Вместе с тем ранняя нефть создавала серьезную и безотлагательную проблему. Как транспортировать ее на мировой рынок? Доставив ее на берег, какую-то часть можно было перевозить в железнодорожных цистернах, как в XIX в., но, учитывая ограниченные возможности железнодорожного транспорта, проблему это не решало.
Очевидным ответом был трубопровод. А вместе с этим очевидным ответом начинался новый виток каспийского дерби. Нефть могла пойти на север через существующую российскую систему трубопроводов – вариант, который чрезвычайно устраивал Россию. Но это давало в руки Москвы мощный рычаг влияния на экономическую и политическую судьбу Азербайджана, чему активно противились США.
Другим вариантом был западный маршрут через территорию Грузии с выходом к Черному морю, где дальнейшая транспортировка нефти осуществлялась бы танкерами через Босфорский пролив в Средиземное море – точно таким же маршрутом транспортировалась бакинская нефть в XIX в. Но это ставило Азербайджан в зависимость от Грузии, которую раздирала на части сепаратистская борьба и у которой были весьма напряженные отношения с Москвой. Кроме того, этот маршрут обошелся бы гораздо дороже, потому что трубопровод должен был пройти по сложному рельефу. Консорциум AIOC находился под сильнейшим давлением. Азербайджану требовались доходы, компаниям нужна была ясность. США и Россия пытались настоять на своем. И тем не менее надо было что-то делать. Ранняя нефть была на подходе.
В невзрачном конференц-зале в деловом центре Лондона собралось несколько руководителей компаний из AIOC и небольшая группа региональных и отраслевых экспертов, чтобы наконец-то сделать выбор – «ранняя нефть пойдет на север» или «ранняя нефть пойдет на запад» – и обсудить вероятную реакцию на то и другое решение. После длительных дискуссий было сделан вывод, что «выбор любого из направлений опасен с точки зрения политического риска».
Наконец, один из участников встречи, до того момента тихо сидевший в углу, сказал: «Зачем вообще выбирать? Почему мы не можем использовать оба варианта? Чем больше трубопроводов, тем лучше. Несмотря на более высокие затраты, двойной маршрут гарантирует бóльшую надежность. Это будет отличной страховкой. Такой подход также обеспечит нам скорость и избавит от умышленных проволочек – AIOC всегда может пригрозить тем, что выберет "другой" вариант». Таким образом, в выборе сразу двух маршрутов был большой смысл{40}.
Разумеется, с чего-то нужно было начать. И начать нужно было с российского маршрута. В конце концов, этот трубопровод уже существовал. К тому же так было лучше с точки зрения политики.
Гейдар Алиев считал именно так. Непогожим холодным вечером в феврале 1995 г. из своей резиденции, расположенной на возвышающихся над Баку холмах, Алиев дал инструкции главе AIOC Теренсу Адамсу и руководителю Азербайджанской государственной нефтяной компании. По словам президента, нельзя делать ничего, что настроило бы русских против. Это было слишком рискованно. Прежде чем предпринимать любые другие шаги, необходимо подписать контракт с русскими. «Геополитический императив бакинской нефтяной дипломатии был обозначен предельно ясно», – впоследствии сказал Адамс. Президент четко выразил и еще одну мысль. Конфликт с русскими в любой форме будет катастрофой для Азербайджана, а значит и для AIOC и лично для всех вовлеченных в это предприятие. Он бросил на обоих присутствующих тяжелый взгляд. С другой стороны, Алиев подчеркнул, что отношения с США также важны для его стратегии. Его требование к нефтяным компаниям было трудновыполнимым, но абсолютно четким: «Никто не должен остаться в обиде».
В феврале 1996 г. северный маршрут получил официальное одобрение{41}. Следующим было заключено соглашение по западному маршруту для транспортировки ранней нефти. Грузинский маршрут служил противовесом Москве. Реализация этого плана опиралась на личные отношения между Алиевым и грузинским президентом Эдуардом Шеварднадзе, чья политическая судьба была очень похожа на судьбу Алиева: министр внутренних дел Грузии, первый секретарь ЦК Коммунистической партии Грузии, затем путь к верхушке власти в Кремле – министр иностранных дел СССР при Михаиле Горбачеве, партнер по переговорам с госсекретарем США Джеймсом Бейкером об окончании холодной войны. Теперь Шеварднадзе, вернувшийся в Грузию в качестве президента после распада Советского Союза, вел переговоры о строительстве трубопровода и о плате за транзит, которая была очень нужна обедневшей Грузии, чтобы удержаться на плаву. Но не менее важен был и геополитический капитал, который приобретала Грузия благодаря заинтересованности США, Великобритании и Турции. Он помог бы ей в противостоянии с находящимся на севере российским гигантом.
К 1999 г. заработали оба маршрута транспортировки ранней нефти. Западный маршрут в точности повторял тот путь, по которому был проложен старый деревянный трубопровод братьев Нобелей в XIX в. Северная российская ветка проходила через Чечню, где в том же году началась вторая война между российскими вооруженными силами и исламистскими боевиками. Во время войны чеченский участок нефтепровода был частично разрушен. Вся ранняя нефть была пущена по западной грузинской ветке, которая доказала свою ценность как «страховочного варианта».
Ранняя нефть начала поступать на рынок. Между тем к концу десятилетия многие технические трудности, связанные с разработкой блока шельфовых месторождений Азери-Чираг-Гюнешли, были преодолены, а это означало существенное расширение добычи с началом нового столетия. Запасы были «доказаны»: со дна Каспийского моря можно было рентабельно извлекать большие объемы нефти.
Теперь, когда был открыт доступ к запасам, встал вопрос строительства основного экспортного трубопровода с гораздо большей пропускной способностью. Но на этот раз вопрос стоял жестче: трубопровод мог быть только один. Учитывая масштабы строительства и затрат, два трубопровода себя не окупили бы. Разумеется, Россия ратовала за то, чтобы нефть текла на север через российскую систему трубопроводов – это дало бы ей определенные рычаги влияния на каспийские ресурсы. Другим вариантом был маршрут через Грузию. Но в обоих случаях в конце трубы нефть перегружалась в танкеры и ее дальнейший путь пролегал через Черное море и узкий Босфорский пролив. А это была большая проблема.
Босфорский пролив, который соединяет Черное и Средиземное море и является границей между Европой и Азией, на протяжении многих веков играл важнейшую роль. Именно сюда в IV в. нашей эры римский император Константин перенес столицу Римской империи, чтобы лучше управлять обширными восточными территориями, дав ей название Константинополь. В новой истории город имел большое стратегическое значение и для Российской, и для Советской империй: их единственные незамерзающие порты находились на Черном море, и военным кораблям приходилось проходить через Босфор, чтобы попасть в Мировой океан.
Но в конце XX в. пролив и без того был перегружен танкерами, перевозящими российскую и каспийскую нефть на мировые рынки, и мог не справиться с резко возросшим транзитом. Ситуация усугублялась тем, что Босфор не был изолированным водным путем; он пересекал самое сердце Стамбула (как был официально переименован Константинополь в 1930 г.), город с населением 11 млн человек. Несколько аварий танкеров стали катастрофическими для Стамбула, и Турция боялась их повтора. И не без оснований. Этот узкий пролив длиной 31 км имеет 12 крутых поворотов. В самом узком месте его ширина не превышает 700 м, а угол поворота составляет 45°. Еще в одном месте пролив поворачивает на 80°, почти под прямым углом{42}.
Был еще один маршрут, с точки зрения затрат самый дешевый из всех. Можно было договориться с Тегераном о том, чтобы отправлять каспийскую нефть на юг, на нефтеперерабатывающие заводы на севере Ирана. А взамен получать эквивалентное количество нефти с нефтяных промыслов на юге Ирана и далее экспортировать ее через Персидский залив. Таким образом, отпадала необходимость в строительстве трубопровода через Иран. С экономической точки зрения такой обмен был оптимальным решением, но оно абсолютно не устраивало США и другие западные страны и было категорически отвергнуто. Это не только укрепило бы позиции Ирана, но и позволило бы ему взять под контроль будущее Азербайджана – последнее, чего хотел бы Алиев. Наконец, это привело бы к увеличению количества нефти в Персидском заливе и большей зависимости от Ормузского пролива, сводя на нет все усилия по диверсификации поставок и укреплению энергетической безопасности, ради чего, собственно, и замышлялась игра.
Оставался, впрочем, еще один вариант – пойти на запад, в обход Армении через Грузию, затем повернуть налево у Тбилиси и направиться на юг через Турцию к турецкому порту Джейхан на Средиземном море. Основных проблем было две. Во-первых, трубопровод Баку – Тбилиси – Джейхан должен был стать самым протяженным в мире, а его прокладка через высокие пики Кавказа была сопряжена со значительными техническими трудностями. Во-вторых, это был самый дорогостоящий маршрут. Строительство требовало огромных вложений, а дальнейшая экономическая жизнеспособность оценивалась весьма сомнительно.
По мере того, как срок принятия решения приближался, баталии вокруг главного трубопровода становились все ожесточеннее. В одной частной беседе госсекретарь США Мадлен Олбрайт кратко сформулировала свое видение отношения США к этому вопросу. Однажды вечером, сидя в небольшом кабинете на 17-м этаже здания Госдепартамента, она сказала: «Мы не хотим через десяток лет биться головой об стену и спрашивать себя, какого черта мы не построили этот трубопровод?»
Вот уже пятый раз в Стамбуле проводилась ежегодная конференция «Легенда трех морей» (Каспийское, Черное и Средиземное море). Конференция открывалась теплым июньским вечером, когда солнце уже клонилось к закату, в парке на склоне холма, с которого открывался великолепный вид на Босфор, под тихий мелодичный концерт в исполнении «Оркестра трех морей». Музыка должна была символизировать гармонию, преодоление всех острых исторических противоречий, так как здесь собирались представители стран Центральной Азии и Кавказа, многих арабских государств, а также Израиля.
Но на следующий день от гармонии не оставалось и следа и начиналось настоящее каспийское дерби. Из года в год на заседаниях и в кулуарах конференции разгорались оживленные дискуссии и все чаще яростные споры о маршрутах трубопровода, а как-то раз между очень высокопоставленными участниками даже вспыхнула драка.
Торжественный ужин теплым летним вечером в июне 2001 г. проходил во дворце Esma Sultan, на фоне захватывающей панорамы Босфора. Речь держал Джон Браун, глава BP, которая теперь была крупнейшим акционером AIOC. Он подчеркнул, что Босфор просто не справится с увеличением потока танкеров. «Делать ставку только на этот маршрут слишком рискованно. Необходимо другое решение», – сказал он. И этим решением был новый экспортный трубопровод Баку – Тбилиси – Джейхан.
Нефтяные компании, объявил он, готовы приступить к проектированию, чтобы как можно быстрее начать строительство. Во время этих слов, как по команде, за его спиной по темным историческим водам Босфора проскользил призрачный силуэт гигантского танкера, освещенного только своими огнями. Казалось, он говорил: сколько еще таких танкеров выдержит Босфор? Трубопровод должен быть построен.
Разумеется, предстояло преодолеть множество сложностей. Прежде всего, нужно было убедить достаточное число партнеров по AIOC в том, что трубопровод коммерчески целесообразен, и заручиться их поддержкой. Далее, требовалось заключить огромное количество невероятно сложных многосторонних соглашений, детально оговаривающих вопросы строительства, функционирования и финансирования трубопровода с правительствами стран-участниц, компаниями, местными властями, строительными фирмами, банками и другими финансовыми организациями. Ключевую роль здесь сыграли США, активно содействовавшие подписанию межправительственных и многих других соглашений, переговорный процесс по которым, по словам одной из компаний-участниц, в ином случае мог бы занять годы{43}.
