Евгения Кретова
Альтераты: миссия для усопших
Глава 2 Хрусталёва, 27
– Лера, Лерочка!!! Густой пар в ванной. Испуганное лицо мамы.
– Лера, что случилось? Тебе плохо? – Мама перевернула её на спину, подложила что-то мягкое под голову, укрыла лоб прохладным, растирая онемевшие руки дочери. – Потерпи, милая, «Скорая» уже едет…
– Мама, зачем «Скорая»? – Лера попробовала сесть, но мама силой уложила её назад.
Девушка оглянулась: она лежала в ванной на полу, прозрачная занавеска с дельфинчиками наполовину оборвана, несколько полок снесено вместе с тем, что на них было, вывалившийся из душевой кабины шланг неистово залил всё кругом, наверно, сейчас соседи прибегут жаловаться.
Но вместо соседей появились врачи в толстых тёмно-синих комбинезонах, с большим оранжевым сундуком в руках. Её переложили на диван в холле, долго мерили давление, слушали сердце, светили в глаза, простукивали, похлопывали. В итоге сделали укол и велели спать.
Сквозь надвигающуюся пелену Лера слышала, как мама звонит на работу и предупреждает, что завтра приедет позже – дочь заболела. А потом в глубине сонного марева осталась только та темноволосая, в длинной ночной сорочке и с печально-требовательным взглядом.
Лера проснулась внезапно, выныривая из тревожного безвременья. Мама дремала рядом, почувствовав движение, тут же подскочила к дочери:
– Ты как?
– Нормально я, мам, правда. – И Лера, повинуясь мягкому, но повелительному жесту, снова опустила голову на подушку. Она осторожно взглянула на часы: половина двенадцатого ночи. Из кухни доносился аромат свежезаваренного цейлонского чая и ванили, от которых крепло чувство защищённости.
– Что случилось-то? Ты упала? – Мама придвинулась ближе.
Лера отрицательно покачала головой, мучительно соображая, что сказать матери. И та поняла.
– Что: ОПЯТЬ? – всхлипнула мама, медленно оседая в кресло.
Её и без того озабоченное лицо стало серым, а глаза наполнились слезами. Лера кивнула.
– Не так, как обычно, мам. Вообще всё иначе. Я была в душе, и тут смотрю – рядом со мной женщина незнакомая, темноволосая такая, и глаза у неё то ли печальные, то ли испуганные. Я из ванной выхожу и оказываюсь не в нашей квартире, а где-то в другом месте. И вокруг – пепелище. И эта темноволосая прямо рядом со мной оказалась, говорит мне…
– Говорит? – У мамы округлились глаза.
– Да, только её так плохо слышно было, будто она не рядом со мной стояла, а в сотне метров.
Мама испуганно прошептала:
– И что она тебе сказала?
У Леры холодок пробежал по спине, когда она вспомнила лицо той темноволосой. «Найди его!»
Кто этот дядька, интересно? И вообще, что произошло? Уходя от расспросов, Лера сделала вид, что засыпает.
Мама, подождав несколько минут, вышла из комнаты. Девушка облегчённо вздохнула и села, прогоняя образ странной темноволосой незнакомки прочь. Сунула ноги в дурацкие тапки в виде слоников, резко встала и… оказалась на кладбище…
«Господи! Да как же это!» – Лера огляделась по сторонам: аккуратные ряды крестов, украшенные неестественно яркими цветами тёмные оградки, обелиски, прикрытые от любопытных глаз заиндевевшими берёзами и пушистыми елями. Вид торжественный и печальный.
Рядом с ней, всего в полуметре, тоскливо поскрипывала приоткрытая калитка. Четыре гранитных памятника, потускневшие венки, погасшие лампадки, слегка присыпанные снегом. Лера пригляделась.
С портрета на неё смотрела улыбающаяся молодая женщина: тёмные длинные волосы разметались на ветру, светлые глаза чуть прищурились, мягкая, светлая улыбка озаряла лицо. У Леры всё похолодело внутри: это та самая женщина, что привиделась ей несколько часов назад… Это её могила.
Девушка бросила взгляд на соседние могилы: светловолосая девочка лет семи, пацан с немного угрюмой улыбкой, на вид лет тринадцати-четырнадцати, и малышка совсем, годика полтора, в смешном кружевном чепчике. Лера шагнула ближе, приглядевшись к табличкам: Селивёрстова Татьяна Ивановна. И Селивёрстовы же Артём, Маргарита и Алёна. Они все умерли в один день – 17 мая, чуть более трёх лет назад.
