Екатерина Скоробогачева
Виктор Васнецов
Обучение в Вятке, осознанное решение Виктора, стало началом его почти самостоятельной жизни, хотя сохранялись и близкое общение с семьей, и чуткая опека родителей, а также со стороны старшего брата Николая, который учился там же. У Вити, в отличие от отца, деда и прадедов, была возможность избрать для себя другой путь, так как в 1850 году при Николае I был принят закон, освобождающий детей священнослужителей от обязательного обучения в духовных школах. До этого придерживались предписания Петра I от 1714 года в обязательном порядке обучать детей духовенства в цифирных школах при архиерейских домах и монастырях. Уклонявшихся от учебы определяли в солдаты, а негодным в солдаты запрещалось жениться. Однако и при Николае I не проявлявшие рвения, «безместные» служители церкви, а также дети духовенства, не поступившие или исключенные из училища, считались «праздными», а потому подлежали лишению духовного звания и определения в солдатскую службу.
Ни Виктору Васнецову, ни другим членам его трудолюбивой семьи такие взыскания не грозили. К учебе он относился серьезно, прилежно посещал занятия, успешно выполнял все задания, а свободное время по-прежнему посвящал своему главному увлечению, со временем ставшему делом его жизни, его призванием и служением – искусству.
Обучение в духовных училищах продолжалось шесть лет, включало три двухлетних класса. В учебную программу помимо гуманитарных и богословских предметов входили физико-математические науки. В семинариях преподавали естественные науки, основы сельского хозяйства, медицины. Закономерно, что особое внимание уделялось библейской истории, катехизису – основам христианской веры в вопросах и ответах, патрологии – деяниям святых, полемическому богословию, церковной археологии, герменевтике – истолкованию древних текстов. Виктора Васнецова приняли сразу во второй класс училища, учитывая высокую степень его подготовки.
Особенно памятным для него осталось первое занятие, тем более что проводил его ректор. Представ перед вновь принятыми учениками, он, строгий, сдержанный, в неизменной черной рясе, сразу же задал вопрос, обратившись к одному из воспитанников:
– Скажи, что есть богослужение?
Глаза спрашиваемого наполняются ужасом. На шее у бедного вздрагивает, дергается жилка.
– Отчего такой страх? Вы же знаете это! Ректор тычет перстом в соседа.
Мальчик вихраст, одежда на нем сидит как-то боком, он и говорит, словно за ним гонятся:
– Богослужение, когда в колокола, да когда певчие, да когда батюшка, когда на Пасху, когда дьякон кадит…
Ректор бледнеет, но на лице его нет гнева и раздражения. Оно печально.
– Об истинах не гадают, истины знают. Кто ответит? Встало сразу двое.
– Ты! – указывает ректор на высокого тоненького мальчика.
– Богослужение есть богопочтение или благоугождение Богу, выражающееся в молитве и других священных действиях.
– Ответ похвальный. С таким учеником приятно беседовать, а потому не изволишь ли назвать нам святого, к кому ты расположен душою?
– Я часто молюсь князю Александру Невскому.
– Любопытно. А какие святые, я подчеркиваю, святые подвиги защитника рубежей Отечества тебе известны?
– Почитание благоверного князя началось сразу же по его погребении. Было чудо: святой сам протянул руку за разрешительной молитвой.
Лицо ректора озаряет улыбка. Впервые за целый час.
– Думаю, не ошибусь, предрекая тебе, отрок, большой успех на поприще священнослужителя. Как твое имя?
– Виктор Васнецов!
– Отлично, Васнецов![41]
Ректор не ошибся. При несомненных способностях мальчика ко всем дисциплинам, его любимым уроком в училище оставалось рисование. Как Виктор ждал этого часа, когда в класс неторопливой походкой войдет учитель Николай Александрович Чернышев. Говорил он негромко, смотрел только перед собой, будто не видя учеников, не слыша их гвалта, не замечая шалостей. Виктор, в отличие от остальных, был предельно внимателен на его занятиях, легко, верно выполнял все задания, и его рисунки приобретали все бόльшую точность построений, все бόльшую тонкость решения деталей – приближались к профессиональным произведениям. Иногда Виктор с горечью рассказывал Николаю, как невнимательны другие ученики к предмету Николая Александровича. Старший брат утешал его, советовал относиться к рисованию все также серьезно, чтобы учитель привлек Витю к иконописи. Так и произошло – пригласил в свою иконописную мастерскую, показывал старинные иконы, в том числе строгановского письма, давал посильные задания. Так, на практике Чернышев учил мастерству писания икон, знакомил с религиозной живописью Древней Руси и несомненно, что его наставничество во многом повлияло на дальнейший творческий путь и формирование личности Виктора Васнецова – художника, глубоко верующего человека, гражданина, в восприятии которого образы Господа Вседержителя, Богоматери, святых угодников были неотделимы от духовной жизни и истории Отечества.
