Евгений Связов
Путь стрельбы
Она – брякнула:
– Слыш, сестрёнка! У тебя вписки до утра не будет?
Я чуть не споткнулась от такого. Раздражённо скривилась, и продолжила делать вид, что её нет. Рыжая, очень грустно и безнадёжно – аж пробило на жалость, – сказала:
– Ну, или хоть в падик пусти, а то задубею.
Меня разозлило, что она пробила меня на жалость, и я надела маску отбивки от разводки:
– Я чё, на лохушку-терпилу похожа? Нарика тянуть на вписку, чтоб по утру с вынесенной хатой проснуться? От и пись-ка пожалуйста.
Рыжая с каким-то осторожным обиженным отчаяньем полукрикнула:
– Я не наркоманка!
Я скептически неверяще цыкнула. Рыжая, так же осторожно-азартно:
– Да блин… ну давай наперегонки до конца дорожки! – кивает на ворота парка в паре сотен метров.
Я хмыкнула, стиснула зубы и начала ускоряться.
Сквозь ворота, я само собой, пробежала первой.
На стоянке у входа стояли заведённые тонированные «Жигули». И я сбавила, и начала высматривать по сторонам этих двоих, которые чудовища.
И поскольку крутила головой, заметила, как поменялось лицо Рыжей при виде «Жигулей». Сначала – паника, потом – обречённая угрюмость. И вот от этой обречённой угрюмости меня снова нахлобучило жалостью, что я – не принц и у меня нет замка.
Вообще от парка я бы пошла, а не побежала. Если бы не «Жигули». Но тут пришлось сделать вид, что я люблю бегать и побежать по тропинке к углу квартала. Рыжая, хрипя и булькая, пристроилась в спину.
«Жигули» – тронулись и поехали по дороге к тому же углу квартала. Видимо, отслеживая рыжую и, возможно, меня.
Так что, добежав до домов, я забежала на дорожку впритык к дому, забежала за угол и приготовилась присесть за палисадник, как поймаю свой рыжий хвост.
Рыжая выскочила из-за угла, шумно хрипя. У меня мелькнула мысль, что сейчас резкой остановкой могу сорвать ей дыхалку и вообще убить. Но – поймала её, левой рукой зажав рот, а правой обняв, как в танце. Поймала – и присела, утягивая за собой вниз, присесть за палисадник.
Присели. На корточки. Лицом друг к другу. Наверное, уперлись бы коленями друг другу в животы, но я ещё в присяде вниз стремительно отодвинулась.
Ну, знаете, есть такая не очень понятная современной науке штука. Называется «биохимия». Этим «биохимия» объясняют ситуацию, когда два человека внезапно вспыхивают друг к другу неземной страстью. Ловят получасовые оргазмы, начинают кончать от лёгких обнимашек и всё такое.
В общем, я про неё читала в Вики. И знала, теоретически, что это за хренью меня жахнуло от прикосновения к рыжей. Но напугало оно меня сильно. Вот это ощущение, что она – реально тёплая, уютная и просто кусок нежного спокойствия, которого мне очень надо, меня напугало. Особенно – в сочетании с ощущением, что ей реально сложно по жизни, и если я не помогу – её вот-вот затопчут и сломают в угрюмую терпилу.
Так что я просто отпрыгнула от неё на метр. Мы пяток секунд подышали, а потом во двор заехали «Жигули». Проскочили ко второму подъезду, встали.
Я, не вставая, гусиным шагом уползла за угол, поднялась, и тихонечко побежала в кусты через дорогу. Рыжая – за мной.
В общем, мы молча, неспешной рысью вернулись к парку и пробежались до моего квартала.
Я не знаю… разумом я надеялась, что рыжая – отстанет и вся эта хрень просто закончиться. Что мне не надо будет решать, что с ней делать. Не надо будет решаться вписать её на ночь… и, наверное, просидеть ночь в кабинете, борясь с желанием спать с ней в охапку. Ну или как-то ещё её иметь.
Но – она не отстала.
И надо было… что-то делать.
Я перешла на шаг. Она – тоже. Отдышалась пару секунд и выплюнула сквозь хрипы:
– Я! Не! Наркоманка!
Я, с трудом удерживая на лице бетон, холодно отцедила:
– Верю. Но мне пох.
