© Логунова Е.И., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
– Выйдем на одну минутку, – шепнула мне Ирка, и я с готовностью подскочила со стула.
Мы сидели в одном из питерских заведений, ориентированных на богатеньких туристов. Вкусный обед и затянувшиеся посиделки за недурным кофе с изысканными десертами оплачивались не из моего кармана, однако я давно уже с удовольствием вышла бы из этой пафосной харчевни не на одну минутку, а на всю оставшуюся жизнь.
Очень уж мне наскучило участвовать в очередной сессии стратегического планирования предстоящего праздника года – свадьбы моего дальнего родственника Бори, он же Фаберженок, и его подруги Джульетты, она же просто Юля.
Сам-то Боря пышной свадьбы не желал, он предпочел бы потратиться на развитие своего дела. Наш Фаберженок молодой, но уже известный ювелир, которому становится тесно в его скромной арендованной мастерской.
Придать празднованию эпический размах неистово желали родственники невесты: мама, папа и тетя. Они прибыли из родного Уренгоя с полными карманами денег, которые не собирались экономить, и с твердой решимостью оставить свой след в культурной жизни города на Неве.
В тот момент, когда мы с Иркой тихо выбрались из-за стола и ретировались к выходу, невеста с мамой и тетей как раз бурно обсуждали возможность ознаменовать исторический момент бракосочетания выстрелом из пушки Петропавловской крепости.
Папа Юли в этой дискуссии не участвовал: его привлекали исключительно к процессу раскошеливания, однако заставляли присутствовать при обсуждении. Судя по тоскливому взгляду, брошенному Юлиным папой нам вслед, он тоже очень хотел бы выйти прочь на пару миллионов минуточек.
– Надо срочно позвонить Лазарчуку, – уже за порогом заведения объяснила мне цель нашей ретирады лучшая подруга.
– Зачем? – не поняла я.
Полковник Сергей Лазарчук – наш добрый друг и замначальника ГУВД одного прекрасного южного края. Мне стыдно в этом признаваться, но как высокому полицейскому чину я ему звоню, пожалуй, чаще, чем как старому приятелю.
– Затем, что он тоже должен приехать на свадьбу Бори и Юли! – заявила подруга, ничего этим утверждением не прояснив.
– Зачем? – повторила я.
Боря и мне-то родственник чисто номинальный: двоюродный внук вдовы сына сводного брата моей бабушки. Лазарчук его знает исключительно понаслышке, и это их заочное знакомство не назовешь приятным: с год назад Серега консультировал нас по поводу одной криминальной истории, едва не закончившейся для Бори крайне печально[1].
– Затем, что ты видела эту их тетю Катю? Она будет идеальной женой для Сереги! – ответила Ирка, уже набирая номер полковника.
– Четвертой идеальной женой? – Я даже не попыталась скрыть скепсис.
Моя подруга обожает устраивать брачные союзы. Лазарчука она женила уже дважды, и еще один раз он как-то справился сам, без ее помощи, но с тем же печальным результатом.
Мне-то кажется, что три развода – веский аргумент против четвертой женитьбы, но у Ирины Иннокентьевны другое мнение. Она считает, что с каждым новым фиаско такого рода лимит неудачных попыток, отведенный нашему другу судьбой, уменьшается, а шансы на успех увеличиваются.
– Здоров, настоящий полковник! – бодро сказала Ирка в трубку и включила громкую связь, чтобы я тоже слышала разговор.
– Серый, привет! – я обозначила свое присутствие.
– Вы зачем звоните? Снова во что-то вляпались? – встревожился старый друг. – Опять нашли труп?!
– Вот же ты пессимист! – Я закатила глаза, предоставив объясняться Ирке.
И та не задержалась – информировала:
– Расслабься, невесту мы тебе нашли, а не труп!
– Тогда уж лучше бы труп, – проворчал полковник, ничуть не расслабившись. – Зачем мне невеста? Я и без невесты прекрасно живу.
– Ты уже три года в разводе, – напомнила Ирка.
– Всего три года!
