Евгения Ивановна Хамуляк
Заметки ветеринара
Собственно после разборок с милицией и врачами мы пошли ко мне на разговор и горячий успокаивающий ромашковый чай, а уже на следующий день перенесли его вещи с верхнего этажа на пятый, и зажили самой известной, как внешним видом, так и историей знакомства, любовной парой. К счастью, не встречающейся так часто в нашем хоть и захолустном, но милом городке, с самой большой кожно-венерологической клиникой на всю страну.
И все было прекрасно, пока не поняли, что слух о скором замужестве вот-вот дойдет до моих дорогих и любимых родителей.
***
Это вновь был ноябрь. Мы с Омарчиком, груженные ананасами и манго, шампанским и оливье, которое я настругала накануне, шли счастливые и немного взволнованные на знакомство с родителями. Ведь на январь, уже через два месяца, были куплены билеты в Африку, куда я отплывала в долгое плавание, возможно, без возврата на русскую землю. Омарчик заканчивал практику и рвался на работу домой, и чтобы показать огромной любимой семьей, состоящей из пятидесяти только самых близких человек, свою русскую, абсолютно белую, словно парная молочная пенка, жену.
К слову скажу, я очень люблю своих родителей и дорожу их мнением и отношением, которые меня никогда не подводили за эти тридцать лет. И если б та неземная любовь, проверенная годом совместной жизни в квартире в том самом подъезде, где скоро появились не только лампочки, но и чистота, цветы, объявления, списки ленивцев и их задолженности и даже консьержка, я бы никогда не осмелилась на такой поступок.
– Не бойся, – успокаивал меня Омар на самом лучшем русском, который слышало наше захолустье, кутаясь в голубое драповое пальто. Его голос, такой бархатистый, добрый, успокаивающий… на него я оставляла последние надежды умилостивить родителей про истину зла любви и прочего. Именно этот голос влюбил в себя всех пациентов и пациенток, коллег Омара, и интересно что, главного врача клиники, который предлагал золотые горы Сенегалу, лишь бы тот остался жить и трудиться на русских просторах. Но Омар после десяти лет учебы и практики стремился домой, туда, где тепло и растут бананы, ананасы и манго, которые мы несли в руках.
Отец был военным, поэтому принимал решения молниеносно, только обмозговав услышанное, сразу делил его на составные части, тут же приступая к исполнению: суть проблемы, методы решения проблемы, конечная, искомая цель – действие! Огонь! Все эти траектории, такие простые и прямые, сразу же сломались об симпатичного, двухметрового Сенегала в голубом драповом пальто и синей шапке, который просто протянул свою здоровенную черную руку вперед, произнеся:
– Не претендую на дружбу, – и поджал свои черные как смоль губы. – Просто в знак уважения. – А второй рукой протянул красивый букет роз матери.
Наступила пауза, где явственно была слышна реактивная, дымящая работа мозга в голове отца, который, наконец, произнес, отступая назад:
– Ну, проходите что ль. Что ж мы, дикари какие… – и осекся. – Только один вопрос?! – и он танком надвинулся на негра в голубом пальто. – Вы из тех, что ль, что практикуют многоженство?
Омар улыбнулся. Слава богу, хоть в этом вопросе нам был поставлен плюсик, и мы могли порадовать отца. Кстати, в каннибальстве в том числе стоял крестик, то есть плюсик.
– У нас в семье есть разные верования, но… – Омар облизал черные губы розовым, как у котенка языком. От этого его выражения лица, манеры говорить, теплоты и искренности, излучаемой не цветом кожи, а большой доброй трудолюбивой и человеколюбивой душой, таяли все от главврача до самих котят, готовые простить черному красавцу все, окажись он даже каннибалом. И отец тоже смягчился, завидев черные бороздки от улыбки на красивом лице, которые заражали смехом, будто кто-то очень умело пошутил. Например, мой папа, который любил шутить. – Мы, как россияне, многокультурны и очень терпимы ко всем религиям и их традициям. И если вы спрашиваете лично меня, то я кроме Леночки не мыслю рядом с собой никакой другой женщины.