Я прошла ещё несколько шагов и свернула к попавшемуся подъезду. Не своему, само собой. Встала на крыльце. Повернулась к рыжей. Вопросительно задрала бровь, изобразив брезгливое недоумение. Рыжая метнула взгляд на лицо, не заглянув в глаза, уронила в землю. Её лицо потекло в безнадёжную угрюмость. Она тяжко, отчаянно прошептала:
– Слушай, ну пожалуйста. Доделай доброе дело. Пусти в падик до утра, чтоб не задубеть. И дай сто рублей на проезд. Они у меня сумку отжали, а у меня всё – там.
Рыжая вздохнула и начала поднимать взгляд. Я – успела отвести глаза вверх, чтобы не сталкиваться с ней взглядом. Знала, что если столкнёмся взглядами – сорвусь. То ли накинусь на неё и вцеплюсь, как кошка в ветку. То ли разревусь от боли, что она ломает мне все привычки и шаблоны, а я не могу себе позволить сломаться.
Рыжая, посмотрев на моё бетонное лицо и пустой взгляд, бросила отчаянно-безнадёжно:
– А, да пох.
Повернулась, шагнула к лавочке, села. Скукожилась, обняв колени и устремив в никуда устало-угрюмый взгляд.
Я помедлила, думая, что делать дальше. Подъезд-то был не мой. Наверное, можно было убежать. Но сцена требовала другого. Так что я как могла холодно и жёстко рявкнула:
– Свали отсюда.
Рыжая, устало:
– Это – общественное место. Ад и пись.
Я – зависла. Возразить, по сути, было нечего. Вздохнула, сказала спокойно:
– Заканчивай хрень. Иди домой.
Рыжая вздрогнула, замерла на секунду, а потом рявкнула с горькой ноткой сдерживаемого плача:
– Сама иди домой!
Я – зависла, пытаясь понять, почему её – так на посыл домой. Она смахнула слезинку, посмотрела на меня и как-то из последних сил еле сдерживаясь почти проплакала:
– Ну, давай! Всё! Спасибо, что вписалась и спасла мне морду! Весело побегали! Всё хорошо! Иди уже домой, в душ и в кроватку! Пока-пока!
Отвернулась, закрыла глаза, замерла, раскачиваясь.
Меня – пробило. Сломало.
И я – решилась. На лютое извращение – сделать что-то на эмоциях. Поддаться.
Шагнула к лавочке, присела, закурила. И через пару затяжек брякнула фразу, которая показалась мне очень логичной:
– Так, ладно. Чем серьёзным болеешь? СПИД, сифилис?
Рыжая резко вскочила ко мне лицом, и – встала, еле сдерживаясь, чтобы не ударить. По её лицу, скривлённому от обиды и ярости, текли слёзы. Не ударила. Сдавлено прокричала:
– Да иди ты нах!
Повернулась и ушла.
А я осталась сидеть в каком-то шоке. От того, что как только решилась и потянулась к ней – прилетел эмоциональный удар.
Докурила.
Встала и пошла домой.
Дома – переклеила пластыри. Да, я – леди-киборг. Я пошла бегать с мозолями после маршика-бросочка фром Старец.
Потом сидела, пила чай в окно. Крутила в памяти и переваривала пробежку. Потряхивало.
Потом озвучила в окно решение:
– Так, ладно. Нах побегушки.
И начала гуглить ближайшие секции гимнастики. Нагуглила, и пошла спать.
И мне – приснилось. С той же чёткостью и ясностью, как кошмар. И я – проснулась, хорошо его запомнив.
В общем, если коротко, то вхожу я в спальню из кабинета. На моей кровати – рыжая, руки-ноги привязаны к постели, чтобы не сбежала, вынеся квартиру.
Она смотрит на меня и очень жалобно просит:
– Трахни меня в попу. Пожалуйста.
Дальше – какая-то быстрая перемотка, и следующий кадр сна – она на мне, с яростным плачем насаживается на меня и орёт. И я тоже ору в нестерпимом оргазме.
И просыпаюсь с воплем. Вся мокрая с одеялом, сбившимся между ног.
Первая паническая мысль была, что это не сон, а – воспоминание. Так что голова сама резко рванула вбок, посмотреть, нет ли в кровати рыжей.
Само собой, не было.
