Из него высунулись плети терновника, вцепились в волосы, норовя вытащить из церкви. Девушка рванулась, оставив колючкам нарядный платок, не слетевший даже тогда, когда она пробиралась в церковь. Оборотень же словно натолкнулся на невидимую защиту и, полыхнув, голубым пламенем, сгорел. К ногам Мэри подкатились куски обугленной плоти. Она неловко поднялась на ноги и посмотрела в окно. По спине стекали капельки крови из порезов. Терновник под окном словно ожил. Он волновался, шелестел, передавая по сухим веткам ее платок. Всадник на рыжей лошади протянул руку, и терновник, нежно и трепетно прикасаясь, вложил в нее кусок яркой ткани. Всадник поднес платок к лицу и вдохнул его запах, не сводя с Мэри темных провалов глаз. Она вздрогнула и попятилась. Всадник усмехнулся и опустил руку.
По надгробию, стоящему к церкви ближе всего, пробежала дрожь. Оно треснуло и раскололось, выпуская наружу руку с желтыми ногтями. Вслед за ним зашевелились остальные надгробия, выпуская мертвецов. Мужчины, женщины и дети, одинаково отвратительные, мерзкие, сочащиеся гнилью, тянули свои руки к Мэри – и не могли до нее добраться. Земля надежно держала их в гробах, они скребли ее в бесполезных попытках вырваться, и выли от ярости разложившимися ртами.
Девушке казалось, что она сходит с ума. Церковь то начинала гореть, обдавая ее невыносимым жаром, то вдруг стены покрывались ледяной коркой, сквозь которую было не видно настенную роспись, плакали убиваемые дети, кричали сжигаемые заживо женщины, бесновались всадники на черных конях. И среди этого воя, грохота, дикого ужаса оставался спокойным их предводитель.
На Мэри снизошел покой. Святое место надежно защищало ее от всего, что могло причинить вред.
Девушка подняла глаза и встретилась взглядом с всадником на рыжем коне. Ее лицо озарила насмешливая улыбка. И вдруг стало тихо.
Всадник яростно улыбнулся, хлестнул коня и одним прыжком перенесся на порог старой церкви.
***