Евгений Лукин
Танки на Москву
– Солдаты не просто войдут – они войдут с огнеметами, забросают гранатами. Кто будет разбираться, депутаты мы или боевики? Увы, такова наша участь!
Вскоре правозащитники покинули президентский дворец. Свою главную задачу – сагитировать российских военнослужащих сдаться в плен – они не выполнили, как ни старались. Напоследок их попросили передать Борису Ельцину послание Джохара Дудаева, в котором говорилось о бессмысленной гибели тысяч солдат и предлагалось немедленно остановить боевые действия, вывести войска и начать переговоры. Но надежды на утвердительный ответ не было никакой.
Письмо товарищу
Начальник обороны президентского дворца Аслан Масхадов тоже решил послать письмо. Только оно адресовалось не президенту России, а боевому товарищу, с которым когда-то служил в советской армии: «Здравствуй, Василий Иванович! Бесконечно благодарен, что вспомнил обо мне. Пойми: в это страшное время для меня очень важно знать мнение моих однополчан. Не знаю, кто виноват в этой трагедии, но скажу со всей ответственностью, что нет здесь моей вины. Когда вошла в мою маленькую республику огромная армия России, сметая все на своем пути, я знал, что трудно будет устоять против этой громады с кучкой храбрецов, но поступить по-другому я не мог. С первого дня штурма Грозного я выходил на связь с генералами, предлагал им взять на себя ответственность – остановить эту бойню. Они на это не пошли. Они предложили мне поднять белый флаг над президентским дворцом. И тогда я послал их к черту. Я сражаюсь с Россией, но никогда не теряю достоинства».
Закончив писать, Масхадов свернул листок вчетверо. В это мгновение страшный удар потряс дворец – огромная авиационная бомба пронзила многоэтажное здание и, зацепившись за потолок подвала, повисла в нескольких метрах от Масхадова. Полковник спокойно стряхнул пыль с письма и положил его в нагрудный карман.
Белый флаг над президентским дворцом никогда не был поднят. Аслан Масхадов оборонял его до конца и покинул последним – с оружием в руках. Это произошло 19 января 1995 года.
Кавказские пленники
Подвал президентского дворца был переполнен пленными солдатами. Многие из них были ранены и попали сюда в беспомощном состоянии. Только предателей и перебежчиков здесь не было. На призыв правозащитника Сергея Ковалёва сдаваться в плен не откликнулся никто.
Перед падением Грозного пленников вывели из президентского дворца и распределили по чеченским селениям. Почти в каждом из них были устроены подземные тюрьмы – зинданы. В этих целях чаще всего использовались подвалы школ или других административных зданий. Сюда помещали не только военнослужащих, захваченных в ходе боевых действий. Здесь содержались и заложники, взятые для получения выкупа или продажи в рабство. Это были строители, энергетики, нефтяники и даже священники. Практически все узники подвергались зверским пыткам и избиениям. Тех, кто пытался бежать, жестоко казнили – отрезали головы двуручными пилами или отрубали топорами, насаживали их на колья и выставляли для устрашения на всеобщее обозрение.
Условия содержания в подземных тюрьмах были бесчеловечными. Заключенных кормили впроголодь – миска жидкого клейстера в день. При этом многие использовались на тяжелых работах – строили блиндажи, возводили укрепления. В лагерях свирепствовали смертельные болезни. Для борьбы со вшами изредка устраивались так называемые «бани Карбышева», когда голых людей обливали холодной водой из шлангов. Узники умирали от голода, холода, болезней, избиений. Для изможденных людей смерть казалась единственным спасением. Кто-то не выдерживал пыток и опускался. Но большинство пленников с достоинством переносили выпавшие на их долю страдания.
Среди узников оказывались и чеченцы – оппозиционеры, объявленные врагами чеченского народа. Охранники были к ним особенно жестоки, ведь сам Джохар Дудаев говорил: «В республике нет оппозиции, а есть лишь изменники, которые действуют в интересах Москвы».
Поэт Лечи Салигов руководил информационным комитетом Временного совета Чеченской Республики, возглавляемого Умаром Автурхановым. Он был арестован дудаевцами и помещен в зиндан, расположенный в школе Старого Ачхоя. После того как школа была разрушена артиллерийским огнем, его вместе с другими заключенными перевели в концентрационный лагерь, устроенный в далеком горном ущелье. Комендантом лагеря был Ахмет Дудаев – племянник президента. Подвергаемый ежедневным избиениям, журналист не выдержал пыток и решил обратиться лично к Джохару Дудаеву с просьбой о милости. Он написал проникновенные стихи о свободе, которые посвятил первому чеченскому президенту. А его супруге – художнице Алле Дудаевой – он сочинил поэму о любви, надеясь растрогать горькой участью пленника. Ахмет Дудаев передал рукопись всемогущему дяде. Тот прочел печальные строчки, омытые слезами, и предложил супруге оценить творчество отступника.
– Что ж, стихи хороши, – усмехнулась Алла Дудаева. – Но мир не удивишь этим фактом. Продажная муза не раз бывала в услужении у сильных мира сего.
Другой оппозиционер – академик Саламбек Хаджиев, бывший председателем правительства Временного совета Чеченской Республики, – чудом не оказался в застенках. Он не раз обвинял дудаевский режим в преступлениях против человечности:
«Куда Дудаев привел нас? Он привел нас к лагерям, к элементарному фашизму. Я ему пытался толковать: “Ну прекрати! Ты же военным когда-то был, ты что делаешь? Нельзя сидеть под крышей у крупнейшей державы, питаться и пинать ее ногами. Ей будет надо – она тебя прихлопнет. Ты же военный, ты же генерал! Нельзя это делать, наоборот, надо вместе с русскими строить нормальное цивилизованное общество. Не будет цивилизованной России – ничего Чечня не получит, набьют морду и опять поставят в угол. А если нужно, вышвырнут в Казахстан или в Сибирь”… Эти вещи не понимать он, конечно, не мог. Это всё ради собственного величия, как Гитлер: “Deutschland, Deutschland über alles!” Это фашист чистейшей воды, он фашист по натуре, по природе, по повадкам, плюс еще с уголовным оттенком!»
Засланный казачок
Вооруженное сопротивление в Грозном было подавлено – слишком неравными были силы. Ополченцы, защищавшие город, разошлись по своим вотчинам. Отряды боевиков, еще способные к ведению боевых действий, укрылись в отдаленных селах.
Однажды по призыву Джохара Дудаева в селении Шали собрались руководители независимой Чечни. Немногие смогли приехать на встречу. Но, конечно, явились и вице-президент Зелимхан Яндарбиев, и начальник штаба вооруженных сил Аслан Масхадов, и муфтий Мухаммед Алсабеков. Каждый думал, что это – их последнее свидание, и мысленно прощался с товарищами. Дудаев уловил общее тягостное настроение и всё обратил в шутку.
– Когда мы будем скрываться от преследования, я сбрею усы, а Зелимхан – бороду.
Яндарбиев схватился за свою роскошную бороду, которую отрастил во исполнение сунны Пророка о вселении страха в неверных. Слава Аллаху, борода была на месте! Аслан Масхадов никаких волос на своей физиономии не отращивал, считая себя человеком военным, приученным к порядку и чистоте. Но внимание Дудаева привлекли не его свежевыбритые щеки, а оттопыренные за ними уши:
– Что будем делать с твоими ушами, Аслан?
Шутка разрядила обстановку. Полевые командиры приступили к обсуждению своего тяжелого положения. Первым выступил Джохар Дудаев. Он сказал, что без объявления войны Россия напала на независимую республику, нарушив все международные законы. Российской армии удалось захватить столицу – город Грозный. Но ей не удалось покорить сердца чеченцев, которые восстали против завоевателей. Память о славных деяниях шейха Мансура, имама Шамиля и наиба Байсангура окрыляла всех ополченцев. Подняв зеленое знамя ислама, они храбро сражались на баррикадах и покинули город непобежденными. Теперь перед чеченским народом стоит другая, более важная задача.
Последнюю фразу президент договорить не успел. Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вошел депутат Государственной думы Виктор Курочкин. Оказывается, минувшую ночь он провел в соседнем закутке, ожидая встречи с чеченским президентом.
– Джохар Мусаевич, я приехал в поисках мира, чтобы остановить войну, – пробормотал он.
– Мир надо искать в Москве, а не здесь! – отрезал Дудаев. – Чего вы сюда ездите? Приезжаете, мы тут говорим, а потом все, о чем мы говорим, становится известно российским спецслужбам.
Чувствовалось, что внезапное появление незваного гостя разгневало президента. Его речь становилась все более яростной, все более сбивчивой.
– Вы, русские, – варвары и вандалы, а ваш президент – подлец! Вы бомбите наши города и села, вы убиваете наших женщин и детей. Вы превратили Грозный в грязную помойку. Теперь у нас нет прекрасной столицы, которая была. И разрушили ее вы. Поэтому мы устроим столицу в другом месте. Мы пойдем войной на Ставропольский край и захватим Краснодар. Мы сделаем столицу там. А таких, как вы, надо расстреливать!
«Попал, как кур в ощип!» – подумал Курочкин, заметив, что рука личного охранника потянулась к кобуре. Видать, здесь его посчитали то ли тайным осведомителем, то ли засланным казачком.
– Курочкина мы знаем давно, – успокоил президента Мухаммед Алсабеков. – Познакомились с ним еще в подвале дворца. Он там три дня штурма сидел.
– Он три дня, а я месяц там провел! – взъярился Дудаев. – Но хватит, сколько можно терпеть? Мы начнем против России священную войну.
Джихад
Для объявления священной войны Джохар Дудаев выбрал горный аул Ведено – древнюю столицу Ичкерии. Когда-то здесь находился последний оплот мятежного имама Шамиля. Об этом напоминали руины старинной крепости и длинная крепостная стена, сложенная из камней, скрепленных яичным белком, глиной и конским волосом. Седые камни, свидетели давних сражений, вдохновляли на непримиримую борьбу с врагом.
По шариатским законам объявлять джихад может только высшее духовное лицо. Однако муфтий республики неожиданно отказался это делать. Более того, из Грозного он переехал в станицу Знаменскую, где собиралась антидудаевская оппозиция, и отрекся от своих воинственных призывов мстить России. Джохар Дудаев был потрясен: Мухаммед Алсабеков был его верным помощником с 1991 года, возглавлял министерство по делам религий и всегда поддерживал президента. «Уж не казачок ли он? – засомневался Джохар. – Вон как выгораживал этого Курочкина!» Поручил главному разведчику выяснить, в чем дело. После проверки тот сообщил, что уважаемый священнослужитель был завербован советскими спецслужбами под агентурным псевдонимом Шамиль еще в 1985 году и затем сделал головокружительную карьеру – стал самым молодым имамом центральной мечети в Алма-Ате и ректором Исламского университета в Казахстане. Эта информация была доложена полевым командирам на военном совете в Ведено.
– Свято место пусто не бывает, – заметил Шамиль Басаев. – Среди нас есть человек, который объявит священную войну России. Лучшего муфтия для Чечни пожелать нельзя.
– Кто же это?
– Его зовут Ахмат Кадыров.
Ахмат Кадыров действительно подходил к этой должности по всем статьям. Он был выпускником Бухарского медресе и Исламского института в Ташкенте, учился на шариатском факультете Иорданского университета. Исповедовал учение Кунта Хаджи и принадлежал, как и Джохар Дудаев, к суфийскому братству кадирийского тариката. Был создателем и руководителем исламского института в селе Курчалой. Но главное – он был доблестным полевым командиром, отважно сражавшимся с российскими войсками.
– Что скажешь, Ахмат? – обратился президент к Кадырову.
– Каждый чеченец должен исполнить свой долг правоверного мусульманина. Идти по пути Аллаха – это значит взять в руки оружие и участвовать в джихаде меча. Это значит, что каждый чеченец должен сражаться за свободу своей страны и убивать русских – убивать столько, сколько сможет. Без всяких ограничений. Именем Аллаха я объявлю священную войну против нашего общего врага – России. Аллаху акбар!
Так Ахмат Кадыров стал муфтием независимой Чечни.
Личный враг
У Джохара Дудаева было много врагов, но только один из них оказался личным. Как ни странно, это был не Ельцин, развязавший кровавую чеченскую бойню. В дудаевском списке военных преступников российский президент значился под последним номером. А вот возглавлял список генерал-лейтенант Анатолий Романов, который и был объявлен личным врагом. Это случилось сразу после трагедии в селе Самашки.
В этом селе, что раскинулось между Сунженскими холмами и Самашкинским лесом, после падения Грозного укрылся большой отряд боевиков. Российские войска окружили опасное место, устроили блокпосты на дорогах, установили огневые точки на склонах холмов. Боевики то и дело совершали нападения – поджигали бронетехнику, расстреливали из автоматов колонны, убивали солдат. В ответ время от времени производился обстрел окрестностей села, по лесным чащобам наносились мощные ракетные удары.
6 апреля 1995 года к тринадцатой заставе, где находился командующий, прибыла представительная делегация из Самашек. Старейшин встретил молодой генерал Анатолий Романов. Его благородное лицо обрамляли большие темные очки, что придавало офицеру интеллигентный, почти профессорский вид. Об этом генерале ходили слухи, что он по вечерам читает труды русского дипломата Чичерина и считается хорошим собеседником, готовым терпеливо общаться с чеченцами.
– Антонов, – представился генерал. – Анатолий Александрович.
Старейшины почтительно пожали руку генералу Романову, не подозревая, что тот назвался своим псевдонимом. Таковы были требования службы безопасности – генералы, воюющие в Чечне, носили другие фамилии во избежание каких-либо враждебных акций. На самом деле это была призрачная защита.
– Я пригласил вас, чтобы сделать официальное заявление, – голос генерала звенел утренней бодростью. – По данным нашей военной разведки, в настоящее время в селе находится двести шестьдесят четыре боевика, вооруженных автоматами и двумя пулеметами. При аэрофотосъемке села была также зафиксирована одна боевая машина пехоты. Поэтому я, как командующий, предлагаю вам до семи часов утра завтрашнего дня добровольно сдать 264 автомата, 2 пулемета и боевую машину, а также беспрепятственно пропустить в село части внутренних войск. В случае невыполнения этих требований мы все равно войдем в Самашки и осуществим полную проверку села.
– Помилуйте, Анатолий Александрович, откуда у нас столько оружия? – возмутился старейшина Юзбек Шовлахов. – Нет у нас столько оружия. Нет у нас столько боевиков. У нас есть только беженцы из Грозного. У нас есть небольшой отряд самообороны, который защищает нас от бандитов.
– Если в селе одни беженцы, то вам нечего бояться, – успокоил генерал. – Пусть отряд самообороны к завтрашнему числу сдаст оружие. Затем мы войдем в село и проверим документы у всех его жителей. Вот и вся проблема.
Попрощавшись со старейшинами, генерал Романов вежливо проводил их до границы заставы. Возвратившись, он встретил недоуменный взгляд помощника:
– Анатолий Александрович, неужели вы им поверили?
– Воюя с бандитами, мы должны гуманно относиться к мирному населению, – наставительно сказал генерал. – Если мы бездумно разрушаем дом, который чеченский крестьянин всю жизнь собирал по кирпичику, человек озлобляется и автоматически переходит к Дудаеву. Если же нам удастся решить вопросы мирным путем, то это для Дудаева страшнее выстрела.
На следующее утро к назначенному месту подъехала легковая машина. Из машины выгрузили одиннадцать автоматов. Это было оружие, которое сдали ополченцы из отряда самообороны Самашек. Вскоре поблизости приземлился вертолет, на котором прилетел командующий. Увидев жалкую кучку оружия, Анатолий Романов посочувствовал старейшинам:
– Очень жаль, что мы не смогли договориться. Теперь не в моих силах остановить войска. Очень жаль.
Вернувшись в Самашки, старейшины собрали жителей у мечети и попросили их поскорее покинуть село, чтобы не погибнуть во время штурма. Однако боевики, которые тоже пришли на собрание, возражали против отъезда (мирные жители были им нужны в качестве живого щита) и пригрозили применить оружие, если кто-то вздумает оставить домá. И действительно, при выходе из села колонна самашкинцев была обстреляна – половина жителей вернулась обратно.
В середине дня сводный отряд внутренних войск приступил к операции. Триста бойцов, разбитых на десять штурмовых групп, вошли в село. На одной из улиц отряд напоролся на засаду.
«Мы попали в кромешный ад, – рассказывал участник штурма. – Нас обстреливали с трех сторон. Подбили наш танк, в котором сгорел экипаж. Подбили два бронетранспортера. Нашу группу разбили надвое, и обе части оказались в окружении. Нас обстреливали до темноты. В ходе боя мы уничтожили один дом, откуда велся огонь». Разгромив штурмовые группы, отряд боевиков незаметно скрылся из села под покровом темноты. На поле боя осталось лежать полтора десятка убитых и около пятидесяти раненых солдат.
С рассветом операция возобновилась. Только теперь российская группировка двинулась на Самашки всей своей мощью. Под прикрытием бронетехники солдаты занимали кварталы, врывались в дома и подвалы, разыскивая боевиков. На улицы выводили всех юношей и мужчин, осматривали тела в поисках следов от оружия, а потом отправляли в фильтрационные пункты – для дальнейшей проверки.
«Утром выхожу – идет колонна по нашей улице, – вспоминал Юзбек Шовлахов. – Бронетранспортеры стреляют из крупнокалиберных пулеметов по домам. Подходят солдаты: “Где боевики?”. Я говорю: “Боевиков нет”. “Выходите все из подвала!” Там человек восемь в подвале собралось. Кто выходит – они прямо по голове бьют, и те падают. “Раздевайтесь!” Они раздеваются – рубашку, штаны. “Обувь снимайте”. Снимают. Проверяют, носили они автомат или нет. Смотрят потертости. “Ложитесь”. Уводят и кладут на асфальт. Меня загоняют в подвал, жену, дочь, еще двух племянниц – в общем, человек шесть нас сидит. Вижу, что идет дым, невозможно сидеть. Выбиваю крышку, выбегаю – весь в ожогах. Они сидят с той стороны улицы, смеются, щелкают семечки, а я там с семьей сгораю. Думаю, скот, наверное, цел. Смотрю – четыре коровы убили, постреляли овец». Впоследствии выяснилось, что солдаты постреляли не только коров да овец. В ходе артиллерийского обстрела, ночного боя и дневной зачистки, когда палили вокруг без разбора, было убито около ста мирных жителей. Среди них оказались и юноши, и женщины, и старики. Кто-то погиб от пули, посланной снайпером, кого-то изрешетила граната, брошенная в подвал, а кто-то задохнулся от дыма, запертый в горящем доме.
Вся Чечня содрогнулась, узнав о трагедии в Самашках. Рассказы свидетелей обрастали жуткими выдумками. Все это требовало проверки, однако в Самашки никого из посторонних не пропускали. Тогда депутат Анатолий Шабад переоделся в женскую одежду, обмотал лицо хиджабом и под видом печальной старухи проник на запрещенную территорию, где запечатлел на видеокамеру ужасные подробности. Эту съемку правозащитники распространили по всему миру. И мир содрогнулся вслед за Чечней.
Тем не менее трагедия случилась, и кто-то за нее должен был отвечать. Понимая, что Москва вряд ли найдет и накажет виновных, Джохар Дудаев объявил своим личным врагом генерал-лейтенанта Анатолия Романова, которому подчинялась группировка внутренних войск, действовавшая в те дни в Самашках. Генерал был обречен.
Антуан
Весной 1995 года Москва объявила о своей победе – мол, конституционный порядок на территории Чеченской Республики восторжествовал. Но провозглашенная победа вовсе не означала окончание сопротивления. Чеченский волк не сдался на милость победителя, а растворился в тумане ущелий, исчез за синей дымкой гор, откуда каждое мгновение угрожал нападением. То и дело в Чечне звучали выстрелы, гремели взрывы, пылала подбитая бронетехника, падали ниц сраженные часовые.
Борис Ельцин не знал, что делать. Как ни крути, а выходило, что надо договариваться. Но разговаривать с Джохаром Дудаевым российский президент никак не желал. Между тем петербургский мэр Анатолий Собчак всячески показывал, что он, как демократически настроенный человек, способен решить чеченскую проблему. Выслушав его предложения, Ельцин одобрил план поэтапного урегулирования конфликта. Так в чеченском селе Курчалой появился посланник от берегов Невы со звучным именем Антуан.
– Что за француз к нам пожаловал? – поинтересовался Джохар Дудаев.
– Он не француз, он армянин, – уточнил охранник Магомед Хачукаев. – Из Петербурга правозащитник. Говорит, что когда-то сидел.
– За что?
– Говорит, что ни за что.
– А точнее?
– За клевету на советскую действительность.
– Это он зря… Ладно, приведи его сюда, Магомед.
В комнату вошел чернокудрый парень в потертых джинсах и кожаной куртке с большой сумкой, перекинутой через плечо. Он устроился напротив Дудаева, положил на стол диктофон и вопросительно взглянул на собеседника.
– Записывайте, записывайте, – Дудаев кивнул головой. – Я рад приветствовать полномочного представителя Анатолия Собчака, которого считаю демократическим лидером России, – начал он беседу. – Однако меня неприятно удивило заявление Собчака, что воевать с боевиками должны не мальчишки, а подготовленные профессионалы. Он что – хочет, чтобы эти головорезы уничтожили всех чеченских мужчин?
– Нет-нет, – суетливо замахал руками Антуан. – Вы не так поняли позицию Собчака. Позиция Анатолия Александровича состоит в том, чтобы решить кризисную ситуацию путем переговоров. Он разработал план поэтапного мирного урегулирования, который был одобрен президентом России.
– Как и все чеченцы, я тоже против войны, – заявил Дудаев. – Если бы Ельцин захотел со мной встретиться, то за тридцать минут мы бы с ним обо всем договорились. А что за план предлагает Анатолий Александрович?
Мирный план Собчака состоял в следующем. На первом этапе происходит полное разоружение незаконных вооруженных формирований, включая охрану Дудаева, при условии непривлечения к уголовной ответственности всех, кто добровольно сдаст оружие. Второй этап подразумевает свободные выборы парламента и президента Чеченской Республики под контролем международных организаций и российских правозащитников. На заключительном этапе Чечня получает статус республики на уровне Татарстана в составе Российской Федерации.
– Хороший план, – заметил Дудаев. – Конечно, я за власть не держусь. Можно попробовать.
Подали обед. Президент наполнил бокал Антуана красным сухим вином. Себе налил огненного кизилового сока и провозгласил тост:
– За успех мирного плана Собчака!
Внезапно прогремел орудийный залп – российские войска приступили к обстрелу села. Зазвенели стекла в окнах, посыпался с потолка мел. Антуан инстинктивно вздрогнул и едва не спрятал голову под стол. Дудаев продолжал сидеть недвижно, как каменный. Взглянув на испуганного собеседника, воздел к небу руки:
– Всё в воле Всевышнего!
Легкая усмешка пробежала по его губам. Должно быть, он вспомнил строчку из пушкинского «Тазита» и чуть не произнес ее вслух:
«Ты трус, ты раб, ты армянин!»
Кровавый рейд
Курчалой был не единственным чеченским селением, которое подвергалось обстрелам. Список потерпевших населенных пунктов с каждым днем становился все длиннее. Поводов для стрельбы было множество: почти в каждом ауле были свои ополченцы и свои отряды самообороны. Но страдали от смертоносных ударов прежде всего старики, женщины и дети.
В начале июня 1995 года российские войска штурмовали аул Ведено – родовое гнездо командира Абхазского батальона Шамиля Басаева. Этот батальон покрыл себя славой в сражениях за свободу Абхазии – против грузинских захватчиков. Именно тогда, ранней осенью 1992 года, молодой московский поэт Александр Бардодым, вступивший в ряды бойцов Абхазского батальона, сочинил стихи в честь своих новых товарищей. На эти стихи чеченский певец Имам Алимсултанов написал песню, которая стала гимном отряда Шамиля Басаева:
Над Грозным городом раскаты,
Гуляет буря между скал.
Мы заряжаем автоматы
И переходим перевал.
В страну, где зверствуют бандиты,
Горит свободная земля,
Приходят мстители-джигиты
Тропой Мансура, Шамиля.
Только теперь земля горела не под абхазским городком Гудаутой, а вокруг чеченского аула Ведено – в самом сердце Ичкерии. Многие строения подверглись бомбардировке. Страшный ракетный удар был нанесен и по дому, где жила семья знаменитого полевого командира. Все его одиннадцать обитателей погибли. Стоя на дымящихся развалинах своего дома, Шамиль Басаев поклялся жестоко отомстить убийцам за смерть жены и детей. Как чеченец, воспитанный на обычае кровной мести, он не мог поступить иначе.
Спустя одиннадцать дней, 14 июня 1995 года, три грузовика в сопровождении легковушки пронеслись по главной улице провинциального российского городка Будённовска. Машины были битком забиты боевиками – Шамилю Басаеву удалось собрать отряд в двести штыков. Захватив здание милиции, басаевцы расстреляли тех, кто оказал сопротивление, а прочих взяли в заложники. Подобным образом они поступили в других местах – районной администрации и поликлинике, доме детского творчества и пожарной части, медицинском училище и отделении банка. Построив заложников в колонну, боевики повели ее к городской больнице Будённовска. По дороге убили сто человек, которые пытались бежать. Остальных загнали в больничные корпуса, присоединив к ним пациентов и персонал больницы: теперь заложников насчитывалось более двух тысяч. Для окончательного устрашения несчастных людей басаевцы отобрали шестерых мужчин и расстреляли прямо перед главным корпусом больницы.
После этого Шамиль Басаев обратился к российским властям с тремя требованиями. Он потребовал, во-первых, немедленно прекратить боевые действия в Чечне; во-вторых, вывести войска с территории республики; в-третьих, начать мирные переговоры с Джохаром Дудаевым на уровне президента или премьер-министра России, а не на уровне петербургского мэра или ставропольского градоначальника. По сути, таким чудовищным способом террорист принуждал свою собственную страну к миру.
Узнав о нападении на Будённовск, Борис Ельцин тут же покинул родные пределы, сославшись на срочные дела за морем-океаном. Расхлебывать горькую чеченскую похлебку остался премьер-министр Виктор Черномырдин. Ему доложили, что бойцы специальных подразделений уже окружили больничный комплекс и даже попытались его штурмовать, но безуспешно – басаевцы всюду заминировали подходы, выставили живой щит из женщин, а между ними расположили огневые точки. Премьеру также сообщили, что главарь банды террористов жесток и беспощаден – в случае невыполнения его требований убивает заложников.
– Чего же требует Басаев теперь? – поинтересовался Черномырдин.
– Он требует, чтобы вы, Виктор Степанович, лично переговорили с ним, – пояснили премьеру. – Но во всей истории борьбы с терроризмом еще не было случая, чтобы первое лицо государства вступало в переговоры с преступниками.
– А как же люди? Как же заложники? Он же убьет их!
– Увы…
– Мне начхать, как там боролись с терроризмом при царе Горохе! – возмутился премьер. – Нельзя допустить мясорубку. Ради спасения людей я буду разговаривать хоть с Басаевым, хоть с чертом.
Черномырдин решительно снял телефонную трубку и потребовал соединить его с будённовской больницей:
– Але, Шамиль Басаев? Это Черномырдин. Шамиль Басаев, говорите громче!
Виктор Степанович, добрая душа, спасая несчастных заложников, согласился выполнить почти все требования террористов. Он объявил о прекращении боевых действий в Чечне и начале мирных переговоров с Джохаром Дудаевым. Он отпустил басаевцев, предоставив им автобусы и обеспечив беспрепятственный проезд до Чечни. Ему помог и Сергей Ковалёв, который вызвался проводить нежданных гостей и защитить их своей грудью от случайных пуль. Настоящий правозащитник!