Потом я отдышалась и начала прокручивать сон. Точней, пытаться уложить его в сознание и как-то смириться с очень нереальными глюками,
Смириться – не получилось. Так что я резюмировала злобным воплем в потолок:
– С какого хера мне приснился МОЙ УТРЕННИЙ СТОЯК!?
Ответа не пришло. Ниоткуда.
Разве что мелькнула мысль, что мне поменяли кошмар. На эротический.
Истерично хихикнула и пошла крутить утренние скрипты попадания в ВУЗ.
Ну и вообще крутить скрипты. И снова быть бизнес-леди киборгом.
В ВУЗе случилось не скриптовое событие.
Перед парами, группа стояла в кружок и обсуждала идею съездить на тимбилдинг методом страйкбола. Идея была не старосты. Идея была одного мальчика, который очень страдал от брутальности старосты и занимался страйкболом. Не буду упоминать его имени.
Обсуждали, собственно, не то, ехать или нет. Обсуждали – в каком составе. Группой, соседней группой или всем курсом.
Решили, что наша и параллельная группы.
У меня были нехорошие предчувствия насчёт этой затеи. Но разумное объяснение, почему – не участвую, я не придумала.
Ну и через пару дней оказалась на страйкболе. И там оно и случилось.
В общем, там была большая комната – арсенал. У стены с плакатами и картой стоял молодой красивый инструктор в камуфляже, и читал инструктаж.
Толпа в двадцать шесть человек тусила вдоль стен и на стульчиках. Кто-то уже трогал пушки. А я стояла у двери и мрачно на всё на это смотрела. Прямо предвкушая, что сейчас будет перестрелка, и в меня будут стрелять. Ну и я уговаривала себя в этом поучаствовать.
Инструктор, завершая речь, сказал:
– Так, по самой игре – всё. По экипировке. Можно, и кое-кому нужно – посмотрел на меня и ещё одну студентку в платье – переодеться в комбезы. Они – чистые. Вопросы?
Тот мальчик, который нас сюда заманил, в родной местности видимо, совсем расслабился. И радостно воскликнул:
– А можно со своим?
Все посмотрели на него. Он сунул руку за пояс за спиной и вытащил пистолет…
А одет он был в чёрную тактику.
Так что меня – приморозило. Ощущением, что сон просачивается в явь.
Инструктор разрешающе махнул ему рукой и, окинув комнату взглядом, спросил:
– Ещё вопросы?
Я с трудом забетонировала лицо и мрачно спросила:
– Курилка – где?
Инструктор молча кивнул на карту. Я присмотрелась, где там значок курилки и шагнула было на выход. Но Димочка, сидевший со мной рядышком, спросил громко:
– Даш, ты за синих или зелёных?
Я отметила, что на меня все покосились, и буркнула яростно:
– Я, пожалуй, воздержусь.
И вот тут оно и случилось.
Этот придурок в чёрном весело так вскричал:
– Да ладно, ты чё?!
И в комнате все замерло. Часть глядела на меня, часть – на него. А он тупо-успокоительно сказал:
– Это же не больно. Вот, смотри.
Вскинул на меня пистолет. И выстрелил мне в живот.
Тело – само сжалось, ожидая боль попадания. Сердце пропустило удар. И – хлынула паника и ярость из сна.
Очень, просто нестерпимо захотелось схватить со стола автомат и прикладом расплющить его голову. Не с первого удара. Просто бить, бить и бить, пока не полу не останется пятно окровавленных мозгов и косточек.
Сдержало, с трудом, только понимание, что не дадут. Остановят.
– Ну вот… – начал он говорить и осёкся, увидев моё лицо.
Я попробовала сдержаться вообще. Но не получилось – взорвалась яростным криком:
– Чтоб ты сдох, пидрила гнойный!!!
И выскочила за дверь.
Вообще, краешком разума думала, что за мной побежит Димочка. Или Староста. Но почему-то побежали не они, а две малознакомых девчонки из параллельной группы.
Побежали, окликнули.
Остановилась, развернулась. Посмотрела на них с холодной яростью. Их от моего вида напугало, так что одна как-то неуверенно начала:
– Даш, ты…
Я, даже не задумываясь, с холодной яростью отрубила:
– Хотите в ссаных и потных мужских портках поскакать по говноразвалинам – валяйте. Только пёс ты прикройте, а то вдруг какой дебил в этих штанах обкончался от радости, что метко трахнул в жопу Только всё это – БЕЗ МЕНЯ, ЯТЬ!!!
