Елена Евгеньевна Тимохина
Бегониевая лавка. Секрет яйца
Часть 2
10
Резеда перезвонила мне, как только я вышел из аэропорта в Женеве. Сам виноват, не подумал, когда перешел на неформальные отношения. Звонила она не потому, что соскучилась. Она билась в истерике.
– Это ты виноват.
Хорошая связь в Швейцарии, звук очень четкий. Только ничего понять невозможно. Надо подождать, когда истерика пройдет, а потом уже разговаривать, но момент оказался неподходящий. В этот самый момент я встречался с г-ном Шварцем, который отрекомендовался добрым другом России и просил звать его Оскаром.
– Что-то случилось? – осведомляется вежливый Оскар.
Я пожал плечами и вернулся к его вопросу о здоровье Лосева.
С языком не возникло проблемы. Хотя тут говорят на швейцарском французском, я понимаю собеседников. Не прошло и получаса, а я уже болтаю свободно. Тут все вежливы до крайности. Если возникает непонимание, к тебе смущенно обращаются с извинениями. С Оскаром мы говорим по-немецки, он почти всю жизнь прожил в Германии. Агата, по-видимому, местная и свободно владеет всеми наречиями. С официантом она беседовала по-итальянски, а на заправке – вообще, на каком-то странном языке, потом я узнал, что это ретороманский.
Наши отношения с Оскаром складывались наилучшим образом, а ведь сначала он не хотел выходить из машины. Я даже принял его за инвалида, прочитал наклейку на заднем стекле. Нет, ошибся. Он мог передвигаться и мог проходить приличные расстояния, просто опасался это делать. Год назад он перенес операцию на удаление тромба, окончательно и бесповоротно уверившись в своей смертности. Это заставило перейти его на облегченный вариант земного существования.
Он стар, ему скоро 80, и он сносно говорил по-русски. Его лицо практически не двигается, словно заморожено азотом.
Машину вела его подруга Агата, болтушка, одетая просто, но необычайно эффектно. Я хвалю ее наряд, и ей это нравится. Она предложила нам вместе пообедать.
– Погода приятная, и мы посидим на открытой террасе.
Меня поразило их приверженность к свежему воздуху и здоровому образу жизни. Температура воздуха доходила до 15 градусов, но это никого не смущало. Я обратил внимание на черную тучу, предвещавшую дождь, которую они не замечали. но мне сказали. Что до дождя мы все успеем.
Воспользовавшись передышкой, звоню Исмаилу Азаеву, но удается связаться с какой-то юной девицей, и она подзывает его через десять минут.
– Ты знаком с Абрашкиным? – спросил даргинец, ничего не объясняя.
Не только знаком. С ним мне довелось встретиться в день отъезда. Доктор был в резиновых сапогах, возвращался из деревни. Он спросил, не нужны ли мне деревенские яички. Я ответил, что сейчас брать не буду, но сделал заказ для Милы, и он остался доволен. Потом мы покурили, и он рассказал, что кур разводит его сестра в Шатуре, и он туда мотается, а потом развозит заказы по клиентам. Они довольны, потому что у яиц двойные желтки. Так что доктор спросил, будет ли доставка постоянной. Я поинтересовался, почему у яиц двойные желтки, но он только посмеялся.
– Моя племянница хочет с тобой поговорить, – сказал Азаев, передавая трубку.
Резеда напоминает мне нашу последнюю встречу на улице, когда мне предложили купить фермерские яйца, а я отказался, потому что уезжал. Так вот, она их купила. Все это она рассказывает в подробностях, но я не проявляю заинтересованности. Она шумно дышит, судя по всему, ритм сердца слегка учащенный, но в пределах нормы. Вероятно, она выжидает, пока дядя уйдет, или слушала, когда я стану признаваться ей в любви.
Ее молчание обходилось дорого, и я даю отбой.
