Елена Рахманина
Куплю тебя. Дорого
Глава 21
Смотрю на него волком, а у самой поджилки трясутся. Сколько раз мне повторяли, что следует вести себя хитрее, быть мягче. Но нет. Мне надо в лоб всё выложить. А если не поймут, подойти и запихнуть своё мнение поглубже.
Улыбается криво, поднимая вверх уголок губ, но глаза остаются холодными. Да, ему явно понравилась порка и, если представится возможность, он её повторит.
– Ложись на живот, – встаёт с кровати, уступая мне место.
А я стою, не двигаюсь. Только смотрю на то, как он перекатывает пальцами баночку с мазью. Поднимаю на него взгляд. Уши горят. Сглатываю слюну.
Он хочет нанести мне эту байду на зад? Сам?
Почему-то это предположение откликается во мне ещё большим стыдом, чем розги.
Качаю отрицательно головой. Не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Внутри после произошедшего рождается сопротивление. Но кому интересны мои желания? Безнадёжность и безысходность накрывают следом.
– Я это сделаю, хочешь ты того или нет.
Вот и всё. Как чудесно иметь выбор. Если я отказываюсь, он приложит силу, если я соглашаюсь, то всё пройдёт мирно.
В моём взгляде столько ненависти и ожесточённости, что иной на его месте давно бы уже превратился в пепел. Но этому человеку безразличны мои чувства.
Я залезаю на постель, отворачиваюсь и утыкаюсь щекой в подушку, изучая серую стену.
Сначала он задирает подол вверх, и мне приходится ему помочь, приподнимая бёдра. Сцепляю зубы от злости. С языка так и просится отборный мат.
На мне нет трусиков. Они постиранные висят на батарее. И Ратмиру сразу открывается уже привычный вид моей задницы.
Слышу, как поворачивается металлическая крышка. Как он кладёт её на прикроватную тумбочку. А в ушах бьёт кровь. Сердце колотится от предвкушения. Мой организм меня не слушается, между ног рождается томление. Тепло распространяется по всему телу, а он даже ещё не успел ко мне прикоснуться.
Я вздрагиваю, ощутив на ягодицах прохладную мазь. Пальцы очерчивают каждую ссадину. Все волоски на коже встают дыбом. Я ежусь, как от холода, и сжимаю руками подушку.
Эта пытка куда более изощрённая, чем произошедшая парой часов ранее. Сладкая. Кусаю нижнюю губу, мучаясь от желания. Между ног влажно, капелька сползает по голому лобку на постель. Надеюсь, он не понимает моего состояния.
А я точно не понимаю его. Ни за что в жизни не поверну к нему голову и не посмотрю в его сторону, чтобы проверить. Лучше сгорю на месте.
Рука Сабурова перемещается с ягодиц к пояснице. Проходит по спине. Изучает. Словно ему интересно, какая я на ощупь. Плечи сводит, и я ими передёргиваю. Кожа становится гиперчувствительной, всё моё естество откликается на его близость.
Какая короткая память у тела. Боль забыта, а кости плавятся, отвечая на каждое его прикосновение.
– Серафима, – моё имя так странно звучит в его устах, я замираю, прислушиваясь, с трудом концентрируя внимание, – пока твой долг передо мной не погашен, ты моя собственность. Если данный факт для тебя не был ясен до этого момента.
Мне невдомёк, к чему эти слова. Сознание вяло продирается обратно наружу, будто я накурилась чем-то нелегальным.
Неожиданно он сжимает до боли мою шею сзади, заставляя оторвать голову от подушки и заглянуть в его глаза. Холодные. Яростные.
Переход от неги к боли резкий и разительный.
Смотрю на него ошарашенно, не понимая этой перемены.
– Если я ещё раз увижу тебя в компании постороннего мужчины, твой долг увеличится вдвое. И так будет каждый раз. А тебя будет ждать наказание.