Повернулась и ушла. А они остались стоять с брезгливо-шокированными лицами.
Староста позвонил через час, когда уже ехала к бабуле.
На заднем сидении, наискосок от водителя. Так положено сидеть для лучшей балансировки машины, и чтобы не отвлекать водителя разговорами и пыхтением в затылок. Ну и поближе к выходу. Но кто об этом знает за пределами Британии?
Первый звонок Старосты – сбросила. Но поняла, что будет дозваниваться, спросила водителя
– Покурю в окно?
Он рассмотрел меня в зеркало, буркнул:
– Покурите.
Он открыл своё окно, я открыло своё. Загудело сквозняком, чего, собственно, и добивалась.
Закурила. Посмотрела на второй вызов, включила громкую связь.
Староста:
– Дарья?
Я, холодно:
– Слушаю.
Староста:
– Ты где? Шумно, еле слышу.
Поднесла телефон ко рту, сказала медленно:
– Я тебя слышу хорошо. Говори, что хотел.
Староста, помедлив:
– Даш, ну на фига так было делать-то?
Сбросила вызов. Полминутки полюбовалась пейзажем.
Приняла следующий вызов.
Староста, ровным сухим голосом:
– Дарья Александровна. Полагаю, вам интересно будет узнать, что девяносто процентов женской и двадцать процентов мужской части группы от игры уклонились. Василий Иванович вывихнул ногу и убыл на скорой. Мы приступаем к фуршету, и желаем вам всяческого здоровья. Засим прощаюсь.
Закончил вызов.
Лениво докурила, выкинула в окно. Зависла в каком-то пустом безмыслии, слушая гул воздуха в окна.
Вытряхнул водитель, спросив осторожно:
– Дальше едем?
Кивнула, закрыла окно.
Поехали дальше.
Бабуля была какой-то задумчивой и молчаливой.
Ну, мы сели пить чай. Бабуля разлила, села. Взяла кружку и шумно засосала с поверхности.
Этот звук и жест – знакомый по сну с прабабушкой, – мена разбудил.
Я потянулась за своей кружкой, спросила вкрадчиво:
– Бабуль, а скажи, как прабабушку звали?
Бабуля, ворчливо:
– Надей.
Я помолчала, ожидая продолжения. Не дождалась, и подбросила наводящий вопрос:
– Это потому что Надежда? А на что?
Бабуля подняла от кружки удивлённо-раздражённый взгляд и тихо рявкнула:
– А я знаю, ять?!
Опустила взгляд к кружке, всосала. Буркнула тихо:
– Я вообще её имя в документах только прочитала… в похоронке. Бабка моя ни разу по имени её не назвала… всё «твоя мать», да «твою мать».
Я растерялась, и, не подумав от растерянности, вывалила заготовленный на поездку вопрос:
– А… никто не рассказывал, как она погибла?
Бабуля вскинула очень злобный взгляд, и заорала:
– Слыш! Тебя, ять, не учили беречь нервы пожилым людям, а?! Припёрлась внезапно, вся взъерошенная, да ещё мне тут в душу лезет!
Я напугалась. И залепетала:
– Ой! Прости, бабуль. Просто…
Бабуля злобно, но уже без крика:
– Херов сто! Что в жопу не влезло – в рот запихали, а полсотни в пёс те пропали!
Меня криво, сквозь страх, улыбнуло. Бабуля глянула на мою улыбку, буркнула:
– Чай пей.
И – всё.
Потом мы сидели, молчали вместе, хлебая чай и глядя в одну точку над столом.
Наверное, думали тоже вместе – про пробабушку.
И меня настолько расслабило, что я перестала ковырять память, где я могла слышать, что прабабушку зовут Надей. Просто приняла – и всё.
А ночью мне поменяли кошмар:
Коридор ВУЗа. Иду на пару. У дверей аудитории стоит кружок студентов в разном камуфляже с автоматами.
Дебил в чёрном поворачивает голову, смотрит прямо в глаза. Во взгляде у него – холодная расчётливость.
Он восклицает:
– О! Дарья!
Тянет руку за спину, говорит:
– Это же не больно! – выхватывает пистолет.