Я тут не вполне один и не страдаю от одиночества. Меня побоялись оставлять без присмотра, а потому в помощь мне прислали заслуженного бильярдиста Оскара, который знает русский язык, он имеет много знакомств в российской ассоциации. А потому знает про наши дела все. Его не смущает, что я недавно вышел из психушки. «Разве я женщина и рассчитываю иметь от вас детей?» – шутит он. Он постоянно шутит и не всегда удачно. При других обстоятельствах мы могли бы подружиться. Но сейчас у нас слишком мало времени, чтобы узнать друг друга, поэтому мы стали сразу друзьями.
И еще Оскар стар. Очень стар. Он рассказывает о своих делах, он садовод – о своих грушах, сливах, инжире и хурме. В этом климате, слишком холодном для теплолюбивых деревьев, у него все растет великолепно. Как это ему удается?
Его подруга – риелтор и дизайнер интерьеров, она составила себе состояние на русских, которые приобрели в этом курортном городке недвижимость. Нас познакомили с расчетом, что я стану ее клиентом. Мы сидим на веранде жилого дома и угощаемся арбузом и черным растворимым кофе.
Агата берет за сделку умеренный процент – полтора против десяти от официального брокера. Мы с ней поладили. Меня смутило, что старушке 77 лет, но она заверила меня, что имеет большой опыт и уже продала две квартиры, моя будет третья. Настроена она оптимистично, сходу сказала, что ей нравится загородный дом, и она продаст ее дорого.
Я спросил Агату, не приходится ли она родней г-ну Оскару. О нет, просто учились в одной школе. В этом маленьком городе все друг другу или родня, или одноклассники. Моя знакомая простодушна и щебечет, как птичка. Собственно, от нее вся информация. Оскар всегда отличался предприимчивостью, так что идея продавать дома принадлежит целиком ему. Сам он по известным причинам ее осуществить не может, но у него есть машина, и он подвозит Агату, потому что в 77 лет даме уже сложно пешком передвигаться на значительные расстояния. Вместе они ездят в дешевый супермаркет за продуктами и покупают все по выгодной цене.
Кафе, где мы остановились, тоже не из дорогих. Еды мы не заказываем, ограничиваемся кофе. Я смог объяснить официанту, что буду пить его со сливками, но вместо сахара просил положить мед. Увы, здесь мед подавали только к тостам, искусственный, в порционном пакетике. Оскар поспешил мне на помощь, он получал удовольствие от изумления неискушенного прислужника. Будучи не ограниченным во времени, я сделал еще один заказ. Большую кружку, кофе черный и несладкий. Мой выбор привел их в недоумение, но что делать, у меня это так работает: после кофе с меда выпивать несладкий.
Мы возвращаемся к обсуждению здоровья Лосева. У меня не дрогнул и мускул, когда я докладывал о его самочувствии. Все-таки я часто бывал у него. Описать его дом и образ жизни для меня не составило трудности.
Оскар знает Вадима Владимировича лично и спрашивает, отчего он не отвечает на звонки. Приходится врать, что он уехал в Подмосковье. Они кивают головами. Для них это все равно, что на Алтае.
– Если у тебя готовы документы, ты можешь забрать все, для этого ты и приехал?
– У меня масса всяких поручений, – ответил я уклончиво.
– Все мы выполняем поручения.
– Tchin-tchin! – произнесла Агата.
– Santé! – ответил Оскар.
Агата выпила шерри, Аскар – морс из клюквы, а я мартини. Они работают слаженно, привыкли ассистировать друг другу и весело поддерживают разговор.
Оскар сказал, что его подруга приобрела востребованную профессию риелтора. И это в 77 лет.
– Многие русские продают свои дома. Ты ведь тоже приехал из-за недвижимости? – поинтересовалась Агата.
Мы договорились встретиться с ней на следующий день и обсудить наше сотрудничество, а пока я рассказываю, что Лосев переехал в Подмосковье, где у него запущенный дом. Чтобы его отремонтировать, нужны деньги.
– Вы русские только и разговариваете о деньгах. А у нас отдыхают и занимаются водными видами спорта. Хочешь, я познакомлю с хорошим тренером? Она разговаривает по-русски.
