25 апреля 1891г. Российская Империя.
Москва. Николаевский вокзал.
На вокзал мы прибыли шумно и дымно.
Нас встречала толпа народа, звучало пение гимна, подавали хлеб и соль.
Во главе встречающих был генерал от артиллерии, Апостол Спиридонович Костанда, исполняющий на сей момент обязанности генерал-губернаторства Москвы.
И конечно нас встречал Дмитрий Андреевич, князь Долгоруков, что являлся прошлым генерал – губернатором. Он был явно стар, ему было нелегко стоять, но он мужественно терпел, и мы по местному обычаю обнялись и пожали друг другу руки.
Долгорукий правил Москвой двадцать шесть лет, и отставка сильно ударила по нему. На его лице была печать гнева, впрочем которую он держал при себе.
Были ещё много первых лиц города, но для меня они слились в один нескончаемый поток, со всеми надо было поздороваться и поручкаться.
Но наконец эта встреча закончилась и мы двинулись к экипажам. Мне что-то говорили и спрашивали, я кивал и молчал. Елизавета Фёдоровна шла со мной и скромно улыбалась присутствующим.
Я был в шоке! Даже не так. Я был ошарашен и подавлен!
Нет, конечно, память Сергея была мною изучена и можно сказать, что усвоена, но всё равно, такого не ожидал…
Дым и пар от паровоза, светильники по периметру вокзала, которые, по сути, ничего не освещают, люди вокруг что-то поют, но больше кричат. И всё это великолепие венчает сборище местных церковнослужители, которые по моему сошествию на перрон, начали совать в лицо местный религиозный символ.
Я, конечно же, знал, что надо делать и как поступать, но было некое опасение…
Перекрестившись и приложившись к кресту в руках церковнослужителей, почувствовал некоторое томление в груди.
Магия! Тонкий и еле слышный отголосок магии! Мой источник чуть наполнился! Совсем чуть-чуть, буквально на каплю, но главное она есть рядом!
Оглушенный шумной встречей, чувством радости и надеждой на получение столь желанной мною энергии. Двигаясь сквозь толпу приветствующих нас людей, я пытался сконцентрироваться на поиске так нужной мне силы.
Уже сидя в экипаже, почувствовал, как мои пальцы были сжаты тонкими пальчиками Елизаветы Фёдоровны. И подняв на неё глаза, поймал её ободряющую улыбку.
«Вот что не так? В поезде она меня избегала, а сейчас мне улыбается?» Улыбнувшись ей в ответ, попробывал ментально задать этот вопрос, но конечно это у меня не получилось. А тем временем наш экипаж двинулся в сторону Московского Кремля.
«Собственно, а что я ожидал, что будет лучше?» – размышлял я, пока наш ландо двигался по улицам города.
Дорога была выложена камнями, и нас сильно трясло. На меня это наводило раздражение и недовольство всем вокруг.
А находящаяся со мной супруга была спокойна и с любопытством разглядывала окружающие дома и людей, городовых выстроившихся на обочинах дороги по пути всего нашего следования.
Полицейские почему-то стояли к нам лицом, видимо это от нас они должны были защищать горожан…
А народ что-то кричал приветственное, снимал шапки у картузы, кланялись нашим экипажам.
По обеим сторонам дороги стояли фонарные столбы, и по случаю вечернего времени в них горели огоньки, света особого они не давали, но выглядело это празднично.
В общем, на меня такая встреча произвела приятное впечатление: люди, как мне показалось, искренне радовались нашему приезду, и это несколько сглаживало моё общее раздражённое состояние.
Конечно, всё как-то очень шумно и архаично, но, наверное, для местных это было в порядке вещей.
Сергей часто бывал в Москве и некоторое время даже рос здесь, и недалеко, в Усово, у него (а теперь и у меня) своё имение, где с молодой супругой он проводил «медовый месяц».
Но сейчас мы двигались в Николаевский дворец, что находился в Кремле и был подготовлен к нашему приезду.
Тряслись мы достаточно долго, я мог сполна обновить воспоминания реципиента.
Сам город был невысок и пахуч. Канализации тут не было, а были выгребные ямы, что находились на задних дворах всех жилых построек.
Архитектура меня не поражала, да и в целом город был похож на какой-нибудь уездный городишко, только растянутый на многие километры вширь. Улицы в основном были серо-белого цвета, чистые, дома в основном побеленные, но хватало и с резными кирпичными фасадами. На домах – цветные вывески, были они аляповаты и на мой взгляд не уместны.
«Да, почти миллион человек жителей, и нет канализации и центрального водопровода. Вот подарочек от старшего братца! За что он так не любил Сергея? …Ещё эти революционеры… Нет, надо бежать отсюда, найду источник силы и переберусь в другой мир. А не найду, сложу «зикурат» из этих вон горожан, правда, потери энергии будут катастрофические, но ничего, поставлю накопители по меридианам и главное, вывести правильный преобразователь из праны в магическую энергию и как следует, перепроверить формулы, а то получится как в прошлый раз».
Так и размышлял я весь оставшийся путь. Временами поглядывал на Елизавету Фёдоровну, она улыбалась, вид у неё был чуть мечтательный, хотя мне было видно, что она устала от поездки.
«Что же мне делать с тобою, а, Элла? Слишком ты близко ко мне находишься. Ведь заметила перемены в своём супруге. Кажется, тебе придётся скоро умереть».
Видимо почувствовав мой взгляд, она повернулась ко мне и чуть ободряюще улыбнулась, лик её был в этот момент выхвачен светом фонаря, и сия картина получилась на диво как хороша.
«А может, и не придётся. Время покажет».
Я ласково в ответ улыбнулся. А наш кортеж продолжал свой путь.
Сергей Александрович выехал из Санкт-Петербурга в Москву раньше, чем это планировалось. Все основные торжества по встрече императорского брата и нового хозяина города планировались на месяц позже. Ни кто не собирался устраивать празник в Великий Пост.
Но Сергею попала «вожжа под хвост», и вот он в Москве.
Где с огромным трудом смогли приготовить только минимум из того, что планировалось. Поэтому и лица встречающих его чиновников были скорее постными, чем радостными. Хотя все натужно и усердно улыбались.
Когда подъезжали к Кремлю, нас встречал колокольный звон, не могу сказать, что мне понравилось, но был впечатлён, да.
Мы въехали на Красную площадь, и у меня в груди заволновался магический источник. Покрутив головой, увидел «Лобное место», оно было, как бы окутано туманом, невидимым и неосязаемым, но хорошо ощущаемым в магическом спектре.
Это была аура смерти, очень нехорошей и гибельной. Она почти иссякла, была еле видна, уже почти не чувствовалась. Но так как магического фона не было, это место было как маяк в ночи, но только не дающий свет, а наоборот, забирающий. Как труп, глубоко не закопанный, ты его не видишь, но смрад разложения всё равно чувствуется.
Я смотрел на этот «некротические очаг», до тех пор, пока наш экипаж не въехал внутрь Кремля. Здесь горели большие масляные фонари и нас встречали церковнослужители под пение и звон колоколов. Кортеж остановился, и мы, выйдя из него, прошли под своды храма Чуда Архангела Михаила, где начался очередной молебен. Люди чего-то пели, дьяконы рычали какие-то здравицы, а я механически обмахивал себя крестным знаменьем в положенных местах богослужения и чувствовал, что мой источник, капелька за капелькой, наполняется. Ведь там, где-то под землёй, глубоко бьётся маленький источник «первоначальной силы».
Я стоял на молебне и думал, что мне делать. Чувство магии было прекрасным, но тот резерв, что оставался у меня, говорил о том, что на серьёзные манипуляции с силой могу рассчитывать лет через триста. Да у нас с таким источником даже в слуги не берут!
Но не это самое главное: я понимал, что отсюда никуда и никогда не выберусь и дорога в другие, более прогрессивные миры мне не светит. Магический фон этого мира таков, что какой бы «зикурат» из жертв я б не сложил, он не сможет дать нужную концентрацию энергии, так как фоновые потери были бы катастрофические, а накопители просто не выдержат, так как вся сила, что в них будет закачена, уйдёт на поддержания аккумулирующих плетений!
Значит, у меня остались только небольшие вмешательства, маленькие ритуалы…
Но с начала поправим здоровье, укрепим организм, чуть усовершенствуем это тело и потом, со временем , что-нибудь придумаем.
В какой-то момент я заметил, что по моей щеке бежит слеза. Священники, которые поглядывали на меня, видно, подумали, что я расчувствовался, и тут же запели ещё более торжественно и громко.
Наконец эти церемонии закончились, усталость навалилась на меня тяжким грузом, и хотелось только лечь и уснуть.
Мы перешли через галерею, соединяющую церковь и Николаевский дворец, зайдя в него, поднялись на второй этаж и разошлись по своим опочивальням.
Я был уставший, по этому не рассматривал обстановку дворца, было и так слишком много впечатлений…
Снимать мундир и сапоги мне помогал камердинер, был он тоже уставшим, но при этом с явным запахом спиртного. Решив не обращать внимание на этого прохвоста, потребовал приготовить ванну и чаю.
Уже лёжа в горячей ванне и прислушиваясь к пульсации своего магического источника, перечислял мысленно, какие ритуалы и где их могу выполнить. Больше всего сейчас хотелось избавиться от болей в спине, и я тихонько, буквально чуть уловимым дуновением желания, направлял тепло своего источника на повреждённый участок спины.
Кажется, даже задремал, лёжа в ванне, так как очнулся от того , что из-за двери послышался голос слуги.
– Ваше Высочество, Сергей Александрович! Её Высочество, Елизавета Фёдоровна, спрашивает, будет ли Вам угодно отужинать с Нею у неё в будуаре?
Не могу сказать, что горел сейчас желанием, но мой опыт общения с женщинами говорил мне, что если сама зовёт, то лучше прийти.
– Да, буду, приготовь мой корсет и иди сюда, поможешь встать.
Пока я вытирался и надевал нижнее бельё, слуга приготовил, а после и помог мне надеть корсет – мой предшественник носил его часто. Сразу стало легче, и спину чуть отпустило.
И тут я понял, что поступаю неправильно, не так, как делал мой предшественник. Он был очень религиозен, и вечером не ужинал, а читал молитвы, а его супруга просила прийти и по сложившемуся обычаю всегда получала отказ.
«Ладно, сейчас отличное время менять поведение, – думал я, запахивая халат, – тем более надо разобраться со своими чувствами к Элле».
Будуар Елизаветы был обставлен мягкой мебелью с резными ножками и спинками, обстановка выполнена в тёмно-зелёных тонах, было достаточно уютно.
Освещалась вся эта композиция немногочисленными горящими восковыми свечами, находящимися в витых канделябрах.
Элла смотрела на меня чуть растерянно и удивлённо. Она была в тёплом домашнем платье и каких-то мягких тапочках. Волосы её были убраны в платок, видимо она тоже только что из ванны.
–Schatz, ich bin überrascht( Дорогой, я удивлена), – проговорила она, а я чуть наклонил голову и приподнял бровь в ответ.
–Прости, я просто не ожидала, что ты посетишь меня, – произнесла она уже по-русски своим журчащим голосом, а я опять завис, любуясь ею.
«И вообще, чего я теряюсь, сколько мне здесь находиться, я не знаю, так что буду расслабляться и получать удовольствие», – подумалось мне, и, решив чуть похулиганить, произнёс:
– Милая моя Элла, когда я в последний раз признавался тебе в любви? – сказал я после того, как сел на соседнее с ней кресло.
– Сергей, ты меня смущаешь, и мне кажется, что там, в поезде с тобою что-то произошло, – произнесла она и серьёзно посмотрела на меня. – Эти шутки про священное ты бы раньше себе никогда не позволил, – продолжила она, напористо всматриваясь в моё лицо.
А я сидел и просто любовался ею.
– И что ты опять на меня так смотришь?! – уже чуть возмущённо сказала она.
– Просто любуюсь тобой, ты очень домашняя и милая в этом платье.
Элла чуть смутилась, но не оставила свой немецкий прямолинейный напор.
– Вот я про это и говорю!..
Тут слуги стали заносить ужин, накрывая столик, стоявший между нами, и Елизавета замолчала, но взглядом показывая, что разговор ещё не окончен.
Нам подали свежие булочки, мёд, какие-то засахаренные фрукты, орешки и чай с разными маленькими сладостями.
Мы ужинали молча. Элла у меня ничего не спрашивала, а я украдкой любовался её отточенными движениями.
Разлив чай по чашечкам, я решил прервать наше молчание.
– Там, в вагоне, мне показалось, что я увидел наше будущее, – начал я её мистифицировать, – и оно мне не понравилось, да более того, оно ужасно. Мне было указано, что нельзя разглашать это, но ты моя супруга, и с тобою я могу поделиться хотя бы намёками.
Елизавета смотрела на меня, широко раскрыв свои безумно красивые глаза, которые в сиянии многих свечей, казались небесно-голубого оттенка, и создавалось впечатление, будто свет рождается внутри этих глаз.
И я понял, что не хочу её обманывать, но рассказать правду было бы опрометчивым поступком.
– В тот момент мне стало понятно, что очень мало уделяю тебе времени. И что Творцу не требуются мои молитвы, ему нужны мои дела, и если рядом будет несчастлива моя жена, то и дела мои так и останутся песком, который унесёт ветер времени. – я нёс эту чушь вдохновенно и с придыханием.
Но глубоко внутри у меня рождалось понимание, что ответственен за эту, по сути своей, девочку, что ничего в этом мире и не видела.
Мы ещё поговорили о всяких пустяках, и, поцеловав Элли в щёчку, пошёл спать.
Мне снилось, что лечу над Москвой. Я это отчётливо сознавал.
И с высоты птичьего полета летая над городом, наблюдал за людьми. Они виделись мне крохотными муравьями, а лошадки и тележки были маленькие и смешные. Казалось, что все вокруг является чистой и незамутнённой сказкой.
На такой высоте не было видно грязных улиц и потрескавшихся фасадов, не было нищих и пропойц, вонючих рынков и смрадных переулков.
Всё было маленькое и кукольное, а сам город напоминал муравейник, которые жил своей муравьиной жизнью, и подчинялся своим муравьиным законам.
Но после пристального наблюдения, я увидел крошечные огоньки, что ползли по «венам» этого города, а некоторые не двигались, но я откуда-то знал, что все огоньки живые.
И это не просто огоньки, это маленькие искорки магического дара, что находится в людях.
Меня тянуло к этим огонькам, мне хотелось их всех забрать себе, сберечь, не дать пропасть во всё пожирающей пустоте это мира. Мира жадного, холодного и пустого, что сам хочет обогреться за счёт этих огоньков.
И меня бросал ветер из стороны в сторону, не давал спуститься вниз к огонькам. И я всё больше и больше замерзал в этой борьбе.
Я чувствовал, как этот Мир пытается поглотить меня…
Когда проснулся, была ещё ночь. Она дышала своими звуками и прохладой. Явственно слышались перестук колес, цоканье подкованных копыт, выдающих по брусчатки сонную чечётку.
Шарканье метлы дворника по мостовой, где-то далеко лаяли и завывали собаки.
Вчера сон меня одолел быстро, оглушив усталостью и огромным количеством впечатлений.
Вернувшись после общения с Элли, умылся, снял этот чертов корсет и, забравшись под балдахин, провалился в глубокий сон.
«Странно, почему мы не делим ложе с супругой? Я, конечно, понимаю, травма спины и всякие сопутствующие моральные комплексы, но может быть, прикосновениями к теплу тела своей законной супруги мог бы и разжечь огонь в чреслах…» – размышляя, выполнял разминочный комплекс Светлого Двора, конечно, не весь, только то, что не нагружало травмированную спину.
«Ну и ладно, травма эта поправимая, просто надо восстановить деформированную ветку нервов, и мы ещё поборемся за продолжение нашего рода», – перетекая из одной стойки упражнений в другую, ободрял себя и, при этом старательно раздувая свой внутренний источник и направляя лёгкие блики магии в тёмные пятна своей покорёженной ауры.
«Конечно, очень смущает наше кровное родство с Елизаветой, но мне известен интересный ритуальчик, который нам поможет этот момент упразднить!» – и с такими оптимистичными мыслями и выполнял утренний моцион.
26 апреля 1891 года.
Москва. Кремль. Чудов монастырь. Храм в честь Чуда Архангела Михаила.
Утро у Его Императорского Высочества, Великого князя Сергея Александровича, начиналось в 6.30 утра. Он вставал, выполнял гигиенические процедуры и шёл слушать молитвенное правило в домовую церковь, а если здоровье не позволяло, то читал молитвы, сидя в своей опочивальне.
После приёма духовной пищи, шёл принимать пищу телесную, то есть завтракать, и конечно кушал только то что дозволял церковный устав этого дня.
На этих завтраках он общался со своей супругой, которая иногда, если позволяло здоровье, присоединялась к его трапезе.
А если была значимая дата или значимый церковный праздник, то вместо завтрака шёл в церковь и молился на литургии, а после неё пил лёгкий чай и отдыхал до обеда, так как покалеченная в детстве спина начинала его сильно беспокоить.
Отдохнув и пообедав,устраивал себе небольшой моцион в виде прогулки. И после начинал заниматься делами службы, ему порученной.
Всё прекрасно и очень правильно…
Но!
«Когда, скажите мне! Когда заниматься делами?! Я во дворцах не мог находиться только потому, что они вообще никуда не спешат и ничего делать не хотят! И здесь опять я попал в эту паутину!» – разорялся я мысленно, стоя на Праздничной литургии.
Сегодня был большой Праздник, и все стояли с какими-то ветками в руках (кажется, верба), мне тоже торжественно сунули в руку этот религиозный символ. В голове мелькало название этого праздника, но мне было скучно размышлять об этих вещах, и я отмёл их как не существенные.
Людей в Соборе было много, и я чувствовал на себе их взгляды. Единственное, что меня утешало, так это исходящие из подземного источника силы магические эманации, которые наполняли мой крошечный резерв чистой энергией Творца.
«Интересно, а кто додумался здесь построить этот храм, ведь это точно не случайность. Надо будет, покопается в документах, и попытаться понять, намеренно ли тут сооружена эта церковь или же это случайность? Но как мне подсказывает интуиция, строители знали, где строят…»
В общем-то, мне было не тяжело стоять и слушать церковную службу, она было красива и достаточно торжественна, единственное, что меня раздражало, так это количество дыма из кадил, что постоянно выпускали дьяконы в мою сторону.
После всех религиозных церемоний и плотного обеда, решил предложить Элли прогуляться по Москве. Но чтобы это действие не становилось тяжёлым мероприятием, сделать это как бы инкогнито, минимум охраны и полузакрытая коляска.
Елизавета Фёдоровна была удивлена и обрадована этому ouvertures. Хоть она и чувствовала себя не до конца отдохнувшей после поезда, да и большое церковное богослужение не прибавило ей сил, такие инициативы исходящие от супруга, были большой редкостью. Поэтому это предложение было её принято с радостью и воодушевлением.
Через час мы сев в скромное ландо без гербов и украшений, и с четырьмя казаками охраны, проехав через Спасскую башню, двинулись на прогулку.
После всех церемоний и трапезы, после толчеи и каких-то приветствий, с явным контекстом, который мне было лень считывать, после угодливых улыбочек и поклонов, катиться по вымощенной набережной было хорошо.
Солнце было ярким и по-весеннему тёплым, нас обдувал мягкий ветерок, и в воздухе пахло весной.
Мы сидели с Элли, тесно прижавшись друг другу, и мне было очень комфортно с ней, я иногда говорил ей тихонько на ушко всякие благоглупости, она смущённо улыбалась в ответ не отстранялась от меня.
Народ, прогуливающийся по набережной, вид имел довольный и умиротворённый. После мы повернули к Храму Христа Спасителя и, полюбовавшись его громадой, поехали к Арбатской площади через Пречистенский бульвар.
В какой-то момент понял, что мы уже давно не двигаемся. Приподнялся с сиденья и увидел впереди затор из телег и различных повозок. Решил, что это хороший вариант размяться и пройтись и, весело улыбнувшись, обратился к своей спутнице:
Eure Hoheit würde gerne einen kleinen Spaziergang machen? (Ваше Высочество не хотело бы немного прогуляться?)
Wenn Sie es wünschen, Eure Hoheit.( Если вы так желаете, Ваше Высочество), – ответила она с улыбкой.
Сойдя с экипажа, подозвал охрану. Сегодня нас охраняли казачки из местных.
– Так, мы хотим прогуляться по бульвару, двое идут с нами. Как этот затор рассосётся, нас догоняете. Понятно?
–Так точно, Ваш.. – начал он орать, но, увидев мой кулак перед своим носом, уже тихо добавил: – Понятно, Сергей Александрович.
Был он плечист, усат и с заметным шрамом на лице. Его карие глаза смотрели на меня весело и умно.
«Хороший такой экземпляр, надо его запомнить», – подумал я, по- новому разглядывая своего охранника. Тот, тут же поняв, что его оценивают, вытянулся передо мной во фрунт.
Повернувшись в ландо, подал руку супруге. Та смотрела на разыгранную рядом с ней пантомиму спокойно, но с некоторой растерянностью. С небольшой задержкой, она, все же взяла мою руку, и мы пошли прогулочным шагом по бульвару.
Елизавета Фёдоровна, взяв меня под руку, что-то щебетала о церковной службе и нарядах, как надо переставить мебель, и что нас куда-то пригласили, но идёт строгий пост, поэтому мы не пойдём сейчас, а пойдём в другое время, и это надо сделать обязательно. Слушая её, и старался поддакивать в нужных моментах и иногда вставлял глубокомысленные замечания, но кажеться не совсем попадал в поток её мыслей и за это меня одаривали чуть насмешливыми взглядами.
Бульвар был люден и звеняще светел, весна уже входила в свои владения, и в воздухе витали нотки набирающей жизни зелени.
По бульвару прогуливалась чистая публика, и на нас с Елизаветой никто не обращал серьёзного внимания, хотя я по временам чувствовал скользящие по нам взгляды. Пару раз нас приветствовали краткими поклонами, но было это ненавязчиво и нам не мешало.
Ещё были всякого рода латошники со сладостями, квасом и какими-то мелочами.
Толи весенний воздух так на меня подействовал, толи близость красивой женщины, что одаривала меня лукавым и чуть насмешливым взором. Но та пружина из страха перед будущим и злости на себя, на ситуацию в которую попал, по большому счёту, из-за своей небрежности. Эта пружина стала ослабляться.
И на краю моего создания появилась мысль, что вообще-то всё и неплохо, и что всё могло быть гораздо хуже и печальнее. И хоть Мир мне попался с около нулевым магическим полем, сама магия всё же есть, а значит, что-нибудь придумаю.
Я всё чаще и чаще ловил себя на мысли, что сливаюсь с этим миром, с этим телом, с этой жизнью. Ведь теперь у меня память и тело Сергея, а мы с ним абсолютно разные личности, эта моя теперешняя раздвоенность вызывала порой у меня огромное недоумение.
Мне ни когда не нравились религиозные обряды, а теперь я будто бы и жить без них не могу.
Я всегда бегал от любых семейных отношений, а сейчас почему-то очень важно для меня мнение супруги реципиента.
Да мне в голову не могла прийти мысль связать себя узами брака с одной женщиной, да ещё на всю жизнь! А теперь вот – женат! И чувствую себя полностью удовлетворённым этим…
Меня не мучает память о моих наложницах и той сибаритской жизнью, что проводил между своей научной и исследовательской деятельностью.
Теперь же, смотря на окружающих меня людей, я начинал оценивать и взвешивать их поступки через призму памяти и желаний своего предшественника, тем самым как бы полностью уподобляясь своему предшественнику.
«М-да, кажется, личности начинают соединяться, и какая будет доминировать, неизвестно» – подумав, поглядел на спокойное и чуть мечтательное личико Эллы.
«Первое, к чему я должен приступить, конечно, помимо исцеления своего тела, это постараться перенести на бумагу все свои прошлые труды. Дело, безусловно, колоссальное. И хотя многому здесь не найдётся применения, но даже такие знания ценны. Да и основные события прошлой жизни тоже стоит записать, как некие мемуары» . – размышляя таким образом, не заметил, как дошли с Эллой почти до самой Арбатской площади.
А на площади было неспокойно, раздавался женский плач, где-то кричал ребёнок, кто-то орал матом.
Я остановился и жестом подозвал охрану, и обратившись к «шрамированному», произнёс.
– А ну-ка, голубчик, сбегай и уточни, что происходит, а мы здесь постоим. Только поживее, пожалуйста, Елизавета Фёдоровна уже озябла. Понял? – посмотрел я на него строго.
– Не извольте сумлеваться, ВашИмператскоеВысочество! – единым словом, негромко выдохнул он, прибавляя к словам терпкий запах табака, резко развернулся на месте и нырнул в переплетение людей, лошадей и телег.
– Die Art, wie er dich mit Augen voller Hingabe ansah. (Как он смотрел на тебя, глазами, полными преданности!) – восхищённо проворковала моя супруга.
Решил не реагировать на её шпильку, думал, что, наверное, надо приблизить к себе этого усатого прощалыгу.
Взмахнул рукой, давая знать второму охраннику, чтобы подошел поближе.
Мне всё больше и больше не нравилась обстановка, творящаяся вокруг. Элли, скорее всего, почувствовала моё настроение и, заглянув мне в глаза, спросила:
– Тебя что-то беспокоит, Серёжа?
В этот момент солнце осветило её чуть выбившиеся локоны, и лик моей супруги приобрёл ангельские черты.
– Когда ты со мною, у меня всё хорошо! – сказав это, взял её руки и поднёс к своим губам, согревая их дыханием.
– Die Leute sehen uns an. (Люди смотрят на нас), – проговорила она чуть с хрипотцой.
– Пусть завидуют мне! – произнёс с улыбкой ей в ответ.
– Ты изменился, Серёжа… – сказала серьёзно она, всё так же вглядываясь своими голубыми глазами, кажется, мне в самую душу.
– ВашеИмператорскоеВысочество, – выдохнул знакомый прокуренный голос рядом с нами, – Там жидов конвоировали, а другие жиды мешают этому делу.
И тут у меня в памяти всплыла информация, относящаяся к этому делу.
«Вот это проблемы мне братец подкинул, удружил так удружил!» – от гнева на свалившуюся ситуацию я заскрипел зубами.
– Кто там старший? Бегом его ко мне, и этих, что остались с повозкой, сюда же зови, пригодятся!
Казачки моего охранения засуетились.
Нашелся городовой, нашлись дворники, которые вмиг разобрались с затором из телег на бульваре.
А я стоял и думал, что мне с этой проблемой делать.
Дело в том, что мой царственный брат решил выгнать из городов одну из самых деятельных национальностей этого мира, а так как они ещё и достаточно сплочённые, то проблемы назревают катастрофические. И основные проблемы я вижу в том, что в их руках сосредоточены большие финансовые потоки. А как известно, финансы правят миром, эта истина применима ко всем реальностям разумных.
И теперь сталкиваются две силы финансовая и политическая, и какая из них одолеет какую абсолютно неизвестно.
В мои размышления ворвался хриплый баритон.
– Околоточный надзиратель Васильков!
И повернувшись в сторону крикуна, я узрел представителя полицейского управления.
Он был здоров, морщинист и бодр. Облаченный в шинель мышиного цвета, полицейскую фуражку на голове и с саблей-селёдкой на боку, вызывал впечатление бравого, но слегка туповатого служаки. Только глаза подкачали – слишком умные.
– Вы узнали Нас, сударь? – спросил я у этого здоровяка. Мне очень не хотелось, чтоб вокруг началась лишняя суета.
– Да, Ваше Императорское Величество, Сергей Александрович! – выдохнул он негромко, но очень восторженно.
– Объясни мне, почему нормально не организовано охранение сопровождающих, и по какой причине вы это мероприятие проводите в Великий Праздник?
–По распоряжению Его Светлости, Евгения Корниловича, удаляем всех жидов, не имеющих разрешение на жительство в городе! А что до праздника, так эти прохвосты только по воскресеньям вылазят из своих нор, вот и приняли решение сейчас их брать, а то растворятся, как снег, и не найдёшь их потом!
Он докладывал о своих действиях спокойно и обстоятельно, и мне нравился такой подход к делу.
– Хочу сам взглянуть на этих жидов, организуй! – приказал я ему и, повернувшись к Елизавете Фёдоровне, спросил: – Ты со мной, дорогая, или побудешь в экипаже? С этими личностями лучше разбираться мужчинам.
–Мне показалось, что я слышала там детский плач, хочу пойти с тобой, – произнесла она тихо.
–Веди, – сказал я околоточному, и мы двинулись в сторону основного скопления людей.