Бахает выстрел. В живот бьёт пуля.
Так что проснулась я… с воплем паники и ярости, и привычно сведёнными органами выдыхания. Правда, в лайт-версии. И всё-таки скорей в ярости, чем в панике и душевной боли от взгляда сына.
Отдышалась, зацепилась за реальность. Слила остатки ярости руганью в потолок.
Пошла умываться и пить чай.
С коньяком. Почти напополам.
В общем, села у окна со стаканом, курила в сырой город и думала. Переваривала всё, что случилось, и что услышала до этого.
И, переварив, пришла к выводу, что, наверное, всё-таки будет проще научиться стрелять. «Работать двумя стволами врастопырку». Потому как что бы мне не давило мозг, оно очень занудное и настырное. И ему, как в анекдоте, проще дать, чем объяснить, почему нет.
Мальчики, кстати, иногда рассказывают этот анекдот и цитируют мем неправильно – «проще отдаться, чем объяснить». Но разницу между «дать» и «отдаться» я в этой истории объяснять не буду.
В общем, я докурила сигарету, озвучила решение и забила в поисковик «стрельба с двух рук врастопырку Вики». И начала читать страницу «стрельба по-македонски». И поймала глубокий культурный шок.
Как говорила выше, немалой составляющей фундамента моей личности являлась Вики. А в ней написали, если кратенько, что на самом деле с двух рук не стреляют. То есть стреляют не прицельно, а палят наугад для запугивания. И вообще это устаревшая технология времён отсутствия автоматического оружия.
Интернет в целом про «работу двумя стволами врастопырку» ничего не нашёл.
В общем, я закончила читать, добила коньяк с чаем и пошла в душ греться и думать, что происходит.
Точней, не думать, а глушить в себе шизофрению и решаться.
Я, в целом, догадывалась, что происходит. Англоязычную статью Вики про завод брата писала я. Но перед публикацией её одобрял секретчик. Выкинув пару абзацев и четыре предложения.
И меня раскалывало шизофренией с паранойей. Потому что от темы «работы стволами врастопырку» воняло «мизкоммуникабельной» секретностью, укрытой от «согласованной общей реальности». И очень хотелось сделать вид… поверить статье Вики и сделать вид, что «работы врастопырку» – не существует, раз гугл про неё ничего не знает. Я чуяла, что с этой затеей я вляпаюсь в приключения.
Но ни фига не представляла, в какие и насколько.
В ванную пришла смска от старосты «сегодня, так понял, тоже по семейным?»
Я глянула на часы, и поняла, что продремала в ванной час.
Подумала, что бы ответить, и ограничилась коротким «да»
И начала двигаться на кухню к завтраку.
На кухню пришла вторая смска «поставь, наконец, вайбер, вацап, телегу. Там СМСки бесплатные».
Настроение было нервное, подавленное. Загруженное предчувствиями приключений. Так что я решила не сдерживаться.
Открыла банк, перекинула старосте сто рублей с комментарием «на СМСки. Закончатся – дай знать, подкину ещё».
Староста, предсказуемо, заткнулся.
А я позавтракала, перекурила и пошла в кабинет к ноуту. Потому что випиэн на телефон не ставила, как приличная девушка. А про стрельбу врастопырку, как догадалась, надо было ковырять даркнет. Недалеко от статей про «вакуумная бомба своими руками».
Саморекламная пауза.
Работать с данными Интернета меня учили. Те же тренера по общению.
То есть сначала – учили не верить. Развивали врождённый навык «злой мозг», который ко всей поступающей информации относиться критично. В первую очередь – сортирует факты от мнений. Во вторую – разделяет явно мнения и песбздёжь, которую пытаются выдать за факты.
«Допустим, ты слышишь «Ленка – шлюха». В данном заявлении упущена часть. Например, вариант раз – «Глядя на одежду и мейкап Ленки, я завидую и хочу верить, что Ленка – шлюха». Вариант два – «Мне хочется убедить тебя в том, что Ленка-шлюха, чтобы ты перестала с ней дружить». Вариант три «Ленка в феврале гуляла с Васей, в марте – с Димой и Колей, в апреле – со Стасом, в мае – с Ваней. Исходя из этого, прихожу к выводу, что Ленка – шлюха». Достойным веры следует считать источник, для экономии загрузки комлинии полуопускающий уточнение, понятное по конциркумсу»
Вот такое. В 15 лет. С примерами. Тренировками. И практикой. Это вам привет из закрытых британских школ. У меня мозг – кипел. В него лезло не всё. Пока рядом был репетитор – ещё как-то нормально. Но постоянно смотреть, кто что кому зачем как сказал – я не осилила. Считать свои высказывания – смогла. Все чужие постоянно – не осилила.
