Елена Рейн
Ферзь. На грани
В машине было накурено, и стоял неприятный запах потных носков. Задержала дыхание, сглотнула и постаралась не думать об этом. За последние дни я к чему только не привыкла, но все же тяжело воспринимала неприятные запахи, не представляя, как люди не чувствуют их на себе. С детства не могла спокойно реагировать, а вот творческий беспорядок мне нравился, даже комфортно было.
Неосознанно повернула голову и посмотрела на пятый этаж, но свет в номере-люксе, в котором мы даже не отдохнули, не горел. Ферзь ушел. Взял награду и поставил большую точку в этом деле.
Что же… удачи ему.
Вздохнула и напряглась, как только мужчины сели впереди. Стоило выехать за огороженную территорию гостиницы, как водитель раздраженно воскликнул:
– И что?
– Рули, – грубо процедил бритоголовый, поглядывая по сторонам. Чувствовала, что он зол, но пытался выглядеть спокойным и безразличным.
– Как выпутываться? Ты же слышал, что он сказал. А Высоков приказал ее убрать. И я обещал… – с паникой в голосе пробубнил здоровяк, сжимая руль с такой силой, что, казалось, кожа лопнет.
– Рули и помалкивай! – с ненавистью рявкнул мужчина с татуировкой на лице, тут же поворачиваясь ко мне и выдыхая: – Чтобы ни звука. Поняла? Услышу – сразу грохну.
Поспешно кивнула. Я бы вообще могла исчезнуть с их глаз, чтобы никого не беспокоить, но сейчас было опасно пытаться это сделать. А слышать такие угрозы было страшно, тем более ждала худшего.
Казалось, что путь длился вечно. В салоне было прохладно из-за работающего кондиционера. Тихо сняла свою теплую кофту и укрыла дочь.
Как бы там ни было, не могла уснуть, несмотря на то, что стояла гробовая тишина и за стеклом была ночь. Разные мысли беспокоили меня, не давая покоя. Я старалась не думать о жестоком Ферзе, полностью переключившись на воспоминания о тете, как жили с ней, а потом и родителей вспомнила.
Стало обидно. Они за все время моего отсутствия даже не подали в розыск, не попытались забрать из психушки. Да и зачем? Наверное, сестре уже сделали операцию… а это для них главное. Как ни странно, всегда была в тени Лилии, будто вовсе и не родная дочь, а приемная. За столом, да и не только, всегда обсуждались успехи, проблемы, мероприятия практичной и умной сестры, а я была как изгой мира. Мама даже не слушала меня, вечно махала рукой, приговаривая: «Ой, Маша, ты, как всегда, летаешь в облаках и ходишь в розовых очках». Отец, постоянно затюканный недовольством жены, старался допоздна пропадать на работе, поэтому приходил ночью, ужинал и сразу отправлялся в зал, где они с матерью спали. Мы с Лилей делили единственную спальню на двоих, а когда в десятом классе любимая дочка привела парня, мама намекнула, чтобы я попросилась жить к тете, так как у сестры новая взрослая жизнь с достойным молодым человеком, работающим на хорошей должности.
Было стыдно, но все же поехала к родственнице, о чем ни разу не пожалела. Тетя у меня была невероятной души человек. Самая добрая и немного резкая, потому что честная. Я боготворила ее, а она любила меня. Родители и не вспоминали обо мне, только иногда, когда хотели похвастаться успехами Лилии и ее будущего мужа. А я для них всегда была на ранг ниже, поэтому и не рассказывала ничего, зная, что даже не заметят, если что-то будет не так. В душе всегда мечтала, что мама изменит свое отношение ко мне, но стало только хуже, когда заболела Лиля. Если быть честной, то до сих пор не знала, какой у нее диагноз. Мать постоянно звонила и обвиняла меня в том, что я здоровая, а их умная дочь, если не найти денег, станет инвалидом. Как-то так. А сама сестра относилась ко мне с презрением, как, впрочем, и ко всем, кто не имел математического склада ума, золотой медали и красного диплома.
Мысли потерялись, и даже не поняла, как уснула, проснувшись от резких выражений двух мужчин, обсуждающих звонок к Высокову. Мгновенно проснулась, но продолжала лежать с закрытыми глазами, не желая, чтобы они знали, что я подслушиваю.