Виктор и Николай жили на квартире, расположенной довольно далеко от училища. При напряженном графике занятий, обилии домашних заданий, учитывая длинный путь до дома, свободного времени у них почти не оставалось. К тому же с пяти до восьми часов вечера ученики могли быть подвергнуты инспекторской проверке – должны были находиться на месте проживания. Известна даже фраза, которую хозяева квартир по договоренности со своими постояльцами произносили в ответ инспекторам по поводу отсутствия воспитанников: «Пошли по ландкартам[42] да по лексиконам снискивать[43]!» Поэтому и парадоксально, и вместе с тем обоснованно, что, уже довольно долго живя в Вятке, братья Васнецовы почти не видели города. Наконец младший не выдержал:
– Когда же мы пойдем в город? – спрашивал он старшего брата. – Уж столько времени живем, а я его и не видел.
– Да ты поди сам! – разрешил Николай. – Держись Раздерихинского оврага и не заплутаешь. Выйди к Трифоновскому монастырю – оттуда на реку Вятку вид с птичьего полета. Чтоб к городу привыкнуть, надо одному ходить[44].
Такое стремление отрока видеть город было вполне понятно, тем более с учетом его пристрастия к рисунку и живописи, врожденного чувства зрительного постижения образов всего окружающего: людей, пейзажей, архитектуры, а особенно старинных построек: обителей, храмов, стародавних изб, которых в древней Вятке сохранилось немало. Виктор знал исторические вехи основания и становления города. Вятка, в старину Хлынов, относилась к древнейшим городам Русского Севера. В Х веке был основан Белозерск, в XII – заложены Тотьма (1137), Вологда (1147), Согласно «Повести о стране Вятской» (конец XVII века) город Вятка упоминается после 1181 года новгородцами. К этому времени они уже основали Никулицын[45] и Котельнич[46] и намеревались основать единый центр. Первое известие о Вятке или Вятской земле в общерусских летописях относится к 1374 году, связано с походом новгородских ушкуйников на главный город Волжской Булгарии – Булгар.
Виктор проходил по улицам старой части города с ее регулярной планировкой, разбивкой на правильные прямоугольники, характерной для многих древнерусских городов, но пробретенной в уже более позднее время. Его цепкий взгляд то и дело останавливался на столь разных фасадах: то приветливых, то сумрачных, неухоженных или, напротив, расписных, живописных. Постепенно мальчик начинал осваиваться в совершенно новом для него городском пространстве с его масштабом и многолюдностью, что так разительно отличалось от тихого Рябова, окруженного бескрайними лесами, полями и лугами с богатой палитрой трав.
Прогуливаясь по Вятке, он не мог не подойти к Успенской Трифоновой обители. Стоя под древними монастырскими стенами он, вероятно, вспоминал житие святого, которое в подробностях запомнил по рассказу ректора училища. Преподобный Трифон Вятский происходил из Архангельской губернии, служить Господу ушел на Каму, где принял монашество. В качестве послушания ему было назначено быть пекарем. Во время сильной болезни перед ним в видении предстал святитель Николай, исцелил и предрек ему подвижническую жизнь. Трифон, всегда носивший власяницу и тяжелые вериги, проповедовал среди пермяков, обращал в христианство остяков и вогулов. В Хлынове в 1580 году им был основан Успенский монастырь.
За монастырем Виктору Васнецову наконец-то открывалась привычная его взгляду картина – луговой да лесной простор с едва заметными у горизонта избами Дымковской слободы, образ столь характерный для северных вятских земель. Виды Вятки известны по пейзажам Аполлинария Васнецова: «Село Вятка» (1900), «Город Вятка» (1902), а также благодаря произведениям современника братьев Васнецовых, северянина, пейзажиста Аркадия Александровича Рылова, автора пейзажей «Вятка» (1900), «Вятка. Озимые поля» (1903), «Озеро. Вятка» (1906). Михаил Васильевич Нестеров поэтично и восторженно называл Рылова: «наш русский Григ»[47].
Быстро летели месяцы за напряженными и интересными учебными занятиями. В 1862 году Виктор, успешно окончивший духовное училище, был переведен в Вятскую духовную семинарию. Сохранилось «Свидетельство», датированное 10 июля 1862 года, позволяющее судить о его достижениях в учебе:
«Предъявитель сего, Вятского Духовного Уездного Училища высшего отделения ученик Виктор Васнецов, Вятской округи села Рябовского Священника Михаила сын, имеющий ныне от роду 13 лет, обучался в оном училище с 1858 года.
При поведении весьма хорошем,
способностях хороших
и прилежании ревностном
Пространному Катехизису с объяснением зачал
воскресных и праздничных Апостолов,
Священной истории,
Уставу Церковному,
Церковному пению ………………………………………….. Хорошо
Грамматике русской …………………………………………. Хорошо
[Грамматике] Славянской,
Языкам: Латинскому, Греческому,
Русской Истории,
Географии
и Арифметике ……………………………………. Довольно хорошо
Ныне, по окончании испытаний, бывших в июне месяце, обозревавшем Вятское Духовное училище Ректором Семинарии, Архимандритом Дионисием, переведен в низшее отделение Вятской Духовной Семинарии для продолжения учения.
Дано сие свидетельство, за надлежащим подписом, с приложением училищной печати. Июля 10 дня 1862 года…»[48]
Как и в училище, курс семинарии был разделен на три двухлетних класса – риторики, философии, богословия. Достаточно легко осваивая все обязательные предметы, Виктор Васнецов все свободное время посвящал рисованию, начинал осваивать и живописное искусство.
В 1863 году привычное течение жизни было прервано, на их семью обрушилось несчастье – ушла из жизни мать Аполлинария Ивановна в возрасте тридцати девяти лет. Отец отныне должен был и содержать всю семью на свой скромный доход, и вести хозяйство, и заботиться о детях. Виктор как семинарист по большей части жил в Вятке, но, приезжая в родное Рябово, как мог помогал отцу и справляться с делами, и присматривать за четырьмя младшими братьями.
Взрослея, Виктор все большее значение начинал придавать искусству и потому в 1867 году принял решение уйти из предпоследнего философского класса семинарии. Стремление посвятить себя искусству оказалось сильнее. На Севере начинающий юный художник работал над своими первыми произведениями: пейзажами, зарисовками сцен из крестьянского быта, портретами крестьян, жанровыми живописными сценками.
Образы родного северного края, хранящего старину, отголоски искусства Древней Руси, будут сопутствовать творчеству Виктора Васнецова, включая религиозные произведения, в течение всей жизни. Зрелым мастером он вновь посетит вятский Троицкий собор, где в юности подмастерьем работал над росписями, и Иоанно-Предтечинский храм села Рябова, в котором к тому времени и фрески, и иконостас померкли и облупились (с болью будет об этом писать).
Помня о некогда сияющих красочных интерьерах северных храмов, он создавал росписи и религиозные картины. В них он гармонично соединял художественные традиции Древней Руси, Византии, итальянского Возрождения, обретая тем самым самобытную живописную манеру, добиваясь собственного образного звучания произведений, в том числе исполненных для киевского собора Святого Владимира, Георгиевского собора в Гусь-Хрустальном, храма Александра Невского в Варшаве и т. д. Среди образов, созданных им во Владимирском храме Киева, присутствуют северные святители: Варлаам Хутынский, юродивый Прокопий Устюжский, изможденный монах Кукша Печерский, просветитель вятичей.
В 1866 году, еще учась в Вятской семинарии, он начал работать как профессиональный график и к 1868 году исполнил иллюстрации для издания Ивана Трапицына «Собрание русских пословиц»[49], увидевшего свет в 1870 году. Восемнадцатилетний Виктор Васнецов, не имевший еще специального художественного образования, верно и живо отобразил в графических композициях – сценах народной жизни – быт северян. Прикосновение к искусству помогало юному автору противостоять горю по ушедшей из жизни матери и облегчить груз заботы о братьях, особенно об Аполлинарии, тоже начинающем художнике. Семью в тот момент не миновали и финансовые трудности.
Несмотря на все душевные волнения, Виктор не оставлял занятий искусством. Уже в следующем, 1867 году он писал маслом свои первые станковые картины, получившие известность среди вятской интеллигенции: «Жница»[50] и «Молочница»[51]. На полученные от их продажи 60 рублей с разрешения отца, по его благословению, решил отправиться в Санкт-Петербург поступать в Императорскую Академию художеств.
Нелегко ему далось это решение – поехать в северную столицу, казавшуюся недавнему семинаристу неприступной. О тревогах и сомнениях начинающего художника могут напомнить скупые строки официального «Свидетельства» от 14 мая 1869 года, где было сказано следующее:
«Дано сие свидетельство из Вятской Духовной Консистории уволенному из высшего отделения Вятской Духовной Семинарии ученику Виктору Васнецову в том, что он вследствие поданного им прошения Вятским Епархиальным начальством уволен из духовного звания в Гражданское ведомство для образования в Санкт-Петербургской Императорской Академии художеств.
Мая 14 дня 1869 года»[52].
Так было положено начало осуществлению его мечты, во многом определившей всю дальнейшую жизнь художника.
Глава вторая
В «храме искусств» северной столицы
Вступил в академию как в некий храм…
И. Н. Крамской
В вечернем полумраке здание Санкт-Петербургской Императорской Академии художеств на Васильевском острове выглядело пустынным, только из дальних окон мастерских едва пробивался тусклый свет. То время было далеко не простым для России. В 1855 году ушел из жизни самодержец Николай I, эпоха царствования его сына, императора Александра II, только начиналась, сопровождаясь нарастанием массовых волнений, усилением студенческих протестов. Этому способствовало и поражение России в Крымской войне в 1856 году. Усиление революционных настроений в обществе вызвало проведение новых реформ, во многом определивших характер царствования Александра II, которое завершилось в 1881 году, когда император был убит при очередном покушении на его жизнь. Исторические события не могли не отразиться на культурной жизни страны, столь бурной в 1860-е годы, и затронули, в том числе Академию художеств. И в связи с изменением некоторых программ после отмены крепостного права 19 февраля (3 марта) 1861 года, и в связи с «Бунтом 14-ти» во главе с Иваном Крамским – протестом четырнадцати выпускников академии 9 (21) ноября 1863 года, их отказом писать картину на заданную тему из скандинавской мифологии «Пир во Валгалле». В 1867 году, когда Виктор Васнецов приехал в Северную столицу, память о «Бунте 14-ти» была еще очень свежа.
«Его превосходительству господину ректору Императорской Академии художеств
Федору Антоновичу Бруни
Конкурентов на первую золотую медаль
Прошение.
8-го октября мы имели честь подать в Совет Академии прошение о дозволении нам свободного выбора сюжетов к предстоящему конкурсу; но в просьбе нашей нам отказали… Мы и ныне просим покорнейше оставить за нами эти права; тем более, что некоторые из нас, конкурируя в последний раз в нынешнем году и оканчивая свое академическое образование, желают исполнить картину самостоятельно, не стесняясь конкурсными задачами»[53].
Завершали прошения подписи авторов-бунтарей: «А Морозов, Ф. Журавлев, М. Песков, И. Крамской, Б. Вениг, П. Заболотский, Н. Дмитриев, Н. Шустов, А. Литовченко, А. Корзухин, А. Григорьев, К. Лемох, Н. Петров».
Среди конкурсантов был также Константин Маковский, а Петр Заболотский, уже подписав прошение, просил освободить его от конкурса по семейным обстоятельствам, но к молодым живописцам сразу же примкнул скульптор Василий Крейтан.
Кем же они были? Как возник их дружеский круг? Говоря об этом, нельзя не уделить внимание Ивану Крамскому – одному из центральных представителей, главному идеологу «бунта». Все начиналось еще в 1858 году, когда Крамской, удостоенный второй серебряной медали за рисунок с натуры, чтобы отметить значимое событие, пригласил друзей не в трактир «Золотой якорь» по академической традиции, а к себе в съемную квартиру в 8-ю линию Васильевского острова. Их сборы стали почти ежедневными, после вечерних академических классов. Молодые художники рисовали, много читали вслух современную литературу, спорили об искусстве. Так вырабатывался их новый философский, эстетический взгляд на современное творчество, его цели, темы, решение образов. В изобразительном искусстве они хотели выражать идеи, созвучные новым произведениям литературы, публицистики, новым политическим воззрениям общества.
