Е. П. Ильин
Пол и гендер
Мелисса Хайнс и ее коллеги изучали связь между уровнем гормонов у беременных женщин и гендерным поведением детей в возрасте 3,5 лет от данных беременностей (Hines et al., 2002). У беременных женщин они измеряли и тестостерон и глобулин, который связывает тестостерон, транспортирует его в кровообращение и препятствует его связи с рецепторами тестостерона в мозге. Они изучили гендерное поведение, используя дошкольные предметы.
Эти ученые обнаружили связь между дородовым уровнем гормонов и гендерным поведением дошкольников-девочек: высокий уровень дородового тестостерона предсказывает высокий уровень типично мужского поведения. Хайнс и ее коллеги интерпретировали эти результаты как поддерживающие мысль о том, что нормальная изменчивость во внутриутробном уровне тестостерона может внести вклад в индивидуальные различия в гендерное поведение девочек.
Lips H., 2008, с. 197.
Споры о роли биологического или социального в развитии и поведении человека вообще беспредметны, если касаются человека в целом, а не отдельных его характеристик. Ясно, что играет роль и то и другое, и человек, будучи социальным животным, прислушивается как к голосу своей природной основы, так и к голосу социума, в котором живет; вопрос, однако, в каком конкретном проявлении и на каком этапе развития человека роль того или иного фактора больше или решающая? Некоторые ученые пытаются создать интегративную теорию половой идентификации (табл. 6.5).
Таблица 6.5. Обзор процессов половой типизации с точки зрения интегративной теории (Шэффер Д., 2003)
6.4. Нормативное давление как механизм половой идентификации
Значение социальных факторов и, в частности, культурных традиций в разных этнических группах для полоролевых различий показано М. Мид (Mead M., 1964). Она опровергла мнение о том, что у всех народов имеется такая же ролевая дифференциация пола, как и в западной культуре. Так, в ходе исследований на острове Ману в Новой Гвинее было выявлено, что дети не знают, что такое куклы. Однако когда им впервые дали несколько деревянных статуэток, то в качестве кукол их приняли мальчики, а не девочки. Мальчики стали напевать статуэткам колыбельные песенки, проявлять по отношению к ним типичное родительское поведение. Это соответствовало модели поведения взрослых на этом острове. Мужчины, располагая большим свободным временем в промежутках между охотой и ловлей рыбы, уделяют больше внимания детям и играют с ними.
М. Мид описала также эмоциональные характеристики мужчин и женщин в трех первобытных племенах Новой Гвинеи. В двух племенах различий не было, причем в одном племени мужчины и женщины демонстрировали особенности, которые в развитом обществе считаются женскими, а в другом – мужскими. В третьем же племени мужчины обладали «женскими» чертами (грациозностью, артистичностью, застенчивостью, эмоциональной чувствительностью, подверженностью мнению других), в то время как женщины описываются ею как обезличенные, практичные и умелые.
Г. Берри с соавторами (Barry G. et al., 1957) проанализировали обычаи половой типизации в 110 сообществах, выделив для этого пять признаков. У мальчиков усиленно поощрялись стремление к достижению успеха (в 87 % сообществ против 3 % у девочек) и уверенность в себе (в 85 % сообществ против 0 %), а у девочек – заботливость (в 82 % против 0 % у мальчиков), ответственность (в 61 % против 11 %) и послушание (в 35 % против 3 %). Эти полоролевые стереотипы, несмотря на некоторые изменения, не исчезли и почти полвека спустя (Bergen, Williams, 1991; Twenge, 1997).
Роль родителей. Как показала И. В. Тельнюк (1999), большинство родителей (83 %) считают необходимым воспитывать ребенка с учетом половых различий, однако 46 % опрошенных затрудняются в правильном его осуществлении. И все же, надо полагать, полоролевое воспитание хотя и не осуществляется большинством из них целенаправленно, все же происходит. По мнению А. Бандуры (Bandura A., 1969), родители начинают тренировать в этом направлении ребенка раньше, чем он сам окажется способным наблюдать и различать модели обоих полов. Можно вспомнить, к примеру, встречу ребенка из родильного дома, когда его одеяльце украшают красными и голубыми ленточками в зависимости от пола. Затем половая роль обозначается именем, различиями в одежде, выбором игрушек (Lewis M., Weinraub M., 1979; Seavey C., Katz P., Zalk S., 1975) Так, взрослых просили заниматься трехмесячным младенцем; при этом ребенка представляли то мальчиком, то девочкой, а то вообще не давали о его поле никакой информации. Как мужчины, так и женщины давали предполагаемой девочке больше тех игрушек, которые взрослыми считаются девчоночьими. Отсутствие информации о поле ребенка вызывало у взрослых замешательство, и они всячески старались угадать пол ребенка.