Съежилась, когда раздался голос мужчины на переднем сидении.
– Доброго времени суток, Владимир Андреевич. Звоню уточнить… – возникла неприятная пауза – мужчина слушал Высокова, а меня затрясло от пронизывающего холода. – Конечно. Понял.
Дальше удушающее молчание. Почувствовала, как мужчина обернулся ко мне, постаралась дышать равномерно. Отметив, что я сплю, потому что лежала с закрытыми глазами, бритоголовый сел нормально. Ожидала того момента, когда меня начнут обсуждать, и дождалась:
– Владимир, тут такое дело… Ферзь попросил… – на этом слове мужчина запнулся, – привезти Марию к вам для беседы.
От напряжения забыла, как дышать. Слышала монотонный голос мужчины, которого когда-то очень любила, и дрожала от страха. Он резко выдавал слова, но что конкретно, не могла понять.
– Да, я помню. Но, понимаете, он дал понять, что будет недоволен, если она…
Охранник недоговорил – Высоков перебил его и начал громко кричать, потому что голос в трубке стал грубее и в несколько раз сильнее. Подсознательно я надеялась, что Владимир пожалеет меня и откажется убивать, ведь мы… не чужие люди, у нас есть маленькая дочь. Я так молилась, что он одумается…
Стало не по себе. Да и было глупо грезить об этом. Если бы Высоков был человеком хоть на каплю, то не поступил так с нами. Даже не представляю, как еще он может поступить со мной. И что я сделала такого, чтобы он так безжалостно ко мне отнесся? Доверилась и влюбилась в добрые слова? А он… втерся в доверие, использовал, как инкубатор, а потом, когда Алена подросла… сдал в психушку. Жестоко и подло. Разве так поступают настоящие мужчины? И он еще твердил о достоинстве и уважении…
Невероятно, если бы я сама не позвонила ему тогда на работу и не узнала, что у него есть любимая жена, то так бы и не понимала, что произошло. Мне ведь тогда… когда Высоков привел врачей, слова не позволили сказать. Я только помнила крики, обвинения в краже его дочери, а потом пустота… и очнулась в палате.
– Да, конечно, вы нам за это платите. Не волнуйтесь, все будет так, как вы приказали. Извините за беспокойство, – пробубнил мужчина и отключился. Он бросил телефон на панель и, повернувшись к здоровяку, грубо отчеканил: – Нужно убрать ее.
Вздрогнула, стараясь удержать всхлип. Затрясло от мысли, что еще немного и все…
– Да ты гонишь?! Этот псих сказал, чтобы… – он подавился слюнями, прокашлялся и с возмущением воскликнул: – Да он на меня дуло наставил. Ему в радость замочить. Это же Ферзь, которого нанимают за большие бабки, и чтобы никто не знал. А если он рядом, следит за нами?
– Да ты брось. Зачем? За ней? – брезгливо сказал мужчина с татуировкой на лице. Скривился, намекая, что в такое верят лишь полные идиоты. – Кому она нужна? Просто этот маньяк любит строить из себя непонятно кого. Не кипишуй. Нужно в лес ее, и все дела…
– Нет, тогда ты сам, – убежденно отказался водитель, категорически не желая убивать женщину. Он резко посмотрел на коллегу и с недовольством выдал: – А если не просто так он сказал, доставить ее? Если проверяет? Он же не убрал волыну, пока я не согласился. Ждал моих слов. Ты же там был. Вдруг он трахал ее и решил…
– Ты не гони! Если бы важна была, тогда не отдал.
– Я не буду. Не так.
– А как? Да никому она не сдалась, тем более Ферзю, так что успокойся!
Мужчины перестали говорить, каждый думал о своем. Я же не могла дышать, еле сдерживая слезы, понимая, что в любом случае не довезут. А если… сбежать… Но я не могу оставить дочь. Без нее сойду с ума…
– Через полчаса заедем на территорию города. Повернешь на автовокзал. Там ее в туалете порежешь. Никто не догадается, а для Высокова – мы избавились от нее в пути, для Ферзя – она сбежала. Это так… для подстраховки. Уверен, что он уже забыл о том, что говорил нам.