Но ковыряться на свалке данных я научилась.
Конец саморекламы.
В общем, через пяток часов я сидела и переваривала прочитанное в просмотренном.
Про растопырку в сети не было ничего. Ну, или я не нашла правильный английский и китайский термин. Ган-фу, конечно, было популярной темой. Но это было про нанесение ударов пулей. Типа «представьте, что у вас рука с мечом удлиняется…» и прочая китайская экзотерика с саблеукалыванием пятен кетчупа в энергоканалах.
Но в тему я, наверное, зашла. До того уровня, когда смогу понять, если из меня начнут делать лохушку.
Ещё я подняла городские секции по стрельбе. И поняла, что надо ехать туда и общаться вживую на предмет найти тренера. В том числе потому, что по прослушиваемому телефону мне никто ничего не скажет.
А вот если я приеду живьём, дорого одевшись, и на машине с водителем, а не на такси…
В общем, полезла искать аренду машины с водителем на день. Параллельно краем сознания пытаясь догадаться, почему нет «Яндекс-такси оптом». Чтобы выбрать машину и водителя, проставить на карте маршрут из четырёх точек, указать примерное время простоя и – всё. За те же деньги. Но с понтами, что это твоя машина с водителем, а не такси.
А ещё – чтобы можно было увидеть и выбрать водителя. Чтобы не попадать, как попала я.
Утром я вышла из подъезда. Вся такая решительно настроенная объехать секции стрельбы и найти учителя.
Наверное, надо пояснить про вот это «решительно настроенная». В контексте планирования скриптов.
Я понимала, что наверное, секции и кружки стрельбы – под присмотром компетентных органов. И меня там с моим вопросом срисуют. Точней, запишут на камеры.
Я понимала, что высоки шансы попасть на беседу в эти самые органы. А логичного достоверного объяснения, почему мне приспичило научиться стрелять с двух рук – у меня нет. И мне порекомендуют воздержаться. А потом закончатся сорок дней без кошмаров…
Я понимала, что от органов меня отмазывать будет папа, и это будет удар по его имиджу и он залезет в долги, о чём будет поминать всю жизнь и строить меня, как захочет. Но это – если я как-нибудь соскочу с кошмаров.
Короче, я понимала, что лезу в приключения, которые могут закончиться психушкой и, если не повезёт, бытием овощем-уборщицей с убитыми мозгами.
И чтобы выйти и поехать по секциям, мне пришлось гасить инстинкт самосохранения управляемой истерикой. Весёлой яростью. Ну, как бы вам донести?
У Вас – полная раковина очень сальной посуды. Из средств мытья – только аццкая жидкость для очистки плит. И тряпочка. Перчаток – нет. Какой уровень безумной решительности Вам надо в себе вызвать, чтобы перемыть посуду, ощущая, как щелочь разъедает «мясо и хрящи» на пальцах?
В общем, в каком-то таком настроении я вышла из подъезда к машине. Внутри – весёлый смертник, снаружи – бизнес-леди-киборг.
А у поданной мне машины попой на капоте, полустояла в джинсоколготках и красной кожанке типа двоюродная старшая сестра моего рыжего эротического кошмара – почти та же фигура, такие же волосы и глаза, и похожие черты лица. Как с одной деревни.
Наверное, у меня по лицу и фигуре и вообще – промелькнуло. И всё, что чувствую к рыжей, и растерянность от такой водилы, и раздражение, что сбило с настроя.
Я достаточно быстро забетонировала лицо, но водила заметила – и осторожно осмотрела себя и машину. Не найдя за собой косяков, отлипла от капота, посмотрела на меня с легким вопросительным недоумением. Понятным, почему. В ней-то ничего не было, чтобы вызвать мою реакцию.