Еще одним серьезным препятствием было противодействие неправительственных организаций по целому ряду экологических и политических вопросов. Будет ли трубопровод зарыт на метровой глубине, где он будет доступен для ремонта, или на четырехметровой глубине, где ремонт проблематичен? (В результате выиграла метровая глубина.) Куда более острые дебаты разгорелись по поводу того, что прокладка нефтепровода рядом с заповедником Боржоми, где находятся знаменитые источники грузинской минеральной воды, будет угрожать экологической безопасности региона. В итоге маршрут не изменился, но консорциум обязался выплатить компании, владеющей брендом «Боржоми», $20 млн в качестве компенсации за «потенциальное негативное влияние нефтепровода на репутацию компании». Однако «влияние на репутацию» оказалось на удивление позитивным; как впоследствии признался глава компании, эта история была лучшей рекламой их минеральной воды в мире и, главное, совершенно бесплатной{44}.
Трубопровод Баку – Тбилиси – Джейхан был назван «первым великим техническим проектом XXI в.». Нефтепровод должен был пересечь 1500 рек и водных преград, горные районы и сейсмически опасные зоны с соблюдением строгих стандартов экологического и социального воздействия. Четыре года спустя трубопровод стоимостью $4 млрд был построен. Летом 2006 г. первые баррели каспийской нефти достигли турецкого нефтяного терминала Джейхан на Средиземном море, где состоялась торжественная церемония открытия. Это произошло через 12 лет после того, как был подписан «контракт века».
Как и ожидалось, одним из главных почетных гостей на церемонии был Алиев, который в своей речи подчеркнул важность этого дня для всех стран-участниц, региона и мировых энергетических рынков в целом. Однако это был не Гейдар Алиев, а его сын Ильхам, новый президент Азербайджана. Гейдар Алиев не дожил до этого дня. Бывший генерал КГБ и член Политбюро ЦК КПСС, ставший «сыном своего народа», скончался три года назад в клинике Кливленда в США. Но этот день продемонстрировал, что его стратегия работает, что нефть – и то, как он разыграл эту карту, – дала Азербайджану будущее, которое в 1994 г. казалось почти недостижимым. Нефть консолидировала Азербайджан как нацию и укрепила его позиции на мировой арене. Как выразился Ильхам Алиев перед вступлением в должность президента, «нефть нужна нам для достижения нашей главной цели – превращения в настоящее государство»{45}.
Азербайджан также имеет важное геополитическое значение как современное светское государство с мусульманским большинством населения, расположенное между Россией и Ираном. Сегодня шельфовый блок Азери-Чираг-Гюнешли – проект, стоимость которого сегодня составляет $32 млрд, – занимает третье место в мире среди продуктивных месторождений. По подводному трубопроводу нефть подается к новому береговому терминалу Сангачал стоимостью $2,2 млрд с южной стороны Баку и поступает в разветвленную сеть резервуаров для очистки и подготовки к транспортировке. Затем уже готовая к экспорту нефть закачивается в одну белоснежную трубу диаметром чуть больше 100 см. Это и есть тот самый предмет горячих распрей – знаменитый нефтепровод Баку – Тбилиси – Джейхан. Первые 15 м он идет по поверхности, а затем скрывается под землей и вновь выходит на поверхность только через 1768 км в Джейхане, миновав территории трех государств. Там нефть – свыше 600 000 баррелей в день – поступает в многочисленные резервуары-хранилища на берегу Средиземного моря, а оттуда – в танкеры, которые доставляют ее на мировые рынки. После всех баталий новой большой игры, конфликтующих интересов и шумихи каспийского дерби, хитроумного маневрирования и дипломатии, переговоров и сговоров, все свелось к науке, технологиям и строительству – платформам и нефтяным комплексам в Каспийском море и подземной стальной трубе стоимостью $4 млрд соединившей Баку с глобальным рынком. Этот трубопровод несет не только нефть, он несет на себе груз истории, соединяя не только Баку с Джейханом, но и начало XXI в. с началом XX в.