Я хватаю воздух, как рыба, выброшенная на берег, и сказать в ответ ничего не могу. Пытаюсь найти в его глазах подсказку, которая объяснила бы его странное поведение, дала понять, чем обоснован наезд. Но мне совершенно невдомёк.
Это что, из-за того, что я обменялась парой слов с Та́ми? Да какая ему вообще разница? Он же решил, что я гожусь лишь в прислугу. Обслуживать его семейство. С чего я вдруг должна ограничивать своё общение? Даже если бы я осталась «девочкой» Айлы, мне не пришлось бы хранить кому-то верность.
– Ты про Та́ми? – хлопаю ресницами, в голову будто ваты напихали. – Не понимаю.
Сабуров ослабляет хватку. После такого захвата на шее наверняка останутся следы. Впился в меня как клещ.
– Он брат моего товарища, не создавай проблем ни себе, ни ему, – пояснение настолько исчерпывающее, что мне остаётся лишь гадать, как далеко он готов зайти.
Его рука надавливает на шею, заставляя вновь лечь на подушку. Сопротивляться бесполезно.
Пальцы принимаются разминать то место, где вскоре проявятся синяки. Массируют кожу головы, находя на какие-то особые точки, отчего я моментально расслабляюсь. Закрываю глаза, стараясь не думать о том, кто дарит эти ощущения.
Он действует со знанием дела. Я в руках мастера. Неприятные ощущения отступают.
Только память хранит обиду и недоумение.
Нежность. Грубость. Снова нежность. Словно он хочет выдрессировать, сделав меня своей послушной собачонкой.
Будь я хотя бы чуточку бодрее, наверняка повела бы себя иначе. Но усталость забрала все силы.
А в иной ситуации я бы, безусловно, взбунтовалась. Наговорила бы ему кучу гадостей, осложнила бы себе жизнь в разы. Хотя куда хуже? А теперь он, вероятно, решил, что я вняла его наставлениям.
Не знаю, как ему это удалось. Но вскоре я просто отключилась. Уснула.
Глава 22
Проснулась спозаранку, чтобы успеть в спортивную школу. За окном темно. Деревья и кустарники на территории особняка запорошены снегом и украшены гирляндами. Словно в сказку попала. Жаль, что в чужую.
На ягодицах появились некрасивые разводы. Но, по крайней мере, задница уже не горела.
Переодевалась в женской раздевалке, повернувшись спиной к стене. Не хотелось услышать в свой адрес шуточки. Или наоборот. Сочувствующие вопросы от сердобольных и любопытных.
После третьей тренировки за день, забрав свою старушку из автомастерской, я поехала в дом Сабурова. На машине дорога заняла вдвое меньше времени. Правда, её очередной ремонт обошёлся в копеечку, но время дороже.
Остановившись у ворот, я посигналила. А в ответ тишина. Видимо, мой автомобиль не прошёл «фейсконтроль» и выбракован, как не достойный чести пересекать территорию родового гнезда.
Опустила боковое стекло и высунулась корпусом из машины.
– Эй, есть там кто? – обращаюсь к тонированному посту охраны.
Из-за двери выглядывает Та́ми. Какая удача.
– Добрый день, – здоровается формально, пряча глаза.
Я по-прежнему наполовину торчу из окна драндулета, жую жвачку. Нахально улыбаюсь ему во все тридцать два зуба. И чхать я хотела на его хозяина. И на своего тоже.
– Привет, красавчик, не откроешь мне ворота?
Губы Та́ми подрагивают. Чую, что он хочет ответить мне улыбкой, но не решается. Боится? Много бы отдала, чтобы услышать его разговор с Сабуровым. Вряд ли тот сначала наглаживал ему зад, а потом принялся угрожать.
Та́ми обращается на неизвестном мне языке к другому мужчине. Ворота распахиваются в разные стороны.
У дверей особняка стоят элитные автомобили. И мой среди них выглядит как нарыв. Совершенно не к месту.
Из дома выбегает мачеха Ратмира. Её лицо красное. Разгневанное. Она лопочет какую-то абракадабру. Не разобрать. Одно я знаю точно. Виной её плохого настроения являюсь я.
