Дарья Донцова
Вынос дела
– Ну ладно, ладно, уж извини мать, больная ведь!
Умирала свекровь мучительно и отошла в мир иной с проклятиями на устах.
Рая решила, что несчастьям пришел конец. Куда там! Теперь начал выделывать фортели Иван. Каждый день в доме разгорался скандал.
– Чего же ты от него не ушла? – удивилась я.
– Куда? – воскликнула Рая. – На улицу?
– Ну почему, – сказала Таня, – квартиру бы разменяла.
– Ха, – выкрикнула Скоркина, – да он не давал мне разрешения на постоянную прописку! Только год тому назад квартиру в равных долях приватизировали, и то потому, что он испугался. Сказала ему: или со мной жилплощадью делишься, или больше из запоя выводить не стану, подыхай в блевотине.
– Он пил? – тихо поинтересовалась Таня.
Рая кивнула и толкнула дверь в смежную комнату:
– Во, глядите.
Большая спальня была почти пуста. У окна валялся на полу комковатый ватный матрас, подушка без наволочки, драный плед. В воздухе воняло кислым.
– Любуйтесь, – тонким голосом произнесла Рая, – все подчистую вынес. И книги, и посуду, и мебель. В других помещениях не лучше. Жрал ханку, как верблюд воду, и ведь не помирал никак! Во здоровье имел! Запоями страдал. Два месяца ни капли в рот не берет, потом бац, три недели упивается.
– Где же он работал? – удивилась я.
– А нигде, – пояснила Рая, – сначала в Библиотеке иностранной литературы, потом в Нм м, следом в институте преподавал, потом в школе… Отовсюду выгнали. Ну кому пьянь нужна? Ну уж потом совсем вниз покатился – дворник, грузчик, стеклопротирщик… Да и там не удержался. Вещи стал продавать, у меня из сумки воровал.
– Сама где служишь? – прервала поток жалоб Таня.
– Сейчас нигде. На инвалидности, астма у меня, – пояснила Рая, – вторую группу имею.
В комнате повисло напряженное молчание. Мы сидим тут почти два часа, а Скоркина даже ни разу не кашлянула. По-моему, с такой формой астмы следует искать службу. Очевидно, та же мысль пришла в голову и Тане, потому что Иванова сказала:
– Неправда, будто сейчас нельзя найти работу. Да, министром не возьмут, но полы в супермаркете мыть – сколько угодно.
– Небось сама за мужниной спиной живешь, – оскорбилась Райка, – а мне в уборщицы советуешь.
– Зачем же вы всем врали на вечере, – поинтересовалась я, – и потом, Иван был хорошо одет, с золотыми часами, ключами от машины тряс!
– О господи, – закатила глаза Скоркина, – да когда Зоя позвонила, он как раз второй день как из запоя вышел. Поехал к двоюродному брату, тот в театре работает, взял для нас костюмы…
– А часы? – не успокаивалась я.
– Оттуда же, муляж, правда, сделаны здорово, – пояснила Раиса.
– А машина? – не унималась я.
– Ну и дура, ты, Дашка, – неожиданно обозлилась Раиса. – Нет и не было никакого автомобиля! Пыль в глаза пускали!
– Зачем? – в один голос воскликнули мы с Таней.
– И шь вы какие, – прошипела Скоркина, – сами в загородных домах проживаете с прислугой, в брильянтах ходите, а нам, значит, в бедности расписаться? Нет уж, хотели с Клюкиным, как все, быть богатыми…
– Что же не разговаривали друг с другом? – продолжала удивляться Таня.
– А чего нам обсуждать? – пожала плечами Раиса. – Я только и ждала, когда Клюкин помрет от пьянки. Ну, слава богу, отмучилась. Теперь эту квартиру продам, себе куплю поменьше, жизнь пойдет!
Мы потрясенно молчали.
– Так как, девчонки, – поинтересовалась Раиса, – дадите денег на похороны? У меня только двадцать рублей в заначке.
Не успели мы открыть сумочки, как зазвенел телефон. Скоркина схватила трубку и недовольно буркнула:
– Алле.
По мере разговора ее лицо вытягивалось, щеки начали бледнеть, губы, наоборот, стали темно-бордовыми. Наконец она выдавила из себя:
– Хорошо, завтра в десять.
