Елена Александровна Кралькина
Нам не дано предугадать
13
Георгий постепенно начал привыкать к новому месту работы. Он обошел все лаборатории и немножко познакомился с людьми, т. е., встречаясь с людьми на лестнице или в столовой, мог примерно представить себе, кто есть кто. Пришло время более внимательно познакомиться с научной работой. Самые яркие впечатления у Георгия остались от группы Полянского. Вместе с тем в памяти занозой сидела одна зависимость, которую ему показали в лаборатории. Она совершенно не вписывалась в представления Георгия о том, как должно быть. С этим надо было разобраться. В лабораторию Полянского Георгий зашел уже к концу дня. Он про себя чертыхнулся, потому что в комнате была одна Ирина. Но не отступать же?
– Георгий Викторович, Вы что-то хотели? Чем я могу Вам помочь?
– Ирина Константиновна, меня интересует одна зависимость, которую я у Вас видел. Может быть, я что-то напутал и не так понял. Но из уравнения, – Георгий написал его на листке, – следует, что зависимость должна быть монотонно убывающей, а у Вас она растет, причем немонотонно.
– Уравнение Вы написали совершенно верно, – начала Ирина.
Георгий покраснел. Конечно, уравнение он написал совершенно верно. За кого его эта Ирина держит? Все-таки он доктор наук и вообще ее начальник.
– А Вы помните, в каком приближении написано это уравнение? – Ирина слегка улыбнулась. – В этом собака зарыта.
– Позвольте, но ведь условия приближения выполняются практически всегда.
– Вот именно, что практически. А Вы представьте, что в системе резонансно растет плотность, все идет в разнос, и уравнение становится уже неприменимым. Смотрите: вот точка резонанса, кривая резко идет вверх, потом система выходит из резонанса – кривая монотонно убывает, затем следующий резонанс…
– Это же потрясающий результат. Вы это публиковали? Почему я Ваших статей не видел?
– Публиковать только начинаем. Очень долго провозились. Мозги набекрень вставали, но работа уж очень интересная.
Ирина начала подробно рассказывать, что, как и почему. Чувствовалось, что ей самой все очень нравится. Георгий слушал внимательно. Ему пришло в голову, что у него в его работе тоже может быть похожий резонанс. Неужели он его прошляпил? Георгий сам не заметил, как стал рассказывать Ирине о своей работе. Она слушала очень внимательно и с интересом, даже предложила Георгию поставить специальный эксперимент. У него даже душа запела. Как же он соскучился по нормальной работе!
Из института Георгий с Ириной вышли вместе. Их догнала возбужденная Лена. В приют попал потрясающий пес, который, по ее мнению, идеально подходит Георгию. Такого пса нельзя упустить. Пока Георгий разберется с квартирной хозяйкой и своим жильем, Лена может подержать пса у себя. Ирина увидела, что Георгий совершенно расцвел, как только увидел Лену. На душе у нее потеплело, и она подумала: «Георгий – славный мальчик. Может быть, Ленке, наконец, повезло?»
14
Георгий довез до дома Ирину Константиновну и только начал разворачиваться, чтобы ехать в собачий приют, как увидел рядом с Лениным подъездом, сильно возбужденных, Лизу и Митю. Произошло ЧП. Звонил Сушкин. Зарянский написал заявление в полицию на Барановского, якобы он его избил. Медицинская справка о наличии фингала под глазом у Зарянского прилагалась. Что теперь будет? Обсуждать стратегию ответного удара пошли в ближайшую кафешку, туда же подошли Сушкин с Баранкиным. Ребята гадали, что грозит Баранкину: отделается штрафом, или придется пятнадцать суток отбывать. На штраф решили скинуться всей командой.
Георгий сидел, слушал и удивлялся, как же ребята не видят самого простого решения:
– Ребята, а кто из вас видел, что Барановский ударил Зарянского?
Ребята переглянулись.
– Никто.
– Ирина Константиновна и Яков Михайлович просто в принципе ничего видеть не могли. В комнате за стенкой были. Свидетелей-то у Зарянского нет. А что это значит? Это значит, что Барановский не виноват, а Зарянский – кляузник.
Все обрадовались. Лена посмотрела на Георгия с уважением. Все-таки он голова.
