Евгений Нетт
Клеон, сын Трояна. Том I
– С благодарностью тянуть не стоит…
Жрец отмахнулся с лукавой улыбкой на устах:
– Молодости свойственна спешка. Никто бы не осудил тебя, задержись ты немного. Тем более, почти все твои одногодки, Клеон, сейчас и шагу ступить не могут: представление богам вымотало их сильнее самой жуткой тренировки…
– Хорош бы я был, ссылаясь на слабость, которой нет по воле богов. – Соглашаться с апелляцией к молодости я не стал, ибо понимал: сие есть не более, чем игра слов, истинной целью которой, вероятно, является выяснение степени моей дееспособности. Боги, конечно, никогда не останавливались на полпути, единожды взявшись за дело, но одно дело – исцелить голову, и совсем другое – напичкать эту голову знанием и пониманием. А вот со слабостью я прокололся. Чуть-чуть. – И у меня действительно много вопросов, мудрый Теокл. Очнувшись от затянувшегося сна, я никак не могу унять беспокойства…
Мы преодолели несколько ступеней, ступив под своды храма Гермеса. Почему его, а не Аполлона, который как бы покровитель врачевателей? Традиции: Гермес благоволил семье, да и помогли выжить мне именно его жрецы.
До остальных богов тоже дойдёт очередь, но всему своё время: вряд ли они будут в обиде.
– Ты хочешь пойти на врагов с мечом?
Я мотнул головой. Даже как-то слишком резко, пожалуй:
– Нет. Я слишком слаб. Мало чего умею, мало на что способен. И вспоминая события даже последнего дня, когда меня оттащили из храма на самую окраину города, обсуждая, не притопить ли меня в канаве на радость какому-то господину… – Я не мог не приоткрыть правду хотя бы отчасти, ведь жрецу, как и его коллегам, нужны были мои мотивы. Там они помогали слабоумному мальцу, оставшемуся сиротой – это благое дело само по себе. Я же сейчас прошедший представление лоб, которого, до кучи, ни один из богов не признал достойным служения ему. Рассчитывать на доброту человеческую? Увольте: я изначально шёл сюда с конкретными предложениями, с которыми можно было и к Сатане обратиться, не то, что ко жрецам. – Потому сейчас я хочу просто выжить и крепко встать на ноги.
Старик не без удивления, с промелькнувшими во взгляде льдинками на меня покосился. Пораздумывал немного, теребя аккуратно подстриженную, но уже начавшую отрастать бороду, после чего поджал губы:
– Ты запомнил тех, кто нёс тебя, юный Клеон? Имена, внешность, хотя бы голоса?..
– Лишь голоса, прозорливый Теокл. Но не дело рубить сорную траву, не задевая при этом корней. И… – Я как бы задумался на секунду. – … я хочу сам решить эти свои проблемы. Мне нужно лишь время.
Жрец покачал головой:
– Богатства твоей семьи, Клеон, многим не дают покоя. Когда-то мы вмешались, чтобы дать тебе шанс. Не прогадали, и милостью богов твоя хворь сошла на нет. – Очень точно, вот только боги не те, о которых ты, дедуля, подумал. – Но это теперь лишь значит, что жаждущие протянут свои руки с удвоенной силой. Тем более, что, как ты говоришь, им удалось даже подкупить служек храма…
– Слуги эти вполне могут происходить из семей моих недругов. – Выдал я одну из обитающих в голове теорий, могущей подпортить врагам нервишки. Ну и пусть жрец лучше думает о кандидатах на роль подкупленных, чем о странностях со мной. – Но речь не о том, мудрейший Теокл. Я долго думал в ту ночь над тем, как можно поступить, чтобы не просто выжить, отдав недругам всё, что они хотят, но выйти из положения с достоинством. Боги исцелили меня, так для того ли, чтобы я извивался в грязи, точно дождевой червь?..