Я пару раз тиснула зубами, потом сказала искренне, весело-безумно:
– Извини, личное. У меня не ровно с рыжими. К тебе – никаких претензий… короче, сча…
Достала я телефон, вздохнула-выдохнула и включила бизнес-леди-киборга на полную.
Набрала приёмную компании, подбросившей мне такую водилу, и пошла в атаку.
– Дарья…?
– Да я. Дайте, пожалуйста, директора…
– По какому вопросу?
– Я это обсужу с ним…
– Может быть, ваш вопрос…
– Или сейчас с ним или в суде с юристом…
– Простите, у Вас есть претензии?
– О! Компенсация потери времени и морального ущерба, вызванные неинформированием о качестве предоставляемой услуги.
– Подождите, я попробую переключить Вас на юриста.
– Ну, давай.
Пока курица с рецепшена искала юриста, я включила запись звонка и закурила. В трубке – шваркнуло, и раздалось:
– Дарья…
– Я знаю, кто я. А с кем я говорю?
– Очень приятно, меня – Виктор Сергеевич…
– Вы в компании работаете Виктором Сергеевичем? Или хотите сказать, я звоню Вам по личному вопросу?!
– Простите. Я – юрист. А…
– Спасибо. Скажите мне как юрист: при найме машины с водителем, внешний вид водителя входит в предоставляемую услугу? Или главное – машина, а водитель может быть лысым вонючим амбалом в наколках, семейниках и сланцах и говорить только на фене?…
– Ну у нас же не настолько…
– На вопрос ответьте, пожалуйста: на ваш взгляд, внешний вид водителя входит в предоставляемую услугу? Да или нет?
– Я полагаю, что входит.
– Спасибо!
– А что Вас не устраивает в водителе?
– Что именно меня может не устраивать в водителе – обсудим позже. Скажите, на момент моего заказа, где именно я могла просмотреть фотографии ваших водителей?
Он – сбросил звонок.
Я проверила, что разговор записался, сохранила файл. Включила антиопределитель. Набрала приёмную, и сразу, как взяли, отчеканила:
– Передайте, пожалуйста, юристу Виктору Сергеевичу, что наш разговор был записан. И может быть предоставлен в суд и опубликован в блогах.
Сбросила звонок, и посмотрела на деваху-водителя. Та стояла с мрачным непонимающим лицом. В чём-то мне её стало жалко. Потому что всё вброшенное мной в вентилятор имело шансы прилететь ей. Ну и опять же – глубокие непонятки, чего это клиент так взъелся. Так что я яростно яростно-весело бросила ей:
– А пох. Погнали – и шагнула к дверце.
Водила, отлипнув от капота, повернулась и сказала осторожно-вежливо:
– Дарья Александровна, может, Вам всё-таки заменить водителя? Через пятнадцать минут машина будет.
Я отпустила ручку двери, вздохнула и перестала прятать эмоции. Можно сказать, воспылала страстью и безумием, которое загасило воспитание и стыд спалить отклонения в ориентации.
Воспылала, подшагнула к водиле почти в упор, посмотрела в глаза. Она уронила взгляд на мой подбородок. Подержала там пяток секунд. Вздохнула, подняла взгляд в глаза. Во взгляде у неё были терпеливость и тоска страдания.
Я вздохнула, чуть успокаиваясь, и сказала злобненько:
– Понимаешь, в чём дело… у меня вообще с ориентацией всё в порядке. Но хрен знает как угораздило люто втрескаться в рыжую одногрупницу – лицо и взгляд водилы потекли в удивление. – Днём, в целом, как-то мозги держу. Но по ночам затрахали эротические кошмары. НЕОПИСУЕМО.
Вот тут у неё на лице начало проступать понимание, какого фига я к ней – так. То есть – паника и нотки сочувствия. Она растерянно протянула:
– Мда-а-а-а. Фигасе угораздило.
И да. Тепла, уюта и спокойствия в водиле было сильно меньше, чем в рыжей. Хотя какой-то надлом тоже чувствовался.
Я отшагнула, показательно посмотрел на её волосы, вернула взгляд в глаза и пожаловалась:
– Так что мне – на переговоры с новыми контр-агентами ехать… а по дороге…
Водила, пряча смущение под деловым тоном:
– Ясно. Давайте тогда заменим машину… и водителя.
Я истерично хихикнула, преодолевая смущение и выкинула намёк:
– Что, боишься – изнасилую?