– А ты статистику знаешь? – Подруга пустила в ход домашнюю заготовочку. – У одиноких мужчин риск преждевременной смерти на пятьдесят восемь процентов выше, чем у женатых! Тебе скоро полтинник стукнет, разве не хочешь дожить до своего юбилея?
Лазарчук в трубке закашлялся. Воспользовавшись отсутствием возражений, Ирка добила его:
– Короче, я пришлю тебе контакты и фотографии Катерины, сам посмотришь, оценишь и поймешь, что я права: вы с ней просто созданы друг для друга!
– Знаю я эти фото в приложениях для знакомств, – рыпнулся было наш многоопытный друг, но Ирка осекла его:
– Снимки реальные, не постановочные, без ретуши и фильтров, я сама их сделала! Все, до связи, нам пора. Поговорим, когда посмотришь фотки, – и решительно оборвала связь.
Я с сожалением вздохнула: короткий вышел разговор. Мне не хотелось возвращаться в зал, но подруга не позволила задержаться за порогом. Она оглянулась и так строго спросила:
– Ты идешь? – что мне оставалось только козырнуть:
– Да, мэм!
Мы вновь примкнули к участникам совета в Филях. Ирка – с энтузиазмом, я – с откровенной неохотой.
Больше, чем я, вынужденным присутствием на заседании свадебного оргкомитета тяготился только Юлин папа. Он уже и вздыхал, и кряхтел, и ерзал на стуле, и тщетно пытался покемарить.
Наконец командующая парадом матушка невесты заметила страдания ее батюшки и, прервав на полуслове интригующую фразу «а для декорирования столов и стульев предлагаю использовать не только тканевое и цветочное убранство…», досадливо молвила:
– Пошел бы ты, Петя, погулять!
Неожиданная амнистия застала истомившегося узника врасплох, и при попытке резко встать с места он запутался ногами в скатерти.
– Может, обойдемся без тканевого убранства? – вслух задумалась невеста, наблюдая, как ее родитель неистово рвется на волю – с треском и риском стянуть со стола всю посуду.
Я проявила похвальный гуманизм: наклонилась и высвободила ногу пленника из капкана длинной складчатой оборки.
– Бежим! – шепнул он мне вместо «спасибо».
Я оценила это благородное предложение.
Так, а куда бы нам сбежать?
«До канадской границы?» – с надеждой подсказал внутренний голос.
И, будто услышав его, мать невесты ограничила дистанцию:
– Только недалеко, Петя! Чтоб нам потом тебя не ждать и не искать.
– Так я тут рядом вроде все уже видел, – промямлил неразумный Петя. – Спас на Крови, Михайловский сад и замок, Русский музей…
В этот момент я пожалела, что уже успела провести гостей города по топовым достопримечательностям Санкт-Петербурга. К счастью, у меня в запасе еще имелись интересные локации не из разряда «маст хэв».
Мысленно представив себе карту местности, я быстро нашла подходящий вариант:
– Петр, а хотите увидеть самый маленький дом в Санкт-Петербурге?
– Всю жизнь мечтал! А где он?
– Я покажу.
Согласно проскрипев синхронно отодвинутыми стульями, мы двое подскочили и с ускорением заспешили к выходу, не оставив прочим участникам благородного собрания шансов остановить нас вопросом или окриком.
Да нас бы и пулеметная очередь в спины не остановила!
Уже на улице, забежав за угол, где нас нельзя было увидеть из окон ресторана, мы с Петром звонко стукнулись в ладоши и зашагали дальше без унизительной спешки. Радостно, даже вприпрыжку.
С погодой повезло: был прохладный, но ясный осенний день. В солнечных лучах красиво золотились фрагменты решетки Летнего сада и тонко врезанные в синеву неба кроны деревьев. Еще не полностью облетевшая листва переливалась всеми оттенками желтого. Да не того нездорового циррозно-гепатитного цвета, которым исторически красят стены домов в старых питерских дворах-колодцах, нервируя граждан со слабой психикой. Я как-то специально посмотрела, как этот колер называется в дизайнерской «Библии цвета»: цвет желтого хрена, вот как! Очень выразительно, по-моему.