Это был трудный момент. Тот миг, когда сознание из обычного своего круговорота выходило за привычные рамки, чтобы понять рамки и круговорот другого человека. Но на то они и были мои родители, чтоб осознать, где надо объединить эти рамочки, в которые мы позже вставили свои яркие фотографии большой семьи, состоящей уже из пятидесяти трех, а потом и четырех, пяти человек.
Сказать, что все было легко и просто, не решусь. Там в Африке были и свои трудные моменты. Так, например, папа Омара еще мог как-то простить белую, как молочная пенка от капучино, жену, но не черного и страшного пуделя по имени Лумумбу, которого я притащила как реликвию с родины, где существует две зимы, зеленая и белая.
Конец, хотя и просится история с сенегальских ширей про судьбу Лумумбы.
«История 17. Трусы в горошек. 18+. Катя, Кузя и директор»
Катерина, владелица Кузи, являлась давней моей клиенткой, она усыновила своего рыжехвостатого любимца именно в нашей клинике, где мы часто помогали котятам и кутятам найти хорошие домики. И Кузе очень повезло с Катериной, а Катерине с Кузей. Ибо поверьте, не всем так везет. Часто котят возвращают за «плохой» характер: рвет мебель, не дает себя трогать, орет по ночам, шипит на детей и т. п. – основные жалобы на провинившихся, но, по-моему, ни в чем не повинных, животных. Часто я обращала внимание, что особенно коты становятся «плохими» в руках именно «плохих» хозяев, которые сами не способны на доброту, терпение и открытость. Стоит их отдать в другие руки – там они расцветают и превращаются в «лапочек» и «милашек». Поэтому когда сожительство удается, и человек и животное находят свое маленькое счастье, – мы с коллективом радуемся от души, будто свершилось чудо. Это был тот самый случай. Но беда пришла не оттуда, откуда ее ждали.
– Это четвертый мой парень, – печально проговорила Катерина на очередном приеме, – у которого жуткая аллергия на Кузину шерсть. Вадику даже пришлось вызвать скорую. Он перестал дышать, как только переступил порог моей квартиры. – Она совсем сникла. – Но я не могу отказаться от Кузи, – с мольбой устремилась она на меня, – может, есть какие-то дезодоранты? Специальные духи? Можно как-то его обработать или побрить в конце концов, что ли?
Я отрицательно помотала головой.
– У меня и так-то проблемы с мужчинами, – Катя поправила красивые волосы, шоколадным водопадом ниспадающим на плечи. – Я же энолог.
Я непонимающе пожала плечами в ответ.
– Специалист в области виноделия, выращивание, скрещение, смешивание разных видов винограда, продвижение их на нашем рынке… Но лично моя ориентация – это дегустация ароматов. Для меня ароматы – это отдельная жизнь. И если чей-то запах, – она прикусила губу, – хоть как-то мне не понравится… становятся неважными ни возраст, ни внешность. Ничего.
Катерина печально посмотрела на питомца.
– Из-за тебя я совсем старой девой останусь, дорогой мой. Четвертого парня подряд прогоняешь… А ведь они пахли так замечательно. Ах, эти дурацкие запахи!!!
Я умилилась этой любви между котом и девушкой.
– Например, у нас с Кузей любовь, потому что он розмарин. Этот терпкий еловый вкус, который излучает моя лапочка хоть зимой, хоть летом, – и Катерина тепло обняла довольного рыжего котяру, – рядом с ним я опять чувствую себя в моей дорогой Массандре, дома, где этот пышный кустарник растет по дорогам, словно сорняк. Хотя является очень лечебным и полезным.
