Елена Кочева
Благотворительность: инструкция по применению
Глава 4
Тяжёлый разговор
Прошло два дня.
Я стояла посредине офиса и держала в руках огромную кипу бумаг, не зная, куда положить.
– Неси туда, – скомандовала Эмма и показала рукой на стол. Из обеденного он стал заявочным.
На каждой странице я ставила свою подпись и печать «Театр тишины», а Эмма подписывала «Подтверждаю».
Щёлк – и моя подпись точно попадала в синий кружочек печати. Щёлк, щёлк – на десятом листе синий кружочек уже съезжал вбок то право, то влево. Щёлк – на шестнадцатом листе я тоскливо взглянула на оставшуюся стопку на краю стола. Чёрт! Как это муторно и утомительно!
– Неделю на перевод, – сказала Эмма, тут же пояснила мне: – Как раз успеваем к заседанию учредителей фонда. Оно проходит раз в полгода, и там восемь человек решат, на какие проекты потратить деньги, а на какие – нет.
Эмма красным маркером подписала на папке: «Срочно!» и добавила: – Чтобы не потерялось. Смотри, сколько заявок на следующий год.
Она показала рукой в сторону шкафа у противоположной стены, полностью забитого папками. Пока Эмма всё скрепляла, я коротко рассказала про встречу на фестивале.
Женщина ненадолго задумалась и тут же добавила: – Круто! Тогда укажу в переводе, что вас под крыло берёт областной театр.
– Зачем? – удивилась я – Это же просто разговор.
– Тогда учредители точно поддержат заявку, даже не сомневаюсь, – терпеливо объяснила Эмма. – Вы же переедете?
– Пока не знаю. Давайте подождём решения, – возразила я. – Не хочу бежать впереди паровоза. Вдруг не поддержат.
Эмма только молча кивнула в ответ.
Я лишь вздохнула в ответ, представляя, как буду потом ей всё объяснять. Лишь бы денег дали, и это главное!
Прошло две недели. Я несколько раз писала и звонила Эмме. Но дело не двигалось.
Сегодня утром позвонила снова.
– Один из учредителей заболел и заседание перенесли. Это лишь временное препятствие, наберитесь терпения, – с этими словами Эмма отключилась.
– Опять ждать? – выругалась я в пустоту гостиной. – Нам спектакль ставить, а денег нет. И Оксана спрашивает про костюмы каждый раз. Видимо, придётся ей всё рассказать. Я невольно поёжилась в предчувствии неприятного разговора.
Рутинный просмотр почты и очередной отказ:
«Уважаемая Елена Николаевна!
Для нас благотворительность является частью репутации компании, но, к сожалению, мы не можем вам выделить новогодние подарки…».
А дальше обычное «бла-бла-бла» – прочитала я текст письма по диагонали и тут же кликом мышки отправила его в корзину, как и десятки других отказов.
– Все не могут, – размышляла я вслух. – А кто может? Неужели наши ребята останутся перед новогодними праздниками без подарков… Ну подростки, может, и не обидятся, они – почти взрослые, а как быть с малышами?
Ноябрь уже близко, а что делать и кому ещё написать – непонятно.
За окном стояла осенняя мерзкая хмурь с серым беспросветным небом. Казалось бы, простое дело, поиск подарков, на деле превратился в глупое безнадёжное занятие.
Я налила себе чаю и с теплотой вспомнила своей отдел.
Каждый год в декабре мы собирались вместе и придумывали, как собрать деньги для нашего подшефного приюта в Химках. По негласному правилу, помогать разрешалось фондам в Москве или области, даже если наш филиал – в Калининграде. Даже не помню, почему так, почему выбрали этот приют.
В последний раз Ольга, копирайтер, устроила онлайн аукцион, в котором продавала эпиграммы собственного сочинения на каждого из коллег. Было весело!
А самым главным покупателем стал мой начальник, отдав за простое четверостишие о себе почти четверть премии. И тут же почувствовала, как защипало в глазах от нахлынувших воспоминаний.
– «Ладно, – подумала я, вытирая слёзы бумажным платком. – Нужно двигаться дальше. Даже после самой тёмной ночи обязательно наступает рассвет. Кажется, это фраза из какого-то сериала про акушерок», – и вернулась к просмотру электронной почты.