Осень, спасибо ей, использовала исключительно приятные глазу тона палитры: светло-лимонный, ванильный, абрикосовый, шафрановый, медовый, янтарный…
А нужный нам дом – тот, который самый маленький в Санкт-Петербурге, – был свежевыкрашен в канареечный.
– У-ти бозе мой. – При виде крошечного, всего в два этажа, желтого домика, зажатого между двумя темными массивными зданиями, Петр неподдельно умилился: – Кто, кто в теремочке живет?
– Когда-то жил привратник во-он того дворца, – я указала на серую мраморную громадину неподалеку. – В те времена домика не существовало, имелась только комната в два окна в переходе на втором этаже, а снизу была сквозная арка для проезда во двор. Лет сто назад подворотню заложили – получился домик со служебным помещением на первом этаже и жилым на втором.
– Там кто-то есть, – Петр кивнул на окно, в котором предательски заволновалась занавеска. – А как туда войти? Не с фасада же, верно?
Я кивнула: дверь, прорезанная в стене на месте арки, была закрыла на массивный навесной замок.
– Посмотрим двор? – Мой воодушевленный спутник, не дожидаясь ответа, ринулся в ближайшую подворотню.
Я усмехнулась и не тронулась с места. Знала уже, что этим путем не удастся попасть в тот закоулок, откуда в квартирку на втором этаже ведет совершенно не парадная обветшалая лестница.
У старых питерских дворов непростая история с географией. Двигаясь из точки А, совсем не обязательно попадаешь в точку Б. Гораздо больше шансов угодить на одну из последних букв алфавита.
Как-то мы с мужем свернули с проспекта в один такой лабиринт, преследуя самую культурную цель: рассмотреть картины-фрески на стенах сквозного прохода. За первой подворотней обнаружилась вторая, третья, потом двор-колодец, двор-треугольник, двор-кишка, двор-не-пойми-что, опять подворотня, двор-тупик, со всех сторон желтые стены – и ни души! Для полноты картины – пустой автомобиль с включенными фарами и тихо, вкрадчиво шуршащими дворниками. И серый безнадежный дождик с неба – кап-кап. И мы такие – глаза кружочками, волосы под шапочками дыбом.
Сначала мы резво бегали по этому желтушному лабиринту размером с квартал. Потом встревожились, стали подкрадываться к углам, выглядывать из-за них настороженно: не идет ли навстречу студент Р. с топором? Он был бы там очень органичен. Органичнее, чем мы.
Плутали минут сорок! Мысленно успели снять ретродетектив с погоней и специфическую документалку «Архитектурные контрасты как триггер осеннего обострения».
В итоге уяснили: во внутренний мир петербургских внушительных зданий с роскошными фасадами нужно заныривать с осторожностью…
– Там прохода нет! – вынырнул из неправильной подворотни Петр.
– Он не в ближайшей арке, а через одну, – объяснила я и указала направление. – Правда, там решетка…
– Как-нибудь разберемся, – не стушевался мой спутник.
И оказался прав. Пока мы задумчиво созерцали перегораживающую проход решетку, за нашими спинами возник курьер с коробом. Этот воистину добрый человек знал код замка и сообщил его нам, не дожидаясь соответствующей просьбы.
– Ну, наконец-то масть пошла! – Петр ринулся в открывшийся проем, потирая руки.
Недавние посиделки в пафосном ресторане он явно расценивал как откровенное невезение.
– Налево, – подсказала я, и мы просквозили через вереницу полузамкнутых пространств до нужного нам глухого тупика, не встретив по пути ни души.
Удивляться этому не стоило: в ближайших зданиях шла реконструкция, людей из них отселили, входы и стены местами затянули сеткой, а местами прикрыли глухими заборами.
Со двора микродом выглядел не фасонисто. Линяло-желтый, он походил на пасхальное яичко, завалявшееся в кармане бомжа: помятое, потрескавшееся, местами облупившееся. Лестница, прилепленная к кирпичной стене соседнего здания, заметно перекосилась, стык между двумя пролетами раззявился хищной пастью, намекая на необходимость шагать по ступенькам осторожно, чтобы не лишиться ноги. И только узкое высокое окошко рядом с дверью золотилось электрическим светом безмятежно и благостно, как просвет в затянутом мрачными тучами грозовом небе.