Медленно выбираюсь из машины. На улице мороз. На мне довольно тонкая куртка, грубые ботинки и короткая мини-юбка, открывающая вид на бесконечно длинные ноги. Знаю, что природа не поскупилась.
Рассчитывала, что за рулём долго мёрзнуть на улице не придётся. Однако холод мгновенно пробирает до костей.
Женщина совсем не высокая. Едва достаёт мне до плеча. И машет руками под самым моим носом, продолжая кричать. Как будто в турецкий сериал попала. Дамочка, наверное, уже прокляла меня до седьмого колена.
Стою растерянно, не понимаю, чего ей от меня нужно. На русский она так и не изволила перейти.
Наконец появляется Ратмир. В деловом костюме, словно в офисе провёл целый день. Он сидит на его мощной фигуре ладно. Выглядит так, точно сошёл со страниц мужского журнала о моде и стиле. Только пара расстёгнутых верхних пуговиц выдают некую расслабленность. Босс. Может себе позволить.
– Что за переполох? – обращается к ней, но смотрит на меня. Хмуро. Скользит взглядом с головы до ног и обратно. И остаётся недоволен проведённой ревизией.
– Эта овца приехала на своём уродливом автомобиле! К нам!!! Что о нас скажут соседи! Ратмир, я требую, чтобы ноги её больше не было в нашем доме!
Сабуров морщится. Чую его желание отмахнуться от неё, как от назойливой навозной мухи. А мне почему-то становится весело.
– Возвращайтесь в дом, – холодно говорит ей.
Когда к тебе обращаются в подобном тоне, не поспоришь.
Присмирев, посылает мне последний взгляд, перед тем как развернуться и уйти. Полный обещания кровавой расправы.
– Ну раз мне тут не рады, я, пожалуй, поеду домой. Жаль, что не сложилось. Не срослось, – смотрю на него, склонив голову.
Заталкиваю подальше воспоминания о минувшей ночи. Впрочем, от мороза всё равно щёки алые.
– Что это? – показывает жестом на мою машину, игнорируя произнесённые слова.
Что ж, не получилось. Но я попробовала.
– Не «это», а раритетный автомобиль, – любовно глажу «шестёрку» по бамперу.
Сабуров странно на меня смотрит.
В моей памяти, как в фотоальбоме, сохранены разные выражения его лица. Чаще всего оно одно – равнодушное. Как у каменного изваяния. Словно он пресыщен жизнью не первую сотню лет. И его ничем не удивить.
– Неужели ни один из твоих… – он запинается, подбирая слова, – любовников не удосужился подарить тебе машину получше?
Вопрос как пуля в лоб. Неожиданно болезненный и меткий. И сбивающий наповал с ног.
Я почему-то забыла, за кого он меня принимает.
За дешёвую шлюху. А они все дешёвые. Даже самые дорогие.
Больно смотреть ему в глаза. Его взгляд слишком пронзительный. Будто сломал замок и теперь заглядывает в приоткрытую створку. Из которой душу видно.
– А это папик и подарил, – захлопываю дверь перед его носом и смотрю на него, высоко задрав подбородок, растягивая губы в искусственной улыбке, – как говорится, как обслужила, то и заслужила.
Мы стоим не двигаясь, наверное, целую минуту. Не сводя друг с друга глаз. Он пытается прочитать меня. А я одна за одной выпускаю иголки.
– Иди за мной.
Разворачивается и следует в дом. Напряжение отпускает, и я понимаю, что даже не вздохнула. Не ёжик, а надувшаяся рыба-шар. Ещё чуть-чуть – и лопнула бы.
Тёплый воздух окутывает с головы до ног, опьяняя и расслабляя.
Сабуров даже не даёт времени разуться. Да и зачем? Мне же самой потом драить эти полы.
– Патимат, закажи для Серафимы нормальное платье. Или она в таком виде уборкой занимается? – пересекая широким шагом кухню, обращается он к женщине.