– А это что такое? Новый грант? На что?
Я внимательно прочитала текст письма о новом грантовом конкурсе фонда «КАФ». Так-так: «…на развитие деятельности и поддержку деятельности организации. Вы можете написать проект на создание сайта, привлечь маркетолога и пиарщика к своему проекту…»
Я не верила свои глазам. Впервые за три месяца деньги давали на развитие. Хочешь – сайт делай, хочешь – маркетолога нанимай. Ну круто же!
Тут мой телефон отозвался сообщением. Ответила Анэта из магазина «Книжная лавка»: «Приходите сегодня в семь в центральный офис, поговорим».
Что? Всё-таки подарки будут? Я не верила своим глазам и прочитала сообщение ещё раз. Сомнений не было. Со мной хотели встретиться. Ну, наконец-то. И в моей жизни наступает рассвет.
Гугл-карта показала всего сорок минут пути от театральной студии до центрального офиса «Книжной лавки». Как раз пройдусь после тяжёлого разговора с Оксаной.
Вчера бухгалтер прислала последний отчёт. На счету «Театра тишины» оставались жалкие шестьдесят тысяч. Этого не хватит, чтобы выплатить зарплату. Больше денег взять неоткуда.
Написала Алексею Ивановичу, но мой учредитель «Театр тишины» исчез неизвестно куда, не отвечает ни на звонки, ни на письма. По слухам в офисе – отдыхает в Дубае.
Я посмотрела на часы и вздохнула. Пора собираться.
Водитель автобуса разгонялся по прямой и резко тормозил на поворотах, вызывая возмущённые крики и вопли пассажиров, падавших друг на друга, как кегли от удара мяча.
Чтобы хоть как-то отвлечься, я вспоминала вчерашние грустные слова Кати Горкиной.
– Она совсем не любит ваших детей.
– Дайте ей время, она привыкнет, – пыталась я как-то оправдывать женщину, но быстро сдалась, понимая, что Катя права. В холодных строгих глазах Оксаны и правда не было никакой теплоты, только надменность. «Снежная Королева» – прозвище, которое родилось в моей голове уже после первых занятий.
Катя звонила мне, чтобы сказать, что фотографии с прошлой недели уже готовы и загружены на облачный диск.
После неожиданного знакомства на гастрономическом фестивале она стала нашим волонтёром, и при каждой удобном случае приходила в театральную студию с фотоаппаратом.
Почему-то такие «вторжения» не нравились Оксане. Она фыркала, закатывала глаза и громким голосом сообщала: – Дети, сегодня у нас будет очередная фотосессия.
Катя чертыхалась и смиренно садилась на лавку, чтобы подождать минут пять-десять, детям надоест её рассматривать, и она наконец-то сможет сделать пару-тройку хороших репортажных снимков.
За окном проплыли башни «Королевских ворот». Водитель сбавил скорость. Осталось продержаться пару остановок.
Оксана жестом пригласила меня следовать за ней в комнату для отдыха, рядом с залом для занятий.
Небольшой старый диванчик покрыт выдавшим виды, давно выцветшим лоскутным покрывалом. Гримировочный столик с яркими лампочками завален ватными шариками и какими-то обрывками. Из деревянного шкафа торчали детские и взрослые костюмы. Им явно не хватало места в маленьком пространстве.
И никаких фотографий, никаких календарей, никаких цветов, ничего из тех маленьких мелочей, которыми женщины обычно заполняют своё пространство, делая его приятным и домашним. Спартанская обстановка.
– Понимаете, у ваших ребят не получаются этюды, – сказала Оксана вместо приглашения присесть.
Стоять было неудобно, и я ещё раз огляделась и аккуратно села на диван. Он громко и жалобно скрипнул.
– У них нет образного мышления, понимаете, нету, – продолжала Оксана. – Я два занятия рассказывала им о том, что можно придумать в голове, а потом показать. И что в результате? – женщина возмущенно развела руками. – Вместо этюдов про чайник я получила плохие пародии на саму себя. Они просто скопировали меня, и всё! – закончила женщина.