В 1867 году, когда Виктор Васнецов приехал в Северную столицу и впервые взошел на парадную лестницу «храма искусств», вспоминая о тех, кто раньше него вступил здесь на стезю обучения, чтобы обрести мастерство и служить искусству.
Как известно, «много званых, а мало избранных» (Мф. 20:16). Сколько известных художников с конца XVIII века и по сей день прошли по академическим коридорам! Сколько тех, чьи творческие судьбы не состоялись, а имена канули в водоворот времени, немало и других – высоко «взлетевших» в годы учебы и не выдержавших испытаний самостоятельной жизни. Но были и те немногие, кто заслуженно стал гордостью академии, оставив своим творчеством значимый след в истории культуры России.
Виктор Васнецов хорошо знал славные имена тех, о ком помнили стены «храма искусств», едва ли не священные для девятнадцатилетнего вятича. История Императорской Академии художеств восходит к эпохе императрицы Елизаветы, дочери Петра I. В период ее правления Иван Иванович Шувалов, представитель российского знатного рода и фаворит императрицы, предложил ей учредить по европейским образцам Академию художеств, указ об этом был ей подписан в 1757 году. Семь лет спустя, уже в период правления Екатерины II, началось строительство величественного здания на Васильевском острове. С первых лет своего существования академия приобрела заслуженную известность. Ее история нерасторжимо связана с громкими именами отечественного искусства и науки – М. В. Ломоносова, А. П. Лосенко, Д. Г. Левицкого, Г. И. Угрюмова, А. А. Иванова, К. П. Брюллова, Ф. А. Бруни и многих других.
Под академическими сводами для Виктора последовали вступительные экзамены, напряженная длительная работа в мастерской над постановками, постоянное недовольство собой, своим профессиональным уровнем, неудовлетворенность выполнением графических и живописных заданий. В результате столь строгой самооценки он даже не пришел, чтобы узнать результаты вступительных экзаменов, те оценки, которые дала ему комиссия педагогов-художников. Начинающий живописец вынес сам себе строгий «приговор», решив, что пока недостоин учиться в академии. Сам Виктор Михайлович вспоминал об этом инциденте через много лет в семейном кругу Праховых:
«Пойти в канцелярию проверить я не решился. Уж очень важными особами казались мне тогда все эти чиновники, и даже простые служители и сторожа, все в расшитых золотом мундирах! Не знал, куда приткнуться, где искать работу. Да неожиданно встретил на Невском проспекте старого вятского знакомого, инженера-топографа В. А. Красовского. Он мне указал на картографическое заведение А. И. Ильина, куда сам повел и познакомил с хозяином. У Ильина я проработал всю зиму, одно время даже жил у него на всем готовом и давал уроки рисования его детям, за что получал 25 рублей в месяц…»[54]
При этом, несмотря на все материальные и бытовые затруднения, Виктор Васнецов не отрекся от своей мечты. Со свойственной ему требовательностью к себе он продолжил трудиться, осваивая художественное мастерство, считая, что недостаточно подготовлен к освоению академических программ. Оставшись в Санкт-Петербурге, усиленно готовился к новому поступлению в академию через год, а пока стал учиться в Рисовальной школе общества поощрения художников на Бирже. Посещал вечерние классы Ивана Николаевича Крамского, замечательного портретиста и выпускника академии, ставшего наставником не только Виктора Васнецова, но и целой плеяды молодых талантливых живописцев, включая Илью Ефимовича Репина.
Итак, молодой провинциал встал на путь постижения классики, академической художественной школы, словно начал подниматься по символической лестнице мастерства, где каждая новая ступень и давалась ему непросто. В Рисовальной школе Виктор занимается в течение 1867/68 учебного года, после чего наконец он достигает цели приезда в Санкт-Петербург и поступает в Академию художеств.
Однако, чтобы приблизиться к этой цели, как решил сам Виктор Васнецов, ему предстояло работать, не жалея себя, работать постоянно, все более ужесточая требования к самому себе, чтобы достичь того уровня профессионализма, с которым, по его мнению, он будет достоин учиться в академии. В этой подготовке важную роль, несомненно, сыграла его встреча и общение с Иваном Крамским. Личность уже уверенно стоявшего на ногах, громко заявившего о себе молодого художника, главы им же созданной Санкт-петербургской артели, не могла не привлечь внимания начинающего Васнецова.