Я смотрю на свои коленки, обтянутые лайкрой, и не пойму, что его не устраивает.
Судя по взгляду Патимат, она тоже недоумевает. Смотрит на нас растерянно.
Ах да. Та́ми. Может, Ратмир блюдёт его честь и переживает, что я совращу брата приятеля?
– У меня нормальная одежда, – злясь чеканю, выделяя каждое слово, – что тебя не устраивает?
Глаза Патимат мечутся с меня на хозяина дома. Испуганные. Похоже, я перегибаю палку, а остановиться не могу.
– В этом доме такие правила, Серафима, – пытается разрядить обстановку Патимат, пока Сабуров закипает.
– Клала я на ваши правила, – не успеваю договорить последнее слово, как пальцы Ратмира оказываются на моей шее. Сжимают, приподнимая вверх. Я почти вишу, касаясь пола самыми кончиками носков, и смотрю в тигриные глаза. Обманчиво спокойные.
– Я говорю – ты делаешь. Не делаешь – будешь наказана.
Глава 23
Странно, но только сейчас до меня доходит, что ему достаточно сомкнуть пальцы чуть сильнее и я задохнусь. Сабурову даже не составит труда это сделать.
Почему мне раньше казалось, что он спокоен? Вот смотрю на него. Лицо расслабленное, а глаза полыхают. И ведь ему хочется меня придушить. А мне так не хочется отступать.
Царапаю ногтями его запястье, хрипло повторяя:
– Отпусти.
Но не отпускает. Желая закрепить полученный мной урок. Понимаю это интуитивно. Читая эти мысли в его глазах. Он доносит до меня, что может стереть в порошок. И от меня даже мокрого места не останется.
А все мои инстинкты кричат: бежать, бежать, бежать.
Размыкает пальцы, поправляет запонки, возвращая рукав обратно. Будто договор подписывал. Или делал ещё нечто обыденное. Именно так он и выглядит. Словно душить тощих девчонок для него в порядке вещей.
Дышу тяжело, растирая шею. Смотрю на него с ненавистью.
– На завтра приглашены гости. Я хочу, чтобы Серафима прислуживала за столом.
Он обращался к Патимат.
Я опустила глаза в пол, пытаясь спрятать эмоции.
Убирать пустые комнаты – это одно. Там, за закрытой дверью, меня никто не видит. Я привыкла к физическому труду, он не страшит меня. Но Сабуров хочет унизить. Показать диковинную горничную своим друзьям? Доказать, что подчинил меня?
Только представив завтрашний вечер, мне стало дурно.
Но я стою, расправив плечи, поднимаю ресницы, упираясь глазами в его взгляд. И сцепляю зубы.
* * *
– Ох, Серафима, я ещё никогда не видела Ратмира таким злым, – причитает Патимат, кружа вокруг меня после его ухода, – нельзя так неуважительно вести себя с мужчиной. Тем более, он помогает тебе.
Эти слова как соль на рану. Помогает. Да, наверное, стоило бы испытывать хоть капельку благодарности. Ведь он спас мою жизнь. Но ничего подобного я не чувствую. Может, мешает понимание, что для него это лишь способ меня проучить. Показать, как плохо быть продажной девкой.
Патимат всё продолжает говорить и говорить.
Моё отношение к «благодетелю» так не вписывается в её представления о поведении достойной девушки. Я молчала, не пытаясь её разубедить. Её так воспитали. Быть покорной. А меня после смерти отца воспитывать оказалось некому. Я выживала.
Глава 24
Никогда ещё я с такой неохотой не ехала в дом Сабурова, как на следующий вечер. Так и слышала его голос в своей голове, нон-стопом повторяющий одно слово: прислуживать.
В этот раз через центральные ворота меня пропустили без проблем. Но парковаться у дома не позволили. Специально открыли гараж. Впрочем, свободных мест всё равно не оказалось. Двор заполонили иномарки, которых я раньше не видела. Гости.
Хотелось развернуться и уехать, откуда приехала. И пускай потом этот чёрт ищет меня и наказывает.
Посидела так некоторое время в машине. Обдумывая план.
Но найдет же. И придумает кару похлеще.
Патимат оставила новый наряд для бедной Золушки без феи-крестной в комнате горничной.
Отвратительное чёрное платье с воротником-стойкой закрывало даже шею. Сидело, как ни странно, по фигуре, подчёркивая небольшую грудь и тонкую талию. Из-под длинной юбки торчали лишь носки туфель – тоже часть наряда. Фу.
Не могла смотреть на себя в зеркало. То ли монашка, то ли рьяная мусульманка. Похожу тут ещё неделю в этом наряде, глядишь, и свинину перестану есть, и платок повяжу на голову.
– Надеюсь, теперь ты понимаешь своё место в нашем доме.
Нашем? Странно слышать подобное от седьмой воды на киселе. Может, действительно метит в супруги Ратмира.
Мадина рассматривает меня, стоя в дверном проёме. Сама она облачена в шелка от кутюр. В дорогие и, на мой взгляд, безвкусные шмотки. Аляповатые. На поясе значок известного бренда. Пухлое запястье украшают золотые часы, сверкающие бриллиантами. Яркий макияж, несомненно, добавляет привлекательности её по-восточному красивому лицу.
Как бы мне ни хотелось признавать, но она миловидная девушка. Тёмные густые волосы, соболиные брови, карие глаза. Такая внешность не нуждается в косметике.
– Ты, главное, своё не потеряй, – прохожу мимо, толкая плечом.
Навстречу идёт Патимат и тут же стреляет глазами в Мадину. Словно чувствуя возможную потасовку. Но девушка просто уходит. Конечно, её ждёт компания Ратмира и его друзей. Интересно, что это за друзья?
Я не знала, чего ожидать. Вероятно, компании тех мужиков, что были с ним в ночь нашего знакомства в клубе. Но вместо них обнаружила сидящими за столом молодых людей. Несколько пар возраста Ратмира. Одинокого мужчину, лицо которого мне казалось смутно знакомым, но откуда, не могла понять. И девушка… блондинка, сидевшая за столом рядом с Ратмиром.
Я увидела её и встала, как вкопанная. Такой подставы я почему-то не ожидала. Едкое, противное чувство разлилось в груди. Оно мне было настолько малознакомо, что я даже не сразу его распознала. Ревность. Ядовитая и удушающая.
Нет. Я не влюблена в Ратмира. Это же сюр. Как можно втюриться в того, кто считает тебя своей… вещью.
Но меня задевает его выбор. Разве я хуже её? Менее красивая? Да, внешне совершенно другая. Далеко не такая фигуристая. Совершенно неопытная. А кому нужна куртизанка без практики и способностей? Эта, наверное, освоила все навыки минета не хуже порноактрис.
Мне невдомёк были нравы его семьи. Но, судя по комментариям Патимат, Ратмир весьма пренебрегал традициями. Мачеха даже не спустилась на ужин и вроде как лежит в постели едва не с сердечным приступом. Только Мадина сидела за столом с лицом потерянной собачонки.
Патимат объяснила, что мне нужно делать. Впрочем, от меня мало что требовалось. Я просто стояла в углу и ждала распоряжений. Хозяина. Большую часть работы выполняла Патимат. Может, пожалела мою гордость, не знаю.
Я наблюдала за поведением блондинки. Следила за каждым взглядом Ратмира в её сторону. С досадой обнаружив, что она ему нравится. Но такая не понравилась бы только слепому.
Сегодня я ей не конкурентка. На ней короткое откровенное алое платье. Её наряд его, похоже, не смущает. Буфера вот-вот вывалятся из выреза. Даже мне трудно не пялиться на её богатства, что говорить про мужиков.
Вскоре гости переместились в другую часть дома. Расположившись на мягких диванах.
Может, оттого, что я сверлила её недобрым взглядом, она обратила на меня внимание. Насмешливо оценила мой наряд и что-то шепнула на ухо Ратмиру.
До этого момента меня едва ли замечали. Я стояла неприметно, в тени. Мой наряд и вовсе не вызывал интереса. Но она всё испортила. Подозвала, будто я официантка в ресторане, и повертела меж пальцев с длинными ногтями бокал с вином. Видимо, мне самой следовало догадаться, что я должна подлить ей алкоголя.
Вино хранилось в специальном холодильнике. Я уточнила у Патимат, что стояло на столе, и принесла новый бокал. Поставила его на столик. Ратмир ждал от меня покорности? Пусть получает.
Делала всё молча. Говорить с гостями меня не обязывали.
Очень надеюсь, что никто из них не увлекается художественной гимнастикой.
Девица смотрит на меня высокомерно. Не знаю, что у неё в голове. И возраст её определить не могу. Лицо гладкое, кожа холеная, но ей может быть с одинаковой вероятностью как двадцать пять, так и тридцать пять.
В какой-то момент я замешкалась. Не успела отойти вовремя от столика, а девушка Ратмира, вместо того чтобы взять бокал в руки, смахнула его на пол. Я чётко видела этот жест. Она сделала это специально.
Тонкое стекло рассыпалось у моих ног.
– Ох, Ратмир, прости, – слышу её сладкий голосок, и желудок скручивает. Отмечаю, как она проводит рукой по его плечу, царапая острыми ноготками.
– Ничего. Серафима, убери.
Сабуров отдаёт мне приказ, а внутри просыпается вулкан.
– Она сделала это намеренно, – голос слегка дрогнул. Обида душит.
Судя по всему, Ратмиру плевать, что его подружка решила поразвлечься с прислугой. Поиграть в игры избалованных девочек, не маравших руки половой тряпкой ни разу в жизни.
Из дверей появляется Патимат. Я вижу её желание помочь. И вновь этот напуганный взгляд. До меня вдруг доходит, что она переживает именно за мою шкуру.
– Патимат, не нужно. Серафима справится, – обращается к ней Ратмир.
Женщина смотрит на меня умоляюще. Я так и читаю по её глазам: не упрямься, глупая девчонка. Покорись. Уступи.
Глава 25
А я продолжаю стоять как вкопанная рядом. Сверлю его упрямым взглядом.
И он смотрит. Ждёт. Знает, что деваться мне некуда. Я и сейчас ощущаю на шее его пальцы. Что ещё он придумает для меня, какое наказание, если ослушаюсь?
Но кто я здесь, чтобы иметь гордость? Зеро. Ничто. Меньше, чем единица. Его должница.
Он считает себя таким умным. А знает, что из себя представляет его девица? Или его всё устраивает… богатые могут позволить поведение и похуже. А возможно, и вовсе она ведёт себя так с его разрешения. Чтобы проверить, насколько я прогнусь.
Если подвернётся случай, я придумаю, как подпортить ей жизнь. И ему заодно. Не сейчас. Нет. Говорят, месть должна быть холодной. И мысли о ней будут греть меня по ночам.
– Я помогу, – с кресла поднимается молодой человек. Тот самый, лицо которого показалось мне знакомым. Смотрю на него, силясь вспомнить, где мы могли пересечься. Мы явно из разных кругов. Может, он попадался мне на тех вечеринках, куда я ходила по наводке Айлы?
В его глазах смесь веселья и печали. Странное сочетание. А ещё ему нравится то, что он видит, глядя на меня. Даже в этом нелепом наряде. Я буквально ощущаю, как он окутывает меня теплом.
– Нет.
Короткий ответ Ратмира заставил вновь вспомнить о его присутствии. Не стала даже смотреть в его сторону. И так чую – он взбешён. Только не уверена точно, в чём причина бешенства. Моё промедление или поступок товарища.
Вызвавшийся помочь мужчина останавливается на месте. Идти против хозяина дома, вероятно, ему не хочется.
Не буду создавать новых проблем – ни себе, ни ему.
Опускаюсь, чтобы собрать осколки бокала на ладошку. Они разбросаны прямо у чёрных лодочек гостьи. Длинная юбка только мешается, поправляю её как могу – не привыкла к такой пуританской длине.
– Какая у тебя интересная прислуга, – замечает блондинка, – где ты её нашёл? Мне тоже нужны русские девочки в обслугу.
– Подобрал в ночном клубе. Искала работу. Неправда ли, она неплохо украшает мой дом? – его комментарий заставил меня вздрогнуть.
Не ожидала подобной откровенности и… подлости.
Он едва ли не во всеуслышание заявил, что я шлюха. Причём довольно неудачливая.
Стекло хрусталя тонкое. Нежное. Я даже замечаю, как осколок впивается в кожу, раня до крови. Прикусываю губу. Чёрт.
Патимат подбегает, помогая выбросить мусор. А я ощущаю на себе взгляд Ратмира. Но смотреть на него не хочу. Интересно, он доволен? Получил удовольствие от того, что я едва ли не опустилась перед ними на колени? От того, что он вытер об меня ноги?
Все его друзья смотрят на эту сцену. Молча. Классное он развлечение им придумал. Аниматоров заказывать не нужно.
Вытираю влажной тряпкой с пола жидкость, поднимаюсь и ухожу.
– Оставь, девочка, – Патимат забирает у меня из рук тряпку, – ты порезалась. Иди в ванную, там на полочке должна быть перекись. Обработай. Тебе помочь?
Качаю отрицательно головой.
На глаза наворачиваются слёзы. А я не хочу, чтобы кто-то понял, насколько произошедшая ситуация оказалась болезненной.
И дело далеко не в уборке. И даже не в насмешках блондинки.
А в нём.
Почему я до сих была уверена, что Ратмир не может со мной так гадко поступить? Намеренно оскорбив.
Я присела на край ванны. От обиды, злости и безысходности не смогла сдержать слёз. Тут никто не обнаружит мою слабость. Не ткнёт в неё пальцем, чтобы проверить, достаточно ли мне плохо. Или стоит надавить ещё.
Вздрогнула, когда дверь резко отворилась.
На пороге стоял тот самый молодой человек.
Я так и не потрудилась поискать перекись, чтобы остановить кровь, которая продолжала капать на проклятое платье.
А кого я ждала? Сабурова? Что он проявит хоть толику теплоты ко мне?
Стало неловко за эти мысли. И за своё состояние перед незнакомцем.
Наблюдаю за тем, как мужчина достаёт с полки чистое полотенце. Включает холодную воду и смачивает его. Затем выжимает.
Он касается моей руки, и я вздрагиваю. Не пойму, что ему нужно.
– Больно? – изучает порез на свету. Проводит осторожно по нему подушечкой большого пальца, словно проверяя, не осталось ли в ране осколка. А затем помогает мне сжать холодное полотенце.
Смотрю недоумённо. Ничего не соображая. Мысли хаотично мечутся в голове. Вдруг становится страшно, что эту невинную сцену застанет Сабуров.
А я хорошо помню его угрозы.
– Да, – отвечаю. Тихо. Голос из-за слёз хриплый. Но уже не плачу.
Моё тело привыкло к боли. К разной. Порез – ерунда. Но признаться, что слёзы вызваны обидой, не могу. Слишком унизительно.
– Мы знакомы? – спрашиваю, будто испытываю провалы в памяти. Но я однозначно его где-то видела.
– Не то чтобы знакомы. Я помог вам в тот день в квартире Сабурова.
Точно. Ночь после Айрата далась мне тяжело. Боль и усталость вытеснили из воспоминаний часть событий.
– Я собственность Сабурова. Уверены, что стоит мне помогать?
Смотрит на меня насмешливо. Нет, губы не изгибаются в улыбке. Она где-то в его глазах. Он надо мной смеётся?