Брюнет посмотрел в окно и выдал:
– Ладно. Согласен. Уверен – в восемь утра это можно сделать по-тихому.
– Еще бы, – вдруг загоготал мужчина на переднем сидении. – Уж мы-то знаем.
Глава 3
Чем подъезжали ближе к городу, тем сильнее меня трясло. Я была похожа на труп, и не представляла, как можно выкарабкаться из этого ада. Хоть открывай дверь и выпрыгивай, надеясь на чудо.
Оказывается, самое поганое чувство, это когда находишься в безвыходном положении и знаешь, что еще немного и больше тебя не станет. И в то же время не до конца осознаешь, отказываешься верить, до последнего надеешься на удачу. Я не могла принять, что вот так можно взять и убить. Я ведь живой человек. Как можно так безжалостно? Почему?
Когда дочка стала копошиться и открыла глаза, с любовью посмотрела на нее и прошептала:
– Привет, зайка.
– Мама, я хочу… – она посмотрела по сторонам и, обняв тонкими ручками за шею, тихо проговорила про туалет.
Вздохнула и, набравшись смелости, громко спросила:
– Можно остановиться? Алена в туалет хочет.
– Потерпит, – нагло выдал бритоголовый, громко зевая, очевидно, не зная правил приличия. Он неимоверно вызывал отвращение.
– Маленьких нельзя заставить, если не сходить, то прямо здесь наделает.
Здоровяк мгновенно повернулся и, надув губы толстым пельменем, вдруг предложил:
– Эй, Алена, а можешь немного потерпеть и я тебе куклу куплю?
Дочка нахмурилась, а потом с умоляющим взглядом посмотрела на меня.
– Мама, а можно дядя мне куклу купит? – пролепетала она, с надеждой всматриваясь в мои глаза.
– Конечно! – рявкнул бритоголовый, но моя девочка на его слова лишь сильнее прижалась к груди, ожидая моего решения. Я погладила по светлым волосам ладонью и подумала о том, что нужно заплести ее.
– Можно, если я рядом. Но у чужих нельзя ничего принимать.
– Я знаю, – со вздохом проговорила она и, улыбнувшись, подалась ко мне и поцеловала. С таким отчаянием сжала ее в своих объятьях и просто сидела, не обращая ни на что внимания, вдыхая самый нежный и родной запах.
Когда машина остановилась, меня всю передернуло. Я даже боялась дышать, а будущие назревающие события душили сознание с огромной силой.
– И как? – рявкнул здоровяк, поворачиваясь к напарнику.
– Пойдем, – гневно сообщил мужчина с татуировкой и вышел. Он открыл багажник и достал мои вещи, через секунду распахнув дверцу. Было страшно, желала остаться здесь, но лучше не раздражать, чтобы не навредили Алене.
– Выходите, – послышался приказ со стороны.
Я вышла и помогла спуститься своей девочке, оглядывая пустую парковку. Мужчина это заметил и резко дернул за волосы, опаляя лицо зловонным запахом, цедя каждое слово:
– Задумаешь глупость, девчонку при тебе задушу. Поняла, сучка?
Алена прижалась к груди и спрятала лицо в рубашку, а я боялась пошевелиться, не желая отвечать или спорить.
– Все, идем, – буркнул здоровяк мне и тут же обратился к Алене: – Как справишься со своими делами, мы с тобой пойдем в магазин за куклой, а мама поговорит с дядей.
– Я не хочу, чтобы мама… – закапризничала дочка, обняв за шею маленькими ручками.
– Она тебе сюрприз сделает.
– Какой? – осторожно спросила дочка, но все промолчали, а я не желала обманывать.
Пока шли, с сожалением признала, что автовокзал почти пустой. Оказавшись в туалете, мужчина вошел первым, и, схватив в углу табличку с надписью «Уборка», повесил с той стороны. Меня в жар бросило, и я не могла идти, но сильный толчок в спину помог, отчего полетела прямо, чуть не падая, продолжая сжимать маленькое тело в своих руках.
– Ну, давай, и пойдем куклу покупать, – проговорил здоровяк и лениво облокотился на стену, закрывая дверь.
