Счастье мы добываем себе сами, а радость сама захватывает нас. Счастье приносит удовлетворение, а радость преображает. Испытывая радость, мы нередко чувствуем, будто заглянули в более глубокий и правильный слой реальности. Нарцисс может быть счастлив, но ему никогда не испытать радости, потому что самозабвение – это именно то, чего нарцисс сделать не в состоянии. Нарцисс даже представить себе не может, что такое радость. Это одна из причин, по которой люди застревают на первой вершине: им попросту невдомек, что предлагает вторая вершина.
Моя основная мысль заключается в том, что счастье – это хорошо, а радость – еще лучше.
Подобно тому, как вторая вершина представляет собой более полную и богатую фазу жизни после покорения первой, радость – это более полное и богатое состояние, выходящее за пределы счастья.
Более того, в то время, как счастье, как правило, непостоянно и мимолетно, радость бывает продолжительной и даже постоянной. Чем дольше вы живете самоотверженной жизнью, тем бо́льшая радость будет вашим неизменным состоянием. И, освещая жизни окружающих вас людей, станет вашим образом мысли. Вы станете радостным человеком. Так что как в жизни, так и в этой книге, радость будет для нас путеводной звездой, нашим главным ориентиром. Взяв курс на радость, мы непременно окажемся в нужном месте.
Несколько лет назад я начал коллекционировать радость. Или, если точнее, отчеты о радости. Подлинные свидетельства людей о том, какой становится жизнь, которая, кажется, достигла своего пика и стала максимально наполненной, осмысленной и совершенной.
Глядя сейчас на свою подборку, я понимаю, что существуют разные уровни радости. Во-первых, радость физическая. Нередко, занимаясь какой-то физической деятельностью, часто вместе с другими людьми, мы попадаем в состояние потока. В романе «Анна Каренина» Левин косит траву вместе с крестьянами. Сперва он орудует косой весьма неуклюже, но стоит ему разобраться, как работает инструмент, тут ряды у него начинают получаться чистые, ровные. «Чем долее Левин косил, тем чаще и чаще он чувствовал минуты забытья, при котором уже не руки махали косой, а сама коса двигала за собой все сознающее себя, полное жизни тело, и, как бы по волшебству, без мысли о ней, работа правильная и отчетливая делалась сама собой. Это были самые блаженные минуты».
Состояние потока особенно прекрасно, когда удается разделить его с другими людьми, со своей командой или военной частью. Профессор Уильям Макнил, читавший курс истории в моем университете, испытал такое состояние потока новобранцем, в 1941 году. На курсе молодого бойца его учили маршировать с товарищами по части. Он начал испытывать странные ощущения во время марша: «Словами не описать чувства, которые возникают при длительном движении в унисон, как, например, при строевой подготовке. Помню, как по всему телу разливалось ощущение благополучия, точнее, странное чувство, будто, участвуя в коллективном ритуале, я и сам словно раздуваюсь, становлюсь больше, чем вся моя жизнь».
Следующий уровень радости – коллективное бурление, праздничный танец. Почти в каждой культуре с продолжительной историей радостные моменты отмечают и закрепляют ритмичными танцами. Я пишу эти строки наутро после свадьбы одного моего друга, ортодоксального еврея. После церемонии мы, мужчины, под музыку танцевали вокруг жениха. Обступив его плотным кольцом, мы кружились вокруг него, а он, оказавшись в центре образовавшегося вихря, самозабвенно прыгал вверх-вниз. Поочередно он подзывал к себе в центр кого-то из круга: своего деда, друга, даже меня, – и мы выходили в раскаленный добела центр и вместе с ним скакали от радости, махали руками и хохотали.
Писательница Зэди Смит[6] однажды описала один свой поход в лондонский ночной клуб в 1999 году. Она наматывала круги, разыскивая своих друзей, гадая, где же осталась ее сумочка, как вдруг зазвучала песня группы A Tribe Called Quest[7]. В этот момент, писала она:
«худой, как палка, человек с огромными глазами протянул мне руку через целое море тел. Он снова и снова задавал мне один и тот же вопрос: «Ты чувствуешь это?» Я чувствовала. Ноги от каблуков ломило невыносимо, и я боялась, что просто не устою, но меня буквально накрыло от восторга, когда именно в то самое мгновение в истории человечества заиграла песня Can I Kick It?, а потом плавно перетекла в Smells Like Teen Spirit[8]. Я взяла его за руку. Меня просто унесло. Мы танцевали до изнеможения, полностью отдаваясь радости».
Это такой вид радости, который освобождает нас из цепких лап неуверенности в себе и в едином порыве сближает с окружающими. Такая радость живет настоящим моментом, захватывает нас целиком и мы всегда проживаем ее в полном объеме.
Третий уровень занимает так называемая эмоциональная радость. Это внезапный всплеск любви, который можно заметить, например, на лице матери, когда она впервые видит своего ребенка.
Дороти Дэй[9] прекрасно его описала: «Даже напиши я величайшую в мире книгу, сочини прекраснейшую симфонию или создай самую изысканную скульптуру, я бы не ощутила себя творцом более возвышенным, чем в тот момент, когда в моих руках оказался мой ребенок… Ни одно другое человеческое существо не смогло бы принять или вместить в себя такой огромный поток любви и радости, какой я ощутила с рождением дочери. Появилась необходимость боготворить и обожать».
Это очень личный и мощный вид радости. Я часто вспоминаю один летний вечер. Дело было уже более десяти лет назад, я возвращался с работы и, свернув к дому, увидел, как трое моих детей, которым тогда было двенадцать, девять и четыре года, играют с мячом на заднем дворе. Подкидывали мяч в воздух и бросались ловить его наперегонки. Смеялись, толкались – в общем, классно проводили время. Я сидел в машине, сквозь лобовое стекло наблюдая эту сцену семейного счастья. Лучи летнего солнца проглядывали сквозь деревья. Лужайка казалась идеальной. Я испытывал необъяснимую радость и благодарность, которые, сплетаясь между собой, переполняли меня. Сердце колотилось у меня в груди. Время словно остановилось. Уверен, что каждому родителю довелось пережить нечто подобное.
Нередко эмоциональная радость возникает в начале романтических отношений. Новоиспеченные возлюбленные буквально светятся, глядя друг на друга. Или, наоборот, это происходит намного позже. Пары, которые очень давно состоят в отношениях, порой чувствуют друг друга лучше, чем самих себя. И часто от счастливых в браке людей можно услышать: «Когда мы занимаемся любовью, я растворяюсь в ней/в нем без остатка».
Писатель Дэвид Уайт указывает на ключевой момент.
«Радость, – пишет он, – это встреча глубокой концентрации и самозабвения, это телесная алхимия, когда нечто внутри нас вступает во взаимодействие с тем, что находилось вне наших границ, и превращается в нечто новое – живая граница, голос, соединяющий нас с миром: танец, смех, симпатия, прикосновение, пение в машине, музыка, играющая на кухне, тихое, незаменимое и успокаивающее присутствие дочери; чистая, пьянящая красота мира – граница между тем, что мы есть, и тем, чем мы не являемся».
На четвертом уровне располагается радость духовная. Порой радость приходит к нам не через движение, не через любовь, но через неожиданное соприкосновение с чем-то, напоминающим бесконечный, чистый дух. Писатель и профессор Уитонского колледжа Джерри Рут Как цитирует К.С. Льюиса[10]: «радость приходит с осознанием, что действительности чуждо идолопоклонничество, и что на самом деле миром правит некая мистическая сила».
Однажды поэт Кристиан Уиман работал на кухне в своей пражской квартире, как вдруг на подоконник, буквально в метре от него приземлился сокол. Со своего наблюдательного пункта сокол окинул взглядом деревья и здание напротив, но ни разу не оглянулся и не посмотрел на Уимана. Потрясенный до глубины души, он тут же позвал свою девушку, которая в тот момент принимала ванну. Оставляя за собой капли воды, она пришла на его зов и, остановившись рядом с Уиманом, во все глаза уставилась на сокола. «Загадай желание», – шепнула она. Тут сокол повернул голову и встретился взглядом с Уиманом. Внутри у Кристиана словно что-то оборвалось. Позже он описал случившееся в стихотворении:
Я стоял, завороженный,
Молил, молил, молил,
Чтобы мгновение не кончалось.
Как вдруг оно прошло.
Такой вид духовной радости зачастую требует мистической сонастроенности. Мать Толстого умерла, когда он был маленьким мальчиком. Перед похоронами он оказался в комнате, где стоял ее открытый гроб. Он взобрался на стул, чтобы хорошенько увидеть ее, и испытал странное умиротворение. «Я смотрел и чувствовал, что какая-то непонятная, непреодолимая сила притягивает мои глаза к этому безжизненному лицу, – писал он позже. – На время я потерял сознание своего существования и испытывал какое-то высокое, неизъяснимо-приятное и грустное наслаждение». Затем в комнату вошел человек, и Толстой подумал, что, стоя на табурете с блаженным выражением лица, может показаться вошедшему бесчувственным, а потому, дабы соблюсти условности, он притворился, что плачет. «Это эгоистическое чувство больше других заглушало во мне истинную печаль».[11]
Теперь мы поднимаемся ко все более и более высоким уровням переживания радости. Пятый – это трансцендентная радость, чувство единения с природой, Вселенной или Богом. В книге «В походе со святыми»[12] Белден Лейн описывает свой опыт пешего туризма таким образом:
«Всякий раз, оказываясь в дикой природе, по неведомой мне схеме обмена мое тело и окружающая среда проникают друг в друга. Я двигаюсь в воде и вдыхаю воздух, наполненный ароматом жимолости. Меня окутывает паутина, а в кожу и одежду впиваются колючие ветви кустарников. В рот залетают комары, привлеченные запахом пота. Чувствую под подошвой камни. И не всегда понятно, где «заканчиваюсь» я и «начинается» все остальное. То, что кажется «мной», не ограничивается пределами моей кожи».
Такое трансцендентное переживание может продлиться не более пары минут, но и за это короткое время оно способно изменить всю последующую жизнь. Человеку в это мгновение словно открывается тайная суть вещей, после чего возврат к привычному образу жизни невозможен, созерцания танца бледных теней на стенах пещеры становится недостаточно. Ральф Уолдо Эмерсон[13] выстроил целую философию на подобных мгновениях трансцендентного опыта. «Когда стоишь босиком на земле, голову обдувает блаженный ветер, взор обращен вверх, в бесконечное космическое пространство – эгоизм улетучивается. Ты превращаешься в прозрачное глазное яблоко. Становишься ничем и видишь все. Потоки Вселенского Существования проносятся сквозь тебя».
Эта радость – сладкая жажда, томление, пускай и болезненное временами. Стоит нам познать вкус вечного, как с этого момента радость для нас – в погоне за этим вкусом. Радость, как выразился К.С. Льюис, – это не удовлетворение желания, а само желание. Аврелий Августин[14] воспринимал Божью любовь как дивную и жгучую жажду: «Ты позвал, крикнул и прорвал глухоту мою; Ты сверкнул, засиял и прогнал слепоту мою; Ты разлил благоухание свое, я вдохнул и задыхаюсь без Тебя. Я отведал Тебя и Тебя алчу и жажду; Ты коснулся меня, и я загорелся о мире Твоем[15]».
Даже тем, кто не выражает свою религиозность открыто, знакомы мгновения, когда кажется, будто сама любовь освещает им путь. Однажды, катаясь на горных лыжах, двадцатичетырехлетний Жюль Эванс[16] упал с обрыва и, пролетев почти десять метров, сломал позвоночник и ногу. «Я лежал на земле и чувствовал, что меня окружает свет и любовь. К тому моменту я уже шесть лет как мучился душевными страданиями и даже боялся, что мое эго сломлено безвозвратно. Но в тот момент я понял, что со мной все в порядке, что меня любят, и во мне есть что-то такое, что сломить невозможно, назовите это «душой» или «Я», «чистым сознанием» или как вам будет угодно».
В 2016 году организация Gallup провела опрос среди американцев: доводилось ли им переживать мистический опыт, выход за пределы собственного «Я» и чувствовать связь с бесконечностью. Подавляющее большинство респондентов (84 %) ответили, что как минимум раз в жизни испытывали подобный опыт, а 75 % отметили, что существует негласное табу на публичное обсуждение таких вещей.
Здесь хочется перейти к описанию высшего уровня радости, который я называю нравственной радостью. Я полагаю, что это наивысшая форма радости, и даже скептики не могут ее объяснить. Любую другую мимолетную радость они могут списать на химическую реакцию мозга, которая вызывает некие странные ощущения. Однако нравственная радость имеет отличительную особенность. Испытывать ее можно постоянно. Некоторые в такой радости живут каждый день. Их повседневные действия полностью соответствуют их взглядам на жизнь. Они отдают себя целиком и полностью, сплоченно и от всего сердца. Они испытывают великую благодарность за то, что нашли свое место и заняли свою позицию. В их сердцах – свет.
Эту радость испытывает Папа Франциск[17] и, говорят, архиепископ Туту[18] и Пол Фармер[19]. Как и Джеффри Канада, основавший некоммерческую организацию Harlem Children’s Zone, и великий виолончелист Йо-Йо Ма. Однажды я обедал с Далай-ламой в Вашингтоне. За обедом он не сказал ничего особенно поучительного или глубокомысленного, но время от времени вдруг начинал хохотать, безо всякой видимой на то причины. Он смеялся, а я, чтобы не показаться невежливым, смеялся вместе с ним. Он смеялся. Я смеялся. Он просто такой человек – полный радости. Радостное возбуждение – это его состояние покоя.
Подобного рода нравственная радость зачастую начинается с некого эмоционального всплеска, так называемого душевного подъема. Так, один исследователь и помощник социального психолога Джонатана Хайдта, как-то зимним утром беседовал по долгу службы с женщиной, которая вместе с несколькими прихожанами ее церкви добровольно вступила в Армию Спасения. После интервью один из добровольцев предложил развезти всех по домам. Шел сильный снег. Проезжая по жилому кварталу, у одного из домов они заметили пожилую женщину, в руках она держала лопату для снега. Один из ребят на заднем сиденье попросил высадить его на ближайшем перекрестке. Все решили, что паренек живет тут неподалеку.
Однако, выскочив из машины, он не зашел ни в один из домов, а направился к женщине и, взяв у нее из рук лопату, принялся разгребать снег. Одна женщина, тоже находившаяся тогда в машине, вспоминает: «Помню, мне прямо захотелось выскочить из машины и обнять его. Хотелось петь и танцевать, прыгать и смеяться. Как-то выплеснуть это в движении. Хотелось говорить людям приятные слова. Написать красивое стихотворение или песню о любви. Поваляться в снегу, как в детстве. И всем-всем рассказать о его чудесном поступке. У меня так поднялось настроение! Меня переполняла радость, энергия, я была счастлива и не могла перестать улыбаться. Когда вернулась домой, поделилась переживаниями с соседками по квартире, они тоже были ужасно растроганы». Как отмечает Хайдт, такие моменты мощного нравственного подъема способны спровоцировать своего рода душевную перезагрузку, заменить цинизм такими эмоциями как надежда, любовь и моральное вдохновение. Эти моменты подъема заряжают энергией. Вдруг появляется сильная мотивация творить добро, решимость, готовность жертвовать и помогать.
Щедрость, вошедшая в привычку, меняет людей. Ведь личность – в отличие от скелета – отнюдь не постоянна.
Как и ваш разум, она способна меняться. Каждый наш поступок, каждая наша мысль пусть и самую малость, но меняет нас, приподнимает нас или же опускает. Стоит совершить несколько добрых дел подряд, как мы начнем привыкать проявлять внимание к окружающим.
И мало-помалу совершать добрые дела становится легче. Точно так же привычка лгать, бессердечные, жестокие поступки приводят к деградации личности, и со временем каждый новый поступок будет еще хуже предыдущего. Как говорят криминалисты, убийцами становятся не сразу. Нужно перешагнуть не один порог, прежде чем оказываешься в той точке, где для тебя становится возможным забрать чужую жизнь.
Люди, которые излучают радость, живут в состоянии глубокой и любящей самоотверженности. Они привыкли отдавать, и со временем души их начинают светиться. Все мы что-то да излучаем. Многие – страх и неуверенность в себе. А люди, преисполненные радости, в большинстве своем излучают благодарность, восторг и доброту.
Как же и нам с вами начать сиять так же, как и они? Возможно, у вас сложилось впечатление, будто такой яркой личностью становится лишь тот, у кого нет проблем, чья жизнь – это одно сплошное удовольствие и наслаждение. Но стоит присмотреться к радостным людям, как станет очевидно: как правило люди с самыми яркими душами взваливают на себя самую тяжелую ношу.
Вот что писатель Бенджамин Харди рассказал журналу Inc. о своем решении взять троих приемных детей: «До того, как я взял на себя эту ответственность, я наслаждался достигнутым. Мне было не о чем волноваться. У меня не было энергии двигаться вперед. Легкая жизнь не делает тебя счастливее, не приводит к росту. Напротив, легкая жизнь – залог того, что вы застрянете и совершенно запутаетесь в своей жизни». Приняв этих детей в свою семью, он много чего открыл для себя. И не только о разочаровании, тревоге и усталости, он так же узнал состояние душевного подъема, близость и, в особенности, заботливую любовь. Счастье можно испытывать в одиночестве. А постоянная радость возможна лишь тогда, когда твоя жизнь крепко переплетена с жизнями других. Счастье приходит, когда исполняется личное желание. Постоянная нравственная радость рождается, когда это желание обращено наружу, к другим.
Грегори Бойл – священник одной из криминальных группировок в Лос-Анджелесе. Он тоже замечает разницу между жизнью, прожитой для себя, и жизнью, прожитой для других: «Сострадание всегда, в самом подлинном своем проявлении, связано с переходом из узкого мира сосредоточенности на себе в заведомо более объемный мир дружбы». И в этом заключается правда жизни: нужно потерять себя, чтобы найти, и отдать – чтобы обрести.
Может показаться, что мало кто сегодня выбирает жить в радостном служении. Однако, когда весной 2018 года я основал в Институте Аспена проект под названием Weave: The Social Fabric Project, цель которого – привлечь внимание к людям, помогающим обществу объединяться и налаживать отношения, я почти каждый день оказывался в окружении людей, сияющих изнутри.
Взять, к примеру, Стефани Хрузек из города Хьюстон, штат Аризона. Скрестив по-турецки ноги, она сидит на полу в окружении детей, и вместе они дружно, хором тараторят скороговорки. Это занятия в рамках благотворительной программы Стефани Family Point («Семейная точка»). «Кто может произнести «уникальный Нью-Йорк» еще быстрее?» Или Кейт Гарвин из Колорадо, завидев которую, маленький мальчик-беженец из Сомали визжит от восторга – ведь Кейт помогает ему влиться в местную школьную систему. Или, например, Дон Флоу, владелец сети автосалонов в Северной Каролине, с тихим удовлетворением показывает общественный центр, который он построил в городе Уинстон-Салем. Харлан Кроу, предприниматель-застройщик, все силы которого направлены на то, чтобы людям вокруг него было как можно комфортнее.
Маку Маккартеру, основателю Community Renewal International («Обновляем сообщество») из Шривпорта, штат Луизиана, уже за семьдесят. Он один из тех людей, кто в свой первый визит в кафе знакомится с каждым посетителем, и для каждого у него найдется подходящая шутка или история. А в свой третий визит для многих он уже лучший друг. К пятому – его пригласят ведущим на свадьбу. Рядом с таким человеком приятно находиться, потому что он излучает радость.
Я спрашивал этих людей, что же приносит им радость. В ответ я неизменно слышал один и тот же ответ: мгновения, когда им удалось порадовать других. «Самозабвение – вот мой источник радости, – заметила Хелен Келлер. – Поэтому я стараюсь делать так, чтобы свет в глазах других людей был моим солнцем, чтобы музыка в чужих ушах была моей симфонией, а улыбка на чужих губах – моим счастьем».
Мирослав Вольф – профессор Йельского университета, который специализируется на изучении радости, полагает, что радость – это не самостоятельная эмоция, а венец хорошо прожитой жизни. «Радость – отнюдь не дополнение к хорошей жизни, не так называемая вишенка на торте. Все совсем наоборот. Хорошая жизнь проявляется в радости. Радость – это своего рода эмоциональное мерило жизни, положительная реакция на жизнь, в которой все идет хорошо и которую хорошо проживают».
Счастье – естественная цель покоривших первую вершину. Счастье – это здорово. Но жизнь у нас всего одна, так почему бы не посвятить ее охоте на более крупного зверя: наслаждаясь счастьем, продолжать двигаться к радости.
Счастье, как правило, индивидуально, и единственный способ его измерить – это спросить самого себя: «счастлив ли я?» Радость же трансцендентна. К счастью – стремятся, а радость возникает сама по себе и накрывает нас с головой. Счастье приходит к нам как результат наших личных достижений, а радость – когда мы одариваем других. Счастье со временем угасает. Мы постепенно привыкаем к тому, что поначалу делало нас счастливыми. Радость не увядает. Жить радостно – значит постоянно удивляться, благодарить и надеяться. Те, кто находится на второй вершине, прошли процесс преображения. Они глубоко преданы делу. Любовь придает им силы. Они энергичны, а их жизнь – наполнена.