Евгения Кретова
Альтераты: миссия для усопших
– Вы что?! – Только теперь Лера струхнула не на шутку.
– Чё те надо? – «Василий» припёр её к стене, больно надавив локтем на горло. – Ты чё вынюхиваешь, а? Тебя Камрад подослал?
– Что? К-какой Камрад?! – Лера вообще потерялась. Этот парень, «Василий», вроде только что был нормальным, интеллигентным даже, а сейчас буквально позеленел весь, и глаза чёрные такие стали, мутные. Словно и не человеческие. – Стойте, отпустите меня, – хрипела она, – никто меня не подсылал!
– Значит, так, – зашипел «Василий» более спокойно, но от этого ещё более страшно, – скажешь Камраду, чтобы больше ко мне не совались. Я всё ему отдал, поняла, ВСЁ! Никаких материалов, фотографий, копий у меня больше нет… НЕ-ЕТ!
Он схватил Леру за шиворот и так тряхнул, что у неё едва позвоночник не рассыпался. А затем распахнул дверь коморки и с силой вышвырнул девушку в коридор.
Лера пролетела тот несчастный метр до выхода, но не стала дожидаться, что будет дальше – с визгом рванула с лестницы мимо ошалевших блондинок на высоченных каблуках.
Лишь добежав до автобусной остановки и не чувствуя погони, она оглянулась. Полоумный «Василий» за ней не бежал.
– Ну что за день-то сегодня такой. – Шмыгая носом, Лера торопливо шла по пустынной улице вдоль бесконечного сине-зелёного забора.
Садиться в автобус под любопытные взгляды пассажиров ей не хотелось, да и стоять в ожидании своего рейса тоже, ещё этот ненормальный передумает и решит переломать ей парочку костей.
Дойдя до перекрёстка и свернув на более людную улицу, Лера успокоилась. Купила ароматную булочку в пекарне и села на скамейку: ей не давало покоя слово «Камрад». Где-то она его уже слышала. Причём совсем недавно. На днях буквально.
Девушка набрала в телефоне: «камрад»… Всезнающий поисковик сообщил, что это «товарищ, друг», от испанского «camarade». Но «Василий» явно не это имел в виду. Более того, Лера готова была поклясться, что парень этого «товарища» жутко боялся…
Глава 4
Свобода выбора зависимости
Подошёл Лерин автобус, она забралась в жарко натопленное нутро, устроилась на свободное сиденье, а из головы всё не выходил этот «товарищ». Что-то не отпускало её. Какая-то догадка. Слово действительно было ей знакомо.
Она добралась до дома, сбросила куртку…
Вот! Она не слышала это слово! Она его ВИДЕЛА!
Лера бросилась к серванту с документами. Три дня назад она распаковывала коробку с бумагами: мамины папки, счета за старую квартиру, альбомы с фотографиями… И тонкая красная папка. Мама много раз говорила, что в ней очень важные документы, и Лера, конечно, засунула любопытный нос внутрь. Вот где она видела этого «товарища»!
Она перелистывала уложенные в тонкие хрустящие файлы документы. Свидетельство о праве собственности на квартиру. «Нет, не то». – Лера лихорадочно просматривала одинаковые страницы.
Кредитный договор… Банк такой-то, это ясно… Ушакова Светлана Павловна. Это мама…
Вот он! «Договор купли-продажи № 1634. Общество с ограниченной ответственностью «КАМРАД», в лице генерального директора Молина Хорхе Эдуардовича, и Ушакова Светлана Павловна»…
Руки Леры похолодели. Она теперь поняла всё.
«Камрад» – это фирма-застройщик. Они с мамой купили у них квартиру в доме, построенном на месте сгоревшего жилища Татьяны Селивёрстовой. Камрад – это прозвище человека, которого так боится «Василий», которому он «отдал всё, все материалы и фотографии».
Девушка включила ноутбук. Голубой экран быстро откликнулся, выйдя из режима сна.
Она набрала фразу, которая должна была ответить на последний оставшийся вопрос: «ООО «Камрад», генеральный директор».
Мгновенно загрузился официальный сайт фирмы. Текущие стройки, завершённые объекты, фотографии, награды и сертификаты.
Лера выбрала вкладку «О компании».
С большой фотографии на неё уставилось лицо довольно полного человека, почти лысого, с тяжёлым взглядом и улыбкой бульдога.
Подпись гласила, что это Молина Хорхе Эдуардович, генеральный директор ООО «Камрад», тот человек, что криво ухмылялся, глядя на дымящиеся руины дома Татьяны Селивёрстовой. Тот, кого ей нужно найти.
Лера взглянула на адрес фирмы… Хрусталёва, 27, 1-й подъезд.
Это их дом. Они держат офис в этом же доме.
Лера выдохнула.
Она взяла белого медвежонка и вышла из квартиры.
Ещё через пятнадцать минут девушка уже стояла в офисе ООО «Камрад» перед шикарной секретаршей. Там отмечали старый Новый год. Через огромные матово-чёрные двери конференц-зала прорывались ароматы застолья: гремучая смесь салатов, майонеза, копчёного мяса, рыбы и шампанского.
– Шефа нет, – ухмыльнулась секретарша, глядя на Лериного белоснежного медвежонка, – но я всё передам, не волнуйтесь, девушка.
А Лера больше и не волновалась.
Она шла через пустынный двор дома с панорамными окнами, шикарного, в котором многие лишь мечтают иметь крохотный кусочек комфорта, а Эмми Ли шептала в наушниках:
If I smile and don’t believe
Soon I know I’ll wake from this dream
Don’t try to fix me,
I’m not broken
Hello, I’m the lie living for you so you can hide
Don’t cry[3].
Если улыбнусь – пойму:
Скоро очнусь ото сна,
Не утешай меня – не сломлена.
Привет, я – та ложь, за которой можно скрыться,
Не плачь.[4]
Говорят, никакие деньги не стоят жизни.
Врут.
Говорят, деньги не пахнут.
Врут.
Деньги пахнут. Ещё как. Воняют кровью и потом. Лёгкие деньги – кровью, трудовые – потом.
За каждой бумажкой – чья-то судьба. За каждой монетой – свобода. И никто по-настоящему не свободен.
Мы свободны только в выборе своей зависимости, так, кажется?
В этом плане Лера теперь совершенно свободна.
– Лер, ты чего? Ты куда ходила, больная же. – Мама вернулась с работы раньше, в недоумении складывая в папку разбросанные по столу файлы с документами. Нарядная ёлка разноцветно подмигивала в углу.
– Мам, мы можем вернуться в нашу старую квартиру? Прямо сейчас? А?
14 января
Уже подходя к кладбищу, Лера заглянула в павильон, где торговали цветами. Она хотела купить живые цветы. И маленькую игрушку.
На входе стоял стеллаж со свежей прессой.
В глаза сразу бросилась огромная, на всю первую страницу, фотография крупного мужчины, лысоватого, с тяжёлым самоуверенным взглядом. Сердце оборвалось: на неё смотрел Молина Хорхе Эдуардович.
Лера схватила газету, с первых слов заголовка поняв, о чём статья.
«Трагическая смерть руководителя крупной строительной компании».
Девушка оплатила покупку и медленно пошла в сторону калитки, на ходу просматривая статью.
«…По информации следственных органов, причина пожара пока не установлена. Известно, что дом, в котором расположился офис ООО «Камрад», сдан застройщиком в начале прошлого года. Претензий и замечаний в процессе госприёмки не выявлено.
Пожар разгорелся между двумя и тремя часами ночи в кабинете генерального директора. Возможно, причиной возгорания стала непотушенная сигарета».
Лера точно знала, куда идти, словно бывала здесь много раз. Аккуратные ряды крестов. Украшенные неестественно яркими цветами тёмные оградки, обелиски, прикрытые от любопытных глаз заиндевевшими берёзками или пушистыми елями. Вид торжественный и печальный.
Вот она, тёмная оградка. Только за ней пять каменных плит: молодая улыбающаяся женщина, мальчик-подросток, смешливая девочка, крошка в кружевном чепчике, погибшие одной смертью в одну ночь, и рядом с ними худощавый мужчина, не выживший без них.
Татьяна, Артём, Маргарита, Алёна и Павел Селивёрстовы.
Порванная в клочья судьба.
Лера стряхнула иней с побелевших табличек, присела на скамейку рядом с могилой Татьяны, положила на гранитную плиту газету и цветы.
– Татьяна, здравствуй. Не знаю, слышишь ли ты меня теперь. Ведь я сделала то, о чём ты просила, и ты добилась того, что хотела. Наверное, тебе незачем здесь больше находиться… Знаешь, мне очень жаль, что с тобой такое произошло. Правда.
Она встала, положила игрушку на могилу Алёны, ещё раз взглянула на детское наивное личико, ручки, прижимающие к себе… белоснежного медвежонка!.. Того самого…
– Выходит, это её медвежонок, Алёны? Его не принесли на пожарище?
У Леры внутри всё похолодело. И нашёлся ответ на вопрос, бившийся в мозгу.
– Ладно, Татьяна, – выдохнула, наконец, она, – если ты меня слышишь, то я освобождаю тебя от обещания, данного мне… ну, чтобы больше ко мне никого не пускать. Если есть кто-то ещё рядом с тобой, кому я могу помочь… то валяйте…
По позвоночнику полился тонкий холодок. Словно апрельский сквозняк пробрался под куртку.
Лера закрыла глаза и приготовилась.
Глава 5 Знакомство
14 января
Р омка долго бродил по городу, убивая время. Когда стемнело и заботливые мамочки увели ребятишек ужинать и укладывать спать, он устроился на детской площадке перед своим подъездом и ждал, когда погаснет свет в квартире. Это означало, что отчим с матерью легли спать.
Путь свободен.
Ромка вздохнул с облегчением и поплёлся к подъезду, на ходу дожёвывая чёрствую булку – остаток обеда.
На лестничной площадке, устроившись на портфеле, дремала девушка, бледненькая, в порванных по последнему писку моды джинсах, с рыжими растрёпанными волосами, но, в общем, симпатичная.
Он хотел пройти мимо. Но вдруг помочь человеку надо?
– Эй, ты чего здесь? – Парень аккуратно дотронулся до её плеча.
Девчонка ахнула и резко вскочила.
– Я что, уснула, что ли?
Ромка неуверенно улыбнулся:
– Ну, вроде того. Храпела так, что с первого этажа слышно было…
Девчонка шумно выдохнула и пробурчала:
– Чего допоздна шляешься? Я тебя с пяти часов жду здесь.
– Меня? – Ромка с интересом заглянул в серые глаза незнакомки.
– Ты Роман? – Парень кивнул. – Значит, тебя. Пойдём!
Она шагнула в сторону лестницы, уводя его выше на один пролёт.
Девчонка ему понравилась. Хорошенькая. И такая решительная. Он последовал за ней.
– А чего ты меня ждёшь? Позвонила бы…
Девчонка хохотнула:
– Как будто я твой телефон знаю!
– Ну, где живу узнала же как-то? Чего бы там же и про телефон не спросить? – резонно отметил парень, с любопытством разглядывая незнакомку. Она оказалась довольно высокой, младше его, только как камень собранная. Она точно знала, что ей нужно и как этого добиться.
Ему бы так…
– Мне, собственно, и адрес никто не сказал, – пробормотала она, пристраивая свой портфель на подоконник. – Меня сюда твой дед привёл.
Ромка похолодел. Он уставился на девчонку, думая, что та сейчас рассмеётся. Но злые шутки ему не нравились:
– Не смешно. Мой дед умер лет пять назад…
Любоваться незнакомкой расхотелось. Как, впрочем, и продолжать разговор. Ромка повернулся и начал спускаться к своей квартире, когда услышал звонкий, натянутый как струна, девичий голос:
– Он говорит, что ты ему обещал самолётик доделать… Тот, который антошка-коротыш…
Парень замер.
– Как? Как ты сказала?
Незнакомка уставилась на свой портфель: к замку был прилажен значок – жёлтая, улыбающаяся во весь рот рожица-смайлик.
– Твой дедушка говорит, что ты ему обещал самолётик доделать… антошка-коротыш. Я не знаю, что это означает… Тебе виднее должно быть. – И она пронзительно посмотрела на него в упор, словно горячей ртутью окатила.
У Ромки вспотели ладони.
Он вспомнил маленькую модель самолётика «Ан-140», «антошка-коротыш», которую они с дедом строили в то лето, когда тот был ещё жив. Ромка должен был раскрасить модель. А осенью деда не стало.
Он обещал деду, что принесёт самолётик, покажет, что у него получилось… Но… Всё как-то забылось.
Самолётик так и стоит у него в комнате с неокрашенным крылом на пыльной полке.
– Откуда ты знаешь? – Ромка приблизился к незнакомке, заглядывая в заострившееся лицо, запоминая выпуклые скулы, короткий завиток на виске, аромат ванили и шоколада, исходивший от неё.
Та даже бровью не повела:
– Твой дедушка. Он помнит, что ты обещал и не сделал. – Девушка забралась на подоконник. – Ты ещё говорил, что заберёшь его фотоальбом. Он так и валяется среди дедовых вещей. Его уже тётя Ира выбросить собирается. Дед беспокоится.
Тётя Ира – это мамина сестра. Ей дедов дом в деревне достался по наследству. Стоял пять лет, в него только летом приезжали, как на дачу. А в этом году они решили всё перестроить, в порядок привести и жить там постоянно.
Но Ромка всё ещё не верил. Эта девушка… Вдруг она просто его разыгрывает? Про самолётик – это может быть пальцем в небо, кто с дедом самолётиков не строил? Про тётю Иру – тоже совпадение…
Незнакомка внимательно на него посмотрела. Спокойно, без кокетства, словно рентгеном обожгла.
– Я людей умерших вижу, – подсказала она. – Вот твой дед пришёл ко мне, просил тебе кое-что передать.
– Так ты его видишь, деда моего? – Ромка икнул.
Незнакомка сощурилась, понимающе кивнула:
– Проверить хочешь? Валяй! У него борода была, глаза светлые, синие. Высокий, повыше тебя сейчас. Одет в красно-бордовую клетчатую байковую рубашку, тёплые треники. Когда говорит, губы так смешно вытягивает, – она чуть оттопырила нижнюю губу, – и то и дело цокает.
Ромка похолодел. Он запомнил деда именно таким: седым, в яркой клетчатой рубашке. А вот про то, как дед говорил – забыл совсем. А сейчас вспомнил.
Но хотелось убедиться окончательно. В голове мелькнула радостная мысль:
– Слушай, ты здесь посиди, я сейчас фотографию деда принесу, ты мне его покажешь!
Он слетел по ступенькам вниз, нарочито аккуратно щёлкнул замком, чтобы никого не разбудить, медленно и бесшумно открыл дверь.
Рыжеволосая девушка осталась одна, поджидая, пока недоверчивый собеседник явится с фотографией. Он прибежал через минуту.
– На, смотри, это он? – И Ромка открыл толстый фотоальбом со старыми, сильно пожелтевшими страницами. На неё смотрели спокойные, величественные лица пожилой пары, лукаво улыбался паренёк в шофёрской фуражке. Ромка показывал на большое групповое фото: военные лётчики расположились на траве. За спиной – бескрайняя степь и высокое-высокое небо.
Глава 6 Соня и Даша
14 января
Неуклюже скользя по ледяному насту, коварно присыпанному пушистым снегом, перескакивая через простенькие, почти утонувшие в сугробах неказистого московского дворика пеньки и качалки, пробиралась ученица десятого класса «Б» средней общеобразовательной школы номер 167 Софья Афанасьева.
Её вязаная шапка с большим помпоном съехала на макушку, выпустив на мороз тёмную пушистую прядь, шарф раскрутился и мёл дорогу, а полы коротенькой дублёнки ритмично били по закоченевшим коленям. Она торопливо пробиралась сквозь надвигающиеся сумерки, шумно шмыгала носом и поминутно поглядывала на циферблат ручных часов.
– Да ч-чёрт-те чё! – ругалась она, в очередной раз поскользнувшись на спуске с оледенелого бордюра. – Ни фига ж не видно!
Она едва не упала на грязный автомобиль, неловко припаркованный на тротуаре, ещё раз чертыхнулась и с силой дёрнула ручку своего подъезда. Со второй попытки дверь поддалась, протяжно скрипнув и пропуская девушку внутрь, в душный полумрак, пахнувший горячей сыростью и кошками.
– Дашка! Я уже тут! – проорала она вверх, на лестничную клетку, с топотом поднимаясь на второй этаж.
Из-за поворота показалось кислое лицо Дарьи Синицыной, её школьной подруги. Соня устало закатила глаза к потолку. Вот вечно так! Чуть что выпадает из графика – подождать пять минут или выйти раньше из дома – сразу такой недовольный вид.
– Я подумала, ты ушла, – тихим, бесцветным тоном пропела Даша, поправляя очки.
– Правильно сделала, что подумала, – кивнула Соня, напряжённо шуруя в карманах в поисках ключей.
– Мы вроде на пять договорились встретиться, – продолжала нудеть за спиной Дарья.
Сунув ключ в замочную скважину, Соня с силой толкнула входную дверь:
– А мы и встретились! – Часы в комнате как раз отстукивали пять раз. Она подняла вверх указательный палец: – Слышала? Всё по часам, как ты любишь!
И ввалилась в квартиру, на ходу сбрасывая модные угги, дублёнку, шапку с шарфом и кидая всё на пуфик у входа, потопала в кухню, по дороге нацепив растоптанные тапочки.
Там Соня с надеждой щёлкнула выключателем и взглянула на круглый абажур люстры – лампочка не загорелась: свет так и не дали. Как с утра выключили, так и «ведутся ремонтные работы». Хорошо, что у них газовая плита, хоть с голоду не умрёшь. А темнота… оно ничего, в задуманном деле точно не помеха.
– Есть будешь? – крикнула она подруге.
Из коридора послышалось одобрительное бульканье. Соня выглянула: ну, естественно, мисс «красота и порядок» уже аккуратно пристроила на вешалке свою куртку и теперь разбирает брошенные Соней вещи.
– Даш, оставь ты всё в покое. – Она подошла, забрала из рук подруги свою дублёнку и демонстративно кинула назад, на пуфик.
И вернулась в кухню. Даша, всё с такой же кислой миной, поплелась следом и села на табурет, отрешённо наблюдая за хозяйкой. Та достала из недр нижнего шкафчика старенький эмалированный чайник с почерневшим дном, налила в него воду и поставила на плиту. Чиркнув спичками, зажгла конфорку и вытащила из холодильника большое блюдо, прикрытое полотенцем, поставила на середину обеденного стола, рядом с белой непрозрачной вазой, доверху наполненной мелкими апельсинами.
Даша с любопытством повела носом и заглянула под накрахмаленное полотенце: пирожки с корицей.
– Сонь, а ты куда бегала-то? – спросила она наконец.
Соня как раз в этот момент вцепилась в пирожок, моргнула:
– Жа-шпишками.
– Чего?
– За спичками! – пришлось повторить, дожевав. – Днём со школы прихожу, а света нет. И спички заканчиваются. Вот и побежала, а то ж ни чай попить, ни свечи зажечь… Гадать-то будем?
Даша кивнула.
– А-а, а то я думаю, чего это мы в потёмках сидим, и ты чайник доисторический достала…
– Во-во. Лера, кстати, придёт? – Это их третья подружка, Лера Ушакова. Вместе с Дашей в музыкальную школу ходит. Только Даша на фортепиано играет, а Лера – на скрипке. Она переехала в другой район, но обещала являться и не теряться.
– Не, не придёт. Вроде как заболела, даже в музыкалку эти дни не ходит, – вздохнула девушка и тоже взяла пирожок.
Соня пристально посмотрела на подругу. Та приглядывалась к лакомству, словно выбирая то, что было достойно её внимания, и откусила кусок. Ни следов волнения, переживания и прочих душевных мук. Соня почувствовала, что звереет от любопытства.
– Чего к тебе Истомин сегодня подходил? – не выдержала она.
Даша от смущения перестала жевать. Нахмурилась и покраснела.
– Паша? В кино звал.
– Ого! – Соня округлила глаза в ожидании продолжения. Но подруга молчала как рыба, разглядывая пирожок. – А ты чего?
Даша смутилась ещё больше, щёки заалели, на шее появились красно-бурые пятна.
На плите шумно засопел чайник, эмалированная крышка стала заполошно подпрыгивать. Даша бросила на потрёпанную клеёнку пирожок, вскочила с табурета, заставив его жалобно скрипнуть, и, схватив с полки две кружки, сунула в них пакетики с заваркой и залила кипятком.
– Накрыть у тебя есть чем? – повернулась она к хозяйке.
Та как заворожённая следила за действиями подруги, то и дело вздрагивая от грохота, их сопровождавшего.
– Чего? – переспросила она.
– Накрыть кружки есть чем? Иначе плохо заварится…
Соня выдохнула:
– Синицына, ты заколебала уже! Нормально всё заварится! Чего ты Пашке сказала-то?!
Даша выразительно замерла, неуклюже вытянув шею:
– Сказала, что занята: уроки у меня и на репетицию опаздываю.
Она исподлобья посмотрела на подругу: округлившиеся глаза, открытый рот и взгляд, полный бесповоротного сочувствия.
– То есть к тебе подошёл парень, по которому ты сохнешь с шестого класса, позвал тебя в кино, а ты сказала, что у тебя, блин, «уроки», и отказалась? Так? – Даша виновато кивнула. – Синицына, ты вообще нормальная?
Соня подпёрла голову, по-прежнему не сводя недоумевающего и сочувствующего взгляда с подруги.
– Сонь, мы всё-таки с тобой по-разному смотрим на эти вещи… – начала было Даша давно заготовленную фразу.
– Да знаю я всё, – перебила её Соня. – По-идиотски ты на них смотришь, понимаешь? Чего тут такого? – Даша молчала. – Ты же не во времена своих менуэтов и сонатин живёшь! А во времена рока и хип-хопа… Чуешь разницу? Там, – она показала куда-то за окно, – менуэты, а здесь, – она легонько постучала ладонями по столу, – современная жизнь, понимаешь? Ж-И-З-Н-Ь!!! И в ней есть кино, концерты, смартфоны, парни. С ними можно разговаривать, гулять без опасения быть сожжённой на костре.
Даша села напротив, тяжело вздохнула.
– Конечно, ты права, – она посмотрела в окно, – я – старомодная дура…
– Старомодная – согласна, насчёт дуры – я этого не говорила, – на всякий случай поправила Соня.
– Хорошо-хорошо, это я говорю, что я – дура. Но он подошёл, и я как-то растерялась… Не знаю, как это у меня вырвалось – про учёбу и репетиции… Я всё время кручусь между школой, музыкалкой и репетиторами… и вот, как-то вырвалось.
Соня с сомнением и жалостью посмотрела на подругу. Вот же незадача: и умница-отличница, и талантище, и человек хороший, и симпатичная, даже симпатичнее её, вон волосы какие блондинистые и без всякого мелирования. И очки ей идут. Но совершенно не приспособленная к жизни. Как она будет без неё, без Сони то есть? Ещё поступит в эту свою консерваторию – и всё, умрёт за нотами нецелованной… Правильно Лера говорит: Дашку надо брать на поруки и по рукам её, по рукам.
– Ладно, не хнычь, – примирительно пробормотала девушка. Кухня окончательно утонула в сизых сумерках, и смотреть друг на друга в потёмках становилось всё труднее.
За окном начиналась метель. Мутная взвесь извивалась, скручивалась в кольца, тоскливо и жалобно подвывал ветер. Словно острые коготки неведомого зверя, царапали стекло снежинки.
Соня достала из шкафчика серые свечи, перевязанные грубой бечёвкой, зажгла их. Покапав горячий парафин на дно старенькой алюминиевой кастрюли, установила в неё свечи.
Всё ещё обдумывая что-то, взяла кружки с ароматным чаем, поставила на стол. Даша сразу потянулась к своей любимой, которую она же и подарила – ваниль с шоколадными нотами-восьмушками на стройном нотном стане.
– Что-нибудь придумаем.
– Что? – вздохнула Даша с отчаянием в голосе.
– Ну-у. Я приглашу его с Витькой в кино. Возьму тебя. Сходим вчетвером. Потом он тебя до дома проводит, как настоящий кавалер, а там уже, может, ты и перестанешь за уроки хвататься как за спасательную шлюпку…
Даша хохотнула. Но в тусклом отсвете выглядела при этом ещё более несчастной.
– Слушай! – Соня наклонилась над столом. – Предлагаю выяснить вновь открывшиеся обстоятельства в ходе сегодняшнего гадания… Ты со мной?
В подъезде гулко хлопнула дверь. Послышались торопливые шаги на лестничной площадке.
Соня посмотрела на часы: почти шесть, скоро мама с работы вернётся.
– Пойдём, я тебе что-то покажу…
Она схватила кастрюльку со свечами и, проплыв мимо заинтригованной Даши, скрылась в полумраке коридора.
Квартира у Афанасьевых была небольшая: хоть и «трёшка», но в старом доме, с довольно странной, неудобной планировкой. Кухня выходила в длинный узкий коридор, где находились выходы из всех помещений: входная дверь, ванна и туалет, и традиционная в таких домах кладовка – с одной стороны, три двери в жилые комнаты – с другой.
Если бы ещё эти самые двери оказались со стеклянными вставками, было бы, наверно, уютнее, особенно сейчас – вечером, с отключенным электричеством и занимавшейся за окном непогодой.
Осторожно двигаясь за подругой, Даша невольно представила себя в древнем заброшенном замке – узкий проход, темнеющие проёмы комнат, тревожное поскрипывание паркета и худенькая девушка со свечами впереди. В довершение картины Соне не хватало длинного, в пол, платья.
– Ты чего там плетёшься? – прошептала подруга.
– Тут я… А ты чего шепчешь? – так же тихо отозвалась Даша.
Соня хохотнула, но не в полный голос:
– Не знаю, всё так торжественно… Смотри!
Она отошла немного в сторону, подняв высоко кастрюльку со свечами и позволив Даше оглядеться.
Они оказались в родительской спальне: тяжёлые шторы плотно задёрнуты, широкая кровать с массивным изголовьем в виде распустившейся лилии, мерцающие в свете свечей бра. Слева от входа, у стены, ловило отражение двух девушек громоздкое трюмо с овалом центрального зеркала.
– Класс, правда? – восторженно хвасталась Соня. – На Новый год себе купили обновку… Круть, да?
Даша зачарованно кивнула.
– И прикинь, что я ещё придумала. – Подруга поставила кастрюльку со свечами на трюмо, исчезла на мгновение в темноте коридора. В кладовке послышался грохот, словно посыпалось что-то мелкое, металлическое, потом – оханье и тихие ругательства.
– Сонь, тебе помочь? – Даша выглянула из спальни.
– Не-е, я уже тут. Оно лёгкое… на колёсиках…
Медленно разворачиваясь в узком коридоре, скрипя резиновыми тапками, девушка втаскивала в комнату нечто высокое, плоское, в деревянной оправе и на широкой нескладной подставке.
– Это что такое?!
Но подруга не отзывалась, кряхтя и шумно вздыхая. Даша не выдержала, схватила за угол деревянной рамы, потянула её на себя. Штуковина оказалась и впрямь не столько тяжёлой, сколько неудобной и большой: в высоту едва-едва прошла в дверной проём, а в ширину – вообще пришлось втягивать по очереди: вначале один угол, а потом второй.
– Та-дам! – Соня выровняла деревянную раму вычурного напольного зеркала.
Перед озадаченной Дашей встало её собственное отражение во весь рост: растрёпанные волосы, смущённый вид, стекляшки очков в модной оправе. В несмелых бликах свечей она увидела себя странно потерянной, словно чужой.
– Здорово, да? – не унималась Соня. – Это от старого гарнитура осталось, не дала продать. Буду у себя в комнате делать ремонт, его там пристрою. Раму только перекрашу, сделаю её светлой-светлой. Представляешь?
Даша представила и поморщилась.
– А зачем ты его сюда припёрла?
Соня, любовно поглаживавшая гладкое полированное дерево, встрепенулась:
– Как зачем? Гадать сейчас будем!
– На зеркалах? – Даша боязливо поёжилась.
– Конечно…
– Так вроде же в полночь надо?..
Соня развела руками:
– Ага, в полночь такие стучимся к мамке с папкой со свечкой: пустите в зеркало потаращиться, да? Синицына, не тупи!
Подруга пожала плечами.
– Ерунда это всё, не верю я…
Соня хитро прищурилась, приблизив лицо к самому Дашиному уху:
– А на суженого-ряженого? – Заглянув в глаза и прикусив нижнюю губу, томно добавила: – А если Пашка Истомин явится? А?
И гоготнула.
– А как? Ты знаешь? – с сомнением отозвалась Даша.
Подруга вскинула подбородок, закатывая выше локтя рукава тёмной клетчатой рубашки, торжественно подняла руки над головой и громоподобным голосом провещала:
– Я, потомственная ясновидящая, маг-виртуоз в третьем поколении, властелина духов и мирских врат, ведунья Софья, приглашаю тебя на сеанс супер-пупер-магии!!! Один взгляд сквозь магический кристалл – и твоё будущее у меня как на ладони!
– Афанасьева! Тебе никто не говорил, что в тебе пропадает народная артистка?
Соня хихикнула:
– Ладно, давай начинать, а то скоро мамка с работы придёт, весь кайф обломает своими советами!
Она подтолкнула подругу к зеркалам.
– Слушай сюда, – скомандовала девушка. – Встаёшь между зеркалами, типа в коридоре таком оказываешься. Говоришь: «Суженый-ряженый, покажись» – и ждёшь. В конце коридора появится фигура, когда окажется у тебя за спиной – смотришь быстренько и выбегаешь из коридора. Поняла? Только не оборачивайся – нельзя, говорят…
Даша кивнула, заворожённо оглядываясь вокруг:
– Кто говорит?
– Ну, бабки всякие… Гадалки. В инете прочитала.
– А-а, – понимающе протянула Даша. – А долго ждать?
Соня округлила глаза:
– Да кто ж его знает… Хорошо бы побыстрее, я ж говорю, мать скоро должна прийти… Ну, рассказывай, что там видишь?
Даша заглянула в зеркальную мглу.
Здесь, внутри бесконечного коридора, оказалось прохладно. Она поёжилась, словно от сквозняка. Её отражение, мутное, неравномерно освещённое тусклыми свечами, казалось, начало жить своей жизнью – медленнее моргать, невпопад дышать. Или ей это только показалось?
– Даш, ну что? – донёсся издалека голос подруги.
Девушка только отмахнулась:
– Если ты будешь каждую минуту меня спрашивать, что да как, то вообще ничего не получится. Сиди смирно.
Соня вздохнула. Даша слышала, как скрипнули пружины матраса: подруга решила устроиться поудобнее.
Даша тоже придвинула к себе мягкий бархатный пуф и, глядя через жёлтое пламя свечей, прошептала: «Суженый-ряженый, покажись».
В ушах звенело. Казалось, что тишина нашёптывает что-то: сюда, в межзеркалье, проникали странные звуки – протяжный скрип открывающейся двери, грустное завывание ветра, негромкий шелест сухих листьев, тихий стук по стеклу. Зеркальная поверхность помутнела.
Даша вздрогнула: сквозь матовую пелену она отчётливо заметила фигуру. Она не успела разглядеть её, стала всматриваться внимательнее. Очень мешал туман, словно осенняя морось застилавший зазеркалье. Девушка решила, что это от свечей. Осторожно, чтобы их не задеть, она провела рукой по холодной поверхности. Фигура мелькнула уже гораздо ближе, в нескольких метрах от неё, за спиной. Невысокий человек шагал навстречу, то и дело исчезая за сумрачными колоннами.
Девушка наклонилась ближе, напряжённо ожидая увидеть лицо незнакомца, когда он снова мелькнёт в лабиринте зеркал.
Стекло покрылось мокрым туманом. Несколько капелек стекли по гладкой поверхности. Даша раздражённо провела рукой в очередной попытке вытереть его, но замерла от удивления – на неё, наклонившись к зеркалу и приглядываясь, смотрел молодой мужчина лет двадцати пяти, тёмные волосы чуть ниже подбородка, нос с горбинкой, лукавый взгляд. Пашка Истомин. Только старше и ещё красивее. Даша онемела, на миг забыв, что нужно делать – фигура была настолько реалистичной, настолько отчётливой, словно… словно повзрослевший Пашка и вправду стоял прямо за её спиной, словно он был здесь.
Не поворачиваясь, она осторожно посмотрела себе под ноги и под собственный локоть, назад, пытаясь рассмотреть человека за спиной. Она ожидала увидеть мужские ноги, но заметила лишь тень тонкой звериной лапы.
В нос ударил резкий запах тухлых яиц и гнилого мяса.
Зажав нос от отвращения и бросаясь из зеркального коридора, она взвизгнула:
– Ма-ама!
Носок зацепился за витиеватую ножку пуфика, и Даша с грохотом повалилась на пол, теряя очки и увлекая за собой напольное зеркало.
Тень существа, прильнувшая было к гладкой раме, метнулась через темноту к трюмо, нырнув в отражение, и в ту же секунду выскочила следом за падающей девушкой.
Со звенящим грохотом громоздкая конструкция повалилась на пол, рассыпаясь сотнями острых осколков. Словно в замедленном кино, Даша видела, как, всё ещё храня отражение зеркального коридора и тёмной фигуры в нём, они разлетаются по комнате. Она прижалась к изножью кровати, прикрывая голову руками. Острая пыль окружила её туманом, жестоко, словно когтями, разрывая кожу, врезаясь в плоть.