Деваха уронила взгляд на подбородок и сказала с ноткой смущения:
– Ну, вам на переговоры ехать. Настроиться надо. К чему лишнее отвлечение.
Я хищно улыбнулась. Потом вздохнула, рывком забетонировала лицо и отрубила холодно:
– Поехали уже. Время.
Шагнула к машине, села. Она, помедлив, тоже села.
И мы поехали.
Через пятнадцать минут у меня зазвонил телефон. С незнакомого номера.
Сбросила. Прогуглила номер по базе предпринимателей и руководителей. Включила запись звонка. Набрала, продолжила играть в бизнес-терминатора:
– Добрый день, генеральный директор Михаил Дмитриевич.
– Э-э-э… добрый, Дарья Александровна. Вы, как вижу по джипиэс, едете?
– Михаил Дмитриевич, а Вы отслеживаете расположение моего телефона?
– Нет, ну что Вы… у нас просто водители отсылают сигнал о начале поездки. У Вас всё в порядке? Проблема с водителем улажена?
– Нет, не всё в порядке. Объективно, у среднего клиента к данному водителю претензий, вероятно, не возникло бы. Субъективно, знай я заранее о том, что водитель будет рыжая женщина, я бы попросила замену или отказалась бы от услуг Вашей компании. Но это только в том случае, если бы знала заранее. На вашем сайте фотографий водителей – нет. Это – Ваша ошибка. Неполное информирование о качестве услуг, что было признано Вашим юристом.
– Ну, это его личное мнение
– О… можете его уволить за его мнение, в блогах он всё равно будет указываться как юрист вашей компании, поскольку на момент заявления таковым являлся.
– А я против публикации в СМИ мнения сотрудника моей компании.
– Михаил Дмитриевич, блоги – это не СМИ, а мнения частных лиц. Оттуда вам всё удалит только ФСБ в обмен на прослушку в машинах. Или Вы это и имели в виду?
– А Вы сами, Дарья Александровна, разве не записываете этот разговор? Без уведомления, то есть нелегально?
– Нет, ну что Вы. Запись, которую веду я – всего лишь основание для получения той записи на серверах, которую, по закону, с десятого января ведут все сотовые. Вот она является судебным доказательством. Ну, или материалом для прокуратуры, если на сервере и у меня на записи – разное.
– Всё, сдаюсь!
– О, нет, что Вы. Не надо сдаваться! Надо бороться за качество услуг. И вместо юриста увольнять директора по маркетингу. Вплоть до развода, если это Ваша жена.
Водитель начала сдавленно хрюкать от смеха. Я чуть неодобрительно цыкнула и кивнула на обочину:
– Или тесть – соучредитель? Тогда, может, Вам есть смысл после развода открыть конкурирующее предприятие, и там воспользоваться опытом яндекс-такси, с фото и именем водителя?
Водила прижалась к обочине, встала и легла на руль ржать.
Я – продолжила:
– Вы, Михаил Дмитриевич, главное – не сдавайтесь! Даже если Вас съели, всё равно есть минимум два выхода. Хотя меня бабушка учила прогрызать третий. Чего и Вам желаю.
На этом я закрыла звонок. Осмотрелась, где встали. Ну, чтобы сделать вид, что встали по делу. Воскликнула:
– О! Банкоматы! Сча нала сниму – вернусь.
Вышла из машины. Отошла на шаг. За спиной услышала, как водила протянула навзрыд смехом:
– Ой, ля-я-я-я.
Я – вернулась, распахнула переднюю пассажирскую дверцу, наклонилась, и ровным отмороженным голосом сказала ей в глаза:
– Думаю, счас он будет звонить с компенсацией. Хочешь, одним из условий потребую тебя на ночь?
Посмотрела на застывшее в шоке лицо водилы, хлопнула дверцей, ушла. Снимать наличку.
Финансово-семейная пауза.
У меня, на самом деле было две карты. Одна – папина. Туда раз в месяц падало на проезд, еду и одежду. В школе, при домашнем питании и одобрении одежды репетиторами, падало 15. После переезда в город падало сорок. Которые могли измениться по итогам первой сессии.
Не знаю, как живёте вы. Для леди, для низко-высшего класса, сорок в месяц – это минимум. Четыре такси в день, включая съездить на обