Евгений Михайлович Сидоров
Воспоминания о моем отце
Японцы напали на наши погранзаставы и захватили сопки Заозерную и Безымянную. Из окна домика, где мы жили на Седанке, была видна железная дорога. Мы с интересом смотрели, как движутся в сторону Владивостока эшелоны с пушками, лошадьми и красноармейцами. Над головой пролетами эскадры СБ, которых мы насчитывали по 75-100 единиц. Из Владивостока к Хасану войска доставлялись кораблями Тихоокеанского флота. Бои шли затяжные и кровопролитные. На базе нашего санатория развернулся госпиталь, и нас отправили по домам. В конце концов бои закончились нашей победой, но испытания на этом не кончились. В августа в Приморье, где климат носит муссонный характер, обычно идут проливные дожди. В этот раз они были особенно сильными, поскольку тайфун зашел на сушу глубже обычного. Мелкие речушки вышли из берегов, размыли все шоссейные дороги и снесли мосты. Двадцать тысяч войск оказались на двух сопках отрезанными от всего остального мира. Им сбрасывали еду на парашютах, а со стихией ничего поделать не могли. Так продолжалось до тех пор, пока не кончились дожди, и речки не вошли в свои берега.
Папа, получивший на Хасане первый боевой опыт, рассказывал мне следующее. Вначале боями руководил маршал Блюхер. Он отдал приказ, чтобы во избежание провокации ни одна пуля, ни один снаряд не перелетели через границу. А японская артиллерия как раз располагалась на японской территории. Наши войска несли урон, а огрызнуться не могли. Рычагов, на свой страх и риск, послал сотню И-16 подавить противовоздушную оборону противника, а затем послал бомбардировщики для уничтожения артиллерии, резервов и нарушения связи и управления войсками. Об успешно выполненной акции он тут же доложил Сталину, прокомментировав распоряжения Блюхера. Сталин отстранил Блюхера от руководства боями и поставил на его место Штерна.
Г.М.Штерн
Осенью Блюхер был вызван в Москву и прямо с вокзала увезен на Любянку. Не помогла ему его подпись под заключением о виновности Тухачевского и его товарищей по несчастью.
Я читаю много военно-исторической литературы, но упоминания случая с Блюхером на озере Хасан не встречал нигде.
В этом же году ДВФ был разделен на две Краснознаменные армии: 1 ОКА со штабом в г. Ворошилове-Уссурийском и 2 ОКА со штабом в Хабаровске. В дальнейшем эти две армии то объединялись в ДВФ во главе со Штерном, то разъединялись. Назывались они Особой Краснознаменной Армией (ОКА).
Папу назначили в ВВС 1 ОКА и мы переехали в Ворошилов-Уссурийский (ранее Никольск-Уссурийский, ныне просто Уссурийск). Там мы получили две комнаты во вновь отстроенном огромном по масштабам Ворошилова доме. Соседями по квартире были бездетные супруги Харитоновы.
Ворошилов-Уссурийский. Перед войной.
Город Ворошилов имел порядка 60000 жителей и являлся транспортным узлом. В городе была небольшая промышленность в виде масложиркомбината, перерабатывавшего сою, выращивавшуюся в окрестностях города, деревообделочного комбината и железнодорожного депо. Город со всех сторон был окружен невысокими сопками, а сам находился в долине реки Суйфун (ныне река Раздольная). Суйфун в период муссонных дождей затоплял базар и центральные торговые улицы. Три чахлых притока Суйфуна, Славянка, Супутинка и Раковка, тоже были каверзными речками и периодически проявляли свой дурной характер. Город был спланирован по линеечке, и правильные квадраты кварталов были застроены белыми украинскими мазанками с крышами из гофрированного дюраля. В городе было да театра, драматический и ТЮЗ, дом Красной армии и один кинотеатр. Рядом с нашим домом находилась школа, в которой я и учился. В городе было плохо с продовольствием. Чтобы купить хлеб, нужно было отстоять очередь не менее двух часов. Остальные продукты как-то распределялись. Свободно продавались только консервы из крабов и кофе из цикория. На выезде из города стояло большое здание тюрьмы, а в окрестностях находились концлагеря, называвшиеся Бамлагами. Они были сформированы для строительства Байкало-Амурской магистрали, но ввиду задержки изыскательских работ, вместо БАМа они строили шоссейные дороги в Приморье. Проезжая по дорогам, часто можно было увидеть подконвойных дорожных рабочих.
Командующим 1 ОКА был Еременко (будущий маршал), ВВС армии возглавлял П.В.Рычагов. Он тоже жил в нашем доме. Его женой была летчица, капитан Нестеренко. Это была мужиковатая женщина, ходившая в сапогах. Стриглась он по-мужски, из-под коротко остриженных волос виднелась загорелая шея. У Рычаговых была собственная машина – редкий по тем временам случай. Нестеренко на этом «Форде» гоняла по окрестным дорогам со скоростью 120 миль в час, больше не позволяло состояние дорог. А в те времена, надо заметить, скорость 40 км/час уже казалась автолихачеством.
Заместителем у Рычагова был Александр Сергеевич Сенаторов, получивший звание героя в Испании. Ему еще не исполнилось и тридцати лет. Сенаторовы жили в нашем подъезде, и между нашими семьями поддерживались хорошие отношения. Александр Сергеевич, хотя и был папиным начальником, относился к нему уважительно, как к старшему по возрасту и более опытному человеку. Иногда мы вместе ездили на рыбалку. Ловили рыбу в одной из стариц Суйфуна. Папа и Сенаторов вместе с шоферами тянули бредень по грудь в воде. Улов всегда был хорошим. Попадались сомы, кета, угри и дальневосточная рыба ратан. Полный бредень был мелких крабов, которые разбегались врассыпную с поразительной скоростью. На костре варили уху, а за ухой Александр Сергеевич просил папу спеть «Как во городе было во Казани».
Работа у папы изменилась. Теперь он уже не мог знать каждого моториста и износ цилиндров в каждом моторе, поскольку самолетов в армии было множество. Папа ездил на машине или летал в Сысоевку, Воздвиженку, Галенки, Хороль, Барановский, Михайловку, Новоникольское. Во всех перечисленных пунктах были авиачасти. Папиной заботой стали общие для всех частей вопросы: организация учебы, введение жестких эксплуатационных регламентов для каждого типа самолетов, организация ремонта и обеспечение запчастями. От всего этого напрямую зависела боеготовность. В авиации всегда шел двойной счет самолетов. Считали, сколько их всего и сколько могут летать. Нормально было, если могла летать 75%, но этого очень трудно было добиться из-за малого ресурса моторов – всего 80 часов. Этими процентами очень легко оценивалась деятельность инженера, его потенциал и способности.
Помимо инженерно-авиационной службы в папино ведение входили аэродромная служба и техническое снабжение. В это время в нашей авиации началось внедрение нового дальнего бомбардировщика ДБ-3 конструкции Ильюшина. Началось опять с рекордных полетов. Коккинаки на самолете «Москва», исполненном в специальном рекордном варианте, удачно слетал из Москвы на Дальний Восток. А вот девушки, Гризодубова, Осипенко и Раскова, на самолете «Родина» осрамились. Самолет-то был хорош, а у экипажа хватило умения только на то, чтобы держаться приблизительно на восход солнца. Когда они поняли, что самолет у них скоро залетит в Японию или в Тихий океан, стали пытаться его остановить. Штурмана Раскову сбросили на парашюте неизвестно куда, так как от нее пользы все равно не было, а сами сели в тайге около поселка Керби, где и сейчас царит непроходимая глухомань. Тем не менее, летчиц прославляли до небес, они стали первыми Героями в юбках.
Жене Рычагова Нестеренко тоже не терпелось стать Героем. Она выдвинула лозунг об ответном полете летчиц с Дальнего Востока в район Киева. Для самолета эта реклама уже была не нужна, но отличиться очень уж хотелось. Оказалось, что на Востоке нет ни одной взлетной полосы, с которой мог бы взлетать такой тяжелый самолет. Специально построили взлетную полосу на Большом аэродроме в Хабаровске. Я слышал о подготовке полета от папы, которому немало было поручено в этом вопросе. Но дата вылета мне была не известна. Поэтому полной неожиданностью стало для меня сообщение в газете о том, что правительство разрешило летчице Нестеренко прекратить полет в районе Свердловска ввиду вставшего на пути грозового фронта. Так неудачно кончился этот никому не нужный полет. Приятным воспоминанием о нем осталась взлетная полоса.
В Ворошилове мы прожили около года. В это время была введена должность помощника командующего по эксплуатации самолетов. Из папиного ведения забрали инженерно -авиационную службу, и он заскучал по любимому делу. На новую должность Рычагов пригласил бригинженера Ивана Семеновича Трояна, который был у Рычагова мотористом в бытность его простым пилотом. Трояны приехали из Киева и стали нашими соседями по квартире. Иван Семенович был значительно старше папы, имел большой стаж в авиации и был награжден орденом Ленина. В молодости он попал в авиакатастрофу, и ему заменили в черепе сломанную кость золотой пластиной. Троян был общителен, любил пошутить, интересно рассказывал. Мне он очень нравился. Его жена, Мария Александровна, была типичной хохлушкой: толстовата, энергична и чуть лукава. Сын Виктор был моим ровесником, но учился на класс младше.
При очередном образовании Дальневосточного фронта папу опять перевели в Хабаровск. На этот раз помощником командующего ВВС по эксплуатации. Это было в 1939 году. Первое время мы жили в гостинице, потом нам дали квартиру на Большом аэродроме в новом четырехэтажном доме, и я пошел учиться в ту же школу, где я учился в четвертом и пятом классах. Папа ездил на службу в Хабаровск на эмке. Командующим ВВС был Павел Федорович Жигарев. В этот год я папу почти не видел, так как он приезжал домой поздно, а выходных дней у него не было.
Это был трудный год. С продуктами стало значительно хуже, чем прежде. После Хасанских событий с Дальнего Востока выслали всех корейцев в Среднюю Азию и Казахстан. Базары опустели. Раньше на Дальнем Востоке все овощи выращивались корейцами. Они ступеньками обрабатывали склоны сопок и оврагов, обращенные к солнцу, и получали хорошие урожаи длинных огурцов, длинной редиски, лука и других овощей. Кроме этих продуктов они торговали еще диким виноградом, кедровыми орехами и семечками. При торговле они не пользовались никакими мерами веса или объема. Единственным мерилом был рубль, или, как он выговаривали, «любаля». В зависимости от конъюнктуры рынка кучка редиски могла быть больше или меньше, но стоила они всегда «любаля». И вот этих тружеников сселили с земли отцов. Возможно, среди них и были японские агенты, но пострадали все корейцы, старики и дети, и красные партизаны-орденоносцы. Пострадали за узкие глаза. Вместе с ними пострадало и городское население, поскольку питаться людям стало совсем нечем.
Летом шла война с Японией, которую тогда называли конфликтом на Халкин-Голе. ДВФ опять разделили на две ОКА. Папа остался в Хабаровске. 2ОКА стал командовать Конев, будущий прославленный маршал. Штерн уехал в Читу командовать образовавшимся Забайкальским фронтом.
Мне сейчас трудно определить, что я знал о Халкин-Голе тогда и что узнал позже. Наиболее информативны воспоминания Константина Симонова о его беседах с Жуковым на тему о Халкин-Голе.
Вначале корпусом в Монголии командовал Фекленко. Командовал он неудачно, пятился под натиском японцев, уступая им территорию. Имелись даже случаи панического бегства нашей пехоты. Якобы, Сталин спросил Ворошилова, что тот знает о Фекленко. Тот ответил, что совсем ничего не знает. «Как же так можно? Ведь он у тебя единственный воюющий комкор. Может быть, его заменить?»– спросил Сталин. Присутствовавшие при разговоре Тимошенко и Пономаренко в один голос предложили кандидатуру Жукова, который в этот момент был заместителем командующего Белорусским Особым военным округом. Сталин спросил Ворошилова, откуда ему известна эта фамилия. Ворошилов ответил, что от Жукова было письмо с протестом против несправедливого наказания по партийной линии. На вопрос, что показала проверка письма, Ворошилов ответил, что Жуков оказался прав. «Тогда так и решим,» – сказал Сталин.
Жуков был в войсках, когда получил приказ к десяти утра следующего дня быть в приемной у наркома. Он задал только один вопрос: «Шашку брать?» Став командующим корпусом, Жуков подчинялся только наркому обороны, но его стали пытаться учить уму-разуму и маршал Кулик, и командарм 2 ранга Штерн, обосновавшиеся в штабе корпуса. Жуков их обоих выгнал, а потом принялся за японцев. Он провел операцию на окружение, и все японские войска были уничтожены.
В этих боях наша авиация добилась господства в воздухе после ожесточенных воздушных боев, в которых участвовало по 100-200 самолетов с каждой стороны. Танки использовались неумело, быстро загорались при попадании снарядов. Они были без брони, с бензиновыми моторами и ненадежной ходовой частью. Японцы потеряли убитыми 50000 солдат, что составляет две полнокровные дивизии, и это решительным образом повлияло на решение японского правительства не участвовать в войне против СССР на стороне Германии.
Тем не менее, войска на Дальнем Востоке были в повышенной боевой готовности. На бытовом уровне это выливалось в то, что военным не давали не только положенных ежегодных отпусков, но и выходных дней. Из разговоров папиного окружения я помню, что все удивлялись, откуда взялся никому не известный Жуков. Много говорили о действиях авиации. Наши самолеты оказались лучше, правда летчикам не хватало боевого опыта. Когда прибыли опытные летчики, понюхавшие пороху в Испании, тогда произошел перелом. От летчиков требовалось максимальное напряжение, они совершали ежедневно по 3-5 боевых вылетов. Среди отличившихся были первые наши дважды Герои Советского Союза Кравченко, Грицевец и Смушкевич. Японские летчики дрались отчаянно и участники боев хорошо запомнили, что легкой войны не бывает.
Чувствовалось приближение войны. Вырисовывался ее характер. Ожидалась война империалистическая, причем мировая. Германия уже захватила Австрию. Это называлось загадочным словом «аншлюсс». Затем состоялся, так называемый, мюнхенский сговор. Англия и Франция, якобы для обеспечения мира в Европе согласились с претензиями Гитлера на Чехословакию. Гитлер широковещательно требовал реванша за итоги первой мировой войны и намеревался расширить «жизненное пространство» Германии. Объективно немецкая промышленность была поставлена в неравноправные условия в борьбе за мировой рынок. Англия и Франция имели колонии, дававшие им дешевое сырье рынки сбыта, а Германия им могла противопоставить только производительность труда и реализацию достижений науки, в чем и преуспела.
Итальянцы захватили Абиссинию и начали войну с Грецией. Японцы одолели Китай и начали распространяться по Юго-Восточной Азии и Тихому океану. В Испании победил фашизм.
После мюнхенской подачки мы стали понимать, что западные страны поощряют Гитлера расширять свое жизненное пространство за счет Советского Союза. Наша дипломатия пыталась организовать против Германии коллективные меры, но переговоры с Англией и Францией ни к чему не привели. Да они и не могли дать результата по следующим причинам:
Англия и Франция уже были связаны мюнхенскими договоренностями;
Они уже заключили с Германией двухсторонние договора о ненападении;
Советский Союз не имел границ с Германией. В случае договоренности с Англией и Францией нужно было еще уговорить Польшу, чтобы она пропустила наши войска через свою территорию. Но на это рассчитывать было нельзя. Любое суверенное государство не даст на это согласия, а тем более Польша с ее многовековой ненавистью к России и повышенным чувством национального самосознания.
Вот поэтому, когда страны Антанты уклонились от совместных действий с Советским Союзом, а Германия предложила заключить договор о ненападении, наше правительство приняло это предложение. В народных массах подписание договора с Гитлером вызвало крайнее недоумение. В нас была воспитана такая ненависть лично к Гитлеру, да и ко всем немцам, что не укладывалось в голове, как это можно было садиться с ними за один стол, да еще пожимать руки. Но с другой стороны, зачем нам было принимать участие в войне, да еще империалистической?
Вторая мировая война началась нападением Германии на Польшу. Англия и Франция объявили войну Германии, но это была чисто моральная поддержка поляков, так как пока немцы захватывали Польшу, ее доблестные союзники не произвели по захватчикам ни одного выстрела. Создавалось впечатление, что они были не против продвижения немцев на восток. И чем дальше те продвинутся, тем лучше это будет для Англии и Франции. Наше руководство было противоположного мнения. Был даже лозунг: «Нам чужой земли не надо». Границы стали отодвигаться на запад. Сначала были введены войска в Западную Украину и Западную Белоруссию. Объяснялось это так. Польское правительство бежало за границу и бросило свой народ на растерзание Германии. Так мы спасем хотя бы своих братьев украинцев и белорусов. Называлось это освободительным походом. По некоторым признакам, однако, чувствовалось, что этот поход согласован с немцами. Я слышал, что в двух-трех местах произошли стычки с немцами, через чур далеко зашедшими на восток. После стычек немцы убирались за демаркационную линию. А коль скоро такая линия была, значит, с немцами была договоренность о дележе польской территории.
По одинаковому сценарию происходило присоединение к СССР Литвы, Латвии и Эстонии. Сначала были заключены договора с этими странами о размещении в них наших военных баз, которые нужны были для улучшения наших военных позиций на Балтике. Вскоре после ввода наших войск в этих странах произошли мирные демонстрации рабочих с требованием установления советской власти. Руководители этих стран сбежали, кто в Швецию, кто в Германию. Выбранные Советы этих стран обратились к СССР с просьбой принять их в свой состав и защитить от надвигающейся фашистской агрессии.
Эта «добровольность», конечно, была шита белыми нитками. Единый сценарий, несомненно, был написан в Москве. Но, что с возу упало, то пропало.
Немного по-другому произошло присоединение Бессарабии и Северной Буковины. В составе Украины существовала крошечная Молдавская АССР с центром в Тирасполе. В Бессарабию были введены войска, как на исконно русскую территорию, отбитую у турок еще графом Потемкиным. Эта территория стала именоваться Молдавской ССР. Северную же Буковину аннексировали у Румынии под предлогом воссоединения украинского народа.
Осечка вышла с Финляндией. Ей «по-хорошему» объяснили, что нам нужен Карельский перешеек, поскольку река Сестра, по которой проходила граница с Финляндией, находилась на расстоянии орудийного выстрела от Ленинграда. Взамен финнам двойная территория карельских болот. Большим намеком было преобразование Карельской автономной республики в Карело-Финскую союзную республику с финном Куусиненом во главе. Финны решили за себя постоять и получили военную помощь от противоборствующих сторон: Англии, Франции и Германии. За финнов также вступились США. Но Сталин решил настоять на своем. Началась советско-финская война. Это была тяжелая, несправедливая, кровопролитная война, показавшая несовершенство нашей военной организации, отсталость в технике и военном мышлении. Попытка взять Финляндию нахрапом закончилась нашим поражением. На Карельском перешейке наши войска дошли только до линии Маннергейма и встали, неся тяжелые потери. В районе Суомуссальми наша дивизия попала в окружение, из которой удрал комдив, генерал Виноградов. Его расстреляли перед строем оставшихся бойцов дивизии.
Началась перегруппировка войск, произошла смена военачальников, войска были усилены осадными орудиями и танками, была разработана тактика преодоления долговременных оборонительных сооружений. На это ушло около двух месяцев. Возобновленное наступление на этот раз прошло успешно. После падения Выборга Финляндия капитулировала. Под давлением США Финляндию оставили существовать как государство, но основательно ее пощипали. У нее отторгли следующие территории: Карельский перешеек, острова Гогланд и Лавенсаари, район Куолоярви и область Петсамо (Печенга). С потерей Петсамо Финляндия лишилась выхода к Баренцеву морю. В аренду была взята территория полуострова Ханко (Гангут), где очень быстро была создана наша первоклассная военно-морская база.
Итоги советско-финляндской войны дали пищу не только для размышлений, но и для пересмотра всех существовавших военных концепций. Было принято много решений. Например, вместо некомпетентного Ворошилова наркомом обороны назначили другого буденовца, маршала С.К.Тимошенко. Ввели процедуру отдачи чести военнослужащими. Раньше это считалось пережитком старого строя. На меня сейчас наибольшее впечатление производит изменение направленности боевой подготовки. Решено было направить боевую подготовку на отработку действий подразделений, частей, соединений и объединений в наступлении и обороне. Это было как раз то, что нужно и чем Красная Армия не занималась до 1940 года вообще.
Начальник немецкого Генштаба генерал Гальдер весной 1941 года докладывал Гитлеру, что в Красной Армии уже отработаны действия рот, а кое-где и батальонов в наступательных и оборонительных операциях. Нужно начинать нападение на СССР, пока там не отработали эти задачи в масштабах полка. Тогда воевать с СССР будет уже не целесообразно.
Кто же виноват в том, что Красная Армия занялась делом только пережив позор в советско-финской войне? Универсальный ответ – Сталин. Но это не анализ ошибок – все спихивать на Сталина. Это удобно тем, кто не хочет думать, а привык жить по трафарету. В данном вопросе Сталина можно обвинить в недосмотре, а вся полнота вины падает на военное руководство и прежде всего на Ворошилова. К нему в компанию я бы присоединил не только Буденного, но и тех несчастных, кто составил группу Тухачевского, поскольку они задавали тон в Красной Армии в 20-е и 30-е годы. А занимались они парадами, а не обучением солдат тому, что прежде всего им понадобится на войне. Объясняется это их отношение к службе тем, что были они карьеристами до мозга костей.
Будучи военным человеком, я считаю, что двадцатичетырехлетние молодые люди не могут командовать армиями и фронтами. За это дело в таком возрасте может взяться только абсолютно несведущий карьерист, который даже грубо, приблизительно, ориентировочно не представляет себе того, за что берется.
А у нас все руководство состояло либо из скороспелых начальников, таких как Тухачевский, Уборевич, Якир, либо из бывших фельдфебелей, вроде Буденного, Тимошенко и иже с ними. Я бы мог подтвердить эти утверждения большой конкретикой, поскольку много перечитал военной литературы на эту тему, но это увело бы мое повествование в сторону от основной темы. Это вопрос специальный. Кстати он упущен из виду историками. Постановка дела в боевой подготовке в армии и на флоте ускользает от внимания тех, кто пытается докопаться до истины, исследуя причины нашей плохой готовности к войне. Им представляется, что уцелей Тухачевский, и все пошло бы по-иному. Но это, увы, не так.
Смена руководства, жившего воспоминаниями о гражданской войне, была для армии необходима как воздух. Но сделать это надо было по-человечески: воспитать замену и проводить ветеранов с почестями. Произошедшая зверская расправа с военачальниками заслоняет собой все и не позволяет спокойно разобраться в военных проблемах. Рука не поднимается бросить камень в этих невинных жертв.
Мне кажется, что в вопросе о содержании боевой подготовки сыграла свою роль демократия тех времен, когда еще существовали солдатские комитеты, которым подчинялись командиры, когда солдатские депутаты выступали на съездах, а офицеров топили в баржах на Волге. Легче митинговать, заниматься политграмотой и ружейными приемами, чем заниматься настоящей боевой учебой в поле. По этой же причине вместо сооружения траншей полного профиля при решении оборонительных задач ограничивались индивидуальными стрелковыми ячейками. Это было узаконено боевым уставом пехоты и в результате привело к неустойчивости обороны и большим потерям в начальный период войны, пока жизнь не заставила потеть ради сохранения своего существования. Уже в тридцатые годы «демократические явления» в армии стали называть «партизанщиной» и жестоко искоренять. Это помогло в какой-то степени добиться дисциплины и беспрекословного повиновения, а вот на то, чтобы учить бойцов тому, что нужно им на войне, у военного руководства не хватило ума и компетентности.
Я отвлекся в своем повествовании от главной темы, но думаю, что этот экскурс в историю предвоенных лет поможет читателю хотя бы приблизительно представить себе всю сложность обстановки в стране и особенно в армии.
Еще одним результатом финской войны было введение генеральских званий. В газетах приводился полный список генералов и адмиралов, и помещались их портреты. Генералов было совсем немного. Эти звания давались только строевым начальникам. Политработники, инженеры, врачи, интенданты и прочие оставались при своих званиях.
Получивший звание генерал-лейтенанта авиации П.В.Рычагов убыл в Москву и занял пост Начальника Военно-Воздушных Сил страны вместо Локтионова, вернувшегося в родную пехоту. Рычагов взял с собой в Москву И.С.Трояна. Ставший командующим ВВС ОКА А.С.Сенаторов, получивший звание генерал-майора авиации, попросил руководство, чтобы на освобожденное Трояном место перевели папу. Таким образом, мы вновь оказались в Ворошилове-Уссурийском, причем в той же квартире, что и раньше. На этот раз нашим соседом по квартире оказался генерал-майор авиации Федор Яковлевич Фалалеев, прибывший на освобожденную Сенаторовым вакансию заместителя командующего ВВС. Позже Ф.Я.Фалалеев станет маршалом авиации.
Федор Яковлевич был обаятельным человеком. Он всегда шутил, любил разыгрывать шутливые сценки. То наденет дамскую шляпку и показывает пантомиму, как женщина продвигается по переполненному пассажирами московскому трамваю, то повяжет на шею чулок вместо галстука. Шутки его были безобидными, они просто давали людям возможность посмеяться от души. С его женой, Верой Алексеевной, подружилась моя мама. Вера Алексеевн родилась в городе Изюме и шутила, что Федор Яковлевич подцепил там изюминку. Сам Федор Яковлевич был земляком моей мамы. У них была дочь Клацета – в честь Клары Цеткин – курносая, широкоплечая девушка на год старше меня. У нас с ней сразу же сложились товарищеские отношения.
В 1940-1941 годах жизнь в Ворошилове стала лучше: в магазинах появились продукты, уменьшились очереди. Правда, я нашел-таки себе возможность постоять в очередях. Я охотился за новыми грампластинками и выдерживал бурные очереди, чтобы их приобрести. С Фалалеевыми мы соседствовали недолго, так как переехали в отдельную трехкомнатную квартиру. Я подружился с ребятами с нашего двора и активно проводил время. Летом мы с ними часто ездили на рыбалку с ночевкой.
Хорошо помню учебу в восьмом классе. Во-первых окрепла моя привязанность к географии. У нас дома появились новые географические атласы, а в школе учитель рекомендовал нам выписывать из газет сообщения о новостройках, чтобы таким образом отслеживать динамику географических изменений. Так я начал вести географическую статистику. Во-вторых, у меня неожиданно прорезались способности к математике. Задачи по математике и физике я решал мгновенно в уме. После занятий никто из учеников не уходил домой, все оставались в классе, где я на доске решал заданные на дом задачки. Ребята их сдували и из школы уходили домой с выполненным заданием, свободные для подвигов и развлечений.
К папе все знакомые относились с подчеркнутым уважением. По вечерам к нам приходили в гости Фалалеевы, а начальник штаба ВВС генерал Михельсон, оставивший свою семью в Москве, частенько приходил к нам пообедать, особенно на фирменные пельмени.
В то время я уже начал задумываться о своем будущем и, конечно же, не мог себе представить никакой другой судьбы, кроме военной службы. Я стал заниматься боксом, потом джу-до. Это нечто среднее между модной тогда японской борьбой джиу- джитсу и приемами рукопашного боя.
У папы была библиотека военно-теоретической литературы. Я ее всю проштудировал. Многое было непонятно, но я с помощью папы добрался до сути. Из книжек помню труды Клайзевица, Дуэ, Энгельса, Фрунзе и Тарле.
В мае 1941 года меня приняли в комсомол.
В войсках в это время сильно налегали на дисциплину. Появились комендантские обходы, которые хватали за неопрятный вид, небрежное приветствие и другие внешне заметные нарушения дисциплины. Появились новые строгие уставы. Это была работа Тимошенко.
Папа от службы получал удовольствие. Сенаторов был хорошим, добропорядочным человеком и заботился о состоянии ВВС.
И вот разразилась война. О ней мы узнали вечером 22 июня, на семь часов поясного времени позже, чем в Москве. По радио я услышал тихий голос Молотова, который довольно бесстрастно сообщил о нападении на нашу страну и закончил речь лозунгами, которые потом долго эксплуатировались прессой и политработниками: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!».
Мы, ребята, собирались по вечерам и обсуждали первые сводки Совинформбюро. Мы не ожидали легкой победы, но никак не могли смириться с таким быстрым отступлением наших войск. Объясняли мы это тем, что войска стремятся к старой границе, где сильные укрепления. Они там все соберутся, остановят немцев и будут гнать аж до самого Берлина, никак не меньше. Однако в сводках очень быстро возникли новые направления, и. хотя о сдаче городов сводки помалкивали, становилось очевидным стремительное продвижение немцев вглубь нашей страны. Мы быстро научились извлекать полезную информацию из сводок. Если вчера бои шли на Барановичском направлении, а сегодня на Бобруйском, то значит, Минск уже в руках противника. Если бои идут на Сольцысском направлении, значит, немцы дошли до озера Ильмень, а Прибалтика полностью в их руках.
Папа был очень серьезен и спокоен. Он мне сказал, что в первые же часы войны вся наша фронтовая авиация была уничтожена на аэродромах. Это произошло из-за беспечности и непонимания разницы между мирным временем и войной. Вот тебе и сталинские соколы! Сухопутные войска оказались без прикрытия с воздуха. Современные самолеты МИГи и ЛАГГи насчитывались десятками. Они не очень-то были освоены, а И-16 с «мессершмидтом» соперничать был не в состоянии.
Не буду вдаваться в подробности начального периода войны, поскольку я находился от этих событий на расстоянии многих тысяч километров, а пересказывать прочитанное или услышанное я не ставил своей целью. Расскажу о том, чему был свидетелем.