В приюте пес лежал в клетке, положив голову на лапы. В глазах у него была вселенская скорбь. Его бросили! И теперь никто никогда его не полюбит и даже не погладит! Георгий сразу понял, что пса он заберет себе и никому не отдаст, даже Лене. Эта собака его. Лена все быстро утрясла, и минут через пятнадцать Георгий уже вез пса к Лене в ветеринарку мыть. Что такое ветеринарка, пес, видимо, знал, потому что перед входом сначала притормозил. Потом решил показать новому хозяину, какой он смелый, и вошел в дверь первым. Георгий настоял на том, чтобы помыть пса самому. Это его пес. Лена легко согласилась. Пса Георгий помыл, а дальше что? Отвезти его на съемную квартиру или к Кирке? Георгий решил везти на съемную. Будь что будет. В конце концов, он оплатит хозяйке ремонт, но с квартирой что-то надо решать.
Лена кому-то позвонила и в приказном порядка заявила, что берет пса к себе, сугубо временно. Пес поживет немного у нее, а Георгий пока решит проблему с хозяйкой своего жилья. Георгий сначала встал на дыбы, потом сообразил, что у него появился предлог каждый день видеться с Леной, и согласился. Лена предложила назвать пса Ромкой, потому что имя Ромка похоже на фамилию Георгия – Романшин. Ромка так Ромка, Георгий спорить не стал. Они с Леной долго гуляли вместе с собаками. Уезжать домой совсем не хотелось.
15
Утром в институте выяснилось, что Зарянский написал в прокуратуру, что при закупке оборудования для лаборатории Полянского – Зиминых часть средств была потрачена нецелевым образом, точнее говоря, разворована. В лабораторию нагрянула проверка. Козлом отпущения оказалась Ирина Константиновна. Оборудование было ее епархией. Следователь настоял на разговоре с ней с глазу на глаз.
В кабинете директора бушевал Зимин, орал, что Зарянского надо было давно уволить. Алексей Иванович только успевал вытирать пот со лба. Георгий на секунду заглянул в кабинет и сейчас же за это поплатился. Директор сплавил Зимина ему.
Георгий привел Сергея к себе в кабинет. Проходя мимо секретарши, Зимин очень удивился, что она продолжает работать в институте.
– Людка, тебя, что, еще не выгнали? Давай руки в ноги, быстро сообрази нам кофейку и бутербродики сваргань. Что расселась? Опять непотребную юбку надела. Смотри, еще раз в таком виде явишься, отцу позвоню. Будешь сортиры драить. Распустил ты Людку, Георгий.
После кофе, бутербродов и рюмки коньяка, который нашелся у Романшина, Сергей немного подобрел.
– Георгий, ты не смотри, что я так орал. Это я от безнадеги. Понимаешь, Ирка – женщина, причем слабая женщина, а я мужик, причем сильный мужик. Скажи, почему все на нее валится, а я вроде как ни при чем? Был у меня в жизни случай, всю жизнь перевернул. Теперь я без Ирки никуда. Лизке нашей – двадцать восемь. Так что прикинь, сколько мы с Иркой женаты. Я, дурак, привык, что она всегда рядом. Не то чтоб налево стал ходить, но на красивых баб заглядывался. За это и поплатился. В прошлом году Ирка решила проект с частной компанией замутить. Деньги нужны, чтобы у молодежи штаны, где надо, держались. Сам знаешь. Менеджерша с их стороны пришла – отпад. Белокурая красавица, ангельский голосок, но стерва еще та. Вижу, понимаешь. Плавали, знаем. У Ирки, дурехи моей, – тимбилдинг: «один за всех и все за одного», «счастье для всех даром, и чтобы никто не ушел обиженным» и т. д. и т. п., а у Юльки – менеджерши – только бизнес и ничего личного. Ирка – баба терпеливая, но, если порог ее терпения превысить, туши свет. Началась атомная война. Все вроде на Иркиной стороне, но деньги платит Юлька. Я переговоры с Юлькой взял на себя. Вижу, говно, но виду не показываю, любезничаю. Смотрю: Ирка на меня не смотрит, дома все больше молчит. Думаю: «Надо осмотреться, понять, что к чему». На конференцию поехал, решил: там время свободное будет, о жизни подумаю. Яшка предупреждал, что не надо ехать, а я, дурак, поехал. Как приехал, Ирке позвонил сказать, что все хорошо. Она: «Да-да». И больше ничего. Я доклад в первый же день сделал, со всеми, с кем надо, переговорил, вроде все. Ирка не звонит, зато Юлька три раза позвонила, все интересовалась, как и что. После третьего