В комнате наступила тишина. Оксана замолчала, посмотрела на меня и продолжила. – Обычные шестиклассники справляются с этим заданием за пятнадцать минут.
– Но Вы хвалили их мимику, – возразила я. – Их движения.
– Да, мимика у них довольно хорошая, но спектакль – это не только мимика и движение. Это то, что в голове, понимаете? – сказала Оксана, поддаваясь всем телом вперёд. – А там – пустота!
Она показательно постучала по своему лбу.
– Давайте так. У меня есть другие группы, там занимаются обычные ребята. На время подготовки к спектаклю я их объединю. Ваши будут в массовке, а главные роли исполнят нормальные дети. Иначе ничего не получится, – добавила она после небольшой паузы.
Женщина напряженно двигала скулами и негромко, но резко барабанила тонкими музыкальными пальцами по деревянной поверхности стола. Ей не терпелось быстрее решить пустяковый вопрос и уже идти на занятие. Моё промедление лишь возмущало Оксану.
В холле послышались детские и взрослые голоса.
Я вздохнула, понимая, что молчать бесполезно.
– Дайте мне время обдумать.
– Тут нечего думать, – Оксана резко встала и прошлась по комнате и снова села. Ей явно хотелось закурить. – Ваши дети просто не смогут. Не-смо-гут, понимаете? – сказала она громко и медленно, выделяя каждый слог. – Они не смогут играть главные роли. И точка.
– Но у нас же был уговор, – спокойно возразила я. – Только главные роли. И Вы до этого не жаловались. Что изменилось?
Татьяна молча посмотрела на меня, её пальцы только быстрее забарабанили по столу. Пауза затягивалась. В напряжённой тишине слышались лишь громкие голоса из холла.
Так и не придумав, что ответить на неприятный вопрос, Оксана перевела разговор на другую тему.
– Когда наконец-то будут костюмы? – сказала она с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.
– Пока фонд не рассмотрел нашу заявку, – я из-за всех сил старалась сохранять хотя бы видимость спокойствия.
– Как не дал согласия? – воскликнула Оксана.
– Нужно ещё немного подождать, – терпеливо пояснила я.
– Сколько ещё ждать? Вы же сказали, что всё будет хорошо и деньги будут! – Оксана сорвалась на крик, от которого жалобно задребезжал старенький шкаф. –Сейчас начнётся аврал, и тогда никаких костюмов к новогоднему спектаклю уже не сшить!
Тут собеседница замолчала, переводя дыхания и гневно посмотрела на меня. Она ещё раз встала и прошлась по маленькой каморке, обдумывая мои слова.
– Вы понимаете, что срываете мне все планы? – истерично спросила Оксана. – Понимаете или нет? – и пристально посмотрела на меня.
Я едва открыла рот, чтобы ответить.
– Родители уже ждут спектакля, и я пообещала им, что деньги на костюмы в этом году собирать не будем. И теперь что? Я обманула их? – воскликнула Оксана.
– Каким родителям? – спросила я, пытаясь понять о чём идёт речь. – Кто покупает костюмы?
– Что? – спросила Оксана. Она стояла рассерженная и покрасневшая, судорожно придумывая, как объяснить оговорку.
Внезапная догадка осенила меня. Так вот почему она так часто спрашивала про костюмы! И этот бред про этюды! Вот ведь гадина! Скотина! Наживаться на благотворительности?! Я с трудом сдерживалась, чтобы не выругаться матом.
– Если костюмов не будет в ноябре, то я выхожу из проекта, – она наклонилась ко мне и прошипела сквозь зубы. – И никто в этом городе работать не будет. Оксана тут же выпрямилась, подошла к двери. – Выходите. Разговор окончен. Мне уже нужно собирать группу.
– Значит, занятия закончатся в ноябре, – сказала я ледяным тоном, чеканя каждое слово. – Оплату вы получите после последнего урока.
Немного задержавшись в дверях, я, внимательно посмотрев на Оксану, добавила: – Надеюсь, наша ссора на ребятах не отразится?