– Там кто-то есть, – повторил Петр.
И кто-то тут же нам явился!
Обшарпанная дверь скрипнула, открываясь, и из-за нее высунулся человек. Лица против света было не разглядеть, но по голосу я поняла, что это молодой мужчина.
Это во многих отношениях гораздо лучше, чем старая бабка. Молодые мужчины охотно идут на контакт. Особенно если не с бабками.
– Добрый день! – вскричала я весело и звонко, не подпустив в голос ни нотки неуместной старческой хрипотцы. – Вы тут живете?
– Хотите посмотреть? – догадался мужчина.
Не только молодой, но и сообразительный. Похвально.
– Очень! – покивала я.
– Покажу, если подождете минут десять. – Дверь закрылась.
Я оглянулась на Петра:
– Подождем же?
– Нам совершенно некуда спешить, – заверил меня он и передернулся, как от холода.
Не иначе вспомнил о затянувшемся свадебном совете в Филях.
Ждать пришлось минут пятнадцать, и я уж было решила, что молодой человек про нас забыл, но тут дверь снова открылась и по лестнице со всей возможной осторожностью спустилась женщина с младенцем на руках.
Ребенок был с головой завернут в теплый конверт, его мать тоже укуталась так, что из-под низко надвинутого капюшона только нос торчал. Я мимолетно удивилась их экипировке: странно, живут в Петербурге, а одеваются совсем не как местные!
Аборигены, привычные к здешнему климату, предпочитают наряды легкие, но непромокаемые и непродуваемые и составляют из них многослойные ансамбли, чтобы по ходу дня легко подстраиваться под перемены погоды. В солнечный день классической золотой осени коренная петербурженка надела бы тренч поверх бадлона, а укореняющаяся – свитшот и курточку-безрукавку. Только гостья из провинциальной глубинки могла напялить шубу-чебурашку на себя и меховой чехол на младенца!
Впрочем, эти мысли всего лишь скользнули по краю моего сознания, потому что вслед за женщиной с ребенком на лестницу выступил мужчина, позвавший нас:
– Поднимайтесь, только быстро!
Он тоже был одет для выхода, даже шапку и перчатки натянул.
– Мы ждем в машине, – оглянувшись, сказала женщина и быстро скрылась за углом.
– Поспешим. – Петр поддержал меня под локоть, помогая переступить опасную щель между пролетами.
Я молча кивнула, сознавая, что заставлять ждать женщину с младенцем нехорошо.
– Ну, смотрите. – Мужчина пропустил нас в крошечную прихожую, оставшись за порогом. – Комната двадцать пять квадратов, потолки три тридцать, два окна на улицу, ремонт новый, от старых времен только паркет сохранился.
Мы с Петром разулись, чтобы не натоптать на красивом красно-коричневом паркете, прошли в комнату и с интересом осмотрелись.
Хозяева обставили помещение, как самую заурядную студию, и это сильно портило впечатление. Но пресловутый паркет, узкие высокие окна с широкими подоконниками и вид за ними все равно очаровывали.
– Атмосферно, – похвалил Петр. – А как тут с удобствами?
Это был очень хороший вопрос, выдающий определенное знакомство с реалиями жизни старых питерских домов.
В большинстве из них за роскошными фасадами прячутся неистребимые коммуналки со всеми присущими им сварами и склоками, в немалой степени обусловленными как раз отсутствием нормальных удобств. Общая кухня и единственный санузел на пять, семь, а то и десять комнат – надежная гарантия ссор и скандалов. А если еще учесть постоянно протекающие трубы, перегорающую проводку, засоряющуюся канализацию и прочие сомнительные прелести исторических зданий…
– Тут все нормально. – Гостеприимный хозяин открыл дверь в санузел.
Для этого ему даже не потребовалось входить в прихожую, достаточно оказалось протянуть руку.
Мы заглянули в уборную – на удивление просторную, даже с окном во двор, и оценили свежий ремонт, выполненный с применением расхожих современных материалов, потому совершенно безликий и скучный.