Лера поняла, что не может дышать. Женщина на фотографии будто ожила, чуть повернула к девушке голову, беззвучно прошептала: «Найди его».
– МАМА! – заорала Лера что было сил и поняла, что снова находится в комнате.
Вот мягкий и удобный диван, вот ковёр и наряженная к Новому году ёлка. До неё доносился аромат цейлонского чая и ванили, только больше он не вызывал чувство защищённости.
Впервые нечто непонятное и необъяснимое с ней произошло в пятилетнем возрасте. В тот день она читала книгу и увидела, как мимо прошла девочка. Смешная такая, с тощими косичками и бантами из коричневой капроновой ленты, в цветастом ситцевом халатике. Просто спокойно прошла, не обращая на Леру ни малейшего внимания. Но ощущения страха и холода навсегда запомнились.
Потом, уже десятилетняя, Лера стала слышать странные голоса, шёпот и шумы по ночам, особенно в грозу. Тогда они с мамой не на шутку перепугались. Ходили к врачу – Ивану Саввичу, толстому дядьке в круглых очках и со смешными усами, как у почтальона в мультике. Тот прописал кучу таблеток, сказав, что у неё стресс, переутомление и гормональный сбой, дал направление на физиопроцедуры.
Голоса стали тише, но не исчезли.
Лере жутко не хотелось пугать маму, опять пить эти противные таблетки, от которых мутнело в голове и она чувствовала себя растением. Поэтому она сказала, что ей стало лучше, и больше не заговаривала на тему странных образов, приходивших к ней в полутьме.
Около года назад, ещё на старой квартире, они с мамой смотрели какой-то непонятный фильм: тягучая музыка, запутанный сюжет, невесть откуда взявшаяся героиня, которая оказалась не героиней, а её двойником-клоном, – Лера откровенно скучала.
Вдруг девушка заметила, как около неё возникла небольшая воронка, словно крохотный смерч. Оттуда вышла освещённая лунным сиянием женщина в длинном кружевном платье и медленно направилась к стене. Лера провожала её взглядом и, видимо, так вылупилась, что это не осталось незамеченным.
– Лер, ты чего там увидела? – прошептала мама рядом, вглядываясь в пустоту тёмного угла.
Лера от неожиданности подпрыгнула и вскрикнула:
– Я? Нет! Ничего!
И в этот момент полупрозрачная фигура, почти скрывшаяся в стене, резко остановилась и обернулась. Удивлённо, словно сама только заметила сидящих людей, она внимательно разглядывала Леру. Та шарахнулась к окну, по пути перевернув журнальный столик.
– Лера! Что случилось?! – закричала мама. А незнакомка, не отрываясь, следила за девушкой, потом в её полупрозрачных глазах мелькнула то ли радость, то ли какая-то идея, она качнулась и растаяла в дымке.
С тех пор Лера старалась не оставаться одна, спала со включённым светом, до бесчувствия смотрела фильмы и сидела в соцсетях, лишь бы отключиться и не слышать ничего: с того вечера её не покидало ощущение, что до неё кто-то пытается достучаться, дотронуться холодными влажными руками.
Бывает, твой телефон «вне зоны доступа», но ты всё равно знаешь, что тебе звонят, и ты беспокоишься.
И вот сейчас, видимо, «дозвонились»…
По спине сползал змеем холодок. Только сейчас, увидев фотографию темноволосой женщины, Татьяны Селивёрстовой, Лера отчётливо поняла, КТО она, и та женщина в кружевах, и девочка в ситцевом халатике. Все они ДУХИ, призраки… Она, Лера, видела и слышала давно умерших людей.
И вот теперь одна из них хочет её руками что-то сделать. Кого-то найти.
И видимо, не отпустит, пока Лера этого не сделает.
– Татьяна, ты здесь? – прошептала Лера в темноту, изнемогая от любопытства и страха.
Под рёбрами что-то томительно ухало, обрываясь. Что, интересно? Сердце? Действительно, похоже, что падает в пятки.
Затылком девочка почувствовала знакомый уже холодок. Она оглянулась: рядом с ней стояла Татьяна, всё такая же сосредоточенная, напряжённая и испуганная.