Не ожидая ответа, я взяла свой рюкзак и куртку, и прошла в холл. Полный злобы буравящий взгляд Оксаны ощущался всем телом. Мне хотелось побыстрее выйти на свежий воздух. Проходя через холл, я вымученно улыбалась родителям и старательно кивала на их приветствия.
В тот момент я желала только одного – пройтись пешком и подумать о том, как быть дальше.
Прелые листья ковром лежали под ногами. Мелкий моросящий дождь проникал за шиворот и в рукава, мерзко высасывая последнее тепло.
Мне хотелось расплакаться от собственного бессилия: неудачница, у которой ничего не получается! Я шла на встречу с Анэтой и со злости пинала небольшие ветки, которые иногда попадались на пути.
– «Пусть хоть с подарками повезёт. Должен же у ребят быть новый год», – подумала я, вздохнула и оглянулась. Неоновые огни торговых центров ярко светились в слепой осенней тьме. Мимо с шумом и брызгами проезжали машины. Почти в центре, до офиса «Книжной лавки» осталось совсем немного.
Кабинет Анэты находился на втором этаже. Просторную комнату, заставленную книжками, играми и наборами с красками и карандашами женщина делила с тремя коллегами, которые, скорее всего, были уже дома. На часах было семь часов. Невысокая, крепкая, Анэта больше напоминала спортивного тренера, чем регионального менеджера.
На длинном столе женщины, около компьютера, в маленьких рамочках стояли фотографии с мужчиной и двумя девочками, а на стене напротив канцелярскими скрепками прикреплён детский рисунок разрезанного арбуза.
– Итак, вы помогаете глухим и слабослышащим детям? И вам нужны подарки? – вежливо уточнила моя собеседница.
– Да, – кивнула я.
– У нас каждый декабрь в магазинах проводится акция по сбору подарков для детских домов. Наверное, Вы уже знаете? – уточнила Анэта.
Я снова кивнула и возразила: – Но у наших ребят есть родители. Они же не сироты.
– Не страшно, – улыбнулась Анэта. – На самом деле мы и другим организациям помогаем, просто не рассказываем. А то пришлось бы переделывать слоганы, баннеры, а это – лишние, никому не нужные затраты, согласитесь? Мы же не себе всё собираем.
– Конечно, – сказала я. – А как можно попасть в вашу акцию? – спросила я.
– Всё просто, – женщина протянула мне свою визитку. – Здесь моя почта; отправьте мне количество и ваши документы, и я включу ваших ребят в список на следующий год.
Внезапно спохватившись, собеседница добавила: – Чуть не забыла. Единственное ограничение – не больше двухсот детей.
– Только на следующий? – растерянно переспросила я. – Но в этом году наши ребята остаются без подарков? – мне хотелось заплакать прямо здесь, на стуле.
– Не получится, – развела руками женщина. – Уже всё распределено. Мне жаль. Только следующий год.
Я слушала её слова с чувством полной безнадёги. Предательский комок обиды подступил к самому горлу. Чтобы не разреветься прямо тут, я взяла визитку, быстро попрощалась с женщиной и вышла в холодную осеннюю тьму улицы.
Сил идти домой, и вообще сделать хоть один шаг, у меня не было. Я прислонилась к стене. Холодные кирпичи упирались мне в спину. Ботинки набухли от влаги. Я смотрела невидящими глазами на вечерний яркий город, в котором кипела жизнь.
Сообщение от Эммы…
Чеховка уже давно перестала быть одной из тех безликих городских библиотек, похожих друг на друга бедностью и нескладностью. Все они почему-то располагались на первых этажах жилых домов, или, того хуже – в подвалах.
Сотрудницы тщательно скрывали трещины в стенах за самодельными плакатами и домашними растениями, а протёртые до дыр ковры стыдливо прятали под столы.
Но Чеховка была брендом и точкой притяжения совершенно разных городских сообществ.
Так, поклонники комиксов пару лет назад облюбовали здесь небольшой стеллаж, и теперь собирались по разным поводам, а иногда и просто так.
Местные краеведы и экскурсоводы охотно читали лекции пенсионерам, рассказывая про немецкое наследие. Потом жизнерадостные бабушки и дедушки, вооружившись модными палками для ходьбы, с восторгом отправлялись в пешие прогулки к заброшенным зданиям и старинным немецким виллам Калининграда.