Потом положила трубку на рычаг допотопного аппарата и пробормотала:
– Откладывается.
– Что? – изумилась я.
– Похороны.
– Почему?
– Из милиции звонили, тело пока не отдадут, оно им пока что требуется для исследования.
– Зачем? – ничего не поняла Таня. – У меня, когда отец от инфаркта умер, сразу после вскрытия отдали.
– Так то был инфаркт, – просипела Рая, наливая в щербатую кружку светло-желтую заварку, – а тут, видишь, дело какое.
– Какое? Да говори по-человечески! – закричали мы в унисон.
– Такое, – нудила Рая, – в желудке нашли стрихнин, отравили Ваньку.
Таня быстро глянула на меня. Я вздрогнула и посмотрела на Раису. Вновь повисло гнетущее молчание. Потом Скоркина, заикаясь, спросила:
– Чего на меня уставились?
– Да так, – ответила Таня.
– Да вы чего, девчонки, – забормотала Рая. – Ванька мне, конечно, нервы измотал, прямо ждала, когда помрет, но я его не травила. Не верите?
– Верим, верим, – закивали мы обе головами, подвигаясь поближе к двери.
– Как можете так думать? – завизжала Рая. – Да, ненавидела, но не убивала!
Таня, резко повернувшись, вышла в коридор.
– Слышь, Иванова, – крикнула Раиса, – сдается, Ваньку в твоем доме отравили! Знай, так и заявлю в милиции. Пусть потрясут вас, депутатов! Обокрали народ, теперь на наши денежки гуляете.
Таня, ничего не отвечая, пыталась открыть замок. Я подошла и быстро щелкнула ключом. Мы вылетели на грязную площадку и побежали по лестнице.
– Эй, Иванова, – продолжала орать Скоркина, перегнувшись через перила, – знаем, знаем про тебя правду! Придушила ночью харитоновскую первую жену, чтобы самой за него замуж выскочить. Так что нечего меня обвинять, у самой рыло в пуху.
Не глядя под ноги, мы выскочили на улицу.
– Дашка! – раздался над головой голос.
Я невольно поглядела вверх. Раиса стояла на балконе.
– И про тебя правда известна! Прибила своего мужа-француза, а теперь фу-ты ну-ты баронесса. Убийцы вы обе, убийцы!
На крик начали стекаться соседи. Дрожащими руками Таня открыла «Мерседес», и мы юркнули в кожаный салон.
– Вот дрянь! – в сердцах воскликнула Иванова, выруливая на шоссе. – А нам – это наука. За двадцать лет человек может здорово измениться. Хотя Скоркина и в студентках противной была. Со мной сквозь зубы здоровалась.
Минут через пять, успокоившись, она поинтересовалась:
– Что с твоим мужем произошло?
– Не с моим. Убили Жана Макмайера, супруга Наташи.
И я рассказала, каким образом наша семья получила богатство.
– Нет ничего хуже сплетен, – вздохнула Таня, – Валентина скончалась от какой-то непонятной болячки. Сначала думали, туберкулез, потом рак легких. А когда умерла, выяснилось, что онкологии не было. Так причину и не установили. Ну а народ рад стараться, давай обмусоливать – умерла странной смертью. Только на самом деле у нее СПм ‑ был.
– СПм ‑?!
– Ага, Олег не хотел ненужных разговоров. Прикинь, какая жирная добыча для газет. Жена депутата Харитонова – спидоноска. Вот и раздал целое состояние, чтобы врачам рты заткнуть.
– Где же она его подцепила?
Танюша покрепче ухватилась за руль.
– Пес ее знает, любовник небось наградил. Она и Олега этим держала. Говорила: «Разведешься со мной, опубликую результаты своих анализов и сообщу, что ты меня заразил». Понимаешь теперь, отчего мы столько лет не могли пожениться?
Я потрясенно молчала.
– Ладно, – буркнула Таня, – только не говори никому. Сама не понимаю, что это я разболталась.
Остаток дороги мы мирно обсуждали последние новинки фирмы «Шанель» и во двор въехали спокойными, по крайней мере внешне.
Но неприятности продолжались. Возле крыльца стоял милицейский «Форд».
– Вот, – вздохнула Татьяна, – начинается. Мало не покажется. Расследование, допросы… Жуть. Ну зачем только согласилась устраивать эту вечеринку! А все Зойка. Уж она меня уговаривала, уговаривала…
Мы прошли в гостиную. Там сидели два милиционера и врач.