– А тут что? – Петр постучал по другой двери.
– Кладовка, – ответил хозяин. – А через люк можно попасть на чердак.
– Как любопытно! Можно заглянуть? – заинтересовался Петр.
– Да пожалуйста, только быстро. – Хозяин пожал плечами. – Лестницу в кладовке возьмите.
Петр деловито открыл кладовку, взял стремянку, поставил ее под люк в потолке прихожей, полез наверх. Уже по пояс скрывшись во тьме чердачного помещения, глухо сообщил оттуда:
– Ничего не видно!
– Конечно, там же нет окон, – хмыкнул хозяин и посмотрел на часы.
– Петя, спускайтесь, не будем задерживать людей, – позвала я, уловив прозрачный намек.
Петр спустился, вернул на место стремянку. Мы поблагодарили молодого человека за импровизированную экскурсию и, с трудом разминувшись на узкой площадке, спустились по наружной лестнице.
Прошли вереницей дворов, из темной подворотни выдвинулись на улицу. Желтый солнечный свет заливал ее, как лимонад дюшес, осенний воздух искрился и казался ароматным и сладким. Я даже будто шипение содовой услышала: во дворе на другой стороне улицы дворник как раз сметал шуршащие сухие листья.
Я зажмурилась, подставляя лицо солнцу.
Насладиться моментом помешал телефонный звонок.
– Вы где? – строго спросила Ирка.
– А вы где? – Я проявила осторожность и не ответила сразу. – Я имею в виду, в какой стадии процесса?
– В заключительной, – обрадовала меня подруга. – Можете возвращаться.
Я показала встревоженному Петру большой палец и, спрятав мобильник, пояснила:
– Они уже заканчивают.
– Я бы не стал говорить об этом так уверенно, – усомнился он. – Наверняка это только временная передышка. – И пожаловался: – Боже, как я уже устал от этих разговоров о свадьбе! Не знаю, где и как от них спрятаться.
Я сочувственно похлопала страдальца по плечу, но все же взяла курс на злосчастный ресторан.
Мне, конечно, проще. Это не моя единственная дочь выходит замуж. У меня сын, и он пока не собирается жениться. А когда соберется, я приложу все усилия, чтобы отговорить его и невесту от бессмысленного и разрушительного для психики пышного празднования.
Петр этого не сделал – и теперь страдает, но кто виноват? Надо было вовремя окоротить свой инициативный женсовет.
Размышляя подобным образом, я свернула с набережной в Летний сад, чтобы со всей возможной приятностью срезать путь до ресторана, где засел наш свадебный оргкомитет.
Мраморные статуи уже спрятали в короба, фонтаны выключили, но отсутствие всех украшений только добавило Летнему саду естественной прелести. Теперь он смотрелся как слегка облагороженный лес, в котором даже пахло грибами. Если бы не зеленые оградки-шпалеры, я бы прошлась под деревьями в поисках рыжиков – говорят, они как раз растут под дубами, которых немало в Летнем саду. А самый старый из них, по легенде, еще сам царь Петр посадил. Теперь это памятник природы.
Я мимоходом поведала об этом своему спутнику, и тот с тоской пробурчал:
– Кто ж его посадит, он же памятник…
Петра явно терзали отнюдь не смутные сомнения в истинности утверждения, будто предсвадебный саммит закончился. Он опасался, что нас снова усадят за стол изрядно надоевших переговоров – и, к сожалению, оказался прав.
Войдя в ресторан и осторожно заглянув из холла в обеденный зал, мы увидели, что мизансцена изменилась незначительно.
– Те же и Боря, – пробормотала я, оглядев компанию за столом.
– Линяем! – Петр потянул меня назад.
Поздно: нас уже заметили. Мать невесты призывно замахала руками, а Ирка развела своими, извиняясь:
– Мы уже почти закончили, но тут пришел жених и задал пару уточняющих вопросов…
– Борис, ты неправ! – строго сказал будущему зятю Петр.
Фаберженок повесил голову. Видно было: он и сам сожалеет, что невольно подбросил дровишек в топку бесконечной дискуссии, но что с этим теперь делать – не знает.