Фотографы записывались в очередь, чтобы провести выставки своих работ, и каждый из них старался подгадать, чтобы открытие вернисажа непременно совпало с каким-нибудь культурным событием. Будь-то «Ночь искусств», встреча с известным писателем или выступление местных стендаперов.
Иногда в библиотеке за один вечер проходило два или три культурных действа сразу, и тогда суматоха наполняла каждый уголок пространства, безжалостно вытесняя тихие собрания вышивальщиц или любителей испанского языка.
Одним словом, в Чеховке светская жизнь кипела и бурлила. А дирижировала всеми творческими событиями Алёна Игоревна, директор библиотеки, невысокая хрупкая женщина с огромными карими глазами.
Как опытный администратор, она всегда была на своём посту, независимо от дня недели.
Одетая в один из своих элегантных стильных костюмов и тщательно причёсанная, Алёна Игоревна, как всегда, предпочитала лично встречать гостей на втором этаже. А если ожидались VIP-персоны из министерств или правительства города, то женщина спускалась на первый этаж, чтобы встретить и потом проводить важных визитёров.
Я глотнула чая из своего термоса, чтобы немного согреться после липкого мокрого ноябрьского снега. На траве и деревьях лежало пушистое белое покрывало, которое завтра оставит после себя лишь серые грязные лужи и простуженных людей.
– «Как бы мне не заболеть?» – подумала я и невольно поёжилась от прикосновений влажного рюкзака.
Алёна Игоревна издалека кивнула мне головой, приглашая в свой кабинет.
– Как у вас дела? – спросила она и улыбнулась.
– Потихоньку, – ответила я и попыталась улыбнуться в ответ. Но на лице получилось что-то другое, мало похожее на доброе приветствие.
– У вас проблемы? Как с «Книжной лавкой»? Получилось договориться?
– Нет, – ответила я. – Они смогут помочь только в следующем году и уже включили в списки.
– Да, с ними бывает непросто, – вздохнула Алёна Игоревна. – Они привыкли считать деньги и во всём искать выгоду.
– Да. Только сегодня я по другому поводу. У нас в театральной студии затевается переезд, – я вздохнула, обдумывая каждое слово. – Можно к вам в библиотеку привезти наши коврики и мячи? – выдохнула и быстро добавила: – Ненадолго…
Алёна Игоревна внимательно посмотрела на меня и спросила: – А что, совсем девать некуда? А как же новое место?
– Там ещё прибираются, и до Нового года точно не успеют, – солгала я, зная, что на самом деле никакого места не было. Но и оставлять коврики в Доме актёра было никак нельзя.
Директор библиотеки задумалась и что-то изучала на экране компьютера. Я посмотрела в окно: белые и пушистые хлопья за окном всё падали и падали, чтобы под ногами прохожих стать кашей из мокрого снега.
Наконец, женщина повернулась ко мне и сказала строго.
– Хорошо. Но только на пару месяцев. Потом у нас начнётся весенний сезон и коврики будут мешать.
– Конечно, конечно, – торопливо сказала я, улыбнулась и уже встала, собираясь выйти из кабинета.
– Скажите, – спросила я в дверях, уже взяв в руки всё ещё влажный рюкзак. – У вас бывают детские ёлки? Или только события для взрослых?
Алёна Игоревна внимательно посмотрела на меня и спросила: – У вас сколько ребят?
– Двадцать один, – машинально ответила я. – Старшие и младшие.
– Тогда скиньте мне список с разбивкой по возрастам, – спокойно продолжала женщина. – Моя помощница Настя через пару дней напишет вам и скажет, когда забрать приглашения. Для старших у нас будет вечер комиксов, – и с хитрой улыбкой добавила: – Думаю, Дед Мороз со стихами им будет не интересен.
– Спасибо большое! – воскликнула я.
Маленький закуток со столом и двумя стульями был свободен. Я тоскливо вздохнула. Да, ребята остались без подарков, но пусть у них хотя бы будет ёлка. «Праздник напоследок», – невесёлая мысль мелькнула в голове. Противный комок горечи подступил к горлу.