– Это была твоя могила?
Медленный кивок.
– Кто эти дети? Артём, Маргарита и Алёна?
Стон, похожий на крик. Лицо Татьяны подёрнулось плёнкой, мерцание поблёкло.
– Это твои дети? – продолжала допрос Лера.
Она сама не знала, откуда у неё взялась сила. Сердце бешено колотилось, руки похолодели и покрылись испариной, коленки дрожали. Но она понимала, что должна знать больше. И ещё, что у неё есть право спрашивать, а эта несчастная женщина обязана отвечать. И Татьяна едва заметно кивнула.
– Ты хочешь, чтобы я нашла того толстого дядьку?
Женщина с силой стиснула зубы, подняла на Леру глаза, полные слёз и ненависти, и снова кивнула.
– Где я его могу найти? – Лера спросила и поняла сама, что ответа на этот вопрос не получит – если бы Татьяна знала, она бы и сама его нашла. Поэтому задала другой вопрос, который её беспокоил даже больше. – Что будет со мной потом? Я не хочу попасть в психушку, выполняя ваши поручения. Ты же не одна там такая, которой кто-то зачем-то нужен здесь?
Темноволосая женщина покачала головой и задумалась.
– Я не пущу, – прошептала она наконец.
– То есть я помогаю тебе, а ты меня охраняешь от других просьб?
Татьяна кивнула. Это Леру вполне устраивало. Она кивнула в ответ и улыбнулась:
– Я тебе помогу. Найду этого борова.
Татьяна прищурилась. Она подняла руки и протянула Лере белого плюшевого медвежонка, того самого, с пожарища, девушка его хорошо запомнила.
– Это ему. Когда найдёшь.
И растаяла.
Лера устало опустилась на диван. Её било мелкой дрожью, подташнивало, суставы нещадно ломило, холодный пот струился по побледневшему лицу. В этот момент в комнату заглянула мама.
– Лерочка! Да ты вся горишь! – запричитала она, укладывая дочь в постель, теплее укутывая пушистым пледом ноги. – Вот и сразу стало ясно, откуда этот бред про призраков… Ты просто больна, моя милая! У тебя жар. Вот и всё…
Лера не стала спорить. Сил не было. В конце концов, если это всё сейчас закончится, то пусть мать так и думает, её это успокоит. Меньше всего Лере хотелось причинять боль родному человеку.
И она позволила себя уложить, напоить тёплым чаем с мёдом и лимоном, послушно выпила микстуру. Мама, увлечённая заботой о ребёнке, даже не заметила белого пушистого медвежонка, жалобно притулившегося в углу дивана.
Возвращающееся сознание подсказало, что сидит он на полу, в луже чего-то очень зловонного. Он вздохнул в надежде, что это не то, о чём он подумал.
Напрасно.
То.
Оно самое.
Дерьмовое дерьмо.
Ромка открыл глаза, чертыхаясь и автоматически глядя на циферблат. 13:20.
Это длилось четыре минуты.
А кажется, что целую вечность.
– Ромочка, ты жив! – рядом с ним возникло какое-то движение: это из дальнего конца коридора с тазиком и мокрым полотенцем бежала тётя Даша, соседка. – Слава богу! Ты меня так напугал!
Ромка хотел подскочить, но поскользнулся в луже и с грохотом растянулся.
– Тёть Даш, я сам, я всё уберу! – заорал он так, что бедная женщина присела. – Я всё уберу! Сам! Только матери ничего не говорите.
– Вот те раз, – всплеснула руками соседка.
– Не трогайте ничего, я всё сам, пожалуйста. – Он жалобно посмотрел на пожилую женщину. – Тёть Даш, пожалуйста.
Она лишь развела руками, с сомнением поглядывая на его бледное лицо.
– Ну, ладно, ванная в конце, по коридору. А я пока чай поставлю. – И суетливо побежала в сторону кухни, что-то бормоча и приговаривая: – Совсем замордовали детей своей учёбой!..
Она ушла хлопотать, специально не закрыв за собой дверь и то и дело тревожно выглядывая в коридор.
Но Ромка не рассиживался. Он неловко сбросил с себя испачканную рубашку, скрутил её в комок. Быстро вытер линолеум приготовленной тряпкой. Дошлёпал, покачиваясь, до ванны, сменил воду и вытер всё начисто.