К тому же Агата сводница. Она подробно рассказывает, как мне найти Таю, инструктора по водным видам спорта.
Оскар уточняет, где я остановился, и это повод сообщить, что сам он прожил в этом пансионе месяц, пока не нашел местечко потише.
– Тут сложно найти отель, особенно в сезон, – роняет он, между прочим.
Странно, а ведь во время прогулок по городу я вижу много объявлений о сдаче комнат и квартир. Местные жители не упустят случая сдать свое жилье и переехать к родственникам.
Дождь хлынул, когда я заселился в отель. Перед сном я вспоминал, что я делал в свой последний день в Москве. Не сразу, но мне пришло на ум, что мы разговаривали с Владиславом Бертольдовичем, который интересовался, не хочу ли я фермерских яиц. Я уже собирался в аэропорт, но не успел ему это сказать, потому что появилась Резеда и сказала, что яйца нужны ее дедушке, который оправляется от болезни. Я представил, как медленно опускается рука Абрашкина под тяжестью мелочи и купюр. Вот и все, что я помню.
11
Со мной беседовала пожилая женщина в белом платье, которая неплохо болтала по-русски:
– Проходите, это теперь ваш дом.
Я оплачиваю неделю проживания, заодно снимаю с карты деньги себе на житье. Не с европейской, а китайской, куда мне кладет деньги Локтев. Он настаивает, чтобы я не тратил валюту со швейцарской карты
Мой номер находился на втором этаже. В спальне роились мухи роились, я открыл шкаф и обнаружил там протухшее мясо. Консьержка опознала в нем бок пропавшего барана, который искала полиция. Внизу живут сквоттеры, их жилище обшарили, вот они и воспользовались пустующим номером.
Я намерен съехать. Помимо барана, есть еще исподнее, которое консьержка вывесила перед моим окном. Она не только не поливала газон, который на солнце пожух, она воткнула два колышка и сушит там трусы. Решила ознаменовать торжественный день моего вселения стиркой. Трусы кружевные, но сильно состиранные, красоты пейзажа они не добавляют. Утверждает, что это общественная земля. У нее совсем маленькая коморка, прилепилась к моему номеру. Все время открыты двери, она постоянно на улице, когда не моет лестницу и не сортирует мусор.
Я хватаю чемодан, снимаю с вешалки куртку и одеваюсь.
Тут выясняется, что мой паспорт затребован в ассоциации, и там он и останется на какое-то время, а без прописки никто меня не поселит. К тому же у меня нет местного номера телефона, да и на счету двести евро, а с такими деньгами тут не разгуляешься.
Оскар расспрашивает, когда я научился играть на бильярде. Он сомневается, так ли хорошо я играю, что смог выиграть турнир, а сам он не очень разбирается. Я слышал, как он рьяно допытывается у игроков относительно моей игры. Так что будет лучше, если он обо мне узнает от меня. Рассказываю, что овладел этим мастерством в университете, когда мои товарищи штурмовали вершины знаний. Г-н Шварц смеется, он тоже не был примерным студентом. Из его истории трудно установить. О каком университете идет речь или же о каком городе, ясно только, что факультет юридический. Во время учебы он принимал наркотики, от которых он впоследствии отказался. Этот человек мне импонирует. Он признается в ошибках и не осуждает других. Только тот, кто часто ошибался, способен это оценить.
Я спрашиваю об Оскаре у консьержки, местный ли он. Она затрудняется ответить, потому что сама живет здесь девять лет. Приехала из Словении. Приходится обращаться к Агате, она подтверждает, что Оскар – местный парень (ну да, они же закончили местную школу), но учился в Цюрихе.
Савва Локтев первым дал о себе знать. Я просил его сообщать обо всех случаях на Солянке, стоящих внимания, и я получил первый отчет. Резко ухудшилось состояние здоровья главы рода Азаевых, и в этом возлагали вину на меня, потому что я порекомендовал им фермерские яйца, которые продавал доктор Абрашкин.
Из его рассказа выяснилось, что Резеда Камиловна, принимающая в гостях своего дедушку Чилима Камиловича из Дербента, самолично приготовила для него омлет, от которого ему стало плохо. Переполох продолжался всю ночь, и вся Солянка не могла заснуть из-за машин скорой помощи, которые приезжали на вызовы. Эта новость не давала мне уснуть, и я долго ворочался на кровати. Устав бороться с бессонницей, я подошел к окну.
Если бы Савва спросил меня, как я живу (а ему и в голову не пришло это сделать), то я упомянул бы, что отель располагается в обшарпанном доме, подъезд выкрашен синей краской, а две квартиры внизу наводят ужас. Это сквот или притон, где собираются бездомные.
Утром чуть свет меня разбудил звонок. Это дал о себе знать Тимур, брат Резеды, который разговаривал очень вежливо и спросил, как я устроился в Швейцарии.
Я ограничился сообщением, что меня поселили в маленьком отеле. Он сказал, что тоже жил в подобном, тут везде аккуратно и чисто.
Младший Азаев сдержанно извинился за ночное вторжение в магазин, но я сказал, что материального ущерба нам не нанесли, поэтому и говорить не о чем. Извинения приняты, но ими дело не ограничилось. Тимур попросил заступиться за сестру. Поскольку наследство записано на Резеду, она являлась главной подозреваемой.
После завтрака я принял приглашение зайти в гости. Серфингистка Тая проживает в соседнем номере, мы пили чай из кружек, расписанными артелью незрячих – тут все поддерживают друг друга. У неё есть машина, и она обещает меня покатать, показать окрестности. Раньше она работала на гончарном круге и предложила мне приобрести свою керамику, я отказался, и на этом наше знакомство встало.
Под халатом у нее черный трикотажный купальник, оказалось, что это ее рабочая форма, ведь она тренер по водным видам спорта.
– Обо мне рассказывала Агата, помните? Я пришла договориться о занятиях.
Заниматься водными видами спорта не входит в мои планы. Мне требовался информатор, не более. Прежде, чем выписывать доверенность на имя Агаты, я хотел навести о ней справки, но не у Оскара мне о ней расспрашивать! Поэтому я сидел за столиком пляжного кафе с тренером по водным видам спорта. Тая оказалась моей соотечественницей, вернее, говорила по-русски, а национальность я не стал уточнять. Сказал, что хотел бы восстановить свои спортивные навыки. А заодно и наладить отношения, но про это не упомянул.
Обсудив тему виндсерфинга, мы переключились на Агату, поскольку она являлась нашей общей знакомой. Я старался избегать прямых расспросов, памятуя, что Агата – клиентка, на которой моя знакомая зарабатывает деньги, да и вряд ли девочка осведомлена о ее личной жизни, для этого она слишком молода. Пару раз Тая указала мне на женщин, принимающих солнечные ванны, упомянув, что они дружны с Агатой. С одной из них, немкой из Франкфурта, я встретился в супермаркете, а потом вечером на бульваре. Она первая обратилась ко мне, тот ли я русский, который играет в бильярд. У нее имелся бильярдный шар, семейная реликвия из Швеции, которую прислал отец-эмигрант, женившийся на шведке. Распутывая то, что так лихо закручено, она пыталась выйти на русские корни. Мы поговорили на эту тему десять минут, она сказала, что я милый, так и составилось наше знакомство, которое ни к чему не привело.
Это ненадолго отвлекло меня от Резеды и семейства, пока не позвонил Савва Локтев и сообщил о предъявляемом Резеде обвинения в убийстве старика Азаева, которое следователь Варский квалифицировал по п. "е1" ч. 2 ст. 105 (убийство из корыстных побуждений и по мотиву кровной мести), что грозило ей пожизненным лишением свободы. Эта версия послужила предлогом зацепиться за даргинцев.
– Все наследство в 13 млн рублей, что по их меркам совсем немного, но Варский на этом деле озолотится, – пророчествовал Локтев, который и сам не отказался бы пощипать Азаевых, с которыми вроде бы находился в дружбе.
Я сказал, что мне тоже звонили по этому поводу.
– И что тебе пообещали за помощь?
– Что отступятся от магазина.
– Обманут. И вообще не ввязывайся в это дело, – советует Локтев. – Еще и должен будешь. У даргинцев своя бухгалтерия. Two is one, one is none. Вот и весь расклад.
– Да не стану я ввязываться. У меня в Швейцарии дела.
– Но что-то ты обещал? Ладно, попробую получить для тебя бонусы. Ты не умеешь торговаться.
Он приступил к дележке шкуры неубитого медведя, и я направил его мысль в другое русло:
– А что по убийству? Когда умер старик и при каких обстоятельствах?
– Не интересовался. Не до того. Попрошу Альберта выяснить. Он тогда позвонит.
– Пусть Варский разрешит осмотреть тело. И я хотел бы, чтобы это сделал Владислав Бертольдович.
– Врач в бегах. А Варский не разрешит.
– Он чего хочет мне разрешит, я для него задание выполняю.
Знай, о чем речь, Савва не обрадовался бы, но он не стал спрашивать, а я и не стал объяснять.
– А зачем Абрашкин? Я могу и другого врача найти.
– Он обидится, если ты его не позовешь.
Не стал говорить, что эксперт сделает только то, о чем его просят, а наш терапевт землю рыть будет, чтобы доказать свою непричастность. Сейчас он забился в угол и переживает. Вряд ли его раньше обвинялся в убийстве. Ситуация нереальная. Потом он придет в себя и начнет сотрудничать. Хорошо бы со мной, а не с Варским.
В дверь постучали. Похоже, Тая давно вернулась домой и не стала ждать, когда я о ней вспомню. К тому времени она согласилась стать моим поручителем в фитнес-клубе, а взамен я обещал ей игру на бильярде. Пожаловавшись, что здешние такси кошмарные, и таксисты не понимают ни один из европейских языков, я получил телефон одного милого молодого человека, услугами которого она сама пользовалась. От нее я узнал некоторые подробности из жизни Агаты, моя милая подруга проработала в африканских странах, выпуская из местных университетов студентов, которым преподавала экономику. Будучи опытной во всем, что касается размещения денег, старушка давала друзьями ценные советы.
Утром вместе с Агатой мы направились в банк. Этот малыш-филиал, отпочковавшийся на побережье от солидного финансового учреждения в Цюрихе, не обладал многими полезными функциями, зато брал минимальный процент за обслуживание. Мне пришлось продираться через кипу бумаг, чтобы получить счет для обслуживания недвижимости. Оставалось ждать, оправдаются ли и дальше рекомендации бабуси.
Сам дедуся тоже оказался не лишен недостатков, хотя в Москве его считали швейцарским оракулом. Я утверждаю обратное, потому что исходил из качества отеля, куда Оскар меня привез.
В первую ночь я плохо спал, среди ночи меня разбудили шаги внизу. Каблуки перестукивались, словно перебрасывались фразами, а потом настал черед босых подошв. Почему-то тапочки у соседей не водились. Я совершил обход коридоров и остановился у соседней двери, но ничего там не услышал; не удивительно ли – только что громыхало и вдруг разом стихло.
Утром я пожаловался соседке на беспокойство, но она сказала, что сама она почти спала из-за возни сквоттеров, но я мог поклясться, что звуки доносились с ее половины. Тем более удивительно для одинокой женщины, у которой не бывает посетителей.
Я спрашиваю, не доставляют ей неудобства соседство с арабами снизу. Моя знакомая удивлена. Возможно, шумели на улице, а то и в другом доме. Расстояние до ближайших домов недалеко, но его скрывают густые заросли. А стук каблуков и топот босых ног мне приснился.
Опишу свой отель как следует, потому что за день я успел изучить его в деталях. Первый этаж принадлежит частным лицам. На балконе сушится джинсовка и женский лифчик. Это берлога Таи. Если я рассчитывал познакомиться с ней поближе, то ошибся.
– Не надо стоять у двери, – говорит она по-немецки. – Подойди к домофону. Нажми кнопку. Вот так и будем говорить.
Сквот на первом этаже с левого угла, а справа – квартира этой Таи, как раз подо мной, вот я и спустился узнать о ночном переполохе. Она разговаривала со мной через дверь. Тоже сказала, что шумят соседи, сквоттеры, а у нее тихо и чисто.
– В следующий раз просто нажми кнопку, когда захочешь поговорить со мной. Незачем спускаться по лестнице. Береги себя.
В коридоре приятно пахнет алоэ, но примешиваются посторонние запахи. Это консьержка выставляет ведро с гнилыми фруктами и очистками. Воняет так сильно, что мне приходится пить чай в респираторе, хотя это и невозможно. Тая говорит, что может пить чай, стоя на голове в водолазном костюме.
Ведро с гнильем стоит полдня, потом его забирают.
Эта старуха убирается в квартирах, которое сдают внаем жильцам. Я видел ее днем: распахнута дверь, работает пылесос, и она сидит на стуле посреди комнаты, уставившись в одну точку.
Я приступил к работе. Со стороны казалось, что я шатаюсь по отелю, маясь от безделья, поглядываю на запертые квартиры. Одна дверь оказалось прикрытой, и я потянул ручку на себя, гадая, чем служила эта комнатка. Понятно, хозяйственное помещение. К чему это знание, я пока не решил, зато знаю, что рядом с моим номером есть конурка, вроде электрощитовой. Потом увидел, как старуха отпирает дверцу. Там ведра, швабры, упаковки туалетной бумаги. То есть это владения консьержка. Лестницу в доме она не моет, нанимает для уборки кого-то помоложе.
Еще у нее имеются ключи от всех номеров. Вероятно, она устраивает себе экскурсии в отсутствие жильцов. Надо это выяснить. И еще я хочу установить личность своего таинственного соседа.
Он постоянно хлопает дверью, входит и выходи. Всю ночь я слышал его шаги в коридоре рядом со своей дверью. Стена, у которой я сплю, начинает вибрировать, я физически ощущаю колебания двери, хотя никаких металлических звуков нет. И это в половину четвертого ночи. Я встаю и зажигаю свет.
Я никого не нахожу. Остается сильный ветер, от которого сотрясается дом. Неужели от его порывов дергается стена?
После обхода я решил позавтракать. В номере есть плита и кое-какая кухонная утварь, так что я сделал себе яичницу. Я отстоял свое право готовить. В первый день мы сильно поцапались с консьержкой, с тех пор она меня избегает и делает вид, что не ощущает запахов пищи из моего номера.
Малости хватит, чтобы улучшить человеку настроение. Тут-то меня и настиг телефонный звонок. Генеральша Прянишникова сообщила, что у нее неприятности. Странно, она слишком стара и благоразумна, чтобы попасться на удочку мошеннику. Хлопотала она не за себя, а за своего доброго знакомого.
– Умер человек, и Абрашкина в этом обвиняют. Вероятно, все дело в испорченных яйцах.
Я попросил, чтобы доктор позвонил мне. Он отозвался сразу же, сослался на генеральшу Прянишникову, которая дала ему мой номер. Даже по телефону передалось странное подергивание его челюсти – это служило надежным барометром, что он говорит правду. Без этого подтверждения я бы счел это розыгрышем. История вышла невероятная. Он перескакивал с пятого на десятое, пока не дошел до того, что меня интересовало. Дедушка-даргинец, член известной мне семьи, умер после того, как отведал яиц. Его тело увезли в морг.
Уже ночью снова позвонил снова Локтев, но я попросил его положить трубку, чтобы не занимать мой номер. Все, что надо, я узнаю из первых уст. Надеюсь, что мой друг не обиделся.