Зато у его будущего тестя уже имелся полезный практический опыт.
– Хочешь увидеть самый маленький дом в Петербурге? – спросил он, отечески положив руку на плечо жениха, и сразу же потянул того вверх, не допуская отрицательного ответа.
– Хочу! – Боря взлетел, как ракета «земля-воздух».
Я не успела открыть рот, чтобы вновь предложить свои услуги экскурсовода.
– Я покажу! – Отец невесты потянул жениха за собой, и оба мгновенно исчезли.
Я онемела от возмущения. Ирка оценила выражение моего лица и захихикала, а потом отодвинула свободный стул и похлопала по нему.
– Не вижу ничего смешного, – проворчала я, неохотно усаживаясь.
– Видела бы ты свое лицо. – Подруга хохотнула и отвернулась от меня, чтобы вновь включиться в обсуждение деталей свадебного банкета.
Я машинально глянула в зеркало в помпезной золоченой раме – ими встык, квадратно-гнездовым способом была увешана целая стена – и оценила выражение своей физиономии. К нему очень подошло бы бессмертное «И ты, Брут!».
Петр, подлый предатель… Сначала воспользовался моей добротой, а потом кинул меня… Ладно, я как-нибудь отомщу.
Я покосилась на милых дам, увлеченных интересным им (но не мне) разговором, и придумала новый план: раз так, буду жульничать! Дождусь, пока мне хоть кто-нибудь позвонит, и вне зависимости от того, кем окажется этот добрый человек, пусть даже презренным телефонным мошенником, вскричу: «Да, товарищ начальник! Конечно, буду сей же момент!» – и убегу, прижимая трубку к уху, с самым озабоченным видом. И пусть они тут гадают, какой такой у меня начальник и где это я буду сей же момент.
Слегка повеселев в надежде на скорое освобождение, я достала смартфон и зажала его в кулаке, как гранату. Однако закон подлости явил себя во всей красе: мне упорно никто не звонил. Да что ж такое-то, а? Когда не надо, то банки названивают с предложением кредитов, то мошенники с угрозами, то рекламщики с акциями, а тут вдруг как вымерли все!
– Ты ждешь какого-то звонка? – заметив, как я нервно тискаю смартфон, спросила Ирка.
– Очень! – коротко ответила я, не став объяснять, что именно какого-то. В смысле, какого угодно. Вообще любого!
И наконец мой аппарат ожил! Едва он трепыхнулся, издал первый звук трели – я уже приняла вызов и браво гаркнула:
– Слушаю, товарищ генерал!
Забыла, что ждала звонка кого-то штатского. Но оно и к лучшему: «генерал» прозвучало куда весомее, чем просто «начальник».
Милые дамы разом прекратили совещаться и дружно уставились на меня.
– Какой генерал? – недоверчиво прищурилась Ирка.
– Свадебный? – понадеялась мать невесты.
Я выразительной гримаской дала понять, что меня сейчас нельзя отвлекать. У меня целый генерал на проводе. Висит, качается…
– Какой ужас! – восклинула я, представив себе эту картину, и заспешила: – Конечно, я сейчас! Буду незамедлительно!
– Где? – спросил знакомый голос в трубке. – Я вообще туда попал?
– Туда, туда. – Я пинком забила назад под стол приставучую скатерть, сдернула со стула свою сумку и забросила ее на плечо.
Ирка смотрела на меня пристально, как снайпер на цель, и подозрение в ее взгляде быстро превращалось в уверенность. Знает меня подруга, знает прекрасно. Я замешкалась, подумав, не позвать ли ее с собой. Могу же сказать: «Скорее, нам с тобой срочно нужно к генералу!» – и мы вместе сбежим на свободу.
Пока я колебалась, решая, что именно проявить – солидарность или инстинкт самосохранения, – голос в трубке неуверенно позвал:
– Лен, это ты?
– Я, я, – поддакнула я.
Почему нет? Может, генерал у меня немецкий, и я ему на родном языке отвечаю.
– А это я, Боря, – прозвучало в трубке. – У нас проблема. Даже, наверное, беда. Нас тут с Петром Палычем арестовали!