звонка я ее телефон в черный список отправил. Второй день я на конференции вытерпел, а на третий с утречка сел в машину – и домой. Ирка опять же не звонит, зато позвонил Яшка. При нем Ирке Митькина мачеха, Галина, позвонила, что говорила, Яшка не просек. Только Ирка позеленела и домой пошла. Я на всех парах домой, но путь неблизкий, только к вечеру добрался. Поднимаюсь в квартиру, там тихо-тихо. На кухне свет горит, а на столе – стакан и пустая пачка от снотворного. Я в спальню, вижу: Ирка спит. Пока я шел, на какой-то чемодан наткнулся, он упал, мне показалось, просто с грохотом, а Ирка не проснулась. Я кричу: «Ирка, Ирка!», а она не реагирует. Не дай бог тебе такое пережить! Я чуть Богу душу не отдал. Стал Ирку трясти, как сумасшедший, тут она глаза и открыла. Удивилась, что я приехал, а потом чушь какую-то понесла, что завтра же уедет, что позорить ее не нужно. Я ничего не пойму. Одна мысль: «Сколько Ирка таблеток хватанула, надо скорую вызывать или нет? Чушь эта дурацкая у нее в голове может от снотворного быть или нет?» Я так орал, что Лизка меня через стенку услышала, сразу прибежала. Мы вдвоем потихоньку Ирку в чувство привели. Оказалось, что Галина, Митькина мачеха, Ирке глаза открыла: вроде в командировку я вместе с Юлькой поехал. Как случилось, что Юлька с Галиной познакомилась, не знаю. Две змеи нашли друг друга. Юлька все, что у меня про конференцию выспрашивала, Галине передавала. Ну, та и решила просветить Ирку. Я Юрке, Митькиному отцу, потом фитиль вставил. Юрка – мужик правильный. Галина недавно Лизку с Митькой развести решила. Я сразу Юрке стукнул, теперь Галина Лизке по три раза в день в любви объясняется. Ну так вот, вернемся к нашим баранам. У меня теперь панический ужас, что я без Ирки остаться могу. Ничего с собой сделать не могу. Ору, чтобы стресс снять. Налей мне еще одну. Ты за рулем, не пей, а я – на посошок. Пойду посмотрю, может, Ирку отпустили.
16
После обеда Георгия вызвал директор. Он был в сильно расстроенных чувствах: «Уж сколько проверок было по поводу этого оборудования, не счесть. Неужели опять, по новому кругу? Надо заставить Зарянского забрать заявления, пошутил, и будет. На дурака этого только бабка, Катерина Ивановна, повлиять может. Остальных не слушает. Будь другом, съезди к ней, обрисуй ситуацию. И Елену Полянскую с собой возьми. Вроде вы познакомились. Знаю, что к Генке Сомову вместе ездили. Не удивляйся, что знаю, мир-то тесен. У Катерины кот занемог, просила, чтобы Елену прислали. Яков разрешил. Знаешь ведь уже, что Полянские с Кузьмичевыми, как кошки с собаками, на генетическом уровне друг друга не любят».
Таких хором, как у Кузьмичевых, Георгий в своей жизни не видел. Сама квартира огромная и вся набита антиквариатом. Екатерина Ивановна с явным удовольствием стала демонстрировать свои экспонаты. Лена ими не заинтересовалась и сразу занялась котом, а Георгий с удовольствием стал слушать экскурсовода. В гостиной Екатерина Ивановна подвела его к горке с фарфором, и Георгий остолбенел. На самом видном месте красовались две вазы, точь-в-точь такие, о каких рассказывал дед. Вазы он в замке в Саксонии видел. Сильное впечатление они на деда произвели. Внизу как бы подставка, вся в цветах, из нее растет дерево, тоже все в цветах. Около дерева кавалер и барышня любезничают. Барышня вроде как от кавалера прячется, а он ее догоняет. Сверху дерева – корзина, кажется, что из кружева и цветов.
Екатерина Ивановна заметила интерес Георгия к вазам и довольно долго рассказывала о том, что это мейсенский фарфор, XIX век. Георгий попросил разрешения сфотографировать вазы, объяснил, что брат – историк, интересуется такими вещами. Екатерина Ивановна нехотя разрешила, попросила, кроме брата, никому не показывать. Вещи баснословно дорогие, могут ворам приглянуться.
Елена закончила с котом, он себе лапу стекляшкой поранил. Лена осколок из раны вытащила, все там коту обработала, обезболивающее дала. Тут Екатерина Ивановна пригласила гостей пить чай. Елена села с неохотой. Георгий только хотел речь про Зарянского завести, а Екатерина Ивановна начала Лену пытать, как она живет, как отец.
– Похожа на бабку, очень похожа, только Марина стрижку носила, а ты хвост. В остальном – одно лицо. С матерью-то общаешься? Не надоело ей еще в Америке?
– У меня с Натальей Алексеевной нет ничего общего. Чего мне с ней общаться?
– Характер тоже Маринкин. Лучше сбавь обороты, Елена Прекрасная, пока жизнь не обломала. Хватит с вас, с Полянских, двух загубленных жизней. Ну а ты, Георгий Викторович, чего сидишь, рта не открываешь? Что там мой внучок – говнюк – натворил?
Георгий обрисовал ситуацию. Екатерина Ивановна клятвенно пообещала, что внук завтра же с утра заявления заберет. Георгий с Леной уже собрались уходить, когда домой явился Зарянский.
– Ты, что, гаденыш, натворил? Нарываешься, чтобы тебя уволили? Завтра же перед всеми извинишься и писульки свои из полиции заберешь. Мало тебя в детстве драли, дерьмо выросло. – Екатерина Ивановна плюнула.
– Ничего я не заберу. Пока мои заявления в полиции, никто меня не уволит. Иначе получится сведение счетов. Я сегодня еще в прокуратуру заявление отнес. Эти правдолюбы, Полянские и Зимины, от государства ценности укрывают, которые их деды в Германии наворовали.
– Что ты в прокуратуру отнес? – Екатерина Ивановна стала синеть, хватать ртом воздух.
Георгию стало жутко, ему показалось, что Екатерина Ивановна вот-вот умрет. Он стал звонить в скорую, а Елена достала из своей сумки какие-то лекарства и сделала укол. Зарянский, явно испуганный, притащил лекарство и дал бабушке. После укола и лекарства Екатерине Ивановне стало явно лучше, но до нормального состояния было далеко.
– Не надо скорую. Если сдохну, то и хорошо. Зажилась, давно на тот свет пора. Выпустил дурак джина из бутылки. Теперь все отберут. Сядь, Ленка, и послушай. Сядь, пока не померла и рассказать тебе все не передумала. Про то, что мать моя Маринку гнобила, ты уже знаешь. Мне и Лидка, и Генка Сомов про твои визиты рассказали. Только мать ее не убивала, таблетки Маринке кто-то другой подсунул. Подозреваю кто, но доказательств нет. Когда Маринка померла, дома у нас был грандиозный скандал. Отец чуть мать не убил из-за всего этого барахла, что у нас в квартире пылится. Верно ты, Георгий, подметил: вазы-то трофейные, или ворованные, это, как тебе больше нравится. Отец не воевал, он в эвакуации в НИИ работал, говорят, пользу большую принес. Это наверху оценили. Когда из эвакуации вернулись, директором института стал, денег стал зарабатывать воз и маленькая тележка. Мать любила пофасонить, все себе на заказ шила. В пятидесятые, когда уже Сталин умер, познакомилась она с портнихой. Зинаидой звали. Шила Зинаида лучше не придумаешь, а вот человеком была гнилым. Муж у нее в органах работал. При Сталине в больших чинах был, а после двадцатого съезда его к ногтю – сразу на пенсию вышел и жил круглый год на даче тихо-тихо. Пенсия не зарплата, жить Зинаида с мужем привыкла широко, а денег стало хрен да маленько. Вот Зинаида потихоньку и стала приторговывать барахлом, которое из Германии вывезла. Не Яков с Сергеем, а Зинка с мужем сокровища из Германии сперли, а мать моя у них ворованное скупала. Теперь, внучек, если по твоему заявлению проверки начнутся, все у нас отберут. Знаю, кто тебя на это паскудство надоумил, правнучка Зинкина – Жанка. Она с тобой любовь крутит, чтобы назад вернуть все, что Зинка матери продала. Ну, это уж вы сами, без меня разбирайтесь, помру я скоро. Слава богу, до такого позора не доживу.
Зинка знала твоего деда, Лена, это она матери рассказала, что он в лагерях был. Мать на работу Зинкину дочь лаборанткой пристроила, вот на нее и грешу. Мать брошку одну из Зинаидиных вещей очень любила, все время носила. Маринка тогда у отца в кабинете кричала, что брошка ворованная и что она в суд подаст. Началось бы разбирательство – мало бы Зинке с мужем не показалось, вот тут таблетки и пригодились. На Маринкиных поминках в институте старому Якову, как он увидел эту злосчастную брошку у матери, плохо стало, а Сергей, дружок его, в мать плюнул. Как сейчас помню, Сергей обнял Якова, и они вместе ушли.
17
Георгий с Леной сели в машину и всю дорогу до ее дома не сказали друг другу ни одного слова. Лена всеми силами старалась держать лицо и не заплакать. Уже выйдя из машины, Лена обернулась к Георгию и попросила подняться вместе с ней, помочь рассказать все отцу и деду.
Георгий удивился, но Якову Михайловичу хватило одного взгляда, чтобы понять, что Лене плохо. Он сразу обнял дочь, и она расплакалась.
– Сейчас, сейчас я заварю тебе чай с ромашкой, – сразу засуетился Михаил Игоревич.
– Дочка, тебя обидела Кузьмичева? Чувствовал я, что все так кончится, не хотел тебя отпускать к ней, Алексей Иванович, директор, очень просил.
– Яша, как ты мог отпустить Леночку к Кузьмичевой? Лена, что она тебе сделала?
– Миша, что она могла мне сделать? Ничего, – Лена попыталась успокоить деда.
– Что же ты тогда плачешь? Она тебе что-то рассказала про бабушку? Ты что, узнала, что бабушку убили? Я всю жизнь это подозревал, – Михаил Игоревич сел на стул, на глазах у него выступили слезы.
– Из-за барахла, из-за барахла убили, – сквозь слезы проговорила Лена.
Георгий посмотрел на Полянских. Вид у них был совершенно несчастный. Он решил взять инициативу в свои руки. Поставил перед всеми чашки, согрел воду, налил чай.
– Давайте пить чай. То, что Марину Яковлевну убили, – это пока только версия, доказательств нет. Екатерина Ивановна много чего рассказала, но это ее личные соображения и наблюдения.
Дальше Георгий пересказал старшим Полянским все то, что они с Леной узнали от Лидии Павловны, Сомова и Екатерины Ивановны. Добавил и то, что знал от своего деда. Полянские были потрясены.
– Ленка, ты все это знала и молчала? Будешь теперь картошку неделю чистить. Помогать тебе не буду. А по справедливости тебе надо по пятой точке надавать, – возмутился Михаил Игоревич.
– Дед, зря ворчишь. Ты или Яша как бы все это узнали? Подошли бы к Екатерине с пистолетом, приставили к голове и спросили: «Это твоя мать убила Марину?» Кто вам что скажет? А я сначала кошечке или собачке помогу, затем чай сяду пить, а потом невзначай разговор в нужное русло направлю. Мы с Лизкой целую стратегию разработали.
– Так, Лизавета тоже в деле. Кто бы сомневался. Серега – не мы с дедом – узнает, задницу Лизке надерет, тебе тоже на орехи достанется, – Яков Михайлович улыбнулся.
Георгий обрадовался, кризис миновал. Милые ссорятся – только тешатся.
– Хорошо, что родители Марины всей этой гадости не узнали. Как бы они жили со всем этим? – тихо проговорил Михаил Игоревич.
– Папа, думаю, что дед все выяснил. Смирнов деду все обстоятельства смерти мамы рассказал. Дальше два и два сложить – дело нехитрое. Дед Смирнова просил тебе правду не говорить. Боялся за тебя, боялся, что ты тоже, как мама, погибнешь, а я сиротой останусь.
Михаил Игоревич прослезился:
– А я, дурак, думал, что Яков Михайлович меня недолюбливает.
– Миша, неужели прадед никогда ничего про войну не рассказывал? Про сокровища эти несчастные, – Лена задала вопрос, который вертелся на языке и у Георгия.
– Думаю, опять же нас берег, ни слова лишнего не сказал. Правда, помню, ночами все писал чего-то. Я после его смерти бумаги в коробку собрал и на антресоли убрал. Надо их достать и посмотреть, нет ли там чего. Еще с Любой надо поговорить. Может, ей ее отец, Сергей Валентинович, что-то рассказывал.
– Баба Люба с бабой Надей завтра на месяц в санаторий уезжают. Собак Лизка с Митькой к себе берут. Придется месяц ждать, когда вернутся. А антресоли я завтра же разберу, так что буду занята, картошку почистить не смогу. Уж, Миша, извини.
– Лена, завтра твоя мама с братом из Америки прилетают. Наталья просила, чтобы мы их с тобой в Шереметьеве встретили. Потом они в гостиницу поедут. Я хочу, чтобы ты поехала. Не по-людски это – с матерью не увидеться. – Яков Михайлович явно не хотел встречаться глазами с Леной.