– Чему обязана? – сухо поинтересовалась Иванова.
Мое сердце тревожно сжалось. Милицейские были в звании полковников. Я плохо разбираюсь в погонах, но у Александра Михайловича на парадной форме тоже на плечах красуются точь-в-точь такие значки отличия. Слишком высокий чин для простых следователей. Хотя, если учесть особое служебное положение Харитонова… Но при чем здесь доктор?
– Сядьте, Татьяна Михайловна, – ласково попросил один из полковников, – вот сюда, в креслице.
Врач встал, открыл чемоданчик и достал какую-то ампулу.
– Может, укольчик сразу?
– Что случилось? – побелевшими губами спросила Таня и добавила: – Олег?
– Ну-ну, – мягко взял ее за руку доктор, – не волнуйтесь, все обойдется.
– Он жив? – выдавила Таня.
Полковники уставились в пол. Врач воткнул в предплечье хозяйки иголку, но Иванова, спокойно закрыв глаза, стекла из кресла на пол.
Поднялась суматоха. Пока ее приводили в чувство, я налетела на милиционеров, требуя объяснений. Узнав, что перед ними не родственница, а всего лишь подруга, те стали разговорчивыми.
В обеденный перерыв Олег Андреевич отправился зачем-то в район авторынка. Машина остановилась возле хозяйственного магазина, но депутат не успел выйти. Раздался оглушительный взрыв. Сила его была так велика, что почти на всей улице вылетели стекла, а остатки «Мерседеса» и кровавые ошметки человеческого мяса собирали потом в радиусе около двухсот метров.
Я молчала, не в силах произнести ни слова.
– За Татьяной Михайловной есть кому приглядеть? – осведомился врач. – А то медсестру пришлем.
– Хорошо, – прошептала я, – мы оплатим ее услуги.
Антонина и Емельян осторожно повели наверх плохо соображающую вдову. – Кто это сделал? – спросила я.
– Следствие покажет, – заявил милиционер, выделявшийся своей тучностью.
– Оперативно-разыскные мероприятия ведутся, – быстро добавил второй и спросил: – Не знаете, у Владимира Кострова родственники есть?
– У кого? – удивилась я.
– Владимир Костров, шофер Олега Андреевича, – пояснил первый.
– Он тоже погиб? – глупо спросила я.
Милиционеры переглянулись и кивнули. Стало совсем нехорошо. Скорей всего, Харитонов, удачливый адвокат и известный депутат, перебежал кому-то дорогу, за что и получил взрыв тротила в машине, но бедный шофер! Вот уж кто попал, словно курица в бульон! Небось ни сном ни духом не подозревал о хозяйских делишках, хотя иногда прислуга бывает более чем осведомлена о всех проблемах.
ГЛАВА 6
Утром страшно не хотелось спускаться вниз. Вернувшиеся вчера домашние пришли в полный ужас.
– Надо перебираться в гостиницу, – сказала Зайка, – неудобно мешаться у Тани под ногами в такой момент.
– А зверей куда? – поинтересовалась Маня.
– В передержку, – ответил Кеша, – заплатим рабочим сверхурочные, пусть ночью тоже работают, за две недели дом отремонтируют. Ничего с псами и кошками не случится!
– Эльвиру и Фиму не возьмут, – вздохнула Маруся, – для жаб и крыс места не предусмотрены.
– Ну поживут пока у меня в машине, – продолжал миролюбиво Кешка.
– Ладно, идите спать, – велела Зайка, – утро вечера мудреней.
Моя разумная невестка, как всегда, оказалась права. Не успели мы за завтраком заикнуться об отъезде, как Татьяна резко бросила вилку в тарелку с творожной запеканкой.
– Хотите бросить меня одну?
– Что вы, что вы, – забормотала испуганно Зайка, – думали, в тягость станем, такое жуткое происшествие! Может, вам лучше позвать сюда маму или самых близких подруг?
Вдова медленно начала наливать кофе. Я в который раз поразилась ее безукоризненному внешнему виду – голова с аккуратно уложенными кудрями, легкий макияж и элегантный светло-сиреневый брючный костюм. Учитывая вчерашнее событие, ожидала увидеть ее растрепанной, в халате и с покрасневшими глазами.