Ногой, как клюшкой, я подгребла к себе стул, кособоко опустилась на него и попыталась обмахнуться смартфоном. Не вышло – чай, не веер.
– Что? – Чуткая подруга, едва взглянув, уловила перемену в моем настроении.
– Все, – вздохнула я.
И постаралась не слишком радостно объявить:
– Боюсь, свадьба отменяется.
– Давайте объединим информацию, – предложила я, побарабанив пальцами по столу.
Получилось не выразительно, как я хотела, а почти бесшумно: тетя Ида накануне покрыла видавшую виды краснодеревянную столешницу новой кружевной скатертью. Точнее, тоже старой – недавно приобретенной на одном из блошиных рынков, куда тетушка с подругой Марфинькой ходят регулярно, как на работу.
Как раз на работу-то им ходить не надо: мадамам крепко за восемьдесят, и они ведут полный разнообразных приятностей образ жизни интеллигентных особ, не лишенных средств к существованию и не обремененных обязанностями.
Мне б так жить. И желательно не в восемьдесят пять, а пораньше.
– Информация подождет, – решительно возразила тетушка. – Займемся ею после третьего.
Она стояла, как часовой, только не с ружьем, а с половником наготове рядом с Борей, который как раз занимался первым – наваристой ухой. И тетя, против обыкновения, не делала едоку замечаний, хотя он совершенно некультурно давился и чавкал. Можно подумать, его год нормально не кормили, держали на хлебе и воде!
Я покосилась на Ирку – она сидела рядом со мной, подпирая подбородок ладонью и глядя на Фаберженка с нескрываемой жалостью. Если бы матушка графа Монте-Кристо дожила до его освобождения из застенков, взирала бы на своего сыночка точно так же. А ведь нашему мальчику даже не довелось отведать тюремных харчей, его отпустили через пару часов после того, как задержали!
– Не пойму, Боря, когда ты успел настолько оголодать? – Я закатила глаза.
Хрустальная люстра на потолке подмигнула мне радужным бликом: давай, мол, жги!
Получив хоть чье-то одобрение, я продолжила с нажимом:
– Хочу напомнить, что кое-кто прямо сейчас сидит на нарах и хлебает баланду.
– В нашей стране кто только не сидит, – буркнула тетушка, но все же отложила половник, не став подливать Фаберженку добавки.
А Ирка не вполне искренне сказала:
– Нам всем, конечно, жаль Петра, которого несправедливо посадили…
– Пока только задержали! – поправила я, быстро поплевав через левое плечо. – И считаю, мы должны сделать все возможное, чтобы вытащить его из КПЗ.
– Испытываешь чувство вины? – проявил неожиданную проницательность Фаберженок, отставив в сторону пустую тарелку и потянувшись за полной – со вторым. – Потому что вы были там вместе, а задержали только Палыча?
– Кстати, как так вышло? – Ирка прекратила глазеть на едока и посмотрела на меня. – Петя там, а ты тут?
– Вам интересно, неужели? – съязвила я, окинув взглядом всех присутствующих и не увидев сочувствия ни на одном из окружающих меня лиц.
Все смотрели с любопытством и легким укором! Разве что кот Волька глядел безразлично, но у него же не лицо, а морда, он не в счет.
– Думаю, все просто: Петя поступил как настоящий джентльмен и не сказал, что на той злосчастной экскурсии мы были вместе, – объяснила я. – Тем более что я, в отличие от него, не оставила следов и улик. Я ничего там не трогала, только смотрела и фотографировала. А вот Петя мало того что пытливо щупал все вокруг, он еще и одну перчатку там потерял.
Я немного подумала и добавила:
– Или ее у него из кармана вытянули и специально туда подбросили.
– Туда – это куда конкретно? У меня до сих пор нет цельной картины случившегося, – посетовала Ирка.
– Ни у кого ее нет, даже у следствия, – успокоила я ее. – Иначе нашего Петю не повязали бы как единственного подозреваемого.
