня в плач ударится. Еще долго продержался, почти до самого конца.
Лакей крепкой рукой поволок к выходу несчастного сироту с золотыми часами. Оставшиеся сели плотной группкой на диванах и принялись рассказывать о себе. Радовало, что никто не пропал. Все-таки знания иностранных языков – верный кусок хлеба, чаще всего с маслом и сыром, а по нынешним временам, когда все кинулись учить детей, даже с икрой.
Рая Скоркина репетиторствовала.
– Беру пятьдесят долларов за академический час, – откровенничала женщина, – готовлю к вступительным. Сильно не зарываюсь – двадцать уроков в неделю, и вся в шоколаде.
Я быстренько умножила в уме пятьдесят на двадцать и с уважением поглядела на Скоркину. Тысяча баксов за семь дней! Совсем неплохой заработок для женщины. Никита Павлов издает газету «Желтуха».
– Господи, – восхитилась Райка, – значит, это у тебя постоянно печатают всяческие сплетни и офигительные фото. Ну скажи, как удалось снять Газманова на унитазе без брюк?
Никита тяжело вздохнул:
– И звини, Рай, дурим читателей. Простой монтаж. Морда певца, а тело взяли от нашего шофера, они похожи с Газмановым.
– Жуть, – взвизгнула Скоркина, – ведь поверила!
– Не ты одна, – ухмыльнулся Никита, – у нас тираж за миллион перевалил.
Зоя Лазарева деканствовала в частном вузе. Судя по ее драгоценностям, дела у высшего учебного заведения шли прекрасно.
Только нам с Танюшей Ивановой было нечем похвастать. Обе не работаем, а просто прожигаем жизнь в свое удовольствие.
Старинные напольные часы глухо пробили три часа. Зоя с чувством произнесла слегка заплетающимся языком:
– Ну, прощайте!
Таня с сомнением глянула на подругу:
– Лучше не садиться за руль в таком виде.
– Меня невестка ждет в машине, – пояснила деканша, – специально с собой взяла, чтобы потом домой доставила.
– Девушка сидела весь вечер в автомобиле? – изумилась я. – Бедняжка, небось замерзла и проголодалась.
Лазарева дернула красивыми плечами:
– Подумаешь, я их с сыном кормлю, пою и одеваю, может и шофером поработать!
Никита Павлов резко встал и потянулся:
– Отбываю, девчонки, еще свидимся. Да, забыл, всем дарю бесплатную подписку на «Желтуху».
Рая Скоркина подхватила сумочку и попросила:
– Пошли, Кит, подвезешь меня, машину не брала сегодня, очень выпить со всеми хотелось. Зойка-то, ну и дрянь! Заставить бедную девушку весь вечер торчать во дворе! Между прочим, у меня тоже была такая свекровь, из-за нее и с мужем развелась. Падла рогатая!
– Кто? – немедленно спросил Никита. – Муж?
– Нет, – хохотнула Райка, – мамонька евонная.
Мы с Таней остались вдвоем. Следовало откланяться и отправляться восвояси. Но тогда задание, первое мое оперативное задание, останется невыполненным. Если не сумею осмотреть дом, Александр Михайлович станет всю оставшуюся жизнь насмехаться. Прямо слышу, как он бормочет:
– Дашутка, родненькая, не расстраивайся. Ну не приспособлена ты для работы детектива. Не всем же, в конце концов, за преступниками гоняться. Купи себе спицы и запишись на курсы вязания, должно хорошо пойти.
Нет, следовало остаться во что бы то ни стало, причем не на один день.
– Ну, надеюсь, хоть ты заночуешь! – воскликнула Танюша.
Я секунду помялась и сообщила:
– С удовольствием, потому что, видишь ли, просто некуда сейчас ехать.
– Что случилось? – изумилась Иванова. – Зоя говорила, вроде у тебя шикарный дом в Ложкино, чудесные дети…
Подивившись про себя удивительной осведомленности Лазаревой, с которой мы не встречались двадцать лет, я недолго думая соврала:
– Дом сгорел!
– Вот ужас, – ахнула Таня, – как это случилось?
Я беспомощно глядела в окно. Оказалась в ситуации, в которую частенько попадают вруны. Одна неловко сказанная ложь тянет за собой другую, другая – третью. И небольшой комочек обманов превращается в гигантскую гору.
– Живем, как и вы, в охраняемом поселке, – вдохновенно принялся болтать мой язык, – ближайший сосед – банкир Сыромятников. Кто-то из его недругов подложил в подвал дома Николая Федоровича взрывчатку. Ну и бабахнуло! Здание в клочки разлетелось! А у нас нарушен фасад, выбиты окна, сорвана крыша – словом, работы на месяц!
– Кошмар, кошмар, – твердила Танюшка, прижимая к вискам длинные аристократические пальцы.
Харитонов не солгал, она и впрямь не любила драгоценности. Изящные руки украшало только самое простое обручальное кольцо – тоненький золотой ободок.
– Люди не пострадали?
Вспомнив приветливого Николая Федоровича, его милую жену Иру, радостного сына Кирилла и кота Клауса, страстного обожателя наших кошек, я без колебания заявила:
– Слава богу, нет, успели выскочить вместе с персом.
– Где же твои дети?
– Пока в гостинице, – продолжала я путаться во вранье, – а потом в Париж поедут.
– Слушай, – заявила Таня, – завтра же перебирайтесь к нам. Открою третий этаж, и живите, сколько хотите. Нет, какая катастрофа! Нигде теперь нет покоя. Каждый день жду, что на Олега нападут!
И она стала нервно заламывать пальцы.
– Спасибо, – забубнила я, – но…
– Никаких «но», – отрезала Таня, – ладно, завтра договорим.