– Моя мама умерла, – пояснила Таня, – а отец скончался, едва на второй курс перешла. С тех пор живу одна. До встречи с Олегом у меня не было ни мужей, ни любовников. Подруг тоже как-то не успела завести. Наблюдалась парочка приятных коллег в библиотеке, но я уже давно там не работаю. А из нашей группы мне только Даша нравилась, но как-то у нас не сложилась дружба, может, хоть сейчас сблизимся. Так что оставайтесь, я здесь одна просто с ума сойду.
Мы молчали. Маша и Варя, низко наклонив головы, быстро-быстро запихивали в себя удивительно вкусное творожное суфле. Девочки явно старались побыстрей расправиться с завтраком, чтобы убежать из столовой.
– Варя, – строго сказала мать, – не торопись, подавишься. Кстати, почему ты до сих пор сидишь здесь? И где Анна? Вам пора начинать занятия.
– Сегодня же воскресенье! – изумилась Маша.
– Варечка должна учиться каждый день, – пояснила Таня, – только тогда она сумеет добиться успеха. Правда, дорогая?
– Если никогда не отдыхать, а только за учебниками сидеть, запросто можно в дауна превратиться, мозги спекутся, – ляпнула Маня.
У моей дочери есть милая особенность – сначала брякнуть, а потом подумать. Зайка моментально попыталась исправить положение:
– Манюша, положи мне сметаны.
– Ты же ее не ешь из-за калорийности! – удивилась девочка.
– А сегодня буду, – отрезала Ольга.
– Где Анна? – вновь спросила мать у Вари.
Девочка помотала головой и буркнула:
– Не знаю.
– Не говори с набитым ртом, – машинально сделала Татьяна замечание.
– Как же ей ответить на ваш вопрос? – изумилась Маня. – Если не хотите, чтобы разговаривала во время еды, тогда ни о чем не спрашивайте.
Очевидно, Аркадий пнул сестрицу под столом, потому что девочка обиженно продолжила:
– Эй, Кешка, чего пихаешься!
Варя внимательно поглядела на Маню, и неожиданно широкая улыбка заиграла на лице девочки.
– Какая-то молодая светловолосая женщина выходила в районе девяти утра за ворота в кожаном пальто и с чемоданом в руке, – сказал Аркадий, – я как раз собак выпустил.
– Тоня, – крикнула Таня, – где Анна?
– Велела передать, что у нее тяжело заболела сестра и она увольняется, – пояснила Антонина, – я еще спросила ее, как же зарплата? Она ответила: «Позавчера Олег Андреевич со мной полностью рассчитался, он по десятым числам платит».
– Крысы бегут с корабля, – пробормотала Таня, – испугалась, что в доме теперь не хватит средств на гувернантку!
Варя потянулась за хлебом и опрокинула чашку. Темно-коричневая жидкость быстро впиталась в белоснежную скатерть.
– Ну, как можно быть такой растяпой! – возмутилась Таня. – За обедом посажу на кухню. Не умеешь красиво есть, питайся отдельно от других.
Варечка опустила голову. Руки девочки быстро-быстро затеребили край испачканной скатерти.
– Ох, ни фига себе! – вновь вмешалась Маня. – Да что она, нарочно? Всякий может кофе пролить! Я сколько раз суп на ковер выливала. И никто на кухню не выгонял. Между прочим, у ребенка тоже есть права. Если посадите Варьку на кухню, я с ней обедать буду!
Широкая улыбка вновь заиграла на лице Вари.
– Давай, – подтолкнула ее Маня, – пошли наверх, покажу, как мопсу когти стричь, а то твоя Муля скоро будет ходить как на каблуках.
Девочки выскочили. Маруся запустила руку в вазочку с фисташками и набила карман лакомством. Варя моментально сделала то же самое. Весело подпрыгивая, они исчезли в коридоре.
– Невероятно, – пробормотала Таня, – уму непостижимо.