Джерри Уилл, Патриция Селф и Нэнси Дэтэн (Will, Self, Datan, 1976) просили матерей поиграть с шестимесячным младенцем. Часть матерей играли с младенцем, одетым в розовое платье, которого называли «Бесс». Другая группа матерей играла с тем же младенцем, одетым в голубые штанишки, и младенца звали «Адам» (на самом деле ребенок был мальчиком). Женщинам дали игрушки: пластиковую рыбку, куклу и поезд.
Когда матерей просили поиграть с «Бесс», они давали «ей» куклу, а «Адаму», напротив, предлагали поезд. Очевидно, матери выбирали разные игрушки на основании своего восприятия пола ребенка. Они даже иначе общались с «Бесс» и «Адамом». Матери, которые считали, что играют с девочкой, больше улыбались и ближе прижимали ребенка к себе, чем матери, считавшие, что играют с мальчиком. Когда исследование закончилось, провели опрос матерей относительно того, как нужно воспитывать детей и какие методы использовать в зависимости от пола ребенка. Все матери утверждали, что родители не должны по-разному обращаться с мальчиками и девочками.
Палуди М., 2003, с. 120–121.
В исследовании Л. Сидорович и Г. Ланни (Sidorovicz, Lunney, 1980) взрослые, поделенные на три группы, общались с десятимесячным ребенком. Одной группе сказали, что ребенок – девочка, другой группе – что мальчик, а третьей вообще не сказали о поле ребенка. Взрослые имели в своем распоряжении три игрушки: резиновый мяч, куклу и кольцо для жевания. Из той группы, которая считала, что имеет дело с мальчиком, 50 % мужчин и 80 % женщин дали ребенку мяч и в меньшем числе случаев – жевательное кольцо. В группе, которой ребенок был представлен как девочка, 72 % женщин и 89 % мужчин выбрали куклу.
И в дальнейшем родители дарят детям игрушки в соответствии с их полом: девочкам – предметы домашнего обихода, кукол, зверюшек, мальчикам – машинки, пространственные игры.
Правда, существует точка зрения, что не ребенку родители навязывают те или иные игрушки и игры, а ребенок, проявляя склонность к тем или иным играм и игрушкам, заставляет реагировать родителей на его склонность (Scarr S., McCartney K., 1983). Авторы рассматривают эту зависимость как вызывающий генотип – реакция среды. В пользу этого свидетельствует и наблюдение M. Сноу и его коллег (Snow et al., 1983), что мальчики, получившие от отца куклу, играют с ней меньше, чем девочки. Правда, Кальдера (цит. по: White D., Woollett A., 1992) утверждает, что даже те родители, которые активно не выказывают своих предпочтений тех или иных игрушек для пола ребенка, проявляют намного большую активность, играя с ребенком в игрушки, предназначенные для его пола, особенно когда они играют с ребенком своего пола. Таким образом, родители все равно демонстрируют ребенку соответствующую модель поведения.
К. Смит и Б. Ллойд (Smith, Lloyd, 1978) провели эксперимент, во время которого наблюдали за тем, как женщины-матери ведут себя с чужими шестимесячными детьми. Часть девочек выдавалась им за мальчиков, и наоборот, часть мальчиков представлялась им как девочки. Женщины неизменно побуждали мнимых мальчиков проявлять большую физическую активность, ползать и играть. С девочками они обращались более мягко, побуждая их больше разговаривать.
По данным Бем (Bem, 1975) и Вильямс с соавторами (Williams et al., 1975), в США родители побуждают своего ребенка, в зависимости от его пола, быть или «настоящим мальчиком» – сдержанным, волевым, уверенным в себе, жестким, практичным и напористым, или «настоящей девочкой» – нежной, зависимой, чувствительной, разговорчивой, кокетливой и непрактичной. Майлс и Пиотровски (Mills R. S., Piotrowsky C. C., 2000) ссылаются на данные К. Бирнбаум и коллег, предъявлявших родителям ситуации, в которых дети переживали те или иные эмоции. Было установлено, что родители проявляют больше терпимости по отношению к гневу, выражаемому мальчиками, но не девочками, и страху, переживаемому девочками, но не мальчиками.
Родители одевают своих сыновей и дочерей по-разному, дают им непохожие игрушки и по-разному с ними разговаривают (Rheigold, Cook, 1974). Даже когда детям всего восемнадцать месяцев от роду, родителям больше нравится, когда малыши играют с соответствующими их полу игрушками. Например, в одном эксперименте отцы реже реагировали положительно, когда мальчики играли с игрушками, типичными для девочек (Fagot, Hagan, 1991). В целом родители поощряют детей к тому, чтобы те играли в игры, которые подходят их полу (Lytton, Romney, 1991; Witt, 1997).
Герриг Р., Зимбардо Ф., 2004, с. 553.
Как показано Дж. Стокардом и М. Джонсоном (Stockard, Jonson, 1989) и Л. Ленглуа и А. Даунс (Langlois, Downs, 1980), родители, иногда даже неосознанно, поощряют типичное для пола поведение детей и негативно относятся к поведению, не соответствующему полу ребенка. При этом у отцов обычно те и другие реакции более выражены. Особая роль отца в половой идентификации ребенка отмечается и другими авторами (Honig, 1980; Parke, 1981). Р. Парке, например, отмечает, что если отец покинул семью до того, как его сыну исполнилось 5 лет, то сын впоследствии часто оказывается зависимым от своих сверстников и менее уверенным в себе, чем мальчик из полной семьи. Это противоречит бытующему мнению, что отцы менее значимы для полоролевой идентификации мальчиков, так как редко бывают дома и ребенок его реже видит.
На девочках отсутствие отца сказывается в первую очередь в подростковый период. Хорошие отцы способны помочь своим дочерям научиться взаимодействовать с представителями противоположного пола адекватно ситуации.
Полоролевая идентификация детей с родителями. Как считает Ф. Додсон (Dodson, 1971), примерно до 3 лет мальчики и девочки как бы бесполые – им нравится одно и то же, они играют с одними и теми же игрушками, и те и другие склонны отождествлять себя с матерью. В возрасте от 3 до 6 лет мальчики и девочки начинают психологически развиваться в разных направлениях.
Л. К. Емельянова (1973) отмечает, что девочки, которые больше всего ценят в матери трудолюбие, честность, гуманизм, заботу о семье, вырабатывают у себя именно эти качества. Мальчики стараются подражать отцам в деловитости, смекалке, юморе, профессиональном мастерстве.
Идентификация с матерью у девочек имеет ряд особенностей: 1) больший возрастной период; 2) большая интенсивность процесса идентификации, т. е. девочки чаще выбирают роль матери, чем мальчики роль отца; 3) большая значимость для идентификации теплых эмоциональных и доверительных отношений с матерью; 4) большая зависимость идентификации от отношений между родителями (конфликты отрицательно сказываются на идентификации); 5) меньшее влияние на девочку сестры, чем брата – на идентификацию мальчика.
А. И. Захаров (1982) установил, что половая идентификация у детей разного пола имеет свою специфику. У мальчиков идентификация с родителями наиболее выражена в 5–7 лет, у девочек – в 3–8 лет, причем девочки ориентированы на мать больше, чем мальчики на отца. Успешность идентификации зависит от компетентности и престижности родителя того или иного пола в представлении детей, а также от наличия в семье идентичного их полу члена прародительской семьи (дедушки для мальчиков и бабушки для девочек).
Уменьшение идентификации наблюдается в период развития самосознания (с 10 лет у мальчиков и с 9 лет у девочек), что отражает возрастающую личностную автономию – эмансипацию от родительского авторитета.
Ряд авторов (Ю. Е. Алешина и А. С. Волович, 1991; Дж. Стокард и М. Джонсон, 1989; Chodorow N., 1978) полагают, что половая идентификация мальчиков проходит в более трудных условиях, чем девочек. Среди препятствующих идентификации факторов называют большее время контакта ребенка с матерью, чем с отцом, из-за чего отец выступает для ребенка менее привлекательным объектом. Вследствие этого первичной оказывается идентификация с матерью, т. е. фемининная. Да и само положение ребенка отражает традиционно женские особенности: зависимость, подчиненное положение, пассивность и т. п.
Таким образом, в дальнейшем своем развитии мальчику предстоит трудная задача: изменить первоначальную женскую идентификацию на мужскую. Однако большинство тех, с кем ребенок сталкивается в процессе своего воспитания, – опять женщины (воспитатели детского сада, врачи, учителя). Поэтому мальчики гораздо меньше знают о поведении, соответствующем мужской половой роли, чем женской. Это приводит к тому, что мальчик вынужден строить свою половую идентичность преимущественно на негативном основании: не быть похожим на девочек, не участвовать в женских видах деятельности и т. п. (Hartley R., 1959). Взрослые не столько поощряют «мужское» поведение, сколько осуждают «немужское» («тебе плакать стыдно, ты не девочка»). Это объясняет, почему у девочек полоролевая идентификация является непрерывным и менее конфликтным процессом, чем у мальчиков.
По данным Ю. М. Набиуллиной (2001), неудовлетворенная потребность в общении с родителем своего пола приводит к идентификации с родителем другого пола. Для девочек атмосфера в семье является более благоприятной, чем для мальчиков, у которых чаще не удовлетворяется потребность в близких отношениях с родителями и потребность в безопасности. Идентификация у девочек протекает успешнее: 43 % девочек против 8 % мальчиков имеют, по данным автора, высокую степень идентификации с родителем своего пола. У мальчиков чаще встречается неадекватная или нечеткая идентификация, связанная с отсутствием отца в семье. Мальчики, фактически с момента рождения живущие без отца, ориентируются в мужских занятиях больше на взаимодействие с воображаемым отцом.
По данным А. Л. Козловой и Н. В. Поляшовой (2000), дети, воспитывающиеся в приютах, не отличаются по когнитивному и эмоциональному компонентам полоролевой идентичности от детей, воспитывающихся в благополучных семьях. Однако на поведенческом уровне из детей, воспитывающихся в приютах, лишь у девочек ярко выражено большее предпочтение типично женского поведения.
Роль братьев и сестер. По данным А. И. Захарова (1982), девочки менее ориентированы на сестер, чем мальчики – на братьев. Я. Л. Коломинский и М. Х. Мелтсас (1985) выявили, что если в семье имеются дети разного пола, то у них обнаруживается больше черт, характерных для другого пола; влияние разнополых детей друг на друга тем больше, чем меньше разница в возрасте; влияние старшего ребенка сильнее на младшего того же пола; наиболее типичные для пола реакции наблюдаются у единственных детей в семье и у мальчиков, имеющих брата.
Роль сверстников. Уже на третьем году жизни сверстники подкрепляют или осуждают типичное или нетипичное для данного пола поведение друг друга. Мальчики делают это активнее (Lamb M., Roopnarine J., 1979). Сверстники влияют больше на поведение мальчиков, чем девочек. Не соответствующее гендерной роли поведение особенно сильно вредит популярности среди мальчиков (Huston A., 1983; Martin C., 1990). В ряде исследований было показано, что мальчики, которые играют и с девочками, больше подвергаются насмешкам со стороны сверстников и менее популярны в их среде, чем те, кто подчиняется полоролевым стереотипам (Steriker A., Kurdek L., 1982). Одни авторы утверждают, что дети обоего пола более охотно подражают мальчикам (Lynn D., 1969), другие – что дети больше внимания обращают на особенности поведения, соответствующие его полу, и не проявляют интереса к неуместному для его пола поведению (Martin C., Halverson C., 1981]). Последние авторы выявили, например, что мальчики обнаружили тенденцию лучше запоминать пункты, помеченные «для мальчиков», а девочки – пункты, помеченные «для девочек». Кроме того, дети допускали характерные ошибки в воспроизведении рассказа по памяти, когда в нем нарушались половые стереотипы. Например, они могли сказать, что дрова рубил мальчик, хотя это делала девочка.
Но самый главный этап, на котором сказывается наибольшее влияние сверстников, обычно начинается в 8–12 лет, когда формируются мальчишеские компании. Этот процесс, получивший название мужского протеста, характеризуется ярким негативизмом по отношению к девочкам и формированием особого «мужского», подчеркнуто грубого и резкого стиля общения. В дальнейшем (к началу подросткового возраста) этот стиль несколько смягчается.
В подростковом возрасте, в период становления идентичности, происходит активный поиск образца для подражания, и не всегда находится образец, который является социально благополучным, как во взрослой среде, так и в среде сверстников.
Нами проведено исследование полоролевой идентификации подростков 11–16 лет, развивающихся вне семьи и относящихся к категории детей «группы риска» (ГР). Это подростки, полностью или частично лишенные родительского попечительства, из реабилитационных центров, детского дома и школы-интерната г. Москвы, мальчики и девочки. В работе проведен сравнительный анализ процесса половой идентификации у детей «группы риска» и детей из обычных семей (ОД), учащихся общеобразовательных школ г. Москвы и Московской области.
Анализ полученных результатов по показателем всех методик между мальчиками и девочками ГР всех возрастов выявил значимые различия только по шкале фемининности.
Прежде всего это говорит о маскулинизации юных современных представительниц женского пола ГР. Они, не замечая того сами, становятся более мужественными в поступках, поведении в обществе, курят и нецензурно выражаются, не стесняясь при этом окружающих. По их мнению, это подчеркивает их независимость и представляет интерес для противоположного пола. Социальная среда, в которой растут и развиваются девочки ГР, вынуждает их быть более сильными и твердыми внутренне, у них мало примера любви и тепла во взаимоотношениях, который они не получили от родителей.
В отличие от показателей ГР в группе ОД мы видим значимые различия между мальчиками и девочками во всех методиках по обеим шкалам – маскулинность и фемининность. Развиваясь в относительно благополучных условиях, имея пример мужского и женского поведения, их качественного проявления, у мальчиков и девочек ОД процесс полоролевой идентификации имеет более положительное подкрепление из внешней среды, чего мы не можем сказать о детях ГР, у которых этот пример в основном отрицательный. Таким образом, у подростков ГР процесс полоролевой идентификации идет в другом русле, нежели у детей группы ОД.
Юнусова Р. А. 2007, с. 389.
6.5. Информационное влияние на половую идентификацию
Гендерные понятия формируются у детей также под влиянием литературных произведений, кино и телевидения, кукольных театров. Полоролевые образы, появлявшиеся на Западе в течение 1970–1980-х гг., остаются устойчивыми, традиционными и соответствующими стереотипным ролям (Signorielly N., 1989). Та же тенденция выявилась и при анализе книг для чтения, предназначенных для учеников начальных классов, проведенного сначала в 1972 г., а затем 17 лет спустя (Purcell P., Stewart L., 1990), хотя после 1980 г. описания гендера в детских книгах несколько изменилось (в сторону большего равенства полов). Однако и в последующие годы детские книги в большинстве своем продолжают отражать гендерные стереотипы (Guden, Guden, 2001; Anderson, Hamilton, 2005; Diekman, Murnen, 2004; Evans, Davies, 2000; Gooden A., Gooden M., 2001; Trepanier-Street, Romatovski, 1999; Turner, Bowker, 1996).
Аналогичные данные получены и при анализе отечественных учебников. И. С. Клецина и Н. Н. Оболенцева (И. С. Клецина, 1998) проанализировали иллюстрации пяти учебников для I–II классов общеобразовательной школы и выявили, что общее количество изображений лиц мужского пола превышает количество изображений лиц женского пола в 2 раза. Мужчины и мальчики в основном представлены занимающимися инструментальной деятельностью, кроме того, они чаще, чем женщины и девочки, изображены в ситуации отдыха, развлечений и учебной деятельности.
П. Крабб и Д. Билавски (Crabb, Bielawski, 1994) проанализировали, с какими предметами изображались мальчики и девочки в американском детском журнале, издававшемся с 1937 по 1989 г. На протяжении 53 лет имела место одна и та же тенденция: изображений девочек с такими предметами домашнего обихода, как швабры, иголки, кастрюли и сковородки, в 4 раза больше, чем изображений мальчиков, а изображений мальчиков с вилами, плугом или оружием – в 5 раз больше.
Описание роли и занятий женщин в современной литературе и журналистике для взрослых не отличается от такового в детской литературе (Chombart de Lauwe, 1963; Helson, 1972; Holter, 1971). Н. Ажгихина (1996), проанализировав литературно-художественные советские журналы 1970–1980-х гг., установила, что для публикаций характерны жалость к женщине, которую эмансипация лишила женственности, и призывы вернуть женщину к ее «истинному предназначению». В последующие годы перестройки в литературных произведениях на место работницы и матери пришла хорошенькая домохозяйка или юная фотомодель «без комплексов».
Т. Максимова (1998), анализируя содержание современных женских романов и журналов, приходит к выводу, что традиционные установки на женский инфантилизм сохраняются: женщина по-прежнему остается хранительницей домашнего очага, счастливой женой и матерью. А. Р. Тивадор (2000) показано, что 63,4 % молодых женщин формируют представления о собственном идеале, основываясь в той или иной степени на тех образах и поведенческих моделях, которые предлагаются в книгах и на телевидении.
Та же тенденция имеется и в зарубежной прессе. Б. Фридан (1994), исследуя образы женщины и мужчины на страницах американских журналов, выяснила, что женщина в них – молодая и раскованная, женственная и воздушная, пассивная и веселая, довольная своим миром кухни и спальни, секса, детей и дома. Ее единственные стремление – поиски мужчины. Работающая же женщина, хотя и умна, образованна, честолюбива, привлекательна, но «неудачница» и до того «маскулинизирована» своей работой, что ее ущемленный, слабохарактерный и пассивный муж безразличен к ней как к женщине.
Фотографии в прессе тоже по-разному отражают мужчин и женщин: у первых подчеркивается лицо (так как мужчины на них обычно изображаются от шеи и выше), а у вторых – тело. Это явление Арчер и его коллеги (Archer et al., 1983) назвали фейсизмом. Как полагают авторы, это не случайно: голова и лицо являются «центром душевной жизни», в них локализуются интеллект, личность, идентичность и характер, которые средства массовой информации скорее ассоциируют с мужчинами, чем с женщинами. Это, как отмечает Ш. Берн (2001), согласуется с данными экспериментов, показавших, что акцентирование лица индивида приводит к тому, что испытуемые более высоко оценивают его ум, амбиции и внешность.
Вносит свой вклад в гендерную стереотипизацию и телевидение. Н. Синьорелли (1989) провел анализ телевизионных программ, занимавших в течение 16 лет в эфире лучшее время: 71 % появлявшихся на экране людей и 69 % главных героев были мужчинами. Тенденция к выравниванию появления мужчин и женщин проявилась за это время лишь незначительно. Женщины были моложе мужчин, обладали привлекательной внешностью и мягким характером; их чаще показывали дома, в кругу семьи или в любовных сценах. Они же чаще оказывались в роли жертвы. Появлявшиеся на телеэкране мужчины имели, как правило, уважаемую профессию либо выполняли специфически мужскую работу (например, были полицейскими). Правда, в последние годы в американском кинематографе усиленно пропагандируется и женщина-полицейский. Однако это тот случай, когда жизнь в кино не соответствует реальности, как и то, что отрицательными персонажами сценаристы и режиссеры предпочитают делать мужчин.
Подобные тенденции при анализе американских телепрограмм обнаружены и другими авторами (Atkin et al., 1991; Davis, 1991; Sygnorelli, Bacue, 1999; Bartsch et al., 2000; Glascock, 2001; Leaper et al., 2002).
Рекламные ролики, показываемые в США на телевидении, продолжают эту традицию. В одном исследовании (Bretl, Cantor, 1988) было выявлено, что подавляющее большинство роликов с участием женщин рекламировали товары для дома, а диапазон занятий для мужчин был в 3 раза шире, чем для женщин.
А. Менстид и К. Маккаллох (Manstead, McCulloch, 1981) проанализировали рекламу потребительских товаров, транслируемую по британскому телевидению. Ими было выявлено, что мужчины, рекламирующие товар, – это чаще всего люди рассуждающие, оценивающие товар, понимающие объективные и практические причины его покупки, а женщины, задействованные в рекламе, напротив, – движимы субъективными причинами приобретения (эмоциями и желаниями), их рассуждения связаны с социально престижным и символическим значением покупаемых предметов.
В американской рекламе 90 % дикторов – мужчины, несмотря на то что зрители обоего пола одинаково доверяют дикторам как мужчинам, так и женщинам. На телевидении количество мужских персонажей постоянно превосходит количество женских персонажей в соотношении 3:1 во взрослых телепрограммах и в соотношении 5:1 – в программах для детей. Женские персонажи выступают главным образом в романтических ролях. Лишь немногие успешно сочетают замужество с профессиональной деятельностью; работающие женские персонажи часто имеют профессии, связанные с низким статусом (Atkin et al., 1991).
Психологи попросили детей II–VI классов написать рассказ о своих любимых телевизионных программах. В этих сочинениях было больше мужских персонажей, чем женских, использовалось больше маскулинных, чем фемининных, местоимений, и описывалось чаще типично маскулинное поведение, чем фемининное (Сalvert et al., 2003).
И. В. Грошев (1999) отмечает, что коммуникативное поведение женщины редко указывает на ее социальный статус, а интерпретируется в первую очередь с учетом сексуального восприятия. Реклама символически воспроизводит стереотипы «женственности» и «мужественности», а именно соподчиненность между мужчинами и женщинами. В рекламе мужчина часто исполняет роль руководителя, наставника, инструктора, а женщине предлагается роль пассивной ученицы.
О доминирующей позиции мужчин в рекламе говорит использование различных властных знаков: выпячивание груди, сжимание рук в кулаки, оттопыренный большой палец кисти. Женская рекламная жестикуляция не содержит властных признаков и ограничена социальными рамками «приличий» (женщины поправляют прически, одежду, освежают макияж и т. д.),
Мужчина в процессе общения часто смотрит в сторону или на какие-то части тела женщины-собеседника, но не в глаза, за исключением сюжетов, когда он что-то объясняет женщине, поучает ее или выступает в роли руководителя, ведущего диалог. Женщины чаще смотрят в глаза собеседнику, и взгляд их продолжительнее взгляда мужчин примерно на 0,4 секунды (Грошев И. В., 1999).
А. Юрчак (1997), проанализировав отечественную рекламную продукцию, выделил два основных типа рекламных историй – романтические и семейные.
В первых историях мужчина всегда профессионал, занятый напряженным делом, обычно напоминающим борьбу (политика, спорт, бизнес). Благодаря своим знаниям, уму, ловкости и смелости он выходит из этой борьбы победителем. Женщина не только не принимает в ней участия, но попросту отсутствует в тех местах рекламного ролика, где эта борьба происходит. «Настоящая женщина» в это время занята самоукрашением, ведь главным ценителем ее внешности является мужчина. Таким образом, все усилия женщины направлены на то, чтобы ее заметили и оценили. Даже деловые женщины не забывают о своем «женском предназначении» – всегда прекрасно выглядеть, оставаться объектом созерцания и восхищения.
В семейных историях деятельность женщины ограничивается семьей. Она лечит, стирает, чистит раковину и газовую плиту с тетей Асей, готовит вкусные блюда и с нетерпением ждет мужа. Муж же внутри семейного пространства пользуется трудом женщины, а бойцовские и профессиональные качества проявляет вне дома.
Словом, какая бы история ни рассказывалась в рекламном ролике, женщина предстает в образе слабой, зависимой от мужчины, самореализующийся либо в домашних хлопотах, либо в обеспечении своей привлекательности. Мужчина же предстает в образе лидера, сильного, агрессивного, подчиняющего человека (Colombok S., Fivush R., 1994; Грошев И. В., 1999).
Все приведенные примеры различного изображения роли мужчины и женщины феминистски настроенные авторы склонны рассматривать как информационное давление на сознание общества, навязывание стереотипа поведения для мужчин и женщин. С моей точки зрения, более правильный вывод делает И. С. Клецина: средства массовой информации лишь отражают (хотя и в новой «упаковке») те роли мужчин и женщин, что веками упрочивались в сознании общества. И если средства массовой информации, в частности реклама, и влияют на формирование гендерных, то это происходит непреднамеренно, как бы вторично. Реклама сама по себе адресует тот или иной товар тому потенциальному потребителю, который им пользуется чаще всего. Почему же реклама должна идти против гендерных установок общества?
Теперь о доказательствах влияния средств массовой информации и особенно телевидения на формирование гендерных установок. На усиление полотипического поведения в детских играх, влияют, в частности, иллюстрации в книжках, где женщины в большинстве случаев изображены с предметами домашней утвари, а мужчины – с орудиями труда (Ashton, 1983). По данным M. Кимбалл (Kimball, 1986), у детей, которые смотрят телевизор, проявляется больше установок, соответствующих гендерным нормам, чем у их сверстников, которые не смотрят телевизор. В эксперименте Д. Рабл с коллегами (Ruble et al., 1981) ребенок меньше играл с нейтральной игрушкой после просмотра телевизионного ролика, где с нею играл ребенок противоположного пола.