– Вы, – она обратилась ко мне, и я улыбнулась, интересно было узнать, чем же я пахну в глазах или в носу энолога, – вы мне сразу понравились, потому что вы цитрусовая. Неунывающая как апельсин. А еще в вас есть чуть-чуть декабрьского «Витис сильвестрис». А зимой, уверена, ваши близкие особо ценят вашу компанию, потому что вы как домашний глинтвейн, специи с терпким вином и кусочками апельсина – вносите живость, – она прикусила губу, боясь, что сказанула лишнего, а я так боялась остановить ее фантазии, практически ощутив в воздухе ароматы вина, корицы и апельсина, которые тут же вскружили голову. Я даже незаметно принюхалась к себе, не от меня ли действительно «несет глинтвейном»?
– Извините, – потупилась она, краснея. – Вот так и живу, Майя Евгеньевна. Все нормальные девушки любят ушами, а у меня все через нос.
– Я вот что думаю, Катерина, во-первых, двадцать девять лет – это не приговор, чтобы прощаться с Кузей из-за боязни остаться в старых девах. Во-вторых, все-таки мне кажется, эти парни если б вас по-настоящему любили – кот не стал бы преградой для отношений. К сожалению, с кошачьими ароматами ветеринарная наука еще не придумала решения. Брить – это не выход. – И мы обе хихикнули, представив себе рыжего красавца голышом. – А вот взрослые молодые люди могли б и поискать разные рецепты выхода из небезвыходной ситуации. Существуют антигистамины, марлевые повязки… В конце концов, приглашать в гости к себе, раз такое непреодолимое обстоятельство встало на пути. Поэтому Кузя здесь не причем, это просто причина, по которой не запах, а характер или воспитание ухажеров вам с Кузей не подходят. Разлучаться ради «не своего» человека «со своим» котом я бы не советовала.
Она тепло обняла меня за такие речи.
– Что же мне делать?
– Я лично вижу в этом не недостаток, а наоборот, достоинство. Нам, простым людям, – я усмехнулась, – приходится долго присматриваться, прислушиваться, давать испытательный срок друг другу, а у вас такая особенность – чувствовать сразу своих. Просто сдвиньте акцент с негатива на позитив, включите свой нюх на полную катушку. Ищите только по этому принципу. Бог просто так не разбрасывается такими талантами – «видеть запахами»!
– Вы меня просто спасли…
Я иронично повела бровями.
– Кузя у вас замечательный кот. Он еще станет любимцем вашего будущего настоящего парня, который будет хорошо пахнуть.
– Горошком.
– Как? – переспросила я.
– Он должен пахнуть июньским горшком, что обычно растет в Керчи. Тот, который народился первым. Он еще совсем зеленый и маленький, но невероятно ароматный.
Я стала копаться в памяти, но не вспомнила аромата горшка, ни июньского, ни июльского. Только декабрьского, который мама обычно кладет в оливье. И тогда горошек пахнет майонезом провансаль.
– Душистый зеленый горошек созревает на этой широте в Керчи и на юге Франции в июне. Как розмарин Кузи. И как моя фасоль. Черная фасоль. Это особый сорт, внешне чем-то похож на горошек. Традиционно страна произрастания Средиземноморье, но в Крыму его тоже выращивают. Очень хорошо, кстати, сочетается в блюдах с розмарином. Сюда подходят все старые вина, ибо они подчеркнут насыщенность вкуса…
Ее можно было слушать часами. Я уже несколько раз проглатывала то терпкую, то сладкую слюну, мерещился и горошек, и ягненок, и фасоль с сосисками…
– Катерина, вы прелесть! Ваш горошек, я уверена, тоже ищет свою фасолинку. Осталось только найти друг друга. Принюхавшись хорошенько.
– Да, – погрустнев от мыслей о поиске, Катерина взяла Кузю в охапку и направилась к двери. – Уезжаю в Москву в командировку, на выставку средиземноморских вин, которые будут соревноваться с нашими крымскими. Если вдруг не найду с кем оставить Кузю, тогда обращусь в кошачий отель.
– Без проблем, – заверила я энолога. – Места есть. Особенно для Кузи.
– Спасибо!
Кузя появился в наших апартаментах, где проживало около двадцати кошек, а умещалось до пятидесяти, ровно тогда, когда началась командировка Катерины.
Мы приняли питомца как родного, и чуть печальная от расставания хозяйка со спокойной душой отправилась на вокзал до столицы, рассказывать о винах Крыма – с чем их пить, есть и мешать. Я была уверена, что с подачей энолога с шоколадной копной волос наши массандры дадут жару любой риохе. И горошка у нас растет не меньше, как оказалось.
Ну а дальше события развивались уже не на наших с Кузиных глазах. Наши глаза увидели счастливую, пылающую румянцем Катерину только через две недели, приехавшую с командировки забирать питомца. Не одну.
Округлились не только мои голубые, но и Кузины желтые глазищи, ибо мы видели Катерину такой счастливой и цветущей, как тот горох в мае, в первый раз в жизни. Такое невозможно было перепутать.
Здоровый симпатичный мужчина на три головы выше и в плечах в два раза шире Кати огромными руками тут же потянулся к коту, который шестым чувством осознал, что надо сразу принять эти огромные руки как должное в своей жизни, и, не пискнув, замер в новых объятиях, пахнущих красным деревом и стальной волей настоящего директора.
Как оказалось, это и был директор Катерины.
Роскошное драповое синее пальто и шикарный темно-синий пиджак словно рамы красиво обрамляли широкие начальственные плечи, на мощной шее профессиональным узлом был завязан подобающий бордовый галстук. Катерина то и дело посматривала на своего провожатого, видимо, еще не привыкнув к этим новым атрибутам своей жизни: галстукам, сорочкам, большим волевым мужским ручищам. Ведь она сама, как и рыжий пушистый Кузя, очень плохо контрастировали с этим новым атрибутом.
Будучи энологом, то есть практически человеком без профессии, а точнее, философом по жизни, Катя соответствовала этому образу на все сто процентов, предпочитая в одежде какие-то натуральные ткани, вышитые или разрисованные лесными полями и райскими садами, пальто из валяной шерсти неимоверной расцветки.
«Пальто из валенок», – как говорил мой папа, когда на улице встречал подобных барышнь, «валявших дурака», прибавлял он. Шарф с изображением любимого кота, ручной работы сумочка и распущенные шоколадные волосы по всей этой радуге шерсти и шелка со льном. Они с Кузей выглядели цветной кляксой на фоне синего полотна делового пальто и делового костюма директора из офиса.
Пока Владимир улаживал вопросы проживания и делал «чек-аут», как он выразился, не выпуская при этом кота из своих рук, Катерина практически упала в мои объятия, но не от обморока, а от переполнявших чувств, какими она мечтала со мною поделиться.
Я просто умирала от любопытства, особенно после фразы:
– Моя жизнь перевернулась! – я ахнула, представляя себе все ужасы сразу. Но лицо Кати не выражало, что она беременна от насильника и должна миллионный кредит, потому что попала в секту. – Это ж вы толкнули меня в его объятия…
Я настоятельно и умоляюще попросила ее прийти во внеурочное время или хоть ко мне домой или в ближайшее кафе, чтоб она удовлетворила мои изыскания, которые сами стали переваливать через край, и мои щеки, и так спелые, как зимние яблоки от природы, зарделись еще сильнее.
– Катя, – протянула мне руку хозяйка Кузи, настаивая на дружеском наречии.
– Майя, – пожала я руку счастливой женщине, от которой мечтала заразиться таким же счастьем.
– Попробую выскользнуть на полчаса сегодня.
– Звони!
Катя позвонила уже к вечеру, и я стрелой полетела в одно из самых уютных кафе нашего городка, словно на свидание. Уж очень необычной должна была приключиться история с хозяйкой Кузи, чтобы за две недели перевернуть всю ее жизнь. Мне, как свидетелю и зачинщику происшествия, стало интересно, как же это произошло.
– Ну ты же сама мне и сказала, – тут же начала Катя рассказывать, и создавалось ощущение, что мы знакомы вечность. Невозможно было не симпатизировать этой девушке с шоколадными волосами и в пальто из валенок цвета фисташек, июньских или июньских – нам, жителям средней полосы Евразии, неизвестно.
– Я просто сказала, что…– хотела оправдаться я.
– Что Бог мне подарил уникальную возможность чувствовать эту жизнь, этих людей, – она огляделась на другие столики, за которыми сидели такие же, как и мы, счастливые люди. Создавалось такое ощущение, что сегодня весь город справлял какой-то праздник счастья. Или просто мы смотрели на этот мир через призму волшебства и праздника?
– Все вокруг через мое пятое или уж, не знаю, шестое или седьмое чувство. Я не могла отделаться от этой мысли и всю дорогу в Москву думала об этом. Что старалась всегда использовать это качество только в деле виноделия. Но ведь оно прорывалось постоянно в мою жизнь, а я, глупенькая, его стеснялась, побаивалась и даже ненавидела. Ведь скольких хороших людей мне пришлось отправить в игнор только потому, что они пахли нечистыми носками, соевыми сосисками, немытым подъездом. – Она задумалась, по-видимому, вспоминая эти эпизоды.
– Но только не в тот день. Приехав в Москву, я решила начать все с чистого листа, постаралась увидеть окружающее через те образы, что открывает мне эта уникальная возможность.
Приезжаю на выставку, а там миллионы людей, миллионы запахов, и вдруг среди всего этого миллионного… я стала ощущать…
– Зеленый горошек? – хотела пошутить я.
– Точно! Июньский зеленый горошек… Я бегала от стенда к стенду, работала, выполняла какие-то обязанности, но все это стало фоном, потому что июнь, Массандра, черное море, небо, мой родной край, куда бы я мечтала вернуться… он ожил прямо там на выставке. Ожил и заблагоухал. Я видела, как стенды прорастают ярко-зелеными стеблями, как линолеум зарастает газоном, как среди тысяч голосов становятся слышны голоса чаек. Безжизненные лампы засветили утренним морским солнцем.
В общем, это было какое-то наваждение… И среди всех этих галлюцинаций сначала тонким-претонким шлейфом, – она прикрыла глаза, и шоколадные ресницы заморгали, – а потом ощутимой волной, которая превращалась в видимую дорожку, усыпанную горошком, в конце концов, приведшую меня к … – она внезапно открыла глаза, – к Владимиру Александровичу, директору нашего завода в Крыму.
Я даже отпрянула, представив себе эту картинку. Как Катя с закрытыми глазами шастала по выставке, словно сомнамбула, в конце концов наткнувшись на начальство. На три головы выше и в плечах два раза шире.
– Мы проработали вместе два года, виделись довольно часто, он ведь приезжал в наш филиал, куда меня послали на освоение растущего рынка. И никогда-никогда не пах зеленым горошком, – заверила меня Катя. А я ей верила. Пахнуть провансалем и оливье Владимир, забыла, как его по батюшке, в шикарном своем пиджаке никак не мог. Это было очевидно.
– Его любимые духи, естественно мужские, плотные, настырные, взрывные. Собственно, как и он сам. Не женат, точнее, был дважды, и оба раза его не выдерживали за прямолинейный, сложный, порывистый характер. Собственно именно по этой причине за два года совместной работы и у меня отбивало нюх даже принюхиваться к нему. Планерки с ним являлись настоящим мучением. Приказы, приказы, приказы. Результаты, результаты, результаты. Поручения, поручения, поручения. Ни одного дружественного взгляда или хотя бы корпоративной улыбки.
Она улыбнулась:
– Короче, характер нордический. Хотя благодаря ему в том числе после уничтожения и долгого одичания крымские винодельни приходят в себя и дело двигается вперед. Но… мой нюх, словно тот волшебный клубочек ниточек из сказки, споткнувшийся о директора, настаивал, что горошком пахнет именно от него.
Я как могла отнюхивалась, старалась с головой уйти в работу. Благо ее хватало. Интерес к нашему краю и его производителям просто ошеломительный. Пять золотых наград из десяти возможных. – Она гордо посмотрела на меня. – Но к вечеру, когда все затихало и нужно было отправляться в отель, мой нюх, точнее, мой нос просто прилипал к Владимиру Александровичу и провожал его до самой двери, не желая разлучаться.
Я попыталась принюхаться к нему по-другому, не этим шестым чувством, а нормально, носом. Он действительно пах красным деревом. А это Африка, даже Южная Америка. Короче, территориально от Крыма очень далеко, хотя не исключаю, что и там выращивают свой зеленый горошек.
Она поправила шоколадные волосы и покраснела, намереваясь перейти к главному.
– Я уже не девочка. Мне 18+. И потом это шестое чувство, про которое ты говорила… В общем, я решилась! – она хихикнула. – Я решилась на отчаянный поступок – охмурить директора и посмотреть, черт побери, откуда пахнет горошком?
Мы обе засмеялись. Я тоже была 18+.
– Есть у Владимира Александровича, несмотря на отсутствие видимых недостатков, поддерживающих его холостое положение, – она многозначительно подняла бровь, – слабости! Точнее, одна – это работа! Он во что бы то ни стало мечтал видеть нашу винодельню в числе лучших и преуспевающих. И я взяла его тараном, заводя разговоры только о работе, о планах, о светлом будущем игристых вин… Он не смог устоять, ведь завтраки, обеды и ужины, которые обычно я заменяла перекусами, мы теперь проводили вместе, с пеной у рта обсуждая развитие завода и будущие поездки за границу на презентации к нашим иностранным коллегам, которые наперебой приглашали нашу делегацию в гости.
На пятый день он сдался и пригласил меня на ужин, где признался, что не ожидал, что кто-то живет интересами его дела так же, как он. Я рассказала ему про жизнь ароматами. Он поведал, что тоже мечтал стать энологом в прошлом, но некому было оставить управление.
В тот вечер мы заказали жаркое, он с фасолью, я с горошком. Пили риоху, старую добрую риоху.
Катин взгляд потеплел, припоминая свидание.
– А потом случилось чудо.
Я представила его прямо перед глазами и порозовела.
– Сначала чудо, а потом безудержный секс, который перевернул всю мою жизнь.
– Так, подожди, не торопись, – попросила я. – Ты только не торопись и давай все по порядку, раз уж начала…
– Он снял свое шикарное драповое пальто, потом свой роскошный костюм, развязал свой галстук, расстегнул рубашку, потянулся снимать штаны… А там, Майя! а там трусы в зеленый горошек!!!
Я ахнула, не представляя, что все это значит, но понимая, что многое.
– И вот тогда я поняла, что это моя судьба. И разделяло меня с ней только одно, – она потрогала симпатичным пальчиком с розовым ноготком симпатичную каштановую головку, – тараканы, сидящие здесь. Зашоренность, какие-то комплексы, иллюзии и бог знает что еще. Чтобы среди миллионов человек различить того, с кем сбываются пусть не все мечты, но почти все. – Его трусы в горошек, – она улыбнулась, – являлись квинтэссенцией его сущности, а галстуки, пиджаки, модной химический парфюм, директорство, жесткость, целеустремленность – так, навязанные необходимости быта делового человека.
Я его люблю. Наверное, это выглядит сумасшествием, но… Он тоже меня любит. И за эти пять дней, за которые я попыталась его охмурить, я столько узнала о нем как о человеке и о его грандиозных планах. Он мечтает открыть ресторан при заводе, где будут подаваться наши традиционные блюда по старинным рецептам Черноморья, когда еще вино служило священным напитком, объединяющим пиршества и людей. А столы были полны яств с ближайших полей и лесов: горошек, фасоль, грибы, соленья… И все это на любой вкус и кошелек.
А еще у него нет аллергии ни на что. Абсолютно. И он обожает животных. Его дома ждет алабай по имени Веня. Ну разве бы хмырь и жлоб назвал свою собаку Веней? Правда, мило?
Я кивнула.
– Я переезжаю. Точнее, возвращаюсь домой, – наконец вымолвила она и чуть прослезилась. – Мне предложили работу – открыть этот ресторан. Работу и заодно руку с сердцем. Это невероятно, да?
– Да, – подтвердила я.
– И это может пройти быстро, как сон или наваждение…?
– Может, – опять подтвердила я.
– Но я была б полной дурой, если б не рискнула, да?
– Полной… – не уставала соглашаться я. – Обязательно надо ехать. И потом ты зря говоришь, что вы не похожи. Да, он другой, в этом костюме и галстуке, но там внутри, твой нюх правильно угадал трусы в горошек, – и я погладила ее по плечу, на котором красовались коричневые горошины на фиолетовом трикотажном платье. – Ему, сильному и волевому, как никто другой подойдет такой легкий и славный человечек, как ты, живущий его интересами, его идеалами, его целями. Слава богу, они у вас совпадают почти на все сто.
– Слава богу, – подтвердила она.
– А ты ему рассказала, что он пахнет июньским горошком? – наконец задала я вопрос, мучавший меня с начала повествования.
Она засмеялась.
– Оказывается, его чемодан потеряли в аэропорту в день прилета и начала монтажа, и эти трусы он успел купить буквально в тот же день на соседней выставке, посвященной современной моде. Он хотел купить классические, но, во-первых, современная мода не поддерживает классику, и единственные, которые имелись его богатырского размера – только в горошек. Все пятнадцать штук, на все дни командировки. Горошек, фасолинки, нут, чечевица, соя…
Мы не могли остановиться от смеха, когда Катя посмотрела на часы и поняла, что ее любимый Горох, скорее всего, заждался свою Черную Фасоль…
– Приезжай в гости, когда будешь в наших жарких краях. В планах открыть не только ресторан, но и построить отель, организовывать энологические экскурсии и много чего еще.
Я пожелала им удачи и пообещала непременно быть. Непременно!
Конец
«История 33. Дина и Просто Дина»
Она была расисткой. Но не в прямом смысле слова, не в применении к окружению, а исключительно в отношениях с мужчинами. В окружении как раз творился либеральный хаос. Дина работала в крупной строительной компании, продавала стройматериалы дома, в основном в две столицы, которые строились так, будто вскорости собирались оккупировать Марс и Юпитер, и за рубеж. Естественно, окружение, близкое и дальнее, пестрило. И Дина добилась с этим окружением неплохих финансовых результатов, даже очень неплохих! Но сколько бы окружение ни кружило вокруг красивой богатой невесты в полном расцвете сил, этот порог, или порок – не воспринимать мужчин не славянской внешности как потенциальных любовных партнеров – она перейти не могла. Даже пошла, сделала генетический анализ, и оказалось, что у порога ее родного генетического древа не то что татары не проходили с монголами, но не падал ни швед, ни викинг, ни злосчастные хазары и половцы. Дина по этому случаю даже увлеклась альтернативной историей, утверждавшей, что ни викингов, ни монголо-татар никогда не существовало, это подтверждала и генетика, но только не учебники истории большой многоликой страны. И высказывание президента о том, что за грязной русской щекой, если ее помыть, всегда нарисуется татар, не имело под собой никаких оснований. А вот политической воли выяснить правду не хватало. Так и жили.