– Конечно, – вздохнула я, – мы Машку разбаловали. Но как-то так вышло, что с самого детства разрешали ей высказывать собственное мнение, вот ее иногда и заносит. Попробую объяснить…
– Понимаете, – сказала Таня, – мы с Олегом очень строго воспитывали Варю. У нее только внешность дауна, а ум нормального ребенка. Но люди-то по одежке встречают, вот мы и боимся, что станет без ножа есть, сидеть криво или во все вмешиваться, сразу скажут, что она дебилка. Вот и вбиваем хорошие манеры, и до прошлого года все шло отлично. А в этом! Сделаешь замечание, тут же слезы в три ручья. Полдня плакать может и повторять: «Я урод, потому ты меня не любишь!» Даже психиатру показывали! А сегодня я два раза ее поправила, и она только смеется. Явно Машино влияние, надеюсь, они подружатся. Варе это на пользу!
– Машка кого хочешь раскрепостит, – вздохнул Кеша.
Со второго этажа понесся вой.
– Что это? – испугалась Таня.
– Не бойся, – успокоила я, – Муля не желает стричь когти.
– Конечно, мы останемся, – резюмировала Ольга, – но уж разрешите тогда компенсировать расходы. После кончины Олега Андреевича ваше финансовое положение…
Хозяйка рассмеялась:
– Финансовое положение! Не скрою, Олег великолепно зарабатывал, только наше благополучие зижделось больше на моих заработках.
Я удивленно глянула на нее. Трехэтажный дом с огромным садом, несколько машин, прислуга…
– Кем же ты работаешь?
Танечка вытащила сигареты марки «Рок».
– Возглавляю фирму «Тата».
– Погодите, погодите, – забормотала Ольга, – значит, это ваши рекламные щиты торчат по всему городу?
Таня кивнула.
– И универмаг на Польской ваш?
Таня вновь кивнула.
– И бутик на проспекте Мира?
Иванова хладнокровно пускала дым.
– У меня три торговые точки в Москве и одна в Санкт-Петербурге.
– Ну, ничего себе, – никак не могла успокоиться Зайка, – только недавно я купила у вас костюм для работы. Вот это да! Как же удалось создать такое дело?
– Упорство и труд все перетрут, – сообщила Таня. – Начинала в подвале, с двумя швейными машинками и тремя сотрудницами. Шила кофточки, а потом пошло-поехало! Сама не ожидала, что так получится.
– Почему же сокурсникам говорила, что не работаешь? – вырвалось у меня.
– Во-первых, не люблю хвастаться, – пояснила Таня, – а во-вторых, дело теперь крутится без меня, само по себе, я им только владею. Ну раздаю иногда кое-какие указания. А так есть директор, главный художник и специалист по тканям. Вам рассказала только с одной целью – не думайте, будто стала нищей, живите спокойно. Вам, надеюсь, удобно, и мне приятно.
Антонина внесла блюдо с оладьями, и разговор прервался. Весь день я не переставала удивляться и, собираясь вечером в город, думала: «Надо же обладать такой полной невозмутимостью. Узнать о страшной гибели мужа и спуститься к завтраку при полном параде, а потом, как ни в чем не бывало, поддерживать разговор. Я никогда не была способна на такое!»
Александр Михайлович ждал меня в самом центре, возле памятника Пушкину на Тверской.
– Мы с тобой как влюбленные, – хихикнула я, устраиваясь на лавочке.
– Скорей сутенер с проституткой, – вздохнул приятель.
Я огляделась. На небольшой площади толпились разномастные девицы в коротеньких, обтягивающих юбочках. Кое-где мелькали бритые головы парней в кожаных куртках. Несмотря на обилие народа, шума не было. Над толпой стоял тихий, ровный гул, как в большом офисе во время напряженной работы.
– По-моему, ты нам польстил, – вздохнула я, – им тут всем едва за двадцать.
Дегтярев хмыкнул:
– Сутенеры редко до сорока доживают, если не меняют профессию, а дамочки разные случаются. Вон, погляди в тот уголок.
Ближе к неработающему фонтану сидели две благообразные дамы, скорее даже бабушки. Такие не прогуливаются с внуками и не вяжут, сидя на лавочках во дворе. Трудно представить их стирающими белье, консервирующими огурцы и готовящими компот. Их место в театре, на выставке или, на худой конец, в кафе, возле чашечки кофе. В Париже много подобных дам. Аккуратно причесанные, с драгоценностями, в модной, стильной обуви, они равнодушно сидят с бокалами легкого вина в многочисленных французских бистро. Детей вырастили, внуками не занимаются, пенсии вполне хватает для безбедной старости…
Но у нас таких экземпляров практически нет.
– Ты хочешь сказать, – изумленно спросила я, – что эти бабуси – ночные бабочки?
Полковник кивнул:
– Вон та, слева, Шлеп-нога.
– Кто?
– Она хромая, слегка ногу подволакивает, поэтому и получила такую кличку. Историческая личность, пятьдесят лет на панели. Дочь вывела на ту же стезю, теперь внучку пасет, но и сама рада подработать копеечку.
– Господи, кто же польстится на бабушку?
– Не скажи, – протянул приятель, – есть любители. Поговаривают, что она молодежи сто очков вперед даст. Этих дам тут уважают и побаиваются, они сами по себе работают, без сутенеров.
– У каждой проститутки есть хозяин?
– Сложные вопросы задаешь, – вздохнул Александр Михайлович, – давай сначала определим, кто такая проститутка!
– Падшая женщина, предлагающая тело за деньги.
– Тут на Ленинградском рынке задержали женщину за драку, – вздохнул полковник, – выяснилось, что она представительница древнейшей профессии. Заходит в вагончик к продавцу, и за пять минут вся любовь. Кое-кто даже дверей не закрывал. По профессии – учительница. Утром сеет разумное, доброе, вечное, а вечером подвизается на оптушке. Так вот, денег не берет, только продуктами. Из-за чего в конечном итоге и произошла потасовка. Дама оценила свои услуги в банку кофе и пачку чая, а продавец хотел дать килограмм печенья. У нее никакого сутенера не было, но это редкость. Обычно все прихвачены. Знаешь, какие прибыли торговля женским телом приносит?
Мы посидели пару минут, наслаждаясь теплым апрельским вечером, и я пробормотала:
– Пока ничего не узнала. Даже калитки потайной не обнаружила.
– Растяпа, – укорил приятель, – выйди наружу и иди вдоль забора направо, до угла, только завернешь – и пожалуйста: «Сезам, откройся!» Во всяком случае, именно там он во двор и шмыгнул. Только вызвал я тебя, чтобы дать отбой. Будет лучше, если вы вообще оттуда съедете. Не нравится мне ситуация. Сначала Клюкин, потом Харитонов…
– Да эти смерти между собой не связаны.
– Не знаю, не знаю, – бормотал Александр Михайлович задумчиво, – у Клюкина установили отравление стрихнином. Причем эксперт утверждает, будто яд попал к нему в организм около часа ночи, скорей всего вместе с вином. У него, честно говоря, в желудке было одно спиртное, практически ничего не съел за весь вечер. Что там, так все невкусно было?
– Он алкоголик, запойный, – пояснила я.
Полковник вскинул брови:
– Откуда информация?
– Жена сообщила между прочим, что она Ваньку ненавидела и мечтала о его скорой смерти, надеясь на то, что ей квартира достанется, – моментально продала я Раю. – Вот, должно быть, и подсыпала дорогому муженьку в бокальчик «приправу». Небось думала, что при таком скоплении народа трудно будет догадаться, кто помог Ване переселиться на тот свет!
– Сколько человек досидело до конца?
– Не так и много. Я, Райка, Ваня, Зоя Лазарева, Никита Павлов, Татьяна – словом, одна наша группа. Остальные разбежались сразу после полуночи. Маски сняли, сфотографировались на память – и по домам. Устали, вспотели в костюмах, да и выпили порядочно. – А Харитонов?
– Что? – не поняла я.
– Депутат где был?
– Не знаю, – растерялась я, – не видела, как он маску снимал, наверное, спать лег. Вот Клюкин допился до безобразия, рыдать начал, потом у него живот заболел, все за него хватался, говорил, что язва разыгралась…
– Стрихнин вызывает боль, – задумчиво протянул Александр Михайлович, – почему врача не вызвали? Человеку плохо, а его спать повели, страшное дело!
Я так и подскочила на скамейке от негодования.
– В голову никому ничего дурного не пришло. Он твердил про язву и шатался, потом начал рыдать, и его отвели в спальню.
– Ладненько, – сказал Дегтярев, – съезжай по-быстрому в гостиницу. Считай свою деятельность законченной.
– Но я ведь ничего не узнала.
– И не надо, – твердо заявил Александр Михайлович. – Чтобы завтра уехали. Кстати, не слишком прилично гостить в доме, хозяин которого только что умер.
– Вообще-то жуть, – вздохнула я. – Когда похороны?
– Честно говоря, хоронить нечего, – объявил Дегтярев, – одни клочья.
– Сколько же тротила туда засунули?
Александр Михайлович, не отвечая на мой вопрос, спокойно наблюдал, как девицы, покачиваясь на высоченных каблуках, подходят к джипам, «девяткам» и «БМВ». Потом он довел меня до «Вольво» и отказался от предложения подвезти его.
– На работу вернусь. Здесь близко, хочу пройтись, а то сижу весь день, вон мозоль заработал. – Он постучал по весьма объемистому брюшку.
Я завела мотор и свернула на Бронную, краем глаза отмечая, как полковник решительным шагом движется к ларьку. Решил купить себе бутылочку пивка «Балтика», третий номер. Самая подходящая микстура для похудания.
– Дарья Ивановна, – раздался за спиной тихий, но абсолютно отчетливый голос.
Совершенно не ожидая услышать ничего подобного в своем «Вольво», я в ужасе обернулась и увидела на заднем сиденье незнакомого мужчину лет пятидесяти, худощавого, темноволосого и смуглого.
– Как вы сюда попали? – закричала я, машинально отпуская руль.
– Осторожно! – воскликнул незваный пассажир, но было поздно.
«Вольво» выскочил на небольшой тротуарчик и въехал в большую витрину с надписью «Парикмахерская». Огромное стекло, разрисованное изображениями расчесок и фенов, задрожав, осыпалось на машину.
– Быстрее отъезжайте, – велел мужчина, – сейчас милицию вызовут. Ну же, шевелитесь.
Меня воспитывала крайне авторитарная бабушка, разговаривавшая с внучкой исключительно командным тоном. Поэтому, только заслышав приказ, я моментально повинуюсь.
«Вольво» понесся по улицам, вылетел на Садовое кольцо, и я наконец пришла в себя.
– Кто вы, как оказались в моей машине? Отвечайте немедленно или сдам вас первому милиционеру.
– Не узнали меня?
– Никогда вас не видела.
– Нет, видели, у Харитоновых, я шофер Олега Андреевича, Володя Костров.
Руль вновь вырвался у меня из рук, но ноги успели сработать. «Вольво» послушно замер на троллейбусной остановке. Я обернулась и во все глаза уставилась на мужика. Шофер Харитонова? Володя Костров? Господи, кто же был за рулем взорванного «Мерседеса»?
– Тише, тише, – забормотал Володя, видя, как я вновь разеваю рот, – глядите!
И он сунул мне в руки потрепанную бордовую книжечку. Паспорт. Руки машинально перелистали странички: Костров Владимир Антонович, 1947 года рождения…
Выглядел лет на десять старше и на фото совершенно на себя не похож. Но это ни о чем не говорит. Меня несколько раз задерживали в Шереметьево при вылете в Париж, так уж замечательно получаюсь на снимках.
– Но как же! – начала я заикаться. – Как, почему?
– Может, съедем с правительственной трассы? – нервно попросил Костров. – А то тут милиции полным-полно, не ровен час подойдут.
– Это вы подорвали Харитонова? – прошептала я, ощущая на спине тонкую струйку пота.
– Не несите чушь, – повысил голос Костров.
Потом он быстро вышел, распахнул переднюю дверцу машины и приказал:
– Двигайтесь.
Я перелезла на пассажирское кресло. Владимир сел за руль, и «Вольво» быстро закружил по переулкам.
В конце концов мы запарковались возле огромного серого дома. Костров вытащил сигареты. Машинально я отметила, что он тоже курит марку «Рок».
– За рулем сидел не я, – пояснил Володя.
– А кто?
– Если б знал, обязательно сообщил бы, – усмехнулся шофер.
– Как же так, – растерялась я, – ничего не понимаю.
– Все просто, – вздохнул Володя, – послушайте меня внимательно.
Оказывается, у Олега Андреевича Харитонова иногда случались таинственные встречи с клиентами. Порой он сообщал Володе:
– Сегодня сам за рулем, ты свободен.
Была только одна крайне удивлявшая мужчину странность. Олег Андреевич требовал, чтобы Володя в этот день никуда не ходил, а ждал его до вечера на специально снятой квартире.