– Тёть Даш, ванну можно приму? – проорал он и, услышав что-то одобрительное, закрыл дверь на щеколду, разделся и сунул в раковину грязную одежду, бельё.
Всё тщательно выстирав, он долго отжимал одежду, резко стряхивал с неё облака мелких капель.
Потом аккуратно расправил рубашку, брюки, повесил на батарее, а сам полез в душ.
«Блин. Четыре минуты. С каждым разом всё дольше и дольше», – сокрушённо покачал головой Ромка. От мысли, что когда-нибудь это может дойти до получаса, его передёрнуло.
В дверь тихонько постучали.
– Да, тёть Даш, я нормально! – крикнул он. – Я уже выхожу.
И резко выключил кран.
– Ромочка, – из-за двери голос соседки совсем походил на старушечий, – я тут одежу тебе сухую приготовила, на ручку двери снаружи приладила, ты её надень.
– Да я всё выстирал, тёть Даш!
– Вот и хорошо, пусть просохнет. Глажанём и наденешь, как новенькое! Иди чаёвничать!
«Классная всё-таки старушка!»
На кухне парня ждали белоснежные кубики в хрустальной сахарнице, старомодные кружки с позолоченными краями, блюдца, большой пирог с ягодами, варенье в маленькой пузатой пиалке. Тётя Даша, видно, внучку в гости ждала, вот и наготовила.
– Тёть Даш, ну зачем вы! – Язык сокрушённо причитал от избытка внимания, а желудок подгонял ближе к столу. После приступа он, как обычно, был жутко голоден.
Пока Ромка уплетал пирог и варенье, тётя Даша налила ему крепкого чая и положила в него несколько ложек сахара.
– Не надо! – запротестовал было парень, но соседка со знанием дела подняла бровь и поставила перед ним кружку.
– Рассказывай, – велела она.
Ромка застыл.
– Чего? Чего рассказывать?
– Давно это у тебя? – Она кивнула в сторону коридора, хотя и так было ясно, о чём речь.
Ромка положил кусок пирога на место. Вытер руки о полотенце.
– Да ерунда это, тётя Даша. Даже говорить не о чем! Первый раз такое… Траванулся небось шаурмой…
– Не ври! – шёпотом сказала соседка, да так, что он шею втянул. – Рассказывай как есть.
«А что ей говорить? Про кожаный индейский ремень или про круги?»
– Ты что-то употребляешь? – вместо него начала «угадайку» тётя Даша.
– Нет, вы что!
– Куришь?
– Нет, не понравилось… Да и не то всё это, тётя Даша.
Она смотрела с таким внимательным участием. Или пироги эти на него так подействовали. Захотелось рассказать как есть.
– Ничего такого.
– Вот верю я тебе, Роман, – вдруг кивнула соседка, – верю. Знаю, отличник. Мать на тебя не нарадуется.
«Ну, насчёт матери – не знаю, радости не замечал».
– Не то это всё, – проговорил он вслух и посмотрел в окно. Мелкий снежок крутился по ту сторону стекла. – Понимаете, это расплата.
– Расплата?
– Да, именно. Я с четырёх лет вижу какие-то цифры, знаки, формулы, могу решить любую задачу, разобрать по полочкам любой чертёж. Даже когда ещё не понимал ни слова, ни сути задания, безошибочно выдавал ответ. Вот просто знал – и всё. Ни способов решения, ни механизмов не знал. Даже названия формул не знал. А ответ – пожалуйста, выдавал. Отец, когда ещё жив был, проверял.
– Вундеркинд, что ли? – с сомнением уточнила тётя Даша.
– Нет. Вундеркинды знают ответ, потому что много учатся, запоминают и умеют решать быстрее других. Они понимают, что делают. У них способности, помноженные на тренировку. А мне просто приходит ответ.
– На блюдечке с голубой каёмочкой? – усмехнулась соседка. Ромка усмехнулся следом.
– Почти угадали. – Он постучал по лбу указательным пальцем. – Вот здесь всплывает прозрачная доска, а на ней синим светящимся мелом написано. Только ровно через тридцать шесть минут после сеанса начинается вот такая свистопляска.
Тётя Даша вздохнула и отошла к окну, тоже разглядывая резвящиеся снежинки.
– Прости, Роман, не верю. Такого не может быть…
– Почему?
– Не может – и всё! – отрезала сердобольная соседка и сердито отхлебнула чай.
– Хорошо, давайте докажу!
– И снова начнёшь кататься тут у меня по полу?! Нет уж, уволь!
– То есть вы всё-таки верите?
Тётя Даша шумно вздохнула:
– Ой, не знаю я, Рома! Я ведь тебя помню вот с такого возраста, – она развела ладони сантиметров на пятьдесят, – с рождения тебя помню. И никогда ничего такого не замечала – хороший, вежливый мальчик, иногда чуточку болезненный. А тут ты мне про видения какие-то толкуешь…
– Сколько денег у вас в кошельке, знаете? – неожиданно спросил Ромка.
Соседка опешила и смутилась:
– Не знаю… Есть немного. Тебе сколько надо?
– У вас в кошельке семьсот тридцать два рубля. Проверяйте!
Тётя Даша, поджав губы, достала сумку, вытащила из неё кошелёк и села перед Ромкой за стол – считать.
Она долго перекладывала монеты, несколько раз сбивалась и начинала заново.
– Сколько у вас получилось?
– Семьсот тридцать один рубль…
– Должен быть ещё один рубль.
– Ну, значит, ты ошибся. – Соседка удивлённо пожала плечами.
Ромка протянул руку к пустому кошельку:
– Разрешите?
– Да, конечно…
Он перевернул кошелёк, слегка встряхнул его. На стол, вопреки его ожиданиям, ничего не выпало. Тогда он заглянул в отделение, в котором обычно хранится мелочь, и аккуратно провёл пальцем по шелковистой подкладке.
В его руках блеснул серебром рубль.
– Феноменально, – всплеснула руками соседка. – Как ты угадал? Это фокус какой-то, да?
– Нет, я просто знаю, тётя Даша. Это просто. Вот смотрите ещё, – он протянул пожилой женщине телефон, – позвоните своей внучке, Каринке. Она сейчас делает математику и не может решить задачу, поэтому и не едет к вам. Задача звучит так: «В зоопарке есть голуби, воробьи, вороны и синицы – всего двадцать тысяч птиц. Синиц на две тысячи четыреста меньше, чем воробьёв, ворон в десять раз меньше, чем воробьёв, и на четыреста меньше, чем голубей. Сколько голубей, воробьёв, ворон и синиц живёт в зоопарке?»
Тётя Даша набрала номер внучки.
– Здравствуй, Кариночка!.. Уроки делаешь?.. Математику задали? – протянула она и бросила короткий взгляд на Ромку. – И что, сложная задача? Так-так…
По тому, как округлялись её глаза, Ромка понял: она верит.
– Скажите Карине, что надо решать через уравнение. Ворон икс, воробьёв десять икс, голубей икс плюс четыреста, а синиц десять икс минус две тысячи четыреста. Всего двадцать тысяч птиц. Если всё правильно посчитает, то ворон у неё окажется тысяча.
Через минуту тётя Даша положила трубку.
– И что, никогда не было сбоев и ошибок?
Ромка отрицательно покачал головой.
– Я всё проверяю. Математику и физику я люблю и понимаю, вы же знаете.
– Учиться тебе надо, Рома. Учиться. Ты сейчас в десятом?
Ромка кивнул.
– Я в техникум хочу. При МГУ. Но мать против…
Тётя Даша похлопала его по руке.
– Я с ней поговорю. Что-нибудь да придумаем.
Ромка нахмурился:
– Не надо ничего придумывать, тёть Даш. Я сам как-нибудь. – От одной мысли, что скажет мать, узнав, как он разоткровенничался с посторонним человеком, всё внутри ссохлось. – Не надо ни с кем говорить, ладно?
– Может, я всё-таки чем-то смогу помочь?
– Нет, я сам. – Он неловко помолчал. – Пойду я, тёть Даш. К матери на работу надо ехать, за ключами.
Он тихо встал и направился к выходу.
Чуткая соседка только печально качала головой, глядя в сутулую спину подростка.
Глава 3
Дар / проклятие (нужное подчеркнуть)
13 января
Утром Лера чувствовала себя гораздо лучше. Всё-таки мысль, что не будет больше этого противного холодка по спине, этих шёпотов и стонов, придавала ей сил и уверенности.
Пока мама, думая, что дочь крепко спит, убежала в аптеку, девушка включила ноутбук и забила поисковый запрос: «Татьяна Селивёрстова». Поисковик выдал кучу ненужных страничек из соцсетей.
Тогда Лера уточнила, забив свой нынешний адрес с пометкой «происшествия».
Оказывается, домик-то у них беспокойный. За последний год он упоминался в СМИ с таким тегом трижды: драка с поножовщиной, ограбление и, батюшки мои, убийство на бытовой почве в соседнем подъезде! Прямо «нехороший» дом у них. И это всё при наличии круглосуточной охраны, датчиков и тепловизоров! Да и жильцы в доме относятся к разряду «благополучных».
Но информации о Татьяне Селивёрстовой не было.
В памяти всплыла, словно подсказка, золотая табличка с чёрного обелиска. Лера забила в поисковик дату. И почти сразу наткнулась на страшное сообщение.
«Жуткая трагедия произошла прошедшей ночью по адресу… – Тут Лера поняла, что адрес её нынешнего дома отличается буквой «а» от адреса Татьяны. – В пожаре, возникшем в частном доме, погибла молодая женщина с тремя несовершеннолетними детьми. По предварительным данным, произошёл взрыв бытового газа. Отец семейства в настоящее время находится в больнице, его увезли накануне с приступом острого аппендицита, и по счастливой случайности его не оказалось дома в момент трагедии. – Леру передёрнуло на словах «счастливая случайность», странные представления о счастье у автора заметки. – Журналистов к нему не пускают.
Как сообщили нам в следственных органах, семья не состояла на учёте в качестве неблагополучной, погибшая Татьяна С. работала в аптеке, её супруг и отец троих погибших детей работает водителем автоколонны 2278 нашего города.
По факту гибели четырёх человек возбуждено уголовное дело».
И фотографии того самого дома, в котором девушка оказалась вчера: обугленные, выжженные дотла стены, изуродованные огнём игрушки. Лера помнила эти кастрюли, эти куски чудом уцелевших обоев.
Ошибки быть не может. Это тот самый дом.
Лера до тошноты ощутила удушье, запах гари и жуткого, ничем не поправимого горя. Перед глазами вновь поплыли покорёженные карнизы и фрагменты черепицы.
Она взглянула на белого медвежонка.
Там, на пожарище, он был совсем чистый. Может, его принесли позже? Она взяла его в руки.
Пальцы утонули в мягком мехе, а по рукам потянулся холодок. Лера прикрыла глаза.
Тёплый вечер окутал её. Она оказалась в комнате с низким потолком, старенькими, местами отошедшими от стены, изрисованными детскими наивными каракулями обоями. Запах кипячёного молока с мёдом и гречневой каши. Детская кроватка, переброшенное через спинку одеяльце с розовыми слониками. Продавленный диван в углу. На нём сидит, насупившись и уставившись в учебник, мальчик лет четырнадцати. У Леры часто забилось сердце. Артём Селивёрстов.
Рядом с ним, на связанном из лоскутков круглом аляпистом ковре устроилась с куклой его сестра Маргарита. Она сосредоточенно застёгивала на платье любимицы пуговку, сопя и простуженно шмыгая носом. Артём на неё не обращал внимания, иногда тревожно прислушиваясь к происходящему в коридоре. Лера подошла к двери и тоже прислушалась.
Женский голос, испуганный и сдавленный. И ещё мужской, угрожающий.
– Я вас предупредил, Татьяна. Вы испытываете терпение и моё, и моего шефа.
– Я ничего не хочу знать ни о вас, ни о вашем шефе! Мы вам сказали уже раз сто, наверное, дом не продаётся. Оставьте уже нас в покое, в самом деле!
– Я оставлю… оставлю. Только зря вы так, Танюша!
– Да какая я вам «Танюша»! Я вас чуть ли не вдвое старше! – вспылила женщина. Лера услышала шум, возню там, за дверью. Артём тоже напрягся и привстал.
– Слушай, ты, старая карга, – Лера едва различала слова в этом зловещем шёпоте, больше похожем на шипение, – мне по барабану, что ты там о себе думаешь. Я тебе сказал – срок вышел! С вами хотели как с нормальными людьми договориться, деньги предлагали, а вы… Короче, лахудра, я тебе так скажу: и для тебя, и для твоих выродков лучше будет, если уже сегодня ночью вас здесь не окажется, поняла?
Какой-то стук, что-то с грохотом разбилось в коридоре, Артём бросился к двери. Но выйти не успел, в комнату проскользнула испуганная Татьяна с заплаканным лицом, по которому чёрными ручейками растеклась дешёвая косметика. Она сжала сына в объятиях так, что у того, наверно, половина костей сломалась.
– Мам, ты чего? – бормотал парень. – Чего он хотел, этот дядька…
– Ничего, ничего, – в исступлении шептала женщина, отстраняясь от сына и невидящим взглядом осматривая комнату. Её обезумевший взгляд остановился на игравшей на полу дочери. – Маргоша, ты почему не спишь?
И снова начала отрывисто бормотать, перехватывая тонкими руками горло:
– Ничего, ничего… Ничего они не сделают, это наш дом… Паша договорился… Они не посмеют.
– Мам, это кто был? – Артём насупился и уставился на мать.
Та под его взглядом вроде немного пришла в себя, перестала лихорадочно суетиться и заставила себя улыбнуться:
– Да никто, Тёмушка, так, человек один. Ты его не знаешь.
– А чего ты тогда так всполошилась? – Он пригляделся к матери и дотронулся до её скулы. – Он что, ударил тебя?!
Татьяна дотронулась до щеки, словно стирая неприятные воспоминания, и снова заметалась по комнате, бросаясь то к одному ребёнку, то к другому, словно прячась за заботой о них от страшного.
Лера посмотрела на белоснежного медвежонка, повисшего в её похолодевших руках.
Татьяне угрожали. Кто-то, кого она сильно боится, кто оказался способен ударить женщину, приходил накануне пожара. Он, и это Лера слышала собственными ушами, сказал, что Татьяне и её семье уже этой ночью не надо находиться в этом доме, их доме. Дальше уже можно было догадаться: семья улеглась спать, а ночью дом подожгли. Не оставив шанса спастись. Этот дом стал могилой для них: для матери и троих её детей, и для «по счастливой случайности» выжившего отца.
Девушка посмотрела на печального плюшевого мишку и заплакала от бессилия.
Глядя на встревоженную Татьяну, укладывавшую Маргариту спать, она поняла, что и сама теперь не сможет спокойно дышать, пока не найдёт того борова из чёрной машины, отдавшего жуткий приказ.
Теперь это и её дело.
Она перечитала сообщение о пожаре в доме Селивёрстовых ещё раз. Забивала в поисковик запросы о результатах расследования. Ведь уголовное дело-то возбудили! Но нет, никаких следов, единственная коротенькая заметка в день трагедии – и тишина.
Лера подумала о Павле, муже Татьяны. Во всяком случае, девушка помнила, что Татьяна упоминала какого-то Пашу, вероятно, это и есть муж. В заметке сказано, что он работал водителем в автоколонне. Может, спустя три года он всё ещё там работает. Может, ей удастся с ним переговорить… Хотя Лера не понимала, как можно объяснить ему свой интерес. Как вызвать на разговор?
На всякий случай она решила поехать и узнать, там ли он.
В отделе кадров девушка представилась племянницей Селивёрстова из соседнего городка, сказала, что он давно не отвечает на звонки и письма и что семья волнуется. Женщина на неё странно посмотрела и покачала головой:
– Родственники… А где вы, родственники, были всё это время, пока мужик погибал? А? Чего глаза вылупила? Помер твой дядька, уже год скоро будет, как помер… Вот оттого и не пишет, и не звонит. А вы, родственники, только спохватились…
Женщина ещё долго бормотала, но Лера уже не слушала. Пунцовая, она выскочила из кабинета и стремглав бросилась к проходной.
«Идиотка! – пульсировало в висках. – Как я сразу об этом не подумала! Чего сюда сунулась?! А?»
Словно спасаясь от погони, девушка пробежала мимо автобусной остановки в сторону центра, не разбирая дороги, сталкиваясь с пешеходами, поскальзываясь на тонком льду мостовой.
«Идиотка!»
Уже около парка она остановилась и перевела дух. Итак, выяснить подробности не у кого. Надо искать самой. Интернет в помощь… И журналист, который писал заметку!
Сейчас у всех порядочных СМИ несколько ресурсов: и газета, и веб-сайт, и странички в соцсетях. Она нашла статью на их сайте. Автор, кажется, Василий Строев. Ну, что ж… Найдём тебя, Василий!
Лера потопала в редакцию.
Девушка вошла в полумрак трёхэтажного здания редакции районной газеты, опубликовавшей заметку. Её оглушил запах сырости, смешанный с запахами свежей типографской краски и борща из столовой.
В узкий обшарпанный коридор выходило штук десять дверей с потёртыми и выцветшими табличками без имён и фамилий. Только: «Редакторы», «Рекламный отдел», «Технический отдел», «Бухгалтерия», «Заместитель главного редактора», «Главный редактор». Лера толкнула дверь редакторского отдела.
В глаза бросился организованный и даже какой-то уютный хаос, поверх которого старательно были разбросаны куски разноцветной, весьма потрёпанной мишуры, мятые ленты «дождика», за ниточки приклеенные скотчем к обоям разноцветные ёлочные игрушки. Из-за высокой стопки распечаток выглянуло скуластое лицо и басовито поинтересовалось:
– Девушка, вам кого? Обед же…
Лера взглянула на темноволосого парня, разглядывавшего её с нескрываемым любопытством, потом на часы. Действительно, час двадцать.
– Ой, извините, – смутилась она и, кажется, покраснела под внимательным и чуть удивлённым взором. – Я просто хотела одного человека найти, Василия Строева… Но я, наверно, зайду после двух.
Стопка распечаток качнулась, едва не разлетевшись по кабинету. Темноволосый прихлопнул её сверху.
– А зачем вам Василий?
Лера остановилась.
– Хотела кое-что узнать у него об одном старом материале… Так, ничего особенного. Вы не знаете, он после обеда будет?
Парень ещё раз придавил стопку распечаток, на этот раз здоровенным степлером, и криво улыбнулся:
– Да он, собственно, и не уходил ещё.
– Так это вы – Василий Строев? – обрадовалась Лера.
Она надеялась увидеть серьёзного журналиста, представительного, в очках с тонкой золотистой оправой, или ещё лучше – в толстой роговой, и в толстом свитере с вытянутыми рукавами и заплатками на локтях. А перед ней возвышался неуклюжий парень лет двадцати пяти, растрёпанный, в заляпанной клеем футболке, в видавших лучшие времена джинсах.
– Ну, был когда-то. – Он неопределённо махнул рукой.
– То есть?
– Знаете ли, мы часто используем псевдонимы. И газете хорошо – типа она серьёзная и большая, со здоровенным штатом спецкоров, и тебе тоже неплохо – всегда можно сказать, что это не ты писал всякую муть… Клиент побегает-побегает, а доказать ничего не сможет… Но именем Василий Строев я и воспользовался-то всего пару раз, и с тех пор уже года три как про него забыл. Так что даже странно, что им интересуется такая юная леди…
Парень улыбнулся.
– Да, тот старый материал, о котором я хотела вас спросить, примерно тогда и был опубликован. – Девушка замолчала.
«Василий» тем временем продолжал её изучать, ухмыляясь и даже не собираясь поддерживать тему разговора. Лера окончательно растерялась. Парень ей явно не внушал доверия: он небось и не вспомнит, что это была за статья. И не отслеживал результат расследования, потому что разгильдяй.
– Ну, и? – не выдержал он наконец.
«А, к чёрту, всё равно больше никаких ниточек!»
– Около трёх лет назад, в мае, на улице Хрусталёва сгорел частный дом. В пожаре погибли женщина и трое её детей. Вы писали заметку.
Парень перестал улыбаться. Лицо сразу стало яснее, умнее, глаза заискрились настороженным интересом. По тому, как изменилось выражение его лица, Лера поняла – он помнит.
– Знаете, я же ещё не обедал, есть очень хочется, и от этого не думается вовсе. Пойдёмте! – неожиданно предложил он.
«Василий» порывисто сорвал с вешалки куртку и, не спрашивая, согласна ли Лера обедать с ним, подхватил её под локоть и буквально выволок из кабинета. Протащив по коридору к выходу и не дойдя до него буквально метра, он затолкал девушку в узкую дверь, которую она, входя, даже не заметила. За дверью оказалось махонькое пыльное, давно не обитаемое помещение, со столом и вытертым стулом 80-х годов прошлого века.