До последней электрички оставалось ещё два часа. Важные вопросы решились неожиданно ловко, остались лишь грустные мелочи, но мне не хотелось ничего оставлять на потом. Лучше сделать всё сейчас и уже думать о будущем, в другой компании, на другой работе. Здесь я не справилась!
Предательски защипало в носу. Я выпила глоток чая из термоса, вздохнула и написала в родительском чате.
«Уважаемые родители! В декабре занятий в театральной студии не будет. Будет только ёлка. Об изменениях сообщу дополнительно».
Шёпотом прочитала объявление, затем посмотрела, как на улице прохожие, спеша на зелёный свет, перепрыгивают через лужи и грязную кашу; добавила весёлый смайлик и нажала кнопку.
Я лишь отсрочила неизбежное. Через месяц, в январе мне придётся написать ещё одно сообщение о том, что театральная студия больше работать не будет, пока не появится новый директор.
От этой мысли снова противно защипало в носу. Я достала спасительный термос и с ужасом обнаружила, что чай почти кончился.
На экране телефона – неотвеченный звонок от Лидии Нарышкиной. Женщина вела дела «Театра тишины», ловко совмещая нашу скромную бухгалтерию с бухгалтерией проката квадроциклов Алексея Ивановича.
Надо решить, как же рассчитаться с Оксаной. Дырявый бюджет уже давно трещал по швам. Дальше откладывать нельзя.
– Просите, пропустила звонок, – начала я извиняться.
– Не переживай. Я ещё на работе сижу, с отчётами. Что будем делать с Оксаной? Чтобы окончательно рассчитаться, нужно ещё семнадцать тысяч, – ответила Лидия деловым голосом.
Я вздохнула.
– Перечислите ей из моей зарплаты, – сказала я.
– Но ты совсем остаёшься без денег, всего пять тысяч за ноябрь! – Лидия растерялась.
– Ну и пусть! Я не справилась и должна за это отвечать, – мне хотелось кричать об бессилия.
– Подожди, не горячись, – Лидия вздохнула, видимо собираясь с мыслями. – Может, ты ещё раз напишешь Алексею Ивановичу?
– Да уже раз пять писала, он не отвечает, – пожаловалась я.
Лидия снова вздохнула.
– Да, – согласилась она. – Переезд в Дубаи – дорогое удовольствие, да ещё и всей семьей. Не до благотворительности ему. А что твои голландцы?
– Молчат, – сказала я. – Там совсем без вариантов. Мне кажется, они передумали. Эмма уже две недели не отвечает ни на звонки, ни на сообщения.
– Ну, раз ты решила, – инструктировала Лидия, – Давай так: я выплачу твою зарплату чуть раньше. Семнадцать тысяч перечислишь через сайт, пожертвованием. Потом я отправлю деньги Эмме. Поняла?
– Да, – кивнула я.
– Ну и хорошо, – Лидия положила трубку.
«Кажется – всё! – подумала я. – Мелочи закончились», и посмотрела в окно. Снегопад тоже закончился.
В свете фонарей сказочные белые деревья напоминали, что уже почти зима и скоро Новый год.
Мне отчаянно хотелось, чтобы осталось хоть какое-нибудь маленькое дело. Пусть даже не дело, а недоделка, мелочь. Пустяк. Только чтобы было ощущение, что проект продолжается. Но все вопросы были решены, а внутри была тоскливая пустота.
Дима прислал сообщение: «Купи хлеба по дороге. Готовлю ужин».
Я тут же ответила: «Ок».
«Вот кто уж точно будет радоваться, что всё наконец-то закончилось, – с горечью подумала я. – Виду, конечно, не подаст, даже будет утешать, но вздохнёт с облегчением».
Диме уже давно не нравились поздние ужины и мои постоянные задержки на работе. Первое время он пытался относиться к ним философски, считая их явлением временным.
Но прошёл месяц, другой, и ничего не изменилось. Тогда он принимался ворчать и ругаться при каждом удобно случае. Один раз даже уехал с коллегами праздновать новоселье без меня, решив, что преподаст урок.