Поставила дочь на пол и отвела в кабинку. Руки дрожали, пока помогала снять джинсы. И когда Алена справилась, я натянула на нее одежду и обняла, не в силах отпустить ее от себя.
– Мама, пойдем?
На глазах выступили слезы. Я ничего не могла сделать. Кивнула и, сжав ее крохотные пальчики, вывела из кабинки. Здоровяк недовольно смотрел на нас, а потом произнес:
– Ну что, пойдем куклу выбирать?
– Я с мамой… – начала Алена, но бритоголовый недовольно рявкнул:
– Мы с мамой поговорим, а вы пока выбирайте… И без слез, а то ничего не получишь.
– Я не хочу… без мамы, – обиженно пролепетала малышка, хватая меня за ногу. Хотелось подхватить на руки и убежать, но только напугала бы дочь.
– Тебя не спрашивают!
Дочка расплакалась, и я подхватила ее на руки, но в следующее мгновение ребенка начали вырывать из моих объятий. Сил не хватило, поэтому я полетела к стене, больно ударяясь о кафель.
Громкий плач вернул в реальность, и я с волнением посмотрела на свою девочку. Она попыталась подбежать ко мне, но огромный мужчина подхватил на руки и понес, что-то ей успокаивающе выговаривая. Дочка не успокаивалась, и меня ее призывы сводили с ума.
Одна… без меня.
С ужасом смотрела на закрытую дверь, понимая, что мы остались одни.
Перевела взгляд на бритоголового и отметила презрительную ухмылку. Мужчина подался ко мне и процедил:
– Ну, что же… побегала, пора и честь знать.
Уперлась рукой в стену, медленно поднимаясь, пытаясь уловить, что он для меня придумал. Ужасный человек. От него огромной волной шло презрение и ненависть. Глаза блестели от предвкушения смерти. Маньяк.
На мгновение стало жутко, как я могла в «такое» вляпаться, но уже ничего не изменишь.
– Пожалуйста, не нужно, – пролепетала с отчаянием, пусть и знала, что мои слова его позабавят.
Мужчина с удовольствием перевел взгляд на нож, появившийся в его ладони, и пошел на меня, обвиняюще выговаривая:
– Ты бы знала, как твоя беготня меня раздражала. Бегала она, сучка, по всем дырам, а мне приходилось искать. Но ничего, теперь добегалась.
Он вытянул руку и, хищно оскалившись, предвкушая свое справедливое возмездие, сделал шаг. Я в ужасе вскрикнула, не в силах отвести взор, но тут же раздался грохот открываемой двери, и мы одновременно повернулись, наблюдая совершенно спокойного Ферзя с пистолетом в руке. Он поднял пушку и нацелился бритоголовому в лоб, ледяным тоном процедил:
– Нож брось!
– Ферзь, – с ужасом выдохнул мужчина с татуировкой. По его лицу было видно, что он не ожидал такого крутого поворота, и в особенности, что ему пожелают прострелить голову. Сглотнув, он только кивнул и выполнил приказ, чего я не ожидала, на секунду застопорившись, пока не услышала рычащий голос своего спасителя:
– Твоя дочь плачет одна в машине.
Будто током ударило, мгновенно заставив работать мозг и тело. Задохнулась от ужаса и бросилась к двери, как тут же остановилась.
– У тебя пять минут, и я иду искать. Беги…
Резко обернулась, отмечая гордый профиль мужчины. Ферзь даже не смотрел на меня, но угрожал, что восприняла как удар ножом в горло. Всхлипнула и мгновенно бросилась из уборной, стараясь бежать на пределе своих возможностей, не зная, что ожидать… Быстро спускалась по лестнице, удивляясь, почему не упала, а потом рванула к парковке. Уже приближаясь, пригляделась, заметив здоровяка на пассажирском месте, но дочери не видела. Резво побежала и открыла дверь, с ужасом вскрикивая, отмечая, что мужчина пристегнут к креслу ремнем, а глаза… мертвые.
Потянулась рукой к нему, желая убедиться в своих подозрениях, но тут же отдернула ладонь, прижав к своей груди, тяжело дыша.
Трусиха…
– Мама, мама, – послышалось позади, и я с неверием и восторгом заглянула за кресло, наблюдая дочь, прячущуюся за спинкой, уткнувшуюся в ткань. Рванула к ней и вытащила из машины, лихорадочно проверяя, все ли в порядке.
– Дядя сказал, что ты придешь, если я закрою глаза… – продолжала она.
Дядя… Ферзь.
Тут же вспомнила его слова: «У тебя пять минут, и я иду искать. Беги…»
Нужно бежать!
Удобно перехватила свою девочку и, не думая, бросилась в сторону остановки, как я поняла по скоплению людей у дороги, но, заметив боковым зрением, как отходит шлагбаум и выезжает автобус, поменяла направление, двинувшись влево, дергая рукой, надеясь, что меня заметят. На мое счастье, дверь открылась и, вбежав, выдохнула:
– Можно купить билеты?
Водитель, худощавый пожилой мужчина, кивнул в сторону салона, и устало выдал:
– Присаживайтесь.
Самые лучшие слова! Автобус тронулся, и я как раз подалась вперед, почти падая на сиденье, где было два свободных места, усаживая дочку у окна. На секунду прикрыла глаза, пытаясь понять, что все хорошо, а потом поспешила к водителю, тихо спросив:
– Какая станция конечная?
– А куда нужно? – заинтересованно спросил мужчина, тут же хмурясь на иномарку, пытающуюся обогнать автобус.
– Далеко… – ответила, чуть улыбаясь, надеясь, что мой ответ его полностью удовлетворит.
– Тогда до Казани.
Хотелось закричать от счастья, но не стала. Считала, что сейчас это замечательный вариант, а там уже мы что-нибудь придумаем. Протянула смятые купюры и благодарно прошептала:
– Спасибо, нам как раз туда и нужно.
Получив два билета, я вернулась и прижала свою девочку к груди, не в силах поверить, что мы вместе. Я жива и держу ее в своих руках. Невероятно!
Обнимала очень сильно, пока не услышала:
– Мама, а я кушать хочу.
Вспомнив, что в сумке спрятаны кексы, которые нам выдали к чаю, когда перед гостиницей зашли в кафе быстрого приготовления, я достала два маленьких прямоугольных лакомства и протянула ей. Дочка счастливо улыбнулась и взяла, с удовольствием разворачивая и кусая белыми зубками. Смотрела и любовалась, радуясь, что все хорошо.
Только волновал один вопрос: «Почему Ферзь помог нам?». И через время решила, что он возмутился тем, что охранники Высокова не сдержали обещания, которое дали ЕМУ.
И пять минут. Так ничтожно мало и в то же время невероятно много. Что это значит? А если бы не справилась? То он бы вновь отдал Высокову на растерзание?
Не хотела знать и думать о нем. Не сейчас.
Мы сбежали… и это главное. И теперь нужно хорошо спрятаться. Ото всех, и особенно от Ферзя.
⁂
Ферзь
Достал из пачки сигарету, наблюдая за автобусом, в котором скрылась Мария с дочерью. Подкурил и еле сдержал себя от желания скомкать это дерьмо, бросив на асфальт.
Был зол. И не потому, что два щенка решили наплевать на мои слова, или на Высокова, который уже был поперек горла, и меня подмывало отправиться к нему и выбить мозги, а из-за девчонки…
Вспомнил ее глаза, лицо, тело… и готов был послать все благие порывы и догнать, но не мог. Пусть бежит, живет, что угодно, мне плевать.
А с ней… меня всего выворачивало изнутри так, что похож был на бешеного зверя, зависимого от самки, защищающего свою собственность. А она мне чужая и абсолютно не нужна. Да и никто не нужен.
Женщина для траха, дикого и грубого… Больше от нее ничего не требуется.
Выдохнул дым и посмотрел в сторону, где стоял внедорожник Сутохина, который больше никогда не откроет свой рот. Договорился уже…
Нужно сваливать, пока охранники не оторвали задницы от стульев на вахте и не пошли проверять все ли в порядке.
Размашистыми шагами двинулся в сторону рынка, где оставил машину, чтобы не попала в камеры наблюдения. Приблизившись, отключил сигнализацию и, докурив, выкинул окурок.
В машине некоторое время с яростью смотрел на стену забегаловки быстрого приготовления. С силой сжал руль, не понимая, какого хрена зациклился на этой девчонке. Обыкновенная, мягкая, что особенно бесит в бабах, и еще с ребенком. От таких нужно держался подальше. Но, как всегда, наивные птенцы – это идеальная мишень для стервятников. И я взял заказ.
Когда увидел Машу в той лачуге, кровь свернулась в венах от желания взять ее. А когда она бросилась за дочерью, надеясь сбежать, завелся. Да так, что яйца заболели. И еще ее дикое сопротивление. Удивила. Такой напор, агрессия. И от кого? От домашнего котенка.
Не дал возможности схватить спящую дочь, дернул на себя и оттащил от постели, тут же получая ладонью по лицу. Она укусила за губу, и на миг отпустил ее, охреневая от дикости строптивицы, но через три секунды нагнал, заваливая на пол. Лотова начала вырываться, кусаться, дергаясь во все стороны подо мной.
Усмехнулся. Это сейчас. А тогда… готов был ее придушить прямо там на полу от ярости, что не мог контролировать свое тело. Готов был взять силой, чтобы успокоить налитый член, причиняющий адскую боль. С силой сдавил тонкие руки, поднимая над головой, не разрешая двигаться, понимая, что контроль на волоске. Я сдерживал порыв вклиниться между стройных бедер и получить наслаждение.
И потом два дня с ней в пути. Сам себе был противен. Будто озабоченный пацан, желающий залезть девке в трусы. Каждое ее движение выбивало из груди горячий воздух. Я бы разорвал ее, если бы не спасался мыслями о том, как после выполнения заказа пойду в клуб и закажу двух способных минетчиц.
Эти голубые глаза, горящие ненавистью ко мне… Впервые было плевать на задание, но понимал, что это к хорошему не приведет. Вид ее упругой попки, колышущихся грудок под тонкой кофтой постоянно приводили мой член в состояние боевой готовности. Ежесекундно был на пределе, не представляя, что будет с ней, если сорвусь.
Я сдерживал себя, чего никогда не делал. И что выкашивало – из-за девки. Она бесила меня с каждым днем все больше и больше, но желал ее еще сильнее. Когда наивный котенок убегал, что я сам ей позволял сделать, не понимая себя, то всегда давал время и находил, предвкушая ее сопротивление.
Мне нужно было подмять ее под себя, услышать прерывистое дыхание, ощутить тонкие руки. Думал, трахну и потом прибью, чтобы успокоиться, но понимал – мне этого будет мало. А когда она решилась соблазнить…
Ударил по рулю, злясь, что так отвлекся, что допустил побег. Единственный раз, когда она смылась по-настоящему – тогда в гостинице. Мария ударила бутылкой и швырнула порошок в лицо. Сучка. И все потому, что похоть скрутила так, что был полностью поглощен манящей девчонкой.
Нашел ее, но, понимая, что нужно закончить дело, отправил сообщение Высокову, чтобы его щенки подъезжали к гостинице. Если бы нет…
Я знал, что через минуту, как увижу ее, девчонка будет подо мной, и эта мысль буквально сжигала изнутри. Я как обезумевший зверь выжидал, а потом…
Стоило вспомнить ее стоны, узкую щелочку, нежное тело – и в сознании все перекрывало. Она как болезнь, поэтому решил избавиться. Но когда взял, что-то чуждое стало рвать на куски от мысли, что этот ублюдок убьет ее. После отчаянного признания все пробил про нее и охреневшего любовника, и то, что узнал, привело в бешенство.
Высоков… Если встретимся с ним, то поговорим, а пока я выполнил дело, а его люди не справились. Бывает… когда не отвечаешь за свои слова.
Взял смартфон и вошел в программу, просматривая через спутник, в каком направлении сейчас они движутся. В мягкую игрушку Алены спрятал датчик. Еще некоторое время недовольно таращился, пытаясь понять, зачем оно мне сдалось, а потом решил удалить все к чертям собачьим. Но палец завис в воздухе, и через секунду я вышел из программы.
Пусть спокойно живут, а огонь в крови потухнет, как только возьму себе выходной. Был уверен, что любая очень активная умелица, а лучше несколько, смогут успокоить мой член, и уже через минуту даже не вспомню о голубоглазой девочке, с такой страстью царапающей мои плечи.