Жизнь и творчество Ивана Крамского, выдающегося представителя отечественного искусства, казалось бы, широко известны и детально изучены. Однако насколько контрастные оценки давались его взглядам и деятельности, истолкованию идей его произведений в XIX, ХХ столетиях и ныне. Исследователи представляли Крамского то едва ли не придворным художником, приближенным к императорской семье, то бунтарем, отвергающим не только академическую школу, но и политические, социальные устои государства. Множество публикаций о прославленном портретисте, полярные суждения о нем также свидетельствуют о его значимости и незаурядности.
Попытаемся взглянуть на произведения и общественную деятельность Ивана Крамского с позиций Виктора Васнецова и непредвзято оценить самобытность человека, бесспорно, находившегося под духовно-историческим влиянием своей эпохи, современной ему культуры, но и сумевшего отчасти преобразовать художественную жизнь страны. Важно увидеть Крамского и глазами его современников, и сквозь призму наших дней, без налета идеологических приоритетов и преходящих вкусов, увидеть художника, увлеченного жаждой свершений, всепоглощающим служением искусству, увидеть человека с его сомнениями и противоречиями, со всеми перипетиями его жизненного пути.
Иван Крамской – человек, художник, мыслитель – сложен, неоднозначен, порой непоследователен, но вместе с тем как в XIX веке, так и ныне он не может не привлекать внутренней силой, талантом, светлой волей к созиданию. Его личность раскрывается в сотнях произведений, в переписке, статьях, общении с окружающими. Столь разные люди служили натурой для его портретов. К кому-то из них он оставался равнодушен, с другими шел рядом по жизни, помогая и поддерживая, третьих отталкивал, не считая возможным изменять своим принципам. Немаловажное влияние на формирование гражданской позиции художника оказала эпоха перемен второй половины XIX столетия и Санкт-Петербург, образ и философия города. Крамской стал петербуржцем и художником Северной столицы. Во многом именно так можно объяснить содержание и идейный смысл его произведений. Жизнь и культура города, мир Академии художеств нашли отражение в творчестве Ивана Николаевича. Даже когда он обращался к народной теме, близкой и Васнецову, он оставался художником Санкт-Петербурга, его художественной школы.
В биографиях Виктора Васнецова и Ивана Крамского немало сходства, как во многом подобно и начало их жизненного и творческого пути. Оба происходили из провинции, их семьи, крепкие и достойные, нельзя было причислить к зажиточным, оба с детских лет увлеклись рисованием и могли рассчитывать только на свои силы. Оба многого добились своим талантом, трудом, упорством, были целеустремлены и с юности ответственны. Уже в детстве, как и у Виктора Васнецова, в его душе проснулась любовь к искусству, стремление «вырваться» из привычно однообразной тихой жизни провинции.
У Крамского, как и у Виктора Васнецова, рано выработался твердый, сильный характер, что не раз помогало в жизни, позволило ему, несмотря на все преграды, стать профессиональным художником. Для обоих важнейшим жизненным рубежом стало поступление в Санкт-Петербургскую Императорскую Академию художеств. После «Бунта 14-ти», с 1862 года, Иван Николаевич состоял преподавателем в Рисовальной школе Общества поощрения художеств, подготовил нескольких талантливых учениц, вынужденных заниматься в школе, а не в академии, куда в те годы художниц еще не принимали. В 1860-е годы им был исполнен ряд высоко профессиональных портретов, уже нисколько не ученических, характерных и для его дальнейшего творчества. Именно к этому периоду относится знакомство, начало и профессионального, и дружеского общения двух выдающихся художников, сильных личностей, достойных, самобытных людей, у которых было так много общего – Ивана Крамского и Виктора Васнецова.
Прошел год. И молодой вятич решил вновь держать вступительные экзамены в Академию художеств. Направился вторично подавать документы. Со свойственной ему скромностью наконец решился подойти к секретарю. С этим, казалось бы, тревожным для каждого абитуриента событием связан анекдотичный эпизод. Секретарь канцелярии, принимавший у него бумаги, удивленно спросил: «Так зачем Вам еще раз держать экзамены? Ведь Вы выдержали все в прошлом году! Вам надо только получить от нас студенческий билет и аккуратно посещать все занятия»[55].
Так в 1868 году сбылась мечта начинающего художника, для осуществления которой он отдал так много душевных и физических сил, эмоций, времени. Он был зачислен штатным учеником в Императорскую Академию художеств Санкт-Петербурга. Согласно уставу 1859 года здесь был введен шестигодичный курс общеобразовательных наук, лекции по которым читались с 8 до 11 часов утра, далее, до вечера, продолжались занятия по творческим дисциплинам – рисунку и живописи. Программа на всех курсах обучения оставалась насыщенной, сложной, освоить ее были способны далеко не все студенты. Виктор Васнецов, отличавшийся предельно серьезным отношением к занятиям и требовательностью к себе, ранним утром, еще затемно, приходил на 4-ю линию Васильевского острова. Издалека открывался вид на строгое монументальное строение, историю возведения которого вскоре узнал Васнецов.
Здание Академии художеств строилось с 1764 по 1788 год по проекту Жана Батиста Валлен-Деламота и Александра Кокоринова, крупнейших мастеров раннего классицизма в России. На территории между 3-й и 4-й линиями Васильевского острова находились три деревянных дома, принадлежавших разным владельцам. Одна из построек на углу набережной и 3-й линии – Головкинский дом по распоряжению императрицы Елизаветы в 1759 году был передан Академии художеств. Чуть позже учебному заведению предоставили соседний дом Вратиславского, а здание, где первоначально располагалась морская аптека (угол набережной и 4-й линии), было присоединено в 1763 году. Инаугурация каменного строения и освящение нового храма Святой великомученицы Екатерины проходили 7 июля 1765 года еще в комплексе деревянных сооружений, объединенных лишь общим фасадом.
Входя в академию, Васнецов привычно поднимался по полутемной винтовой лестнице к гардеробу, где уже, несмотря на ранний час, было довольно людно, где уже «кипела» оживленная студенческая жизнь. Затем шел, едва ли не ощупью пробираясь, по длинным и темным академическим коридорам, глаза щипало от едкого дыма печей и, наконец, находил нужный класс. О себе он писал: «Был я тогда малый, довольно усердный к работе, а к работе с натуры относился с особым почтением и посещал классы аккуратно до наивности (и хорошо, конечно, делал)»[56].
О первых впечатлениях Виктора Васнецова от академических мастерских и классов также ясно позволяют судить подробно и красочно написанные воспоминания его современника – Ильи Репина, также студента Императорской Академии художеств, но начавшего учиться здесь четырьмя годами раньше: «Кого только тут не было! Были и певучие хохлы… мелькали бараньи шапки, звучал акцент юга. Попадались и щегольские пальто богатых юношей, и нищенские отрепья бледных меланхоликов, молчальников, державшихся таинственно в темных нишах. Посредине, у лампы, слышен громкий литературный спор, студенческая речь льется свободно: это студенты университета, рисующие по вечерам в Академии художеств. По углам робкие новички-провинциалы с несмелым шепотом и виноватым видом. А вот врываются изящные аристократические фигурки, слышатся французские фразы и разносится тонкий аромат духов»[57].
Васнецов занимался успешно, за год выполнил все задания в классе гипсов – первом в академической программе, в 1869 году перешел в следующий класс, где уже рисовали с натуры, что было особенно важно для студентов. Подобные впечатления от натурного класса описывал Илья Репин:
«У двери рисовального класса еще за час до открытия стояла толпа безместных, приросши плечом к самой двери, а следующие – к плечам товарищей, с поленьями под мышками, терпеливо дожидаясь открытия.
В пять часов без пяти дверь отворялась, и толпа ураганом врывалась в класс; с шумным грохотом неслась она в атаку через препятствия, через все скамьи амфитеатра вниз, к круглому пьедесталу под натурщика, и закрепляла за собой места поленьями.
Усевшись на такой жесткой и низкой мебели, счастливцы дожидались появления натурщика на пьедестале. Натурщиц тогда еще и в заводе не было. Эти низкие места назывались “в плафоне” и пользовались у рисовальщиков особой симпатией. Рисунки отсюда выходили сильными, пластичными, с ясностью деталей… На скамьях амфитеатра полукругом перед натурщиком сидело более полутораста человек в одном натурном классе. Тишина была такая, что скрип ста пятидесяти карандашей казался концертом кузнечиков, сверчков или оркестром малайских музыкантов. Становилось все душнее. Свет от массы ламп наверху, освещая голубоватой дымкой сидевшие в оцепенении фигуры с быстро двигавшимися карандашами, становился все туманнее. Разнообразие стушевывалось общим тоном»[58].