Когда и это не помогло, Дима принял новое решение – просто не замечать мою работу. Он игнорировал рассказы про успехи ребят на занятиях, не желал слушать жалобы о том, что никак не могу найти деньги, надеясь, что рано или поздно всё закончится само собой.
И вот всё закончилось. Я возвращалась обратно в ряды обычных жён с работой с 8 до 17 и совместными выходными.
Что ж! Пора в магазин, а потом на электричку. Я ещё раз оглядела закуток – не забыли ли чего; тяжело вздохнула и пошла на первый этаж, одеваться.
Телефон в кармане прозвенел сообщением:
«Добрый вечер, Елена!
Фонд поддержал грант, деньги скоро будут. Будем вместе работать этот год. Простите, не отвечала на звонки и сообщения, была в Амстердаме»
Я прочитала текст ещё раз, не веря своим глазам. Может, это ещё одна глупая жестокая шутка! Нет. Я посмотрела на номер – телефон Эммы.
Как же так? Неужели у меня хоть что-то получилось! Не может быть. Мне очень захотелось выбежать на улицу и кричать от радости в небо, в падающий снег, в шумную улицу. Просто кричать, пугая стаи ворон и голубей:
– У меня получилоооось!
Вместо этого я села на деревянную скамейку около стойки администратора и дрожащими от возбуждения пальцами набрала ответ: «Когда удобно перезвонить?» – и напряжённо смотрела на экран телефона в ожидании. Вдруг я что-то поняла неверно и рано радуюсь.
Секунды казались вечностью. Сотрудники библиотеки собирались домой, проходили мимо меня на улицу, о чём-то тихонько переговариваясь. Молодая женщина-администратор отложила своё вязание и пошла проверять сигнализацию и свет на втором этаже.
Я смотрела то на тёмный экран в руках, то сквозь стекло, как залы библиотеки друг за другом погружались в темноту. Когда дошла очередь до холла, я услышала мягкий голос:
– Женщина, мы закрываемся.
Телефон по-прежнему молчал. Я извинилась, быстро накинула пальто и вышла на крыльцо. Экран телефона моих руках мигнул снова: «Давайте завтра. Только сегодня вернулась, устала с дороги».
Дрожащими пальцами я нашла в телефонной книге фамилию «Васильев» и нажала на кнопку вызова:
– Анатолий, здравствуйте! – мой голос предательски дрожал. – Простите, что так поздно.
– Ничего, я ещё в театре. У нас тут премьера и суматоха, сами понимаете, – его голос звучал устало.
– Ваше предложение в силе? – я одной рукой схватилась за перила крыльца, боясь услышать, что прошло слишком много времени, и он передумал.
– Конечно. Давайте завтра встретимся.
– Давайте. А в какое время? – выдохнула я.
– В десять сможете?
Моё горло пересохло от волнения.
– Да, – выдавила я с трудом.
– Вот и договорились, – Анатолий отключился.
Я стояла в расстёгнутом пальто на крыльце, не замечая холодного ветра. Мимо шли поздние прохожие, недоумённо оглядываясь на меня и только сильнее кутаясь и поднимая воротники.
Уже половина восьмого! Последняя электричка давно ушла.
Вот чёрт! Дима ждёт меня домой на ужин.
И в ответ на мои мысли телефон отозвался звонком.
– Ты где пропала? – беспокоился Дима.
– Опоздала на электричку. Прости, пожалуйста, – оправдывалась я за очередную оплошность.
– Как ты умудрилась? Я уже всё приготовил. Надеюсь, ты уже едешь в автобусе?
– Нет. Только иду на остановку. Понимаешь, – осторожно начала я, тщательно подбирая слова. – Дали грант. Голландский фонд поддержал проект.
– Что? Опять? Значит, я зря надеялся, что у нас будет как прежде? – Дима начинал злиться.
– Всё будет по-другому, – взмолилась я в микрофон, боясь, что муж оборвёт разговор. – У меня будет куратор. И, правда-правда, я буду чаще бывать дома! Обещаю.
– Посмотрим, – проворчал Дима – Хлеба купи.
– Хорошо, – выдохнула я и пошла на остановку.