Гундарев и Мюллер получили назначение в часть полковника фон Штальбе-Гейнц. Ехали они на бронетранспортере. Китцингер отдал распоряжение, чтобы всякий транспорт передвигался только с охраной. Сидящие на транспортере солдаты с автоматами на изготовку внимательно следили за местностью. Слухи о налете партизан на машину генерала и на госпиталь быстро разнеслись по всей округе.
Покачиваясь в такт быстро мчащемуся транспортеру, Алексей вспоминал о своем первом боевом крещении в тылу врага. Случай произошел непредвиденный и заставил Алексея задуматься: такие неожиданные срывы могут стоить жизни…
Мюллер толкнул Алексея локтем в бок. Бронетранспортер в это время обогнал грузовую машину. В кузове под охраной сидели русские девушки с повязками на глазах. С ними двое гитлеровцев. Один из ехавших на транспортере солдат сказал, засмеявшись:
– Русские барышни! Уборщицы штаба. Хорошие девчата!
Мюллер подмигнул Алексею. Тот зевнул, с безразличным видом оглянулся на отставшую автомашину.
За поворотом оказалась большая поляна. На ней размещался искусно замаскированный аэродром. Поодаль, в лесу, виднелись землянки. Весь участок был обнесен проволочным заграждением в три ряда. На вышках, прикрытых сверху хвоей, расположились посты со станковыми пулеметами.
– Приехали! – весело крикнул водитель, когда транспортер затормозил недалеко от продолговатой землянки с чуть видневшимися над землей окнами.
Мюллер спрыгнул на землю и, поставив чемоданы, помог сойти Алексею. От землянки, навстречу им, шел офицер с повязкой дежурного на рукаве. Проверив документы, он проводил офицеров к командиру части полковнику фон Штальбе. После короткого знакомства с Мюллером Штальбе сказал ему, что назначение он получит позже.
Когда Мюллер вышел, полковник обратился к Алексею:
– Вы знакомы с генералом Китцингером?
Алексей ответил, что знает Китцингера лишь по службе. «По службе? – подумал Штальбе. – Если бы дело было так, генерал не звонил бы и не предупреждал, что для этого офицера надо создать особые условия… Видно, скромничает малый или…»
Поднявшись из-за стола, Штальбе подошел к Алексею.
– У меня привычка достойно встречать хороших асов, делающих честь моему полку. Хайль!
– Хайль!
Штальбе опустился в мягкое кресло. «Ясно, – соображал он, – Китцингер прислал ко мне своего соглядатая… Но меня не так-то легко провести». Он взглянул на Алексея и сказал официальным тоном:
– Учитывая, что у вас имелись сильные ожоги и вы были тяжело ранены, я направляю вас в авиагруппу майора Вебера. Будете у него начальником штаба. Так просил генерал. А когда поправитесь, подберем место, достойное вас…
– Очень благодарен вам, господин полковник, но предпочел бы летать.
– Прежде всего – здоровье, дорогой капитан, – полковник Штальбе похлопал его по плечу.
Теперь, когда общий язык, казалось, был найден, Штальбе стал рассказывать Алексею о Вебере, его авиагруппе, о том, какими замечательными подвигами прославила она полк. Алексей слушал внимательно, стараясь не проронить ни слова.
Когда Штальбе вдоволь наговорился, Алексей попросил полковника направить вместе с ним майора Мюллера.
Улыбнувшись, Штальбе кивнул в знак согласия.
– Друзья?.. Это хорошо. Как говорят русские: старый не друг лучше новых не двух.
Штальбе любил вставлять в свою речь русские пословицы, но часто перевирал их.
Алексей сделал вид, что не понял сказанного Штальбе. Тот рассмеялся и повторил поговорку на немецком языке.
– Нужно, гер капитан, знать в совершенстве язык врага, – полушутя-полусерьезно подчеркнул он, внимательно просматривая личное дело Мюллера.
Случайно взглянув на стол, где лежало несколько папок с личными делами, на одной из них Алексей увидел аккуратно выведенную надпись: «Обер-лейтенант Эргард Босс».
«Значит, этот прохвост прибыл с нами в одну часть. Любопытно».
Получив разрешение идти, Алексей вышел.
Штальбе остался доволен собой. Он ловко «обыграл» Китцингера.
Мюллер нетерпеливо прохаживался возле штаба, ожидая друга.
– Эрих, – окликнул его Алексей, – я добивался, чтобы нас назначили в одну авиагруппу. Теперь дело решенное…
Мюллер схватил его под мышки и стал кружить вокруг себя:
– Ну и молодчина, Генрих, благодарю тебя!
– А знаешь, кто прибыл вместе с нами? – спросил Алексей.
– Кто?
– Обер-лейтенант Эргард Босс!
– Тьфу! – с досадой плюнул Мюллер. – Этого еще здесь недоставало. Постой, но ведь он хвастал офицерам, я сам слышал, что получил назначение в отдельную группу к полковнику Краузе и был весьма доволен, что эта группа в Польше на переформировании. Правда, это было до происшествия в госпитале… Как же он попал вместе с нами? – Мюллер хотел сказать еще что-то, но вдруг, поперхнувшись, закашлял и махнул рукой.
Узнав у дежурного по штабу, где находится землянка майора Вебера, Алексей и Мюллер направились в сторону леса. Алексей внимательно разглядывал аэродром. Вечерело. Небо затянуло тучами, моросил мелкий дождь. За поворотом Алексей увидел хорошо замаскированный склад боеприпасов. «Так, учтем, – отметил он. – Сначала надо хорошо ознакомиться с аэродромом…»
Из-за кустов появилась шумная компания летчиков; один из них играл на аккордеоне. Алексей внезапно ощутил тоску по родным краям, по своим песням, друзьям.
– Чувствуется, Генрих, настоящая фронтовая обстановка, – оживился Мюллер, кивая головой в сторону идущих.
– Нет, это еще не фронт, – возразил Алексей.
Мюллер задумался: вскоре ему опять придется летать и сражаться с русскими. Настроение сразу упало. Как хорошо было в солнечной Франции, когда их часть стояла на аэродроме в Париже: море вина, рестораны, кафе-шантаны, женщины…
Из-за кустов можжевельника показалась землянка. У входа в нее висел флаг с изображением черного дракона на белом щите.
«Где-то я уже встречал эту эмблему?» – вспоминал Алексей. И в памяти почему-то возник тот день, когда он перехитрил фашистского летчика и улетел на его машине к себе на аэродром.
Алексей первым вошел в землянку.
– Хайль Гитлер! – приветствовал он присутствующих, поставив чемодан на пол.
– Хайль! – ответили ему голоса. Офицеры сидели за столом у оперативной карты. Многие с любопытством посмотрели в сторону прибывших. Алексей, не торопясь, снял шинель, повесил. Чемодан поставил к стене. Мюллер последовал его примеру.
Из-за стола навстречу новичкам поднялся рослый, хорошо сложенный блондин, с тонкими чертами лица, подстриженными усиками и косыми бакенбардами. Проницательный, властный взгляд его говорил о том, что здесь он хозяин. На нем ладно сидела парадная куртка с блестящими нашивками и наградами. Это был командир авиагруппы майор Вебер.
Алексей и Мюллер доложили ему о прибытии.
Вебер, разглядывая офицеров, пожал им руки.
Алексей исподволь знакомился с присутствующими и новым помещением. Офицеры были одеты разнообразно: кто в нательных рубашках, кто в пижамах. У входа в землянку стоял стол, а чуть левее – что-то вроде топчана, покрытого ковриком. А на нем огромный, дымчатый, с рыжими подпалинами, дог внимательно наблюдал за новыми людьми. У стен – несколько кроватей. На крючках, вбитых в стену, развешено летное обмундирование. Почти у самой двери – портрет какого-то аса с двумя железными крестами и множеством медалей.
Началось знакомство. Каждый называл свое имя. Последним протянул руку Курт, – фамилии его Алексей не расслышал, – здоровенный блондин с красным лицом. Из глубины комнаты подошел плотно сложенный капитан. Все замолчали. Видно, человек этот пользовался авторитетом. Внешне он почти ничем не отличался от окружающих, но в его осанке, манере держаться, говорить и даже в серьезно сдвинутых бровях было что-то выделяющее его из общей массы офицеров. Поздоровавшись с вновь прибывшими, он отрекомендовался Фридрихом Ганном.
– Монах, – съязвил Курт, – не курит, не пьет, и, кроме своей Анхен, никого не признает.
Офицеры за столом рассмеялись.
Ганн, не реагируя на шутки, откланявшись, отошел в глубь землянки. Он взял какую-то книгу и углубился в чтение.
«А лицо его мне знакомо, – подумал Алексей. – Да ведь я его видел в госпитале! Это он, капитан Ганн, отчитал Корфа в ту памятную ночь…»
Офицеры, по указанию Вебера, быстро накрыли на стол, усадили новичков; Шверинга – рядом с Вебером, как старших начальников. Полилось вино, тосты. Алексей закусывал с аппетитом. «Жаль только, что зубов мало осталось», – шутливо заметил он о себе.
Пир затянулся. Больше всех пил и сквернословил Курт. За окном стемнело, землянку тускло освещал подвешенный к низкому бревенчатому потолку фонарь. Плотными клубами тянулся к приоткрытой двери табачный дым.
Алексею захотелось на свежий воздух.
Он встал и, выходя на улицу, задержал взгляд на портрете аса. За Алексеем поднялся Вебер.
– Кто этот офицер? – обратился к нему Алексей.
– Выйдем, расскажу, – коротко ответил Вебер.
На дворе сгущались сумерки. От штаба части доносились окрики часовых. Тихо перешептывалась листва в лесу. От земли тянуло запахом прели. Где-то вдалеке кричала выпь.
Алексей и Отто Вебер сели на траву.
– Ты спрашиваешь, кто этот ас? Это был сильной воли человек. Да наскочила однажды коса на камень! Погнался он за славой, будто ему той, что была, не хватало. Хотел русского летчика, которого сам же подбил, в плен захватить лично. Тот на подбитой машине в лесу сел, да и бензин у него был на исходе. А Рекст, так звали моего лучшего аса, следом за ним приземлился. Мы все это наблюдали с командного пункта. Людей к нему на помощь послали. Смотрим, через некоторое время летит его самолет и будто намеревается посадку сделать. Мы подумали, что Рекст пленника с собою в машину взял, фуражками ему машем, даже полковник Штальбе – и тот из штаба вышел встречать победителя. А он как шарахнет по нас из пулемета…
Алексей еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. Вебер строго покосился на него, укоризненно вздохнул:
– Да, нам тогда не до смеха было. Несколько летчиков, стервец, ранил и был таков. Все, конечно, растерялись от неожиданности. Пока сообразили, что к чему, а его уже и след простыл. Приехали наши на машине и труп Рекста привезли. Вот тебе и отличился… А с чего все это началось: этот русский летчик, когда мы возвращались с задания, увязался за нами. Пристроился и летит в хвосте. Мы даже внимания не обратили вначале. Усталые все, измученные были. Только зашли мы на посадку, он и срезал одного с хвоста. Рекст тем временем в зоне аэродрома патрулировал и решил проучить нахала. Вот и «проучил»… Жаль Рекста, хороший ас был. – Вебер тяжело вздохнул и, повернувшись к Алексею, спросил: – Вместе воевать будем?
– Стало быть, так, – ответил Алексей, загадочно улыбнувшись…
«Мы с тобой навоюем, дружок, будь здоров! И надо же такому случиться – снова к “своим” попал. Ну, теперь вы от меня не отделаетесь легким испугом, как в тот раз…»
Из землянки вышло несколько офицеров. В одном из них Алексей по голосу узнал Мюллера.
– Да ты знаешь, кто он такой – мой друг, Генрих? Это… Это… – Он подбирал слово: – Это феномен! Сам Китцингер ему руку жал. Вот как!
Глядя на светлеющий восток, зябко поежившись, Алексей сказал тихо:
– Неплохо было бы и поспать…
– Ты прав, пожалуй, – зевнул Вебер. – Эй вы, бездельники, по койкам, марш, – властно окликнул он, устало поднимаясь с земли.
Алексей проснулся поздно: был первый час дня. Он приоткрыл глаза.
Солнце пробивалось сквозь стекла низких окон, тускло освещая комнату. На улице кто-то играл на аккордеоне. Дог, лежа на тахте, подвывал в унисон. На соседней кровати спал Мюллер, с головой укутавшись в одеяло. Алексей поднялся, разминая затекшие плечи.
Аккордеон умолк, и в землянку вошел Вебер. Увидев поднявшегося с постели летчика, улыбнулся.
– Пойдем, умоешься.
Ловко схватив ведро с водой, Вебер направился к выходу. Алексей последовал за ним. Но не успел он дойти до двери, как дог, перескочив через стол, неожиданно налетел на него сзади, сбил с ног и, придавив грудью к полу, зажал шею. Оглянувшись, Отто с размаху плеснул на собаку водой. Дог отскочил в сторону.
– На место, Фок! – крикнул Вебер, помогая Алексею подняться. – Вот дрянь-собака! – сердился Вебер. – Это моя вина, что я не познакомил вас. Сейчас мы это дело поправим. – Вебер достал из чемодана несколько кусков сахара и передал их Алексею. Затем, сняв со стены хлыст, несколько раз ударил собаку.
(С этого дня капитан Шверинг каждое утро кормил Фока сахаром.)
Позавтракав, Алексей и Вебер приступили к изучению карты района действия части.
Алексей с жадностью рассматривал нанесенные на карту объекты. «Вот бы снять копию и передать нашим», – думал он. Но торопиться нельзя – один промах мог испортить все дело.
Обсудив штабные вопросы, офицеры отправились на аэродром ознакомиться с личным составом и боевой техникой. Расхаживая вдоль выстроившихся в две шеренги летчиков, Вебер представил им нового начальника штаба. В некоторых из них Алексей узнал вчерашних собутыльников.
Осматривая замаскированные самолеты, Алексей отметил, что во многих местах, на фюзеляжах и плоскостях, самолеты залатаны. Латки, которыми техники «зализывали» дыры пробоин, полученные в боях, были искусно закрашены под цвет маскировки, и все же от искушенного глаза скрыть их было невозможно.
На одном из самолетов, где на фюзеляже у кабины красовались нарисованные карты – четыре туза, три из них были пробиты пулями, а у четвертого срезана почти вся верхняя часть. Вмятины и опалины виднелись почти на каждой машине.
Вебер чувствовал себя неловко: техника была изрядно потрепана. Алексей с деланным сочувствием покачал головой.
Возвратившись в землянку и сославшись на усталость, Алексей прилег отдохнуть, а Вебер пошел на аэродром готовить летчиков к выполнению боевого задания.
«С чего начинать эту опасную работу? – напряженно думал Алексей. – Прежде всего нужно сфотографировать карту и срочно связаться с нашими. Иначе такой важный документ останется бесполезным.
Обстановка на фронте сложная. Потерпев поражение под Сталинградом, гитлеровцы предпримут еще ряд попыток захватить Москву. Немецкое радио упорно твердит, что недалек тот час, когда германское командование устроит русским второй Сталинград. Ясно, что гитлеровское командование замышляет наступление».
Еще когда ехали на аэродром, Алексей обратил внимание на беспрерывное движение машин и техники в сторону фронта.
«Теперь, как никогда, нашим нужны сведения о расположении аэродромов врага».
Вспомнилась своя часть, командир эскадрильи майор Гордиенко, замполит Тюрин… Они, наверное, считают Алексея погибшим. А он сейчас так нуждается в хорошем совете своего человека! Но свои были далеко, советоваться не с кем.
Все решать нужно самому!
Воспользовавшись тем, что в землянке никого не было, Алексей разложил карту. Дверь он закрыл на крючок, но его беспокоило окно, и он то и дело поглядывал, не идет ли кто.
Раза два он спустил затвор фотоаппарата. Внезапно позвонил телефон.
Алексей вздрогнул. Снял трубку.
– Майора Вебера! – услышал он грубый голос.
– С кем имею честь говорить? – спросил Алексей.
– Полковник Штальбе.
Полковник приказал Алексею передать Веберу, чтобы тот немедленно явился к нему. Алексей повесил трубку и тут же услышал приближающиеся к землянке шаги. Он быстро отбросил дверной крючок и сел, словно углубившись в изучение карты района.
Оживленно обсуждая что-то, в землянку спустились Вебер, Мюллер, Курт и еще два офицера. Вебер подошел к столу, взял красный карандаш и, победоносно размахивая им, указал на квадрат 23–60.
– Так вот, – продолжал он начатый разговор, – когда русские бомбардировщики войдут в этот район, а это будет приблизительно в 17.40, мы неожиданно атакуем их из зоны сплошной облачности. Учтите, господа, что группа майора Шома свяжет боем сопровождающих русских истребителей, и мы легко справимся с бомбардировщиками.
Вебер говорил уверенно, словно успешный результат был уже обеспечен и все русские бомбардировщики застигнуты врасплох. Рассуждая, он делал на карте необходимые отметки.
– Ну, как операция? Какие будут замечания? – спросил Вебер.
– Операция разработана как нельзя лучше, – одобрил Курт.
Алексей тоже понял планы Вебера. Необходимо было действовать более активно.
– Майор Вебер, вас вызывал командир части, – доложил Алексей.
– Переснимите разведывательные данные на карты командиров, укажите маршруты и наземные ориентиры. Я вскоре вернусь. – Вебер передал Алексею данные разведки и поспешно вышел из землянки.
Командиры принялись обсуждать план операции. Алексей напряженно соображал, как сорвать ее. Переснимая с данных Вебера район действия группы, он вместо квадрата 23–60 нанес 28–60.
«Оставлю так!»
Переправив на разведданных Вебера тройку на восьмерку, Алексей облегченно вздохнул: «Только бы не заметили до вылета!»
Подготовив карты, Алексей роздал их командирам. Мюллер, наблюдая за ним, грустил. Ему, видно, не хотелось лететь. Он сосредоточенно думал о чем-то, невпопад улыбался, говорил не то, что хотел сказать. Изредка он бросал косые взгляды на Алексея, явно завидуя, что тот не летит на задание.
Раскрасневшийся, задыхаясь от быстрой ходьбы, вошел Вебер. Он стал рассказывать, что командование вполне одобрило его план и возлагает на него большие надежды. Побеседовав еще немного, летчики переоделись в комбинезоны и ушли.
Алексей детально знакомился с расположением аэродрома, набросал его план. Оставалось уточнить кое-какие особенности, хорошо изучить схему постов и охрану. Как начальник штаба, он ежедневно будет получать пароль и отзыв. «И это может пригодиться», – твердил он про себя. Немцы завозили на аэродром много боеприпасов и горючего.
В ожидании вылета группы Вебера на боевое задание Алексей присел на спиленное дерево и стал подсчитывать прибывающие автомашины. Вот въехал огромный грузовик. Солдаты подтаскивали на лебедках длинные зеленые ящики с авиационными бомбами. В противоположной стороне, около бензосклада, разгружался заправщик. По подсчету Алексея это был уже десятый…
От штаба легкой походкой шел капитан Ганн, дежуривший по части.
– Генрих, тебе почта, – крикнул он и поднял руку с конвертами.
Алексей опешил. Но, быстро овладев собой, вскочил и, обняв капитана, стал кружиться с ним. Ганн хохотал.
– Ну и силища у тебя, Генрих, – вздохнул он, поправляя помятый мундир.
– Да ты представляешь, как я рад? Почти два месяца не получал ни строчки. Давай, не терзай душу.
– А что мне за это? – пошутил Фридрих.
– Дружба, – не задумываясь, ответил Алексей.
– За это спасибо, – Ганн крепко пожал ему руку и вручил письма. – Читай, я не буду тебе мешать.
Алексей снова присел на спиленное дерево и оглянулся. По дорожке неторопливо расхаживал Эргард Босс. «Неужели шпионит, – подумал Алексей. – Ну подожди, я доберусь до тебя, подлец. А теперь надо прочитать эти письма. Интересно, кто пишет капитану Шверингу?» – Алексей встал и неторопливо пошел к землянке.
В это время на стоянке взревели моторы. Самолеты начали выруливать на стартовую дорожку.
В землянке никого не было. Фок, настороженно подняв морду, щелкнул зубами. Алексей бросил ему кусок сахара и, усевшись поудобнее, принялся внимательно читать письма. Три письма были от супруги Шеринга, два от фронтовых приятелей, а одно – от какого-то барона.
Супруга Грета во всех письмах повторяла, что она очень обеспокоена его долгим молчанием, что каждую ночь ей снятся кошмарные сны и она очень тревожится, не случилось ли с мужем что-нибудь недоброе. Маленькая дочурка Эльза шлет любящий привет и ждет от него подарков.
Алексей улыбнулся: «Так вот почему в чемодане Шверинга оказалась кукла!»
Ниже супруга просила быть повнимательнее к ней и чаще отвечать на письма. Теперь Алексей знал, что у него есть дочка, что у его супруги нет родителей, а отец Шверинга страдает подагрой и поэтому ему трудно справляться с делами в имении, мать же очень беспокоится, здоров ли ее единственный сын.
Для памяти Алексей записал в блокнот свой домашний адрес и принялся за письма фронтовых друзей. Один из них писал, что был очень рад, когда узнал, что Генрих остался жив, описывал свои похождения и, наконец, сообщал, что, вероятно, вскоре им удастся встретиться. Второе письмо было примерно такого же содержания.
Наконец, дошла очередь и до письма барона. Алексей обратил внимание на три штампа, поставленных на конверте: один штамп местного эвакопункта, второй – госпиталя воздушного корпуса «Рихтгофен» с отметкой: «Адресат выбыл в часть» и третий – той части, в которой он сейчас находился. Обратным адресом был указан г. Мюнхен, хотя мюнхенского штампа не было.
Алексей прочитал письмо:
«Господин Шверинг!
Мне не совсем удобно напоминать вам о такой мелочи, но, случайно узнав от профессора Корфа, что вы находитесь на излечении у него в госпитале, прошу возвратить мне переводом по почте долг в сумме 5000 марок, которые вы одолжили у меня, проигравшись в карты в нашей мюнхенской гостинице “Золотой рог”. Корф – мой близкий друг, вдобавок он в свою очередь ссудил мне деньги, и теперь я хотел бы расплатиться с ним.
С уважением к вам
барон Сальге».
Алексей возмутился.
«Нагленькое посланьице. Скажи на милость, оказывается, я проиграл в карты, да еще не малую сумму – 5000 марок. Но при чем же тут профессор Корф? Какая-то неумная затея! К тому же стоило ли этому барону Сальге приезжать из Мюнхена только для того, чтобы опустить письмо в эвакопункте. Очевидно, кто-то хочет спровоцировать меня…»
В землянку вошел Фридрих Ганн. Алексей не взглянул в его сторону. Ганн обнял Алексея за плечи.
– Чем расстроен, Генрих? Что-нибудь дома?
Алексей испытующе посмотрел на Ганна.
– Фридрих, я здесь человек новый и мне не с кем поделиться своими заботами. Прошу твоего совета, – и он передал Ганну письмо барона. Тот внимательно прочитал и удивленно поднял тонкие брови.
– Что все это значит, Генрих?
Алексей в упор посмотрел на Ганна и вздохнул.
– Хотят подцепить меня на удочку… Не успел сюда прибыть, как уже появились завистники и враги.
Ганн нахмурил брови.
– И ты догадываешься, чьих рук это дело?
Алексей кивнул головой.
– Да за такие вещи… – Ганн возмущенно бросил письмо на стол. – Немедленно доложи командиру части и потребуй расследования.
– Если бы я точно знал…
Ганн настаивал:
– Раз проигрыш, о котором говорится в письме, лживо приписывается тебе… Кроме того, здесь указан обратный адрес барона Сальге. Не следует ли написать ему? А впрочем, может быть, такого барона и нет совсем. Надо выяснить все… Да и существование гостиницы «Золотой рог» тоже очень сомнительно. Я был как-то перед войной в Мюнхене и не припомню гостиницы с таким названием. Правда, может быть, совсем маленькая, где-нибудь на окраине… Генрих, я помогу тебе. Скажи только, кого ты подозреваешь в этой гнусной проделке?
– Эргарда Босса. Начальника штаба группы подполковника Шома.
– Босса? – удивился Ганн и, опустив голову, задумался: – Если Босс – ставленник Штальбе и Шома – окажется недостойным назначения, это будет сильным щелчком по носам этих высших командиров. Я буду этим очень доволен, – тихо проговорил Ганн.
– Почему? – удивился Алексей.
Ганн, несколько поколебавшись, зорко взглянул на Алексея.
– Видишь ли, меня обвиняют в вольнодумстве. Шом считает меня чуть ли не сторонником русских. Ну, к примеру, я отказываюсь при выполнении боевых заданий бомбить и обстреливать мирных жителей и все то, что не имеет отношения к военным объектам. Что бы против меня ни предприняли, я останусь при своем убеждении, – на лице Ганна отразилась непреклонная решимость. – Я солдат и честно выполняю свой долг, но я не детоубийца! А Босса, этого труса, мы быстро посадим на место.
Алексей крепко пожал протянутую руку капитана.
Тем временем группа майора Вебера, пронизав облачность, барражировала в квадрате 28–60.
Советские бомбардировщики разгрузились над железнодорожным узлом и легли на обратный курс. Группа Шома, как и было задумано, атаковала сопровождающих истребителей. Шом видел, как его асы, один за другим, выбывают из строя, а бомбардировщики русских безнаказанно уходят в сторону линии фронта.
«Где же Вебер? Почему он не завершает операцию?» – подумал он.
– Ягуар!.. Доннер веттер! Где ты, почему не выходишь на перехват, почему не выходишь на перехват?!
И тотчас же в микрофоны последовал ответ:
– Не вижу цели, не вижу цели!
Шом хотел выругать Вебера, но в этот миг два русских летчика атаковали его. Шом, яростно отбиваясь, решил вывести из боя свою изрядно потрепанную группу, но его машина, обстрелянная перекрестным огнем, штопором врезалась в землю. Шом не успел выпрыгнуть с парашютом.
Операция была сорвана…
После неудачного вылета на боевое задание все ходили подавленные и злые. Надо же такому случиться! Хорошо разработанная операция с треском провалилась из-за неверного указания квадрата боевых действий.
В приказе по части было указано полное несоответствие Вебера занимаемой должности. Теперь фон Штальбе с нетерпением ждал, когда поправится капитан Шверинг, чтобы поставить его во главе авиагруппы.
В землянке, где помещались командиры, больше не смеялись и не веселились… Майор Вебер непробудно пьянствовал и целыми днями спал, чтобы забыть позор.
У Алексея же, напротив, настроение было приподнятое. Он был доволен своей работой.
– Алло, – обратился он к собравшимся офицерам. – Чего носы повесили? Сколько можно справлять траур? На войне всякое бывает…
– А чего веселиться? По какому поводу? – пробурчал Курт.
– Ну, хотя бы потому, что завтра я справляю день своего рождения, – объявил Алексей.
Курт сразу развеселился, у него заблестели глаза. Вскочив, он стал потешно раскланиваться, протягивая Алексею руку:
– Поздравляю, поздравляю! Упустить такой случай было бы величайшим преступлением.
Единодушно было принято решение организовать пир. Курт озорно размышлял: «А что, если в виде сюрприза на вечер пригласить девушек? Это будет здорово! Придется взять на себя эту затею».
Он вспомнил русских девушек, которые приезжали под комендантским конвоем убирать помещение штаба. Особенно понравилась Курту румяная девушка со вздернутым носом и печальными глазами. Она куталась в старенький шелковый платок… На широком, скуластом лице Курта разлилась улыбка. «Да, затея недурная. Надо действовать. Вместе с комендантом Шмольтке мы все это уладим. В крайнем случае, подарю ему часы…»
Курт расстегнул куртку и нащупал связку часов. С этой связкой Курт никогда не расставался. Да, времена круто изменились. Раньше офицеры могли на досуге гулять в ближайших деревнях, пьянствовать и развлекаться, шарить по укромным уголкам, брать все, что понравится, и отсылать домой в Германию. Но после того как на один из офицерских балов сделали налет партизаны, летчикам строго-настрого запретили удаляться из расположения части.
«Не вмешайся в тот раз находившийся поблизости карательный отряд, вряд ли кто-нибудь из офицеров выбрался бы живьем из села, – думал Курт, невольно дотрагиваясь до глубокого шрама на голове. – Но на территории аэродрома не грозит никакая опасность. Здесь можно развлекаться, сколько угодно. Охрана надежная!»
– Курт, ты что задумался? – чуть ли не в самое ухо крикнул Мюллер. – Право же, голова служит ненужным придатком к твоему могучему туловищу… Буди скорее Вебера, а то он прокиснет от сна.
Курт глянул на Мюллера, потом взял Вебера за плечи и сильно тряхнул. Тот, выслушав предложение отпраздновать день рождения Шверинга, обвел всех мутным, сонным взглядом и, махнув рукой, буркнул:
– Ладно, – и снова захрапел.
Девушки, уставшие и голодные, не обращая внимания на проходивших, мыли полы в коридоре штаба. Одна Фроська не унывала. Она подмигивала офицерам, шутила, зло посмеивалась.
Фроська – единственная дочь бывшего мельника Пашки Кривого. С приходом немцев отец ее вернулся в деревню, открыл лавку и торговал награбленным колхозным добром. Фроська же сама вызвалась мыть полы и стирать белье немцам. Теперь она командовала целой бригадой девушек, которых комендант Шмольтке мобилизовал на работу.
Многие из девушек, когда пришли немцы, ушли в лес, пытаясь связаться с партизанами, но не нашли их в дремучих брянских лесах и вернулись в село.
– Ну что, изголодались? Накормили вас партизаны? – издевалась над ними Фроська. – Давно бы надо было пристать ко мне. Дуры! Все равно ведь… Немцы говорят – Красной Армии капут. А партизан они переловят и всех перевешают. Слушайтесь меня, и все будет отлично, а будете увиливать от работы – расскажу немцам, что к партизанам хотели уйти.
Теперь Фроська обнаглела совсем и изображала из себя командира:
– Наташка! – покрикивала она. – Неча лодыря корчить! Пошевеливайсь!
Но у девушки, к которой обращалась Фроська, от усталости, видимо, кружилась голова. Она выпрямилась, прислонилась к стене. Проходивший мимо офицер, поравнявшись, нахально подмигнул ей, оскалив большой рот с черными усиками на верхней губе. Он подошел к Фроське, щелкнул ее стеком по спине. Та, притворно вскрикнув, заулыбалась и зашептала ему о чем-то на ухо. Она то и дело косилась на Наташу, смеялась и снова тянулась к уху офицера.
«Что она задумала?» – встревожилась Наташа, услыхав в их разговоре свое имя.
В дверях показался комендант Шмольтке.
– Ну, ты, работать немедленно, – крикнул он Фроське. – Нечего лясы точить! – комендант похабно выругался. Шмольтке плохо знал русский язык, но ругаться любил по-русски.
Наташа долго не могла успокоиться. Когда приехали в деревню, Фроська предупредила девушек, чтобы завтра они принарядились, так как поедут на вечеринку к знаменитому летчику. Она не забыла пообещать богатые подарки, если девчата будут вести себя хорошо и офицеры останутся ими довольны.
Она смеялась и, подмигивая девчатам, подзадоривала Наташу…
Наутро, когда девушки зашли к Наташе, они увидели ее непривычно веселой, с яркими лентами в косах.
– Принарядилась девка, – прыснула Фроська. – Видать, не хочет себя дешево продать!