Через несколько лет параллельно трубопроводу Баку – Тбилиси – Джейхан была проложена вторая нитка для транспортировки газа с месторождения Шах-Дениз в Турцию. Строительство Южно-Кавказского газопровода, хотя и не менее сложное в техническом отношении, с точки зрения политики было гораздо проще. Самая трудная работа уже была сделана. Сегодня ведутся работы по расширению Южно-Кавказского газопровода, чтобы по нему можно было транспортировать газ с месторождения Шах-Дениз в Турцию и далее, в страны Европейского Союза, благодаря чему Евросоюз получит важный новый источник поставок природного газа. Расширенный Южно-Кавказский газопровод станет первым из трех газопроводов на пути от Каспийского моря до Италии, которые составят новый «Южный коридор» для поставок газа в Европу.
Но Азербайджан был только частью каспийского дерби. Другой его раунд разыгрывался по ту сторону Каспийского моря.
Летом 1985 г. со спутников-шпионов была заснята страшная картина – гигантский столб пламени в северо-восточной части Каспийского моря, шлейф дыма от которого тянулся на сотни километров. Это была нефтяная катастрофа, видимая даже из космоса. При бурении скважины – скважины № 37 – на недавно открытом месторождении Тенгиз в советской республике Казахстан произошел выброс нефти и газа в атмосферу. Фонтан загорелся, и над землей поднялся столб огня высотой около 200 м. Высокое содержание ядовитого сероводорода в смеси затрудняло тушение пожара. У Министерства нефтяной промышленности СССР не было ни оборудования, ни технологий, чтобы быстро взять ситуацию под контроль. В какой-то момент рассматривалась даже возможность заглушить скважину при помощи ядерного взрыва.
К счастью, от этого варианта отказались. «Мы вовремя вмешались», – впоследствии вспоминал Нурсултан Назарбаев, в то время председатель Совета министров Казахской ССР.
В конце концов за помощью обратились к американским и канадским специалистам. Потребовалось два месяца, чтобы потушить пожар, и больше года, чтобы полностью взять скважину под контроль. Эта страшная и дорогостоящая авария высветила технические проблемы, стоящие перед советской нефтяной промышленностью. Но горящий нефтяной фонтан показал кое-что еще: Казахстан может обладать запасами нефти мирового масштаба{46}.
Новое независимое государство Казахстан, бывшая советская республика, – огромная страна, по территории фактически равная Индии, но с населением всего 15,5 млн человек. Чуть больше половины жителей – этнические казахи, 30 % – русские, остальные – представители других этнических групп. Если не считать новую столицу Астану, то большинство населения живет на периферии страны, основную часть которой занимают травянистые равнины – степи. По словам Назарбаева, в советские времена «каждая советская республика занимала свое место в общесоюзном разделении труда», и Казахстан играл роль «поставщика сырья, продуктов питания и продукции военного назначения». Четверть его населения унес голод в начале 1930-х гг. Именно сюда Сталин депортировал неугодные ему народности. Здесь Никита Хрущев реализовывал свою злополучную программу «освоения целины», а Советский Союз испытывал ядерное оружие. С космодрома в казахских степях СССР запускал свои спутники-шпионы, а сегодня Россия отправляет в космос туристов за $20 млн.
У Казахстана была небольшая местная нефтедобывающая промышленность, которая появилась еще в XIX в. на волне азербайджанского нефтяного бума, превратившего семейства Нобелей и Ротшильдов в нефтяных магнатов. Если Западная Сибирь была центром «третьего поколения» советской нефти, то Казахстану с его Тенгизским месторождением в СССР отводилась ключевая роль как центра нефтедобычи «четвертого поколения».
Однако в 1980-е гг. развитие нефтедобывающей отрасли в Казахстане сдерживалось отсутствием инвестиций и технологий, без которых было невозможно освоение сложных месторождений вроде Тенгизского. Как писал бывший министр нефтяной и газовой промышленности СССР, «разведочное и нефтедобывающее оборудование давно устарело, технологии фактически были заморожены на уровне 1960-х гг.». Чтобы спасти бедствующую отрасль и получить доступ к технологиям, в последние годы советской власти Михаил Горбачев пытался привлечь зарубежных инвесторов. Этим умело воспользовался американский предприниматель с весьма сомнительной репутацией по имени Джеймс Гиффен, организовавший из группы американских компаний инвестиционный консорциум{47}.