Евгений Норин
Молот Урала
Кстати, по итогам первых боев в Силезии в пермской бригаде поэкспериментировали с навариванием на танки металлических сетей и листов котельного железа против фаустпатронов. Итоги оказались разочаровывающими: новую противокумулятивную защиту испытали, и сделали очевидный вывод, что пользы от нее никакой нет.
Уральские танкисты получили ровно такой перерыв в боях, чтобы его хватило для восстановления боеспособности. Во второй половине марта войскам 1-го Украинского фронта предстояло провести наступление на другой стороне Силезии, под Оппельном. Для 4-й танковой армии это означало, что ей снова предстоит действовать на самом острие удара.
Верхняя Силезия
На сей раз план Конева не содержал никакой гигантомании, напротив, речь шла о сугубо локальной операции. На фоне предыдущих операций левый фланг 1-го Украинского фронта сильно отстал от правого. Фронт Конева настолько растянулся, что это уже обеспокоило Ставку. Там обоснованно опасались, что такая ситуация может создать проблемы уже на Берлинском направлении: слишком много сил придется отправить на прикрытие фланга. Конев согласился, что проблема существует, и разработал план атаки против сил вермахта в этом районе. Благо, в районе Оппельна немцы имели выступ, вдающийся в советские построения почти под прямым углом. Фронт шел от Гротткау до Оппельна строго с запада на восток и резко сворачивал с севера на юг. Так что общие контуры плана были очевидны при простом взгляде на карту: предстояло срезать выступ ударами с севера на юг и с востока на запад. Уральский корпус вместе с 4-й танковой армией ехал на северный фланг этого сражения, чтобы составить западную стенку «прямоугольника».
Пермская бригада в начале марта приводила себя в порядок и занималась боевой подготовкой в районе Лойбуша (нынешняя Любша в Опольском воеводстве Польши). Комбрига, полковника Денисова, беспокоила главным образом укомплектованность вооружением. От 65 танков по штату после тяжелых боев в междуречье Одера и Нейсе не осталось и следа. Бригада даже после ремонта техники, которую было возможно отремонтировать, имела только 17 танков.
3 марта командующий бригадой полковник Денисов попал в автокатастрофу. В пургу командирский «виллис» рухнул с поврежденного взрывом моста. Ехавший в той же машине сержант погиб, а комбриг и еще четверо человек попали в госпиталь. Денисов сбежал из госпиталя буквально через пару дней, но травмы никуда не делись, и в Силезии полковник так и командовал бригадой покалеченным. В остальном две недели прошли спокойно. Молотовская бригада получила четыре маршевых роты пополнения из запасных полков в Горьком и Нижнем Тагиле. Из тех же городов 4 марта прибыло 32 новеньких тридцатьчетверки[81]. Техника прибыла в отличном состоянии, новоприбывшие офицеры подготовлены хорошо, а вот подготовка остального пополнения оставляла желать много лучшего. Новые мехводы имели всего по 6-20 часов практики (и менее часа вождения ночью), командиры орудий – имели по 6–9 выстрелов. Главное достоинство состояло в том, что, как кисло констатировали штабисты пермской бригады, «прицелом пользоваться могут». Боевой опыт в качестве танкистов имело только 9 человек из состава пополнения. На стрельбах больше половины наводчиков сначала отстрелялось посредственно[82]. Понятно, что с «бригадой троечников» штурмовать Силезию не имело смысла. Остаток короткого перерыва Молотовская бригада посвятила интенсивному дообучению и тактическим занятиям. Стрельбы велись каждый день. В это время начштаба подполковник Макшаков ездил к передовым на рекогносцировку. Срок перехода в наступление подступал. Времени на доподготовку оставалось не так уж много, и требовалось использовать его наилучшим образом. Комбриг Денисов старался дать понимание своего маневра каждому, от кого зависел ход боя. Поэтому 12 марта, когда он выехал на рекогносцировку немецкого переднего края, с ним отправились командиры не только батальонов и рот, но даже взводов, отдельных танков и механики-водители. Перед наступлением в пермской бригаде отработали также наступление ночью. Ночные действия вообще были коньком молотовцев, и Денисов с Макшаковым не упускали случая лишний раз устроить тренировку в темное время суток.
К середине марта 62-я гв. танковая бригада собралась под Гротткау, на самом северо-западном углу оппельнского выступа. Она находилась в неплохом состоянии. Батальон автоматчиков имел 220 активных штыков, имелось 42 боеготовых танка, имелись налицо 6 минометов и 4 легких орудия. Вдобавок, перед атакой Молотовскую бригаду крайне серьезно усилили. В дополнение к имеющейся технике пермяки получили для поддержки две роты тяжелых танков ИС-2 (10 машин), батарею в 5 самоходок СУ-76 легкого самоходно-артиллерийского полка, 2 мощных 100-мм пушки, 12 автоматических пушек зенитно-артиллерийского полка и по дивизиону 120-мм орудий и реактивных «Катюш». Кроме того, пермякам придали саперную роту и взвод противоминных танков-тральщиков. Это беспрецедентное усиление, но и задачу предстояло выполнять не самую простую – пермяки не входили в прорыв, а проделывали его самостоятельно в качестве ударной силы корпуса. Вместе с 62-й гв. танковой в первом эшелоне стояла 29-я гв. мотострелковая бригада. Именно на них возлагались все надежды в первом ударе.
Однако советские войска имели преимущество в этой операции. РККА владела инициативой и могла позволить себе резко менять направления ударов. Угадывание направления нового удара оказывалось для немцев смертельно опасной азартной игрой. Хотя немцы в начале марта уже имели смутные сведения о готовящемся наступлении, появление у Гротткау танковой армии оказалось для них полной неожиданностью.
15 марта началась вторая часть выступления уральцев в Силезии. Пермская бригада атаковала в направлении шоссе, ведущих на город Нейсе. Немцы сопротивлялись упорно, и в первый день продвижение было умеренным. Противник отстреливался в том числе из тяжелых орудий с прямой наводки. К тому же, «генерал Грязь» на сей раз «предал»: танки постоянно вязли в раскисшей почве, а пути, по которым можно было проехать, были плотно заминированы. Немцы в соответствии со своей обычной тактикой легко оставили передний край, но упорно защищали рубежи в глубине. Молотовцы овладели тремя городками неподалеку от исходных позиций, но дальше наступление забуксовало. Потери в дневном бою были тяжелейшими. Бригада потеряла 20(!) танков – по 10 подбитыми и сожженными, погибли 33 человека[83]. Свои заявки на уничтожение бронетехники противника достаточно скромные – 9 танков и САУ, что может косвенно свидетельствовать об их реалистичности.
В первый день молотовцы прошли несколько километров, но это, конечно, было не совсем то, чего хотелось бы. Тому имелось несколько причин. С одной стороны, своя артподготовка оказалась недостаточно эффективной, подавить немецкую оборону удалось не полностью. Авиация не очень активно работала из-за плохой погоды: авиаторы сделали намного меньше вылетов, чем планировалось. Наконец, распутица сковала маневр, для немцев строительство обороны вдоль дорог было сравнительно простым занятием. Высокие потери пермской бригады были отмечены даже на уровне армейских документов[84]. Однако 45-я пехотная дивизия вермахта, атакованная в этот день, также находилась откровенно не в лучшем состоянии. Централизованное управление было утрачено, фронт практически прорван.
Следующий день стоил молотовцам почти так же дорого: 28 убитых, 7 танков. У мотострелков 29-й бригады также были тяжелейшие потери (десятки убитых и раненых в каждом батальоне). Однако этой ценой были последовательно взяты опорные пункты в Вальдау, Шварценгруд и Гросс-Бризене. Фронт немецкой обороны был взломан – и неожиданно обнаружилось, что за первыми редутами нет никаких сил, которые могли бы сорвать наступление. «Блицкриг» в советской редакции снова начал набирать обороты.
Операция в Верхней Силезии. Тут все просто: длинная стрелочка с севера на юг в левой части карты – это маршрут уральцев с 4-й гв. танковой армией.
Молотовская бригада батальоном автоматчиков и саперами форсировала реку Нейсе с запада на восток и захватила плацдарм. Через реку тут же навели понтонный мост, по которому на восточный берег пошли танки. 16 марта в журнале боевых действий появилась запись «противник дрогнул». Немцы отчаянно контратаковали, но успеха не имели. 17 марта стало днем перелома: в этот день потери Молотовской бригады упали до 1 танка и двух человек погибшими, при том, что за день удалось преодолеть Нейсе и занять сразу несколько деревень в глубине обороны немцев у Фридланда. Темп операции стремительно нарастал. Несколько тяжелее в этот день были потери мотострелков 29-й гв. мсбр – 9 человек убитыми (зато было взято 46 пленных)[85]. Вермахт продемонстрировал впечатляющие усилия в обороне, но такого напряжения хватило на пару дней. В этот момент Молотовская бригада сместилась на восток, к Фридланду, а наступление на юг повела в основном свердловская бригада, которую выдвинули из второго эшелона. Собственные потери резко снизились. Так, 18 марта Молотовская бригада не потеряла ни одного человека убитым, а противостоящие немецкие части были просто сняты с доски. Авангарды 4-й танковой армии шли, конечно, не сквозь пустоту, но это был чистый прорыв.
На немецкой стороне лихорадочно собирали группировку для контрнаступления. Это, конечно, уже было во многом посмертное лечение. Парировать советское наступление собрались в момент, когда его основные цели уже были почти достигнуты. Однако сражение продолжалось. Контрудар по советской 4-й танковой армии нанесли 19-я и 20-я танковые и 10-я танкогренадерская дивизии и части усиления. Правда, уральцев это касалось не в первую очередь. 10-й гв. танковый корпус оказался на внутреннем фронте окружения. Однако, вероятно, некоторая часть этих резервов успела добраться даже до позиций Молотовской бригады. 16 марта пермяки среди прочей техники сожгли «Пантеру» – у пехоты немцев таких танков не было, зато они имелись в 19-й танковой дивизии вермахта, чьи части первыми прибыли к полю битвы. Возможно, какие-то небольшие части этой дивизии как раз и успели лечь под каток Молотовской танковой бригады.
Уральский корпус очень экономно расходовал силы. В первые дни наступали, по сути, только молотовцы и мотострелковая бригада. Однако во второй половине 16 марта в сражение включились свердловчане. 17 марта 4-й танковой армии присвоили звание гвардейской. В тот же день армия подтвердила класс – 61-я гв. тбр вошла в проделанный пермяками прорыв, проделала быстрый марш на юг и соединилась с наступающими с востока частями 7-го мехкорпуса. Немецкие войска юго-западнее Оппельна попали в котел. В окружении оказались 18-я дивизия СС «Хорст Вессель», 20-я дивизия СС (эстонская), две армейских пехотных дивизии – 168-я и 344-я, и длинный ряд отдельных полков, батальонов, боевых групп и более мелких частей.
В этом наступлении уральцы отработали просто блестяще, и молотовцы показали впечатляющее «сольное выступление». Еще три дня назад оппельнской группировке немцев, казалось бы, ничто не угрожало, теперь она находилась в котле. Выпрыгнувшая из-за спин пехоты танковая армия не оставила немцам в этом секторе ни единого шанса на успех. Однако теперь предстояло кончить дело уничтожением окруженных частей противника.
К 19 марта пермская бригада в тяжелом бою выбила немцев из Фридланда. Бои шли буквально за каждый дом, и хотя потери убитыми в бригаде были умеренными, многие оказались ранены. Немцы пытались использовать Фридланд как исходные позиции для прорыва на запад, но взятие городка молотовцами перечеркнуло эти планы, а 2-й танковый батальон уничтожил несколько колонн пытавшихся вырваться немецких частей. За день были взяты 317 пленных, захвачено до 30 орудий[86]. Попытка прорыва через Фридланд провалилась, и больше на этом участке окруженцы больше не пытались выйти из котла. Вечером того же дня остатки двух дивизий немцев сумели прорваться на другом участке, но значительные силы немцев еще оставались в окружении. В ближайшие дни пермская бригада занимала оборону восточнее Нейсе в Проккендорфе, уничтожая и захватывая небольшие группы пытающихся выйти из окружения солдат противника. 22 марта весь корпус уже не вел активных боевых действий. Котел между Одером и Нейсе просуществовал всего несколько дней. Спастись сумели только те части, которые рванулись на прорыв сразу же – и далеко не в полном составе. Из числа эстонских подразделений СС, армейской пехотной дивизии, оставшейся внутри кольца и мелких подразделений, выбраться удалось очень мало кому.
Еще один значимый итог операции состоял в том, что для спасения частей, гибнущих под Оппельном, немцы перебросили войска, которыми собирались деблокировать Бреслау. В итоге окруженные по большей части так и не были спасены, а Бреслау, как известно, деблокирован не был уже никогда.
(на фото – незаметный, но ценнейший человек у пермяков, зампотех майор Баженов)
Молотовцам пришлось поучаствовать еще в одной частной операции. 23 марта пермская бригада была переброшена южнее, в район Ратибора, и вскоре возобновила наступление. Уральцы продолжили углубляться в позиции немцев. Правда, корпус продолжал нести тяжелые потери. Среди прочих, во время марша был убит бывший командующий корпусом и нынешний заместитель комкора полковник Нил Данилович Чупров.
Городок Опперсдорф попал в руки благодаря отлично согласованному наступлению молотовцев и свердловчан: 62-я бригада наступала с северо-востока, 61-я с юго-востока. Танки тут же обогнали пехоту, и следующую цель – Хайдау – уральцы брали одними танками. Прием с двумя бригадами, атакующими с разных сторон, сработал и здесь. Однако наступление в буквальном смысле вязло в грязи. Отстала не только пехота, но и вся не самоходная артиллерия. Пермяки закрепились на занятой позиции и встали в оборону. 26 марта бригада попыталась наступать дальше, но понесла очень чувствительные потери. На сей раз уральцы позволили заманить себя в огневой мешок: пехота сопровождения отстала. До определенного момента наступление с открытыми флангами оправдывалось, но к этому моменту фронт уже слишком прочно стабилизировался, чтобы легко его взломать. Фланговым обстрелом немцы смогли нанести молотовцам тяжелый удар. Было потеряно 9 танков и убит 21 человек, еще 31 солдата стоило наступление на следующий день. Продвижения не было. 17 пленных и такой необычный трофей, как истребитель с летчиком (видимо, совершивший вынужденную посадку в расположении бригады) не слишком радовали на этом фоне. Немцы постоянно контратаковали. Мучительные и в целом неудачные бои конца марта стоили бригаде тяжелых потерь, на уровне прорыва обороны в начале наступления. Более того, немцам удалось отбить одну из взятых недавно деревенек. Среди погибших был опытный командир 3-го батальона капитан Елкин. Михаил Иванович Елкин воевал в Молотовской бригаде еще с июля 1943 года, прославился еще под Орлом и за несколько дней до своей гибели успел отличиться при форсировании Нейсе. Попытки возобновить наступление смазали впечатление от блестящей атаки на флангах оппельнской группировки немцев. На сей раз удалось добиться лишь местных успехов – при тяжелых жертвах.
Капитан Елкин лишь несколько часов не дожил до выхода из боя всей молотовской бригады. Вечером 23 марта пермяки сдали свердловчанам остатки бронетехники и передислоцировалась в тыл, готовиться к следующей операции. Успех между Одером и Нейсе и дальнейшие бои стоили Молотовской бригаде 154 жизней. Было потеряно с учетом ремонтировавшихся и вновь поступивших – 63 танка[87]. Уральский корпус в целом потерял за все время боев в Силезии 142 танка. Из этого числа фаустпатронами было подбито 29 машин, авиацией выведено из строя 8 танков, 4 – подорвались на минах, и 18 машин выбыло по техническим причинам, остальные же были уничтожены артиллерией и танками противника[88]. Как легко заметить, широко распространенный образ фольксштурмиста с фаустпатроном как главной грозы танков в 1945 году не вполне соответствует реальности. Фаустники выбили ощутимое количество бронетехники, но меньшую часть общих потерь – при том, что танки действовали в самых благоприятных для применения панцерфаустов условиях: леса с удобными местами для засад, и многочисленные города.
* * *
«С точки зрения теории успех оправдывает все: раз успех достигнут, значит, действия были правильными. Но для практики такая точка зрения неприемлема – практика обязана определить цену успеха и сказать, нельзя ли было той же ценой достигнуть большего»[89].
Такими философскими рассуждениями открывается разбор оппельнской операции командованием 4-й – уже гвардейской – танковой армии. Успехи операции в южной Силезии штаб Д.Д. Лелюшенко оценивал сдержанно. В тактической зоне обороны немцев армия понесла ощутимые потери, тем более неприятные, что вскоре армии предстояло штурмовать Берлин. Многие уцелевшие танки выработали почти весь моторесурс. По итогам финальных боев под Ратибором аналитики 4-й гв. танковой армии сделали вывод, что армию использовали неоптимально: впереди просто отсутствовала значимая цель, против которой имело бы смысл массировать силы. Все это усугублялось глубокой грязью, сгонявшей танки к дорогам. В результате маневренным силам пришлось вести «позиционную танковую войну» с тяжелыми потерями.
Однако можно заметить, что как это обычно бывало в конце войны, русские покупали дорогой ценой успех, Рейху же оставалась значительно более дорогая цена без успехов. В конечном итоге операции в Силезии, хотя и не в полной мере, привели к задуманному итогу: немецкие войска попали в ряд тактических котлов и потерпели общее поражение.
Пермские части, вместе со всем корпусом и 4-й танковой армией сосредотачивались перед кульминационной точкой всей войны. Им предстояло наступление на Берлин.
Глава 8. Блицкриг наоборот. Берлин
После короткого, но бурного «анабасиса» в Силезии, уральцы вернулись к главному направлению для участия в наступлении на немецкую столицу. Берлинская операция должна была превзойти по размаху и значению все баталии, известные до сих пор. Поле боя протянулось от берегов Балтики до Баутцена, и с советской стороны в этом финальном столкновении должны были участвовать более двух миллионов человек.
Хотя битва за Берлин ассоциируется в основном с городскими боями, судьба столицы Рейха решалась не на улицах. Непосредственно гарнизон города пал жертвой уже завершающего смертельного удара. Гораздо более трудной и важной задачей было отрезать Берлин от его потенциальных спасителей, уничтожить немецкие части прежде, чем они отойдут в город. В первую очередь речь шла о 9-й полевой армии под командованием генерала Теодора Бюссе, защищавшейся восточнее и южнее Берлина. Ее окружение в горящих лесах западнее Одера стало одним из крупнейших «котлов» войны – и звездным часом молотовских танкистов.
Перед финальным рывком в пермской танковой бригаде бригаде сменился командир. Полковник Денисов так и не восстановился после автомобильной аварии в Силезии. Теперь травмы только обострились, и комбриг уехал на лечение. Бригаду возглавил полковник Иван Прошин (слева на фото). Этот офицер из-под Владимира начал воевать еще в 1939 году в Финляндии, где получил «Золотую звезду» Героя Советского Союза, и с тех пор не вылезал из боев. Танковыми бригадами он командовал с 1942 года на самых разных участках фронта. Словом, во главе пермской бригады оказался далеко не случайный человек.
Молотовская 62-я гв. тбр расположилась в городке Эйхталь на западном берегу Одера. Для 62-й гвардейской апрель 1945 начался с интенсивных тренировок. До общего наступления осталось совсем мало времени, и полковник Прошин требовал уложить в эти дни очень насыщенную программу обучения. Тактика, огонь сходу, ночные атаки танков с пехотой на броне, форсирование рек на подручных средствах, борьба с фаустниками, взаимодействие пехоты с танками, штурмовые действия…[90] Отдельным пунктом значилось обучение мотострелков стрельбе из трофейных «панцерфаустов»: трофей использовали и по прямому назначению, и в качестве инженерного боеприпаса. Командиры прекрасно понимали, какого рода бои им предстоят, и старались приготовиться именно к условиям сражения южнее Берлина.
На Одер бригада прибыла изрядно потрепанной. На 4 апреля она располагала только 14 боеспособными «тридцатьчетверками» на 987 человек, и по 0,3–0,4 боекомплекта к танкам и орудиям[91]. Насыщение техникой ожидалось буквально в последний момент. Впрочем, полностью по штату Уральский корпус так и не был укомплектован до самого начала наступления. Перед рывком к Берлину пермская танковая бригада располагала только 30 Т-34-85, еще 5 машин находились в ремонте[92]. Челябинцы и свердловчане находились в несколько лучшем положении, но тоже располагали не всей положенной техникой. На практике это значило, что нехватку техники можно будет компенсировать только совершенством тактики, никакой расточительности командование корпуса позволить себе не могло. Мотострелковая бригада была укомплектована неплохо, она насчитывала 2613 человек в свердловском 1-м и пермском 3-м батальонах.
Как бы то ни было, 7 апреля корпуса 4-й гв. танковой армии начали выдвигаться на исходные позиции для наступления. Пока солдаты и офицеры готовились к боям, новый комбриг со штабом вели рекогносцировку на переднем крае. Последние и самые масштабные тренировки провели в ночь на 15 апреля. Во время генеральной репетиции будущей атаки отрабатывали ночное наступление с форсированием реки и удержанием переправы. Какие реки имеются в виду, было очевидно – Нейсе и Шпрее.
В планах наступления 4-й гв. танковой армии содержалась некоторая интрига. Первоначально ожидалось, что танкисты будут введены в чистый прорыв, которые проделает пехота. От стрелков ожидалось, что они форсируют не только Нейсе, но еще и Шпрее дальше в глубине. Однако Лелюшенко этот замысел не слишком обрадовал: стрелки не могли наступать так же быстро, как танковые части. Если бы танкисты слишком долго разглядывали затылки наступающей пехоты, немцы могли успеть возвести новые редуты на пути наступающих – танкистам пришлось бы просто пробивать новый фронт[93]. Лелюшенко предложил Коневу в первый же день ввести в дело танки сразу же после того, как пехота проломит рубеж по Нейсе и возведет хотя бы 1–2 60-тонных переправы. Конев согласился с этим соображением. Соответственно, корректировались задачи танковых корпусов. Конкретно Уральский корпус получил задачу выделить передовой отряд и идти в наступление через боевые порядки 95-й гв. стрелковой дивизии. Этим передовым отрядом стала Молотовская бригада.
Удар серпом
16 апреля в 06:15 рев артиллерии оповестил всех о начале наступления. Артподготовка велась сравнительно недолго – ее первый этап длился только 40 минут. Однако в наступлении использовалось колоссальное количество стволов артиллерии, поэтому на позиции 9-й полевой армии немцев обрушилась лавина огня.
Если приметой места на 1-м Белорусском фронте стало использование в наступлении прожекторов, то 1-й Украинский отличился циклопическими дымовыми завесами. Перед фронтом наступления тянулась сплошная полоса дымов около 100 километров шириной. Плотность заграждения была такова, что местами танкистам приходилось идти в атаку в противогазах. Вдобавок, во время артподготовки сразу во многих местах загорелись сосновые леса за Нейсе. Происходящее было трудно описать иначе как светопреставление. Под прикрытием огня и дымов в бой пошла пехота. Нейсе была форсирована быстро, и саперы тут же начали перекидывать понтонные мосты через реку.
Перед полуднем в этот кипящий котел въехала 62-я гв. танковая бригада, поддержанная мотострелками 29-й мсбр и артиллерией. Две другие танковые бригады корпуса пока остались в резерве. В первые часы танкисты поддерживали огнем пехотинцев 27-го стрелкового корпуса. Продвижение в первый день было не слишком глубоким – всего около 10 км. Однако и потери бригады можно назвать умеренными: был подбит 1 танк и убито 5 человек. Танкисты выбили два орудия и записали на свой счет 5 пулеметных гнезд[94]. Однако главный успех дня состоял не в прямом уроне противнику: передовой отряд Уральского корпуса стал соломинкой, ломающей хребет верблюду. Оборона вермахта начала рассыпаться.
Свою роль в происходящем сыграла принципиальная ошибка немцев. Командование вермахта неверно оценило направление главного удара 1-го Украинского фронта. В результате основу обороны вермахта на главном направлении удара составили буквально две дивизии. Противником «Черных ножей» стали части 545-й народно-гренадерской дивизии, усиленные более мелкими подразделениями, запасными частями и городским ополчением. Не следует путать «фольксгренадер» с фольксштурмом, «гренадеры» считались более боеспособными, чем обычная пехота частями, хорошо насыщенными автоматическим и противотанковым оружием. Однако под ударом огромной массы советских войск даже сильное соединение, разумеется, довольно быстро подалось назад. Слабостью 545-й дивизии был крайний недостаток бронетехники. Мобильные отлично оснащенные резервы вермахта в это время тщетно ожидали страшного удара в Саксонии. Винить здесь немцам, конечно, было некого кроме себя.
Немецкий БТР, подбитый на дороге к Берлину
На следующий день бригада обогнала пехоту и пошла в прорыв со свердловчанами и челябинцами в качестве «пристяжных». Части вермахта отчаянно отбивались в лесном массиве, но оборона уже потеряла устойчивость. В танковые засады по дороге уральцы не пошли, узлы сопротивления немцев обходили. В этот день в журнале боевых действий бригады уже появляется запись об уничтожении автоколонны[95], то есть, 62-я гв. тбр вышла на тылы противника. Захваченные опорные пункты тут же обустраивались для защиты от контратак. В ночь на 18 апреля бригада с батальоном мотострелков неожиданной атакой заняла поселок Залессен, имея в виду тут же форсировать Шпрее. Местные части фольксштурма были рассеяны. Однако немцы все же не были мальчиками для битья. Мост был взорван, а Залессен контратаковали пехота и танковая рота. Эта атака кончилась плохо для немцев, перед позициями бригады осталось 5 танков и БТР, но на отражение контратак уходило драгоценное время. К тому же, эти самоубийственные для немцев контрудары все равно срезали с бригады по несколько человек и единиц техники. Однако контратака у Залессена оказалась не вестницей больших неприятностей, а последним всхлипом «одерского фронта». Силы немцев просто иссякли. На этот день челябинцы, не имевшие перед собой и такого противника, вырвались вперед. 20 апреля Молотовская бригада наступала, оставив за спиной Шпрее, не имея перед собой противника. К этому моменту на ходу оставался 21 танк. Учитывая, что перед этим уральцы взламывали позиционный фронт, долго готовившийся к обороне, такой результат смело можно назвать блестящим. В день, когда Гитлер в последний раз вяло принимал здравицы в свой адрес по случаю дня рождения, прорывающиеся к юбиляру на праздник танковые бригады не сдерживал никто. Малочисленные группы фольксштурмистов просто разбегались. Связист Тимофей Верещак кратко описал впечатления от этого марша: «Мы долго шли по лесам и болотам сквозь горящие торфяники и клубы дыма»[96]. За день 4-я гв. танковая армия прошла 45 километров – отличный темп. В документах штаба артиллерии корпуса события дня вообще описываются как «наступательный марш»[97]. Немцы пытались действовать на боевые порядки уральцев авиацией, но судя по документам бригады, эти удары по прикрытым лесами колоннам имели строго нулевой эффект. Первые дни боев за Нейсе превосходно доказывают избитую истину: важнейший этап сражения – подготовка к нему. Фронт оказался прорван влет с умеренными потерями.
Молотовцы на броне
Покорители столиц
21 и 22 апреля пермяки не имели боев. Бригаду оставили в резерве корпуса, хотя свердловчане и челябинцы на полном ходу врезались в подходящие из глубины резервы немцев и теперь вели с ними бои. А вот мотострелкам молотовского 3-го батальона на пару с минометным полком досталась честь освобождения Луккенвальде. Этот городок был интересен тем, что рядом с ним располагался лагерь пленных множества наций – кроме русских там сидели поляки, голландцы, бельгийцы, всего – более тысячи человек. Городок и лагерь были отбиты стремительной атакой «с колес», ночью, отрядом мотострелков на грузовиках. Условия в лагере красочно обрисовал Грант МакРей, канадский летчик, сидевший там:
«Луккенвальде смердел мочой и фекалиями. Мы были грязными вши ползали везде. Но прилегающий лагерь русских заключенных был еще хуже. Мертвых русских хоронили каждый день, закидывая грязью – нечто, чего я никогда не забуду»[98].
Теперь этому положили конец, узники получили свободу.
В освобожденных концлагерях попадались самые разные люди. Премьер-министр Франции Эдуар Эррио, его жена и командир 63-й челябинской бригады Фомичев
Маршал Конев предвкушал падение Берлина, и требовал от армии Лелюшенко прорыва в столицу. 21 числа Лелюшенко поставил 10-му гв. танковому корпусу задачу войти в Берлин с юго-запада.
Немцы не могли остановить это наступление, но могли, по крайней мере, задержать его. В качестве сомнительного козыря противник бросил на стол дивизию «Фридрих Людвиг Ян». Это соединение в буквальном смысле воплощало оборот «одна винтовка на пятерых», имея в строю более 10 тысяч человек и менее 2 тысяч стволов оружия. Сдержать махину танковой армии такая огневая немощь, конечно, не могла. К тому же, дивизию формировали из юношей последнего призыва. Генерал Лелюшенко описывал впечатления от этого последнего резерва фюрера:
«Я подъехал в корпус для уточнения обстановки и оказания помощи молодому комкору полковнику В. И. Корецкому в быстрейшем продвижении вперед для окружения Берлина. К нам привели пленного полковника, он показал, что дивизия сформирована в первых числах апреля из юношей 1516 лет. Я не выдержал и сказал ему: «Зачем же вы накануне неизбежной катастрофы гоните на убой ни в чем не повинных мальчишек подростков?» Но что мог ответить он на это?»[99].
Убедившись, что ничего более существенного вермахт в бой не вводит, Белов снова бросил Молотовскую бригаду вперед. Вновь получив «желтую майку лидера», бригада начала с разгрома встреченного по дороге батальона фольксштурма в Штансдорфе. Важность момента трудно переоценить: за Штансдорфом проходит Тельтов-канал, а за ним уже идет городская черта Берлина. Капитан Щербань (на фото) во главе 2-го танкового батальона вышел к каналу Тельтов.