Теокл деловито покивал, оглаживая бороду. К этому моменту мы уже прошли в одну из главных зал храма Гермеса, и впереди замаячил алтарь, пробудивший во мне не такие уж и приятные, и что самое главное – свежие воспоминания. Формой он был точь-в-точь как тот, на котором успело поваляться моё бренное и мёртвое тело. И мне надо было как раз-таки к нему – дары-то я не жрецам принёс, а всамделишному богу, который их не постесняется принять… надеюсь.
Потому что иначе меня поднимут на копья и сбросят с храма-горы, аки ту ещё скотину.
– Не смертным пытаться понять их мысли и прозреть их планы, юный Клеон. Но я готов услышать твои измышления после того, как ты совершишь то, за чем сюда и прибыл. – Мягким и плавным жестом старик указал на алтарь, и я, ещё раз окинув залу взглядом, прижал к себе корзину и зашагал вперёд.
Хочется – не хочется, страшно – не страшно, а дело сделать надо.
Когда до алтаря осталось с пяток метров, на его матово-белой поверхности вспыхнуло не менее белоснежное пламя, появление которого попыталось заставить меня дёрнуться, но я подавил в себе этот порыв. Это тело не раз видело сий процесс, и бояться тут нечего: «своих» Олимпийцы не сжигают, и уж тем более не когда те преподносят им дары в благодарность за исцеление.
Остановившись в шаге от алтаря, я чинно встал на колени и на вытянутых руках протянул пламени полную снеди корзину. Смотрел в пол, отчётливо зачитывая выдуманную и заученную мою богам благодарность – как я счастлив и благодарен, как они велики и прочая, прочая. Мысли старался держать девственно чистыми, или же прокручивать там всё ту же благодарность.
Миг, когда пламя взрыкнуло и «лизнуло» мои руки, всё равно прошёл мимо меня, оставшись незамеченным. Вот была корзина, вот искрилось себе спокойно пламя – а вот уже корзины нет, а по телу растекаются тепло и энергия, хлещущая, казалось, через край. Где-то далеко слышится прекрасный, – не в этом смысле! – мужской смех, а я невольно поднимаю голову, всматриваясь в огонь. Он не отдавал жаром и не стремился обжечь, но вот нахождение рядом с ним словно бы мысли прочищало и тело восстанавливало – такие были ощущения.
Впрочем, принять меня Гермес всё равно не принял. Обидно: я, признаюсь честно, надеялся на то, что «возвращение» здравого рассудка в это тело преодолеет ту грань, что отделяет неприкаянного от признанного богами. Конечно, даже нынешний статус, вероятнее всего, заслуга Локи… но мечтать же не вредно?
И всё равно надо будет в следующий раз заглянуть с дарами к Аполлону, всё же именно этот бог «по медицине», так скажем.
Да и сжалиться над не по своей вине больным – вполне в его духе.
– Как ощущаешь себя, юный Клеон? – Жрец заговорил, когда я поравнялся с тем местом, где он меня дожидался. – Гермес принял твой дар и, вижу, осенил своим малым благословением. Это хороший знак! Ступай за мной, дела лучше обсуждать там, где нет лишних ушей…
И правда: уж не знаю, сколько времени я простоял перед алтарём, ибо после пламени, кажется, на мне и сломанные ноги бы заросли, не то что покраснения на коленях, соприкасающихся с гранитными плитами, но в храмовой зале прибавилось народу. Пара семей, несколько стражей и воинов, кое-кто из знати – проще было сказать, кого тут сейчас не было. Но Подолимпье было велико, так что ничего удивительного в многочисленности посетителей храмов богов не было.
Скорее странно то, что я попал сюда без очереди, никого не застав перед собой.
– Проходи, садись, Клеон. И говори, что ты надумал за ночь.
Поступив так, как было велено, – а именно устроившись на сурового вида деревянной скамье, копии той, что занял сам жрец, – я собрался с мыслями и медленно, тщательно взвешивая каждое слово, озвучил своё предложение:
– Насколько мне известно, в моём распоряжении сейчас находится не только дом семьи, но и две крупных синоции, а так же доля в гончарной мастерской Антимаха. Это, должно быть, прибыльные предприятия, но из-за своего недуга я слишком необразован, чтобы управлять ими, а слепо верить помощникам в окружении недругов семьи опасно. Избавиться от них – значит отказаться ото всего, чего добилась моя семья за поколения. Да и что помешает тем, кто посягает на моё имущество, протянуть руки к серебру? Ничего. Ваше заступничество, благочестивый Теокл, спасло мне жизнь, за что я бесконечно благодарен. Но не можете же вы защищать меня вечно? – Я покачал головой. В глазах старика промелькнуло нечто, подтверждающее мои слова. – Потому я и решился предложить вам следующее. Я передам храму Гермеса во временное владение всё, чем обладаю: синоции, долю в мастерской, дом в сердце Подолимпья. Вы, я уверен, сможете распорядиться всем так, чтобы извлечь прибыль, на которую я не буду претендовать ни в малейшей мере. Срок можно установить в десять лет – этого мне должно хватить, чтобы крепко встать на ноги и получить образование, без которого управлять всеми этими делами будет невозможно. Таково моё предложение, мудрый Теокл.
Жрец, прищурившись задумчиво, огладил бородку, проведя рукой слишком далеко – видно, носил раньше бороду подлиннее, да ещё не избавился от старых привычек. Весь его вид отражал глубочайшую задумчивость, но сразу он не отказался, что уже радовало.
Я, признаться, не знал, практикуют ли в этом мире нечто подобное, но рассчитывал на то, что таки да. Потому что жрецы владели своей недвижимостью в городе, и вполне успешно ею управляли – будучи посыльным, прошлый владелец этого тела не один десяток раз бывал в таких процветающих заведениях, да и кое-что слышал, хоть и обрывками, от которых мне достались вообще жалкие клочки. Конечно, я рисковал, связываясь со жрецами, но будем честны, что бы вы сами выбрали – параноить и одним вечером получить кинжалом в печень, или рискнуть и избавиться от мишени на спине, пусть и с перспективой спалиться в будущем?
Идеального варианта я не видел, да и в дальнейшем едва ли дела со мной будут вести жрецы. Я не того полёта птица, и тот же Теокл согласился на этот разговор из сострадания и, возможно, интереса к чудом исцелённому слабоумному-неприкаянному…
– Знаешь, юный Клеон, мысль твоя выглядит весьма хорошо, и для общественности пристойно. Мы, опять же, будем не против получить в своё распоряжение такие активы, пусть и временно… – Я прищурился. Звучало всё это так, словно мне сейчас представят некое «но». И я не ошибся в своих предположениях. – Но есть ли у тебя деньги для платы наставникам? Есть ли знакомые, в которых ты был бы уверен? Нет? Вот и я подумал о том. И потому я выдвину встречное предложение, которое будет для тебя даже предпочтительнее и выгоднее. Мы всё так же берём на себя управление делами твоей семьи, забирая себе прибыль, но в обмен позволим учиться у наставников, умелых в вопросе втолковывания важного в головы послушников. Ты – не послушник, конечно, но такой же великовозрастный лоб, не получивший в своё время образования. Так будет честно, и ни у кого не возникнет вопросов.
Поначалу я подумал, что мне послышалось, но, видно, Теокл и правда был очень сострадательным человеком. Или тут было замешано что-то ещё: репутация жрецов, как один из вариантов. Формально-то со стороны передача им всего имущества от вчерашнего дурачка будет выглядеть ещё более нелицеприятно, чем попытки врагов семьи эту самую семью в моём лице добить и разграбить. Последний сын – да, конечно, всё так, но чёрта с два это кого-то остановило бы, не вмешайся жрецы Гермеса. Люди одинаковы в любом из миров, и с этим ничего не поделать.
Но остаётся мне теперь не так уж и много. Сам пришёл, сам предложил – будь добр прислушаться ко мнению второй стороны. Да и, признаться, так будет даже лучше, если не учитывать «временность» моей маскировки.
– Я был бы вам очень благодарен, сострадательный Теокл. – Я склонил голову совершенно искренне, безо всякой фальши. – Признаться, я и правда не слишком понимаю, чему и как мне нужно учиться. Планировал разобраться, покуда буду зарабатывать деньги…
Жрец прервал меня на полуслове:
– Серебро тебе всё равно потребуется, пусть и не на наших учителей, юный Клеон. Знатному юноше твоих лет потребно уметь обращаться с оружием хотя бы на уровне основ, а таких наставников мы в стенах храмового комплекса не держим. Нужные знания могут дать в гимнасиях, но и там не работают бесплатно. – Ожидаемо, ведь, насколько мне было известно, стража в храмах была чисто символической, да и ту выделяли извне, из числа опытнейших воинов, достойных охранять покой богов. Охранять, а не учить беспризорников. – Как ты смотришь на то, чтобы перебраться жить к нашим послушникам, поближе к храму?
Качаю головой:
– Боюсь, мудрейший Теокл, я не могу принять ещё и эту вашу милость. Мне нравится мой нынешний дом, и мне не хотелось бы становиться в чужих глазах вашим протеже. Не потому, что жречество мне чем-то не мило, но потому, что я сам не знаю, что буду делать после. Не хотелось бы бросить тень на служителей богов. – А если я однажды начну свой крёстный ход против врагов семьи, дабы обезопасить своё существование в Подолимпье, вопросы всенепременно возникнут. И пусть уж лучше их задают мне, а не жрецам, которые, в свою очередь, попытаются повлиять уже на меня. – Вы и без того много для меня сделали.
– Пустое. – Старик отмахнулся. – Хороши бы были жрецы сострадательного и светлого Гермеса, отвернись они от нуждающегося сына семьи, посвятившей своё служение их покровителю. И, раз уж мы тут закончили, пойдём. Я провожу тебя до входа, а по пути обсудим договор. Мне потребуется время, чтобы всё обсудить в стенах храма и пригласить всех нужных свидетелей сделки. Ты умеешь читать?
– Умею, пусть и не очень хорошо. – Чистая правда. Как владелец тела умел это делать откровенно плохо из-за своего недуга, так и я с горем-пополам продирался через местную письменность из-за конфликта навязанных знаний с моим личным прошлым опытом. С речью получилось само собой, а вот о буковках-циферках такого сказать было нельзя.
– Тогда завтра утром тебя навестит посыльный. Ежели не застанет тебя в доме, то оставит послание.
– Благодарю вас, мудрый Теокл…
На том и разошлись. Мне за сегодня предстояло ещё пройтись по рынку, чтобы составить «продуктовую корзину» для скорейшего приведения тела в порядок, – особенно по местным меркам, – а после можно будет взглянуть одним глазком на обитель местной армии, в которой невозможно было добиться многого, не обладая развитыми магическими цепями и прочими специфическими умениями…
Глава 4
«Чтобы тело не стало помехой душе, его нужно тренировать. Гимнастика – целитель слабости»
(с) Платон, «Государство».
Я вышагивал по рынку, глядя на выставляемые здесь товары, иногда справляясь о ценах и нет-нет, да покупая что-то из продуктов. Пришлось сделать небольшой крюк через дом, чтобы захватить оттуда потрёпанную жизнью, но готовую послужить ещё не один год корзину. Куда-то же надо было пихать продукты: чистых мешков у меня не было, а пакетов в этом застывшем во времени мире почему-то не водилось.
К слову, это даже странно: как я понял, боги увели свои народы, – лишь избранных, а не полностью, конечно, – больше двух тысяч лет тому назад как минимум, а за это время тут в целом мало что поменялось.
Бесспорно, были свои нюансы, но завязаны они на магию. Вычеркни её – и тогда древнюю грецию из исторических трактатов и эту, живущую здесь и сейчас во всём своём великолепии, было бы друг от друга с первого взгляда ну никак не отличить.
И я не говорю о мушкетах или автоматическом оружии, электричестве, паровых двигателях, нет: где хотя бы нормальная одежда? Почему мечи и броня, да даже инструменты у повстречавшихся мне торговцев подобным не то, чтобы очень хороши, и выручает их лишь та же магия в виде кривоватых рун, высеченных в металле? Что с продуктами питания, которые я, например, с натяжкой мог назвать приемлемыми? А гигиена? Водопровод по всему городу, а не личный для каждой обеспеченной усадьбы в центре?..
Этот мир будто бы застыл, словно муха в янтаре, и почти не поменялся за эти годы. Слегка прокачалась в лучшую сторону мораль и этика, как минимум в вопросе взаимоотношений полов, но и только.
Бесспорно, древние греки в плане уровня жизни были привлекательнее многих народов даже из более поздних периодов истории, но, например, по возможности шагать без риска наступить в наваленную лошадкой кучу я буду скучать ещё очень долго, а об ароматах в воздухе и говорить не приходится.
Помои в окна не выливают – и на том спасибо.
Так или иначе, но я, помимо закупок, ещё и слушал. Бесконечный поток имён и прозвищ, – фамилий как таковых у греков не водилось и спустя пару тысячелетий, – титулов, деяний, обсуждений стычек с, не поверите, скандинавами, славянами, титанидами, египтянами и «желтолицыми», не удостоившимися отдельного названия – самая верхушка айсберга. Говорили тут и о мифических тварях за стенами, о рейдах наружу, об артефактах, обо внешних поселениях, уничтожаемых и основываемых, да прочих проблемах с покорением, на минуточку, местными же богами созданного мира…
Две. Тысячи. Лет. Я бы ни разу не удивился, услышь я это лет через двадцать после появления ведомых Олимпийцами людей в этом мире. Или через сто, на крайняк – двести. Но две тысячи! Чем они тут занимались, и что за охрененно опасное местечко выбрали боги для размещения своей смертной паствы? Вряд ли они бы стали создавать такой мир с нуля, зависимые от паствы. Или стали бы, а смертные им как мёртвому припарка – не очень-то и нужны? Чёрт их поймёт, на самом-то деле, но в моих глазах это выглядело малость нелогично.
Город до сих пор жил по древнющим стандартам, хотя мог бы уже развернуться во всю ширь и хотя бы население увеличить! Тут же и пары сотен тысяч человек не наберётся, в единственном городе целой нации, со своим личным пантеоном богов!
Где это видано, чтобы рацион даже довольно-таки обеспеченного гражданина ограничивался хлебом, сыром, рыбой, оливками, скромным набором овощей с фруктами и мясцом по праздникам? Ну и вино разбавленное добавьте – оно тут вместо воды ходило, по сути. Если список без учёта фруктов составлять, то без проблем на собственные ноги и кошель можно было добыть от силы двадцать различных наименований «чего бы пожрать», и не всё из этого было самостоятельным продуктом.
Лук, например, который на моих глазах не брезговали и так, сырцом жевать, словно яблоко откусывая…
Одежда – большие отрезы льна или шерсти, плащи из того же материала, застёжки-фибулы, сандали, повязки на бёдра для атлетов и воинов… и всё на этом. Из достаточного куска ткани шаловливые ручки каждого грека могли сварганить хитон минут за пять, было бы чем застегнуть на плече, а за полчаса всё это дело сшивалось где надо, и получалось нечто чуть более на одежду похожее. Короткий хитон – для работы, длинный – прогуливаться по улицам и философствовать, выходить в свет. Из опций – рукава есть-нет, плюс скромный набор цветов, примерить которые на себя обычным трудягам, например, было не суждено. Дорого это. А что-то уникальное лично я вообще не особо понимал, откуда бралось. Не в набегах же на соседей?
У женщин вариантов было поболе, но и тут всё упиралось в треклятый отрез ткани, с которым изгалялись по-всякому. А! Если ты особо богат, то можно на шёлк раскошелиться, да украшения какие.
С другой стороны, в Подолимпье были широко, – не путать с глубоко! – развиты ковка оружия и изготовление брони. Не в плане технологий, там всё недалеко ушло от античности, но в плане выбора, да и чисто визуально всё было на уровне.
Просто на рынке, как обмолвилась парочка торговцев независимо друг от друга, что-то достойное ты не купишь – надо идти брать штурмом кузни именитых мастеров из числа посвящённых Гефесту. Те же мечи в таком случае впечатляли разнообразием – почему-то в моей голове осели одни гладиусы, но с ними я промазал с запасом, перепутав греков и римлян. Совсем другие орудия смертоубийства тут «ходили», далеко не только лишь «культурно-соответствующие».
Броня, опять же, для масс – одинаковая древность, но в исключительных случаях кузнецы могли и извратиться по-всякому.
Но глубоко в тему я не залезал, и так было пока, над чем подумать.
После рынка я снова сделал крюк через дом, подкрепился тем, что было, а свежее съестное схоронил в погребке – набрал я всякого-разного с учётом собственных знаний о питании людей, занимающихся физическим трудом. И только после этих, в будущем грозящих стать рутинными, действий, направился к уж точно последнему на сегодня пункту, обязательному к посещению.
Раз уж время осталось и быстро с храмом обернулся, то почему бы и нет, собственно?
Ближайший к моему месту жительства гимнасий – что-то навроде совмещённого со школой спорткомплекса, если вкратце. Владелец этого тела там никогда не был, а я об этом месте имел представление сугубо теоретическое и, подозреваю, имеющее некоторые расхождения с реалиями этого мира.
Но одно знал точно: там тренируется и стар, и млад. Устраиваются соревнования. Обучают чтению и письму всех желающих, читают всякие-разные лекции, если повезёт на них попасть.
Может, ещё что-то – точно прошлый Клеон не знал, да и говоря об одной гимнасии все они в целом как бы и не подразумевались. Банально, но стандартизация учебных заведений в Подолимпье была весьма условной: есть минимум того, что должно быть в гимнасиях, академиях и аналогах, но никто не запрещает «наращивать мясцо».
Социальное разделение, опять же: понятное дело, что центральные гимнасии не чета тем, что распахивают свои двери для всех горожан во внешней части города, а то и для бедноты с окраин.
Но как ни крути, а именно на гимнасий я делал ставку. Рассчитывал, во-первых, начать таки развиваться в потребном этому обществу виде, а во-вторых – приступить к процессу обрастания ценными знакомствами. Мужчины из стражи и армии вполне могли обретаться в гимнасиях, а мне нужен был выход на владеющих мечом и применяющих оружие на практике людей. Ну и магия, как без неё?
Глядя на эти события из далёкого будущего, я как никогда ясно понимал – если бы остановился тогда хотя бы на денёк, то сразу понял бы, что с моим энтузиазмом что-то не то, а принятие новых реалий прошло подозрительно мягко. Но я не остановился… и хорошо, что нет. Потому что в ином случае сгинул бы, как те немногие, к кому я успевал проникнуться симпатией.
Улочки полиса с каждой пройденной сотней метров теряли в плотности застройки, пока по левую и правую руки жилища людские не начали мелькать несоизмеримо реже деревьев, кустарников и прочей буйной растительности. «Вечное лето» способствовало такому засилью зелени, а размеры Подолимпья позволяли местным не особо париться насчёт оптимизации жизненного пространства. Шутка ли – под стенами в черте города умудрялись даже сады держать с виноградниками пополам?
Впрочем, место, куда я притопал на своих двоих с мешочком на плече, возделывания плодородных земель ничуть не касалось. Просто тут находился гимнасий, окружённый «зелёной полосой», как бы изолирующий горожан от учащихся. Очень правильный, на мой взгляд, подход, если учитывать нрав половозрелых, накачанных тестостероном юношей, собранных в одном месте.
Впереди как раз показались принадлежащие гимнасию постройки, начали доноситься воинственные выкрики, болезненные стоны и, неожиданно, гомон толпы. Когда моё недоумение достигло своего апогея, из-за зарослей выплыли тренировочные площадки, вокруг которых столпились люди…
Мне повезло: видимо, тут уже не первый час идут какие-то соревнования.
Лучше повода пообтереться вокруг и не придумаешь!
Я весьма органично, как мне казалось, влился в толпу, заняв место, с которого открывался недурственный вид на сам стадион – благо, я был повыше многих. Ничего от привычного нам значения этого слова, просто открытая площадка с небольшим количеством грубо сколоченных лавок или вообще брёвен, неспособных вместить прорву присутствующего тут сейчас народа.
Интерес представляло происходящее действо, а именно – эфебии в количестве двенадцати человек, пытающиеся что-то сделать двоим матёрым воинам, явно забавляющимся с «зеленью».
Все бойцы не щеголяли голыми задами, как атлеты обычно, и пользовались обезопашенным, тренировочным оружием.
Так, копья-дори были лишены наконечников в обычном понимании этого слова: вместо них присутствовали плотно сбитые, покрытые мелом мешочки с, предполагаю, песком по весу, а мечи на поясах юношей явно были качественно затупленными, если вообще не утяжелёнными деревяшками.
Щиты – классические круглые асписы без украшений, те ещё круглые гробы диаметром в плюс-минус метр и весом с десяток килограмм примерно, в зависимости от человека, который им пользовался. Неизменным оставалось одно: такой щит закрывал воина от подбородка до колен, что повышало выживаемость пехотинца на поле боя в разы.
Шлема – такие же стандартные аттические, закрывающие, помимо самой черепушки, переносицу и щёки, но при том не слишком сильно мешающие обзору.
(прим.авт: в приложениях к книге присутствуют изображения почти всего, упоминаемого в тексте)
Кирасы, поножи и прочее даже описывать не возьмусь: похоже, тут каждый второй тягал что по душе, ибо сие было позволительно и на тренировках, и в бою.
Лишь бы броня не уступала стандарту, а остальное вторично.
Ветераны в лице двоих поджарых и крепких мужчин были вооружены схоже, но их целёхонькие копья уже лежали на земле, уступив место коротким обоюдоострым мечам-ксифосам. Щиты воины оставили при себе, двигаясь с ними так умело, быстро и ловко, что четыре тройки новобранцев-эфебов мало что могли противопоставить этим ветеранам. Сами эфебы бестолково толкались, не поспевая за подвижной и явно сработанной двойкой воинов, а их копья бестолково стукались о металл щитов, проскальзывали или вообще показательными ударами мечей «обрубались» – я пришёл к самому началу этого боя, так что первые «срубленные» копья полетели на землю на моих глазах.
Труд ремесленников в Подолимпье ценили, так что никто реально ломать оружие не торопился. Мелькал обозначенный рубящий удар – и даже эфеб, раскрасневшийся и злой, признавал промашку, бросая оружие наземь.
В общем-то, последствия этих плясок наступили весьма скоро: первый внушительных габаритов юноша, лишившийся копья и не выдержавший такого попрания своих скромных навыков и умений, с гортанным криком, щитом в левой и мечом в правой двинулся вперёд, оставив своих напарников позади вопреки всем правилам ведения боя.
Товарищи его попытались двинуться следом и прикрыть недоразвитого, но ветераны разделили обязанности: один взял на себя копейщиков, взорвавшись чередой стремительных движений и сковав тех на месте, а второй быстро, буквально за пяток секунд, показал зарвавшемуся юноше, почему в армии так важен строй, и даже лучший гоплит в одиночку, без товарищей – не воин.
Несколько ударов тупым мечом, причём один весьма позорный – плашмя по заднице, пинок в бедро и добивающий удар кромкой щита, могущий стать для эфеба последним, но милостью ветерана «всего лишь» расквасивший ему защищённый шлемом нос.
У выступающих эфебов образовался один «труп», валяющийся на земле и тихо вывший от боли и позора. После соревнования его ждало наказание, и что-то мне подсказывало, что оно соответствовало историческому периоду.
Но позор на имя для грека всё равно страшнее любых истязаний плоти.
Оставшиеся три тройки, не успевшие прийти товарищам на помощь, потеряли уже четыре копья, и теперь поспешно перестраивались, зазывая поредевший отряд себе за спины – бедолагам, избиваемым ветераном, нужно было перевести дух.
Четверо новообразовавшихся мечников, пропустив мимо союзников, разделились на две двойки и приготовились давить таким незамысловатым образом ветеранов: даже навык и умение могли спасовать перед численным превосходством и выучкой. Тем более, что «бойцов ближнего боя» готовились прикрывать оставшиеся копейщики, к которым уже присоединилась пара, лишившаяся товарища.
В теории всё было на стороне эфебов: эффект неожиданности вроде бы сошёл на нет, да и сами они додумались-таки не полагаться лишь на копья против оппонентов, к этим копьям разве что не приросших за время службы, и оттого знающих все их сильные и слабые стороны.
Вот только ветераны удивили возликовавших зрителей вновь, в первые же секунды взяв инициативу напором и фехтовальным мастерством. Удары щитами, сочетающиеся с элегантными уколами мечей почти сразу вывели из строя ещё двоих мечников-эфебов, и строй… ну, пусть будет – дрогнул.
Никто не побежал и не решил сдаться, но вот юноши явно потеряли в уверенности, начав двигаться зажато и опасливо. Весь их план пошёл насмарку, и если вот только что воинам-ветеранам приходилось как-то напрягаться, чтобы противостоять эфебам, то теперь началась условная резня.
Меньше минуты потребовалось на то, чтобы последний эфеб «умер», а единственным успехом учащихся военному делу юношей стала припорошенное мелом пятно на бедре самого рослого вояки – условное касательное ранение, едва ли могущее считаться опасным. Самыми расстроенными выглядели те, кто пытался командовать отрядом: видеть возможность, но не суметь ею воспользоваться всегда больно для уверенности в себе.
Кажется, такое понятие как деморализация местным было неведомо, или же эта группа чем-то провинилась перед наставниками.
Возгордилась успехами, например.
– Показательные бои третьей группы эфебов нынешнего года против мастеров Лисимаха и Эвбула завершены разгромной победой последних! И пусть победители решат, кто зажжёт священное пламя, приняв из рук Ментора, сиятельного жерца самого Зевса, пламенеющий уголь!..
Я присвистнул: победители определились быстро, и Лисимах, имя которого озвучили возликовавшей и довольной зрелищем толпе, действительно принял из рук алый, с редкими чёрными прожилками уголёк. Из рук в руки, без какой-либо защиты… но, видимо, то ли мастера тут те ещё зубры, способные огонь руками тушить, то ли уголёк не самый простой.
Но пламя он зажёг споро, заставив мужчину поторопиться с тем, чтобы отдёрнуть руку от белого пламени.
– Засим я объявляю соревнования в честь воителей под предводительством высокочтимого и благословлённого богами стратега Неарха-покорителя, датой третьего дня гекатомбеона, открытыми! И первым делом нас ждёт метание копий юношами шестнадцати и семнадцати лет!.. – Осветитель сего мероприятия только-только начал разливаться соловьём, как мне на плечо опустилась чья-то мощная мозолистая лапища, иначе и не скажешь.
– Радуйся, юноша, ведь день этот благодатен. – Я начал разворачиваться, сразу найдя взглядом мужчину лет тридцати. Ростом он был наголову выше меня при том, что и я-то являлся мальчиком не маленьким. Облачённый во вполне обычный хитон, впечатление он производил сугубо статью и взглядом: тяжёлым, но не злым.
Я настороженно кивнул. Что за мужик и чего ему от меня надо? Вроде бы в толпе я не выделялся, а то что пришёл позже, так этого и не видел никто.
– День истинно такой и есть. Вы что-то хотели?
Мужчина дружелюбно, вроде бы, улыбнулся, да только в его исполнении это выглядело даже как-то страшновато.