– Подозреваемого в чем именно? – Тетя помассировали виски. – У меня в голове полный сумбур. Вы ушли гулять по городу, не вернулись к обеду, хотя я сварила роскошную уху, но нет, вы предпочли какой-то общепит… И только к ужину явились – в усеченном составе и с жуткой новостью! Петя в КПЗ, я вас услышала, но где же все остальные?!
– Джульетта с мамой и тетей осаждают следователя, пытаются добиться свидания с задержанным, – объяснил Боря, с аппетитом доедая второе. – Они родственники, мы – нет, и нас оттуда погнали.
– Мы сами ушли, решив без промедления действовать самостоятельно, – с большим достоинством поправила его Ирка. – Давайте уже начнем, а? Ленка правильно говорит, надо суммировать информацию.
– Момент, я только разолью компот. – Тетушка убрала со стола грязную посуду, наполнила стаканы, выставила блюдо с пирогом, удовлетворенно оглядела натюрморт и опустилась на стул, милостиво позволив: – Начинайте.
– Сначала ты. – Я кивнула Боре.
Он с сожалением отставил стакан с компотом, поднял глаза к потолку и пожал плечами:
– Я мало что понял. Мы с Петром Палычем пришли к тому дому…
– Самому маленькому в Петербурге, – пояснила я для тетушки.
– Петр Палыч откуда-то уже знал код замка в подворотне, так что мы сразу прошли за калитку, попетляли по дворам и поднялись по каким-то жутким ступенькам. Петр Палыч сказал: «Вряд ли кто-то дома, хотя, может, они вернулись уже» – и всего разочек стукнул в дверь. Сразу открыл какой-то хмурый мужик…
– Нам открывал не хмурый, – припомнила я.
– Вам другой открывал. – Боря помотал головой. – Не полицейский.
– Откуда взялся полицейский? – не поняла я.
– Из полиции, откуда же еще?
Все (кроме кота, который благополучно уснул) посмотрели на меня, как на тупицу.
Я ощутила раздражение – сами, можно подумать, умники! – и ядовито поинтересовалась:
– То есть вы с Палычем вломились в хату, где работала полиция, как к себе домой, да? Еще и ляпнули, наверное, что-нибудь подозрительное и настораживающее?
– Это не я! – Боря вскинул руки. – Палыч очень вежливо сказал: «Здрасьте, а можно нам, я тут недавно сегодня был уже и…»
– И? – поторопила я рассказчика, потому что он замолчал.
– И все. Нас впустили, и это… Палыча уже не выпустили. – Боря поник головой.
– Теперь давайте я. – Ирка спешно прожевала кусок пирога и подхватила нить повествования: – Когда наш мальчик позвонил, а Лена, Катя, Джуля и ее мама сорвались по тревоге в отделение, я прогулялась к тому желтому домику.
Я покивала: так и знала, что подруга не просто так отказалась утрамбовываться в вызванное нами такси пятой. Поспешила без помех оглядеться на месте происшествия! У нее с некоторых пор это идея фикс: нельзя без такого осмотра начинать расследование.
– У желтого домика стояли два фургона, белые с синими буквами – райотдела полиции и криминалистической лаборатории, но в них никого не было, – с сожалением сказала подруга, но тут же справедливо добавила: – А если бы и были, наверняка не стали бы мне ничего говорить. Но в соседней подворотне отиралась бабка…
– Что еще за бабка! – Тетя Ида поморщилась.
Думаю, она хотела дать понять рассказчице, что «бабка» – не то слово, которым стоит называть петербурженку, даже если та всего втрое моложе Северной столицы, но Ирка восприняла прозвучавшую реплику как конкретный вопрос:
– Классическая такая бабка, в вязаной кофте и платке из искусственного шелка. Лицо как печеное яблоко, коричневое и сморщенное, а глазки живенькие, так и стреляют туда-сюда. Типичная Арина Родионовна, дуба с котом не хватает.
Все посмотрели на кота, невозмутимо дрыхнущего не на дубе, а на высокой и крутой деревянной лестнице. Кот открыл один глаз, поднял голову, сладко зевнул и снова растянулся ковриком. Тетя Ида раздраженно цокнула языком, и только тут Ирка провела параллель и, осознав свою бестактность, поспешила сказать: