Евгения Оман
Убойный коктейль с зонтиком
Глава 26
Февраль. Наши дни.
– По ночам работаете?
– Что, простите? – он не сразу понял, что обращаются к нему. Голос девушки-кассира выдернул его из водоворота мыслей о вечном. То есть о непростых семейных отношениях.
– Просто я постоянно вижу вас здесь по утрам, – судя по голосу, девушка улыбалась. Когда не хочешь лишний раз смотреть на собеседника, учишься распознавать эмоции на слух. – И набор продуктов не похож на то, что берут с собой на работу. Вот и решила, что вы после ночной смены.
Он невольно бросил взгляд на свои покупки: пачка пельменей, майонез, блок сигарет. Тот еще джентельменский набор, конечно. Разве что бутылки водки не хватает для полноты картины.
– А еще мотоцикл на парковке у дома днем стоит, – продолжила девушка свои дидактические выкладки, – а у нас тут только жилые дома, никаких офисов нет. А вот ночью я его пару раз всего видела. Красивый такой и, наверное, редкий. Я таких раньше не встречала.
– Уникальный, – он постарался ответить приветливо, – Второго такого нет. Разбираетесь в байках?
– Немножко. Ездить не умею, конечно, больше любуюсь. Ну и со знакомыми катаюсь с удовольствием. На таком бы точно прокатилась.
– Могу прокатить. Только летом. Сейчас не рискну ездить с…пассажиром, – он запнулся и чуть не ляпнул «с живыми».
– Ой, как здорово! Буду ждать лета. Чек не забудьте.
Он хотел просто кивнуть и, как обычно, уйти, но в последний момент передумал. Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, посмотрел на девушку за кассой. Вот только вместе с симпатичным, неумело и слишком ярко на его вкус накрашенным личиком он видел ее смерть. Дату, время, причину и следствие. Ночная дорога домой после работы, случайная встреча с компанией пьяных сверстников, одного из которых она когда-то отшила, герой-любовник, решивший взять свое под хохот дружков, приказ держать язык за зубами и угрозы расправы, осуждение родителей (мол сама виновата, нечего так малеваться), неверие и отчужденность подруг, одиночество, депрессия, вскрытые вены и красивая аристократичная смерть в ванне с кровавой пеной. Не его клиентка. И до лета не доживет. Она и до апреля-то не доживет, если сегодня все пройдет, как предначертано судьбой.
Вот же хрень собачья! Нахрена они сделали его таким? Зачем наделили человеколюбием и способностью видеть людские смерти, если он нихрена не может исправить? Не может вмешаться, изменить ход событий, предупредить. Не должен. Почему нельзя было сделать его таким же, как остальные жнецы? Пусть не презирающим людей, но хотя бы безразличным к их жизням. Чем он такой, блин, особенный?
Он снова и снова задавал себе эти вопросы, а девушка зачарованно смотрела на него. Ему часто говорили, что у него красивые глаза. Гипнотический, дурманящий взгляд, перед которым невозможно устоять. В работе это помогает. Иначе поди заставь совершенно незнакомого человека безропотно идти за тобой и не задавать дурацких вопросов. А вот в остальных случаях скорее вредит. Даже Янка попалась. Хоть и богиня и должна бы иметь к такой хрени иммунитет. Хотя, может тут дело и не в глазах. Точнее, не только в глазах. Им и с закрытыми глазами хорошо вместе. Ему с ней хорошо, как никогда и ни с кем не было. А этой девочке с ним будет плохо.
С мыслью, что пора приучить себя носить темные очки, он отвел взгляд. Забрал покупки и торопливо вышел из магазинчика рядом с домом, тихо и невнятно попрощавшись. Девушка смотрела ему вслед и ее тоскливый взгляд обжигал спину через толстую кожу куртки. На лестнице его поджидал здоровенный рыжий кот.
– Привет, приятель, – он позволил коту потереться об штанину, оставляя на черных кожанках рыжую шерсть, – Ты один или твой хозяин неподалеку?
На коврике у входной двери, привалившись спиной к обшарпанному дерматину, сидел Шаман. Слепо глядя перед собой, старик курил трубку явно не с табаком и что-то мурлыкал себе под нос. В седой бороде и дредах путался лиловый дым, узловатые пальцы свободной от трубки руки перебирали черно-белые четки. Кот взгромоздился старику на колени с видом посыльного, доставившего ценный груз.
– Пельмени будешь? – спросил тот, кого называют Смертью, дожидаясь пока Шаман позволит ему войти в собственную квартиру.
Боль пронзала насквозь. Заполняла все тело, каждую частичку его существа. Заставляла кожу покрываться мурашками, а волосы вставать дыбом. Позволяла не думать и не позволяла молчать. Боль была его спасением. Можно было шипеть, рычать, стонать, скулить, да хоть орать в голосину и крыть всех матом, выдавая душевные страдания за физические. Можно было дать себе волю, пока золотая игла впивается в кожу, оставляя за собой замысловатый узор. Никаких машинок. Только игла и молоток, как в старые добрые времена.
Свежий узор мерцает бледно-зеленым кладбищенским огнем и прожигает, кажется, до костей. Хотя чернила самые обычные. Через пару часов все заживет и останется простой черный цвет. Сложная вязь символов и едва заметные шрамы под ней. Едва заметные, но отлично ощутимые. Еще минимум неделю он будет невольно морщиться от мерзкой тянущей боли при каждом резком движении. Такова цена жалкого мига эмоциональной свободы. И так каждый раз.
– Никогда не пойму, чего ты так из-за них убиваешься. – Шаман ловко орудовал иглой, глядя в пустоту слепыми глазами. Для ритуала они ему были не нужны. Иглу направляли духи. Они же приносили эту дикую боль. – На тебе скоро живого места не останется. Это все твоя богиня виновата. Она тебя испортила. Ты стал слишком много думать. Стал слабым, ранимым, уязвимым. Да и зачастил ты с самоистязаниями. Который раз за последнее десятилетие бьешься?
– Пятый, – сквозь зубы прошипел он, до крови впиваясь ногтями в ладони.
Шаман был прав – он зачастил. Руки забиты по самые запястья, на спине осталось совсем немного места вдоль крестца. Дальше придется переходить на грудь или ребра. И большая часть узора появилась за последний век. А что поделать? Каждый ищет свой способ борьбы с беспомощностью. Оле, вон, уходил в пьяный угар, трахал все, что видит, а потом месяц ходил, краснея, как вареная свекла от собственных воспоминаний. А Тод калечил себя чужими руками. Несильно, просто чтобы проораться от души. Правда раньше он мог выдержать гораздо дольше. Два-три часа, а то и все четыре. И хватало этого лет на десять-пятнадцать спокойствия. Теперь он с трудом мог продержаться час. И повторять ритуал приходилось все чаще. Может у него просто развилась зависимость? Или он, и правда, стал слабее.
– Хватит с тебя на этот раз, – игла больше не вонзается в тело. – И так уже всего трясет. Отдыхай, а я чай заварю. Кофе тебе сейчас нельзя. Курить тоже.
Шаркающие шаги старика удалились в сторону кухни. Жнец вытер взмокший лоб. Его и правда трясло. И будет трясти, пока раны от иглы не затянутся. А потом он уснет и проспит весь оставшийся день. Хотя обычно в сне не нуждается. На кухне гремела посуда, лилась вода, шумел закипающий чайник. Через пару минут по квартире разнесся аромат трав. Шаман вернулся с кружками дымящегося варева, протянул одну ему. Он пил горький отвар маленькими глотками. Боль отступала, накатывала сонная одурь.
– Что я тебе должен? – нужно было решить вопрос оплаты, пока он еще соображал.
– На этот раз услугу, – старик шумно прихлебывал отвар из своей кружки. – Есть один человек, духи показали мне его. Ты должен забрать его в ближайшее время. Приведи его ко мне. Он станет моим преемником.
– В каком смысле «приведи»? Тебе нужен его дух? Это не в моей компетенции.
– Нет, он нужен мне живым. Не дай ему умереть и приведи ко мне. Это ты можешь сделать.
– Могу. Но не должен, – он отставил пустую кружку. – Это против правил. Я не имею права нарушать ход истории, вмешиваться в жизни смертных. Попроси о чем-нибудь другом.
– Мое время на исходе, – в глазах Шамана клубилась Тьма. – И ты это прекрасно знаешь. Кто будет спасать тебя от себя самого, когда ты расскажешь мне свою сказку? Твоя опальная богиня? Для нее ты всего лишь игрушка. Наиграется и бросит. Такие, как они, никогда не интересуются чем-то слишком долго. И нигде не задерживаются. Скоро им наскучит этот Город и их милая игра. А ты останешься здесь. Один. С изодранным сердцем. И некому будет превратить твою душевную боль в такую простую и понятную физическую. Мне нужен ученик. И только этот человек мне подходит. Одно маленькое нарушение никто не заметит. Поверь, у Них сейчас есть дела поважнее. Твои сестры об этом позаботились, чтоб их!
– Почему ты сам не можешь это сделать?
– Посмотри на меня, Смерть. – Шаман печально улыбнулся, раскуривая трубку. – Я стар и слаб. Я физически не смогу оббежать весь город в поисках нужного человека. А что, если я опоздаю и он умрет? Видения не похожи на инструкцию по сборке мебели: в них нет конкретики.
– А я в таком случае как его узнаю? – он с трудом ворочал языком. Хотелось лишь одного: упасть лицом в подушку, закрыть глаза и позволить телу бросить все ресурсы на восстановление.
– Поверь, узнаешь. Рыжий парень с двумя смертями. Такое не пропустишь.
Рыжий, значит? Опять рыжий. Оставалось надеяться, что этот парень не такой псих, как огневолосые родственнички Тода. Иначе Шаману не позавидуешь. Но это не его проблемы. Или его? Голос Шамана заполнял внезапно опустевшую голову. Слова отдавались внутри ударами колокола, становились его мыслями, замыкались в кольцо. Ему нужен Шаман и его ритуалы. А Шаману нужен ученик. И плевать, что для этого придется нарушить правила. Один раз можно.
– Хорошо, я приведу тебе нужного человека.
– Договор? – Шаман протянул руку для пожатия. На ладони мягким золотом светились смутно знакомые символы. Где-то он их уже видел, но из головы вылетело все, кроме данного обещания.
– Договор, – он пожал протянутую руку.
Он проспал до заката. Проснулся с тяжелой головой и смутным ощущением, что сотворил какую-то хрень. Потом в памяти всплыл разговор с Шаманом и все встало на свои места. Он пообещал старику нарушить правила. Он скрепил обещание духовным договором. Руны все еще слабо мерцали на его ладони. Что будет, если он нарушит договор? Смогут ли обманутые духи ему навредить? А если они обратят свой гнев на его близких? На Оле, на Янку, на эту глупую девочку из магазина в конце концов. Выяснять это опытным путем не хотелось. Хотелось как следует дать себе по башке, чтобы впредь думал с кем и в каком состоянии болтать. Чем Шаман его напоил? Раньше так не срубало. Даже после трех часов забивки.
– Что ж, – он застегнул куртку, взял запасной шлем и вышел из подъезда. – Раз собрался нарушать правила, хотя бы получи от этого удовольствие. Пожалуй, стоит прокатить барышню до дома. Погода сегодня почти весенняя. Это даже сложно назвать нарушением. Просто счастливое стечение обстоятельств.
Глава 27
Март. Наши дни.
– Какой-то ты сегодня мрачный. – Яна поставила перед ним наполненную кофе термокружку.
Оле окинул взглядом свой ярко-сиреневый свитер, лимонно-желтые широкие штаны и бирюзовые кроссовки. Стеганная жилетка в фиолетово-желтый ромбик лежала на соседнем табурете вместе с радужным зонтом.
– Да вроде нормальный. Или я где-то обронил вкус?
– Я не про одежду, – улыбнулась Яна. – а про тебя самого. У тебя же на лице написано «Не влезай, убью!». Как-то это не в твоем стиле.
И эта туда же! В твоем, не в твоем. Чего они все привязались к его стилю?
– А что в моем? – буркнул Оле.
– Позитив и улыбка до ушей.
– Ага, хоть завязочки пришей.
Яна перестала хлопотать за стойкой, поставила локти на столешницу, положила подбородок на сцепленные пальцы и посмотрела на него мудрыми зелеными глазами.
– Что у тебя случилось?
– Да ничего особенного, – вздохнул Оле. – Просто с соседями повздорил. Внешний вид мой им не нравится. Говорят, что выгляжу как баба или как …
– Гей? – Яна подобрала более толерантный аналог данного соседями определения.
– Ага. Я, видите ли, своими яркими шмотками и длинными волосами детей с пути истинного сбиваю. К зонтику прикопались. Чего-то я им там пропагандирую. Про цветной маникюр вообще молчу. Как будто нетрадиционная сексуальная ориентация – это болезнь, которой можно заразиться, если долго смотреть на радугу. Короче, достали! Просили мимо детской площадки не ходить, прикинь?
– Да уж. – Яна покачала головой. – Знали бы они, чем ты занимаешься, накатали бы письмо в органы опеки. Ибо нельзя такого развратника к детям подпускать! Да еще и ночью.
– Вот тебе смешно, а меня уже неделю соседская гопота в подворотне караулит. Хочет научить уму-разуму. Хорошо, что я умею людям глаза отводить и возвращаться домой незаметно. И ладно бы я правда что-то пропагандировал или пытался так продемонстрировать свою принадлежность к чему-то. Можно было бы даже считать себя пострадавшим за идею. Но я просто одеваюсь так, как мне нравится! Слушай, может я правда как-то неправильно выгляжу?
– Да нормально ты выглядишь! Получше многих. И вообще, если люди судят встречных по одежке и вешают ярлыки, то это у них проблемы, а не у тебя. Не обращай внимания на идиотов. – Яна вернулась к своим делам. – Но знаешь, я удивлена. Не думала, что тебя этим можно разозлить. Я вообще не думала, что тебя можно разозлить хоть чем-то.
– Легко, если честно, – через силу улыбнулся Оле, отпивая кофе. – Я вообще очень вспыльчивый. Правда, обычно держу себя в руках. Злюсь только на брата. Или на тех, кто его обижает. Потому что этот идиот не умеет постоять за себя. С виду весь такой мрачный жнец, а на деле пушистый кролик. Предпочитает все решать дипломатией, всем угождать, никого не обижать даже в ущерб себе. А потом… А, ладно! Это его дело.
– Ты сейчас на него особенно похож. – улыбнулась Яна.
– Даже не знаю: считать это комплиментом или оскорблением. – грустно хихикнул Оле.
Он любил брата. Со всеми его заморочками и недостатками. Но привычка близнеца платить за чужие глупости собственной кровью его самую малость бесила. До дрожи пальцев и зубовного скрежета. По этому поводу Оле частенько хотелось втащить либо обидчикам брата, либо ему самому, чтобы не был таким тихоней. Но он старательно сдерживался. Потому что знал, чем все может закончиться. Знал, каким он бывает в гневе. Где-то глубоко внутри него, под оберткой из искрометной радости, придурковатости и ярких красок, спал очень неприятный тип. И лучше его не будить. Хотя в последнее время Оле все чаще чувствовал, как тот ворочается с боку на бок, готовый в любой момент открыть глаза.
– Знаешь, ты права: черт с ними, с идиотами! – Оле улыбнулся во все тридцать два, стараясь натянуть на лицо беззаботный вид. – Сделай мне лучше еще кофейку с собой. И для Ольки лавандовый раф. А то она мне голову оторвет, если вернусь с пустыми руками. Иногда мне кажется, что в душе она самка богомола.
– Вы все еще вместе? – Яна принялась колдовать у кофе-машины. – И долго ты еще собираешься ей врать? Ты же прекрасно знаешь, чем это кончится: чем сильнее привыкнешь, тем сложнее будет отпустить, когда это станет необходимым. А отпустить придется. Или ты собираешься ей все рассказать и надеешься, что она поймет и примет? В таком случае ты явно заигрался в человека.
Да что ж такое! Почему всем вдруг так резко приспичило учить его жизни? Как будто он балбес малолетний, ничего не понимающий. Неужели он производит на окружающих такое впечатление? Сначала брат, потом какие-то непонятные левые люди, теперь еще и Янчик.
– А вот ты сейчас похожа на Яна. – отшутился Оле. – И воспринимай это как хочешь. Ладно, не скучай!
Он накинул жилетку, повесил на руку зонт, подхватил свою термокружку и картонный стаканчик с лавандовым рафом и бодрой походкой вышел на улицу. Яна была права. Да она всегда права, если уж на то пошло. А в этот раз права особенно: он заигрался. Хотя и понимал, что закрутить роман с человеком это все равно, что завести хомячка: умом понимаешь, что он сдохнет от старости через пару лет, если не угробится раньше каким-нибудь тупейшим способом, но все равно заводишь. Опять и опять.
У Оле было много женщин. Приятная внешность, легкий характер, любовь к тусовкам – все это превращало его в лакомый кусочек для девушек. А он и не сопротивлялся. Идеально, если барышню устраивали отношения на месяц-другой без всяких обязательств. Но вот когда она начинала тащить его под венец, строить планы на старость и обсуждать имена их будущих детей, Оле хотелось бежать. И он сбегал. Устраивал скандал на пустом месте, показательно изменял и не скрывал своей вины, разыгрывал спектакль с переездом на край света. Разве что собственную смерть еще не инсценировал. Исключительно из уважения к брату и его работе. С Олькой они были вместе уже почти полгода. И то, что поначалу выглядело шуткой, грозило перерасти в нечто большее. Нечто, чего ему совсем бы не хотелось.
– Ну здорово, петушило! – пробасил кто-то у него над ухом.
Оле вынырнул из раздумий и удивленно огляделся. Вот же, блин! Отвлекся и перестал следить за обстановкой! Его окружили четверо верзил, в чей мужественности не усомнился бы даже самый придирчивый зритель. Широченные плечи, толстенные руки, пивные животы, стрижка под машинку и рожи кирпичом с многочисленными следами бурной молодости. А еще растянутые черные треники и унылые темные куртки. Видимо, вот так должен выглядеть настоящий мужчина по мнению общественности.
– Привет, ребята! – лучезарно улыбнулся Оле. – Можно я пройду?
– Ты погляди, какая фифа! – хохотнул один, видимо главарь борцов за нравственность. – Косички заплела, ноготочки накрасила, принарядилась. А в стаканчике у нас что? Угостишь дядю, девочка?
И он резким ударом выбил у Оле из руки стаканчик с рафом. Стаканчик шлепнулся на тротуар. Кофе белой лужицей растекся по грязному асфальту, добавляя к ароматам подворотни нотки лаванды. Несколько крупных капель угодили Оле на кроссовки и штаны.
– Вот, блииин! Мои любимые кроссы! – простонал Оле. – Мужики, ну вот зачем вы так?
– Ой, она сейчас расплачется! – заржал второй верзила. – Может еще и хахалю своему пожалуешься? – и он ощутимо толкнул Оле ладонью в грудь.
– Ребят, не надо, а? – Оле с трудом сдерживался. – Для вашего же блага, так сказать. Не нужно меня злить. Я в гневе неприятен. – процитировал он персонажа одного из любимых фильмов. – Не будите во мне зверя, он вам не понравится.
– Слышь, соска! Рот свой закрой! – главарь замахнулся, чтобы ударить кулаком в лицо.
Оле ловко перехватил его руку, заломил мужику за спину и заставил того согнуться пополам от боли.
– Я же просил не будить во мне зверя, – прошипел он в ухо верзиле. – Слышал присказку, что Сон это маленькая Смерть? Так вот: она про меня!
И он обвел остальных мужиков тяжелым взглядом. Те испуганно попятились. Еще бы: глаза у него сейчас, должно быть, страшные. Черные, без зрачков и белков. Сны бывают не только приятными. Временами под закрытыми веками людей подстерегают настоящие кошмары. И Оле отлично умеет их насылать.
Четыре жлоба нестройно храпели могучим басом. Они раскинулись прямо на грязном асфальте в подворотне, сраженные наповал внезапной сонливостью. Храп время от времени прерывался стонами, а руки то отбивались от кого-то, то пытались что-то поймать. Ноги временами дергались, будто бедолаги куда-то бежали. Оле с улыбкой смотрел на дело рук своих. Наверное, сейчас он был похож на хищника после удачной охоты. Вот только есть добычу он не собирался. Пусть поспят. Когда проснуться, будут отчетливо и в мелких деталях помнить худший кошмар в своей жизни и еще долго бояться закрыть глаза. А вот его забудут напрочь. Даже не вспомнят, как оказались в этой подворотне. Лучший способ борьбы с отморозками, проверенный веками.
Да и не только с отморозками. Олька тоже про него забудет. Вот прямо сегодня. Он соберет свои вещи, чмокнет ее спящую в лоб на прощание и тихо уйдет. Когда проснется, она будет уверена, что сама сняла эту квартиру еще осенью и с тех пор живет в ней одна. И квартирная хозяйка будет думать так же, об этом Оле тоже позаботится. Придется, конечно, искать другую хату, но это не страшно. На крайний случай, поживет пока у брата. Тому не помешает компания кого-то менее угрюмого. Зато хомячок спокойно доживет до старости, считая свою коротенькую жизнь почти бесконечной.
Оле с тоской посмотрел на лужицу лавандового рафа, отряхнул штанину и зашагал к теперь уже чужому дому.
Глава 28
Март. Наши дни.
– Хреновая идея. – он с наслаждением затянулся и выпустил в ночное небо облако табачного дыма. – Такая доза снотворного тебя почти наверняка убьет. Точнее, наверняка, с учетом безлюдности сквера в это время суток.
– Вы это мне? – парень, застывший у перил смотровой площадки затравленно вертел головой.
Совсем мальчишка. Чуть волнистые рыжие волосы, потертые синие джинсы, ветровка с модным принтом, дорогие зимние ботинки. Типичный представитель зумеров. Решивший завершить свой путь самоубийством. И две смерти, перекрывшие одна другую. Словно кто-то сделал запись поверх уже отснятой кинопленки. Мешанина из образов, от которой заболела голова. Он такое видел в первый раз, хотя и знал причину этого явления – несбывшаяся смерть. Точнее, смерть, которой не должно было случиться. Что же натворил этот пацан? А точнее, что с ним сотворили?
– А ты видишь здесь кого-то еще? – тот, кого называют Смертью, умело скрывался в тенях за спиной своей жертвы.
– Я вообще почти нифига не вижу! – огрызнулся парень и добавил полушепотом: – Точнее, вижу не то, что нужно.
– И поэтому решил нажраться таблеток, прибавив мне работы?
Они стояли на смотровой площадке с видом на море на окраине маленького ухоженного парка. В хорошую погоду отсюда открывался потрясающий вид, но небо, как назло, затянули тучи и вода внизу напоминала чернильную лужу на полу в темной комнате. Да и ветер с моря не добавлял удовольствия от созерцания пейзажа: пробирал до костей, швырял в лицо мелкую водяную пыль с соленым привкусом и запахом тухлой рыбы. Отличная ночь, чтобы умереть, просто, блин, идеальная!
Парень девятнадцати лет от роду сжимал в одной руке горсть снотворного, а в другой – бутылку водки и пялился в темноту невидящим взглядом. Тот самый уникальный человек, которого так хочет получить Шаман. Человек, которого он должен отговорить от самоубийства, нарушив главное правило жнецов: никогда не вмешиваться в ход истории.
– Слушай, мужик, – парень продолжал пялиться в темноту, – Шел бы ты своей дорогой, а? Тебя сюда не звали и никто не просил меня спасать.
– А вот тут ты ошибаешься. – он отшвырнул окурок и тот рассыпался пеплом прямо в полете. – Звали и просили. Кое-кому дорога твоя жизнь. Настолько, что он заставил меня ее сохранить. Подлым обманом, между прочим, заставил.
– Да кому я нафиг нужен! – огрызнулся парень. – Слепой шизофреник с глюками. Любящим предкам на меня плевать, а девушка бросила как только проблемы со здоровьем начались. Стерва эгоистичная! Так что ты мне зубы не заговаривай. Я уже все решил.
– Глюки, говоришь? – он осторожно, без резких движений, подошел к перилам и встал рядом с парнем на расстоянии вытянутой руки. – Дай угадаю: видишь то, чего быть не может? Некоторые люди кажутся тебе чудовищами, по улицам бродят непонятные жуткие твари, двери возникают прямо в пустых стенах и так же внезапно исчезают? А может ты еще и голоса слышишь? Плюс к этому стремительно падает зрение, а врачи лишь пожимают плечами и списывают все на травму головы?
– Откуда ты все это знаешь?! – парень резко развернулся к нему лицом и в ужасе отшатнулся. – Твою мать! Ты кто такой!
– Можешь называть меня Смертью. – ухмыльнулся он.
Он прекрасно знал, что увидел потенциальный заклинатель духов: человеческий скелет, облаченный в балахон, будто сотканный из черного дыма. И холодный зловещий свет в пустых глазницах. Слегка устаревший, давно не используемый, но отлично узнаваемый облик жнеца. Облик, который способен увидеть лишь тот, кто одной ногой в загробном мире. Как же давно он его никому не показывал? Лет четыреста точно.
Минута и видение рассеялось. Парень потряс головой, явно думая, что снова словил глюк. С перепугу он выронил таблетки и бутылку. Считай, полдела сделано. Осталось закрепить результат.
– Понравилось? – спросил он, дружелюбно улыбаясь белому как свежий снег парнишке.
– Это какого черта сейчас было? – прохрипел тот. – Ты че, реально Смерть?
– Реально. Более того, я пришел за тобой. И по-хорошему, должен был просто дождаться, когда ты тихо окочуришься на лавочке, а не вести беседы о вреде снотворного. Но один хитрый дядька очень хочет взять тебя в ученики. И поэтому я нарушаю правила. Совершаю, так сказать, должностное преступление. По голове меня за это не погладят. Так что давай хотя бы ты не будешь доставлять проблем?
– Ну так не нарушай. – парень пожал плечами и полез в карман ветровки за оставшимися таблетками. – Сядь в тенечке, подожди. И все будут счастливы.
– Я бы рад, но не могу. – он снял перчатку, демонстрируя клеймо на ладони. – Видишь эту закорючку? Это духовная черная метка. Как у пиратов. Если я тебя не приведу, обманутые духи меня сожрут. Ну или не меня, а тех, кто мне дорог. Так что давай без фокусов. Не заставляй меня тащить тебя в оковах поперек седла. И вообще, неужели ты не хочешь узнать, что с тобой происходит и как с этим жить?
– А ты, типа, знаешь? – недоверчиво прищурился парень.
– Знаю. Ты не сошел с ума. Это не шизофрения и не последствия перенесенной травмы. – он достал сигарету и щелкнул пальцами, создав язычок синего пламени. Дешевый фокус, но эффектный. – Просто ты почти умер, уже перешагнул порог на ту сторону, но в последний момент вернулся. Точнее, кто-то тебя вернул. И теперь ты живешь как бы в двух мирах сразу: в мире живых и в мире духов. И видишь оба этих мира одновременно. Из таких ребят отлично получаются заклинатели духов, а проще говоря шаманы. Правда, человеческие глаза с этим плохо справляются. Поэтому ты слепнешь. Но это не проблема, если знать, чем заменить глаза. Я отведу тебя к тому, кто знает. Он научит.
– Звучит как бред.
– Правда часто звучит как бред. Сигарету хочешь?
– Тоже потусторонние? – усмехнулся парень.
– Нет, самые обычные. – он пожал плечами, протягивая пачку. – В круглосуточном у дома покупаю.
– У тебя есть дом?
– Квартира. Съемная. Мне тоже нужно где-то жить. Спать, мыться, есть, стирать носки.
– Не знал, что Смерти нужно мыться и стирать носки. – брови парня стремительно поползли куда-то на макушку. Он потянулся за сигаретой.
– Вот видишь, как многого ты не знаешь.
– И ты готов мне все рассказать? – будущий шаман неумело закурил.
– Не я. Тот, кто будет тебя учить. Если, конечно, ты перестанешь маяться дурью и пойдешь со мной.
– А может это все расплата за мои грехи? – парень вдохнул дым и тут же закашлялся. – Я ведь тот еще козел, если подумать. – продолжил он отдышавшись. – Вечно влезаю в неприятности и других за собой тащу. Будь у меня ангел-хранитель, ему бы молоко полагалось за вредность. Я ведь и по башке получил по собственной глупости. Точнее, из-за собственной борзости. Из-за меня чуть друга не убили. Правда, я его собой закрыл. Сам не знаю, что на меня нашло. Будто кто-то другой меня в тот момент контролировал. До сих пор не понимаю, что тогда со мной случилось. Может мне и это объяснят?
Он кивнул и в упор посмотрел на парня. Тот на секунду завис, встретившись с ним взглядом. Ну да, тот самый гипнотический взгляд жнеца. Последний аргумент, чтобы подкрепить решимость пациента. Но он прекрасно видел, что в этом уже нет необходимости. У Шамана будет ученик. А что за это будет с ним? Он перевел взгляд на море под ногами: на воде плясала золотистая полоска. Тучи разошлись и полная луна висела в небе спелым апельсином. Янка режет такие на кружочки и сушит в духовке. Иногда он таскал их из банки на стойке и закусывал горький кофе. Янка так смешно на него ругалась и шлепала по рукам. Интересно, кто сегодня за стойкой? Он не успел заехать в бар перед сменой. Хорошо бы наведаться утром. Если позволят.
Утро выдалось на редкость противным. Ясным и по-зимнему морозным. Весна не спешила сменить на посту сестрицу. И солнце не грело, а только слепило глаза. Ему пришлось прищуриться, чтобы разглядеть фигуры, возникшие на его пути. Трое в долгополых черных рясах с капюшонами. Без сомнения жнецы, но кто конкретно не понять под облачением. У одного в руках оковы, у двух других – ритуальные косы. Вот и конвой. А пафосу-то сколько!
– Ты нарушил правила. – сказал один.
– Вмешался в судьбу человека. – продолжил второй.
– Тебя будут судить. – закончил третий и протянул ему наручники.
Оле на его месте начал бы оправдываться. Доказывать, что он не верблюд, переводить стрелки, требовать «своего авокадо» и стараться превратить все в фарс. Может даже попытался бы сбежать или полез в драку, как он это умеет. Он в красках представил себе эту картину и невольно улыбнулся, чем вызвал тихое «Хмм?» жнеца с оковами. Будь здесь Оле, возгласы были бы куда громче. Возможно, даже нецензурные. Хорошо, что его здесь нет.
Он не стал сопротивляться. Вытянул вперед руки, позволил защелкнуть на запястьях замки и скрестить перед грудью лезвия кос, хищно сверкнувших на ярком солнце. Свободный жнец провел рукой по боку мотоцикла и серебристо-серый конь нервно встал на дыбы под взглядом чужака. Жнец спокойно поймал уздечку и подвел жеребца к их живописной группе. Больше они не сказали ни слова. Только Тьма поглотила весь мир, когда они сделали шаг в пустоту преисподней.