Георгий не стал ждать, что ответит Лена, и откланялся.
18
Необходимость даже короткой встречи с матерью в Шереметьеве была для Лены кошмаром. Она была довольна, что в аэропорт вместе с ней и отцом поехал и дед. Предвидел, змей, что форс-мажор может случиться, и решил поработать демпфером, не иначе. Яков Михайлович свою бывшую не узнал, а Лена даже и не пыталась, в сторону смотрела. Наталья сама их углядела и подошла. Стильная дамочка. Лобызаться Лена с ней не стала, просто кивнула. Яков тоже воздержался от тактильных контактов. Зато Михаил Игоревич расцеловался с Наташенькой по всем правилам, троекратно.
За спиной Натальи переминался с ноги на ногу длинный парень, помоложе Лены. Она пригляделась и тихо ахнула. Парень был копией Яши, только пострижен по-другому. Наталья вытянула парня вперед.
– Господа, прошу любить и жаловать, это мой сын Майкл. Майкл и твой сын, Яша. Я двадцать три года назад в Штаты беременной улетела. Тебе ведь, Яша, не до меня было. Все физикой занимался и по Ирине вздыхал. Больше двадцати лет молчала. А теперь сына к тебе привезла, ему помощь нужна, твоя помощь, Яша. Ученым хочет быть, как ты, а знаний не хватает. Помоги. Я надоедать вам не буду, сейчас уеду, а Майкл пусть хотя бы до вечера у вас побудет, может, подружитесь, а дальше видно будет. – Наталья не стала дожидаться ответа, повернулась и быстро ушла. Не совсем дура.
Наступила тишина. Лена даже боялась посмотреть на отца. Ничего себе подарочек из Америки получил!
– Папа, если ты не веришь, что я твой сын, можно сделать генетическую экспертизу, – почти без акцента произнес Майкл.
Лена подумала: «Как все просто. Сделал экспертизу и крепко спишь, а то, что за двадцать лет отцу хотя бы позвонить не додумался, – по боку».
Первым из столбняка вышел Михаил Игоревич: «Какая генетическая экспертиза, зачем? Покажи левую руку. Видишь, у тебя на левом мизинце родимое пятно – эта наша семейная метка. И у меня, и у Яши тоже есть».
– Дед, а у меня родинки нет, это значит, что меня нашли в капусте или подменили в роддоме?
– Лена, не говори глупости. Просто ты пошла в Мариночку, в Рейманов, а родинка – это в нас, в Полянских.
– Спасибо, Миша, на добром слове. Запомню, что у нас с тобой нет ничего общего. Теперь не буду помогать тебе чистить картошку. Майкл, фу, имечко труднопроизносимое. «Кл» – язык сломаешь. Я тебя буду Майком звать – так проще. Майк, а ты картошку чистить умеешь?
– Пока нет, но я приехал учиться, я буду много учиться.
– Ладно, поехали домой, будем тебя учить, – Яков Михайлович первый раз открыл рот. – Ты надолго приехал?
– Вообще-то на полгода, но я вас не стесню. Я в гостинице жить буду или квартиру сниму. Может быть, куда-нибудь на работу устроюсь.
– Ага, в «Макдоналдс» или в KFC. Картошку будешь по пакетикам расфасовывать. Можно еще на бензоколонку. Мать, что, тебе не говорила, что в России все немножко не так, как в Америке? – Лена разозлилась. – Маман могла бы проинструктировать братишку. Или у нее там, в Америке, мозги набекрень съехали?
– Лена, хватит шутить. Учить тебя, Миша, буду я, твой дедушка. У меня нервы крепче, чем у Яши. Жить будешь у нас, со мной в одной комнате. К сожалению, другого варианта предложить не сможем. Можно, конечно, еще на кухне спать, но это уже крайний случай.
– Я могу к Лизке переехать, у нее свободная комната есть. Мое присутствие им с Митькой трахаться не мешает, – Лена разозлилась.
– Лена, вульгарность тебе не к лицу. Что о тебе Майкл подумает? Как-нибудь разместимся, я могу с отцом в одной комнате жить, а в моей – пусть живет Майкл, – Яков Михайлович явно забеспокоился, что Лена может его бросить один на один с сыночком.
Лена внутренне улыбнулась и стала придумывать, как интеллигентно отвязаться от брата, если он решит сопроводить ее на прогулке с собаками. Георгий еще вчера забил ей стрелку на сегодняшний вечер.