– Все удобства мне создал, – рассказывал Костров, – две комнаты, телевизор, чай, кофе, холодильник полон, вот только телефона нет.
От Володи требовалось сидеть тихо, читать книги, смотреть сериалы и, главное, никому не рассказывать, что Олег Андреевич куда-то ездит один. В особенности Тане. Вечером депутат возвращался, и измаявшийся от безделья шофер вез его домой.
– Сначала думал, что он к любовнице сматывается, – пояснил Костров, – не хочет, чтобы я знал, где дама проживает. Потом понял: нет, не то. Зачем тогда мой костюм надевает?
– Он переодевался? – пришла я в крайнее изумление.
Шофер кивнул.
Олег Андреевич брал у него права, хотя имел собственные, и просил обменяться одеждой. Фигуры у них были одинаковые – оба высокие, поджарые, лишь размер обуви разнился. У Харитонова сорок шестой, а у Володи всего сорок второй.
– Честно говоря, первое время побаивался, – признался Костров, – не ровен час задавит кого, а мне отвечать, но потом успокоился.
Ездил Олег Андреевич аккуратно, никогда не лихачил, правила соблюдал. К тому же за каждый такой выезд Костров получал от хозяина сто долларов в карман.
– И часто он вами прикидывался?
– Раза два-три в месяц, – ответил Володя, – поэтому я и не удивился в последний раз. Ждал его, как всегда, на квартире. Сначала читал, а часов в одиннадцать вечера заснул. Думаю, придет – разбудит.
– Часто он так поздно приходил?
– Через раз. То в полночь подъедет, а то еще позже.
Костров мирно задремал, очнулся в десять утра и включил телевизор. Первая услышанная новость – сообщение о взорванном «Мерседесе» депутата и о том, что его, шофера, также считают погибшим.
– Идите в милицию и немедленно все расскажите!
Костров глянул на меня красивыми, какими-то женскими глазами.
– Да меня сразу арестуют, никто ведь не поверит!
Действительно, могут. Очень уж странно выглядит в пересказе Володи поведение депутата. Хотя, будучи известным адвокатом, Олег Андреевич тесно общался с криминальными кругами. Скорей всего, общался с авторитетами, ставящими условие: на стрелку адвокат приезжает один. Но зачем сажать мужика в квартире и прикидываться шофером? Сотни богатых мужчин обожают свои автомобили и ни за что не доверят руль никому другому.
– Какого черта вы, во-первых, залезли в мой «Вольво», а во-вторых, принялись все мне рассказывать? – обозлилась я. – Между прочим, это из-за вас я разбила витрину!
– Ну, положим, стекло кокнули потому, что руль отпустили, – усмехнулся Костров, – а насчет откровенности… К сожалению, вынужден был рассказать правду, потому что вы должны мне помочь!
– Я?!
Володя кивнул:
– Хочу как можно скорей бежать отсюда. Тот, кто убил Харитонова, может и до меня добраться.
– Вам нужны деньги?
– Нет, – ответил Костров, – слушайте внимательно. Моя мать работала директором крупнейшей московской скупки антиквариата. Потом ее посадили, но кое-какие цацки остались лежать в укромном месте. Вот если бы вы привезли мне эти похоронки…
– Где же вещи?
– На втором этаже есть зимний сад. Знаете?
– Конечно.
– Там несколько пальм в разноцветных кадках. В синей есть тайничок сбоку, вынимается одна из дощечек, внутри замшевая сумочка. Успеете до завтрашнего утра?
– Почему вообще я должна вам помогать? Попросите приятелей, вы меня всего два дня знаете, вдруг украду заначку.
Володя вновь закурил, помолчал минуту и тихо сказал:
– Конечно, рискую, обращаясь к вам. Но вы богатая женщина, похоже, порядочная, неужели польститесь на чужое имущество? Для меня сейчас единственное спасение – уехать из Москвы и скрыться. Что же касается друзей… Во-первых, не собираюсь никому рассказывать о том, как спасся; во-вторых, ну как им проникнуть в дом к Харитоновым? Помогите, бога ради. – Видя, что я колеблюсь, он добавил: – Ведь убьют, если обнаружат. Подумают, что тайну Олега Андреевича знаю.
– Ладно, – вздохнула я, – сегодня вечером выну. Куда привезти?
– Видите серый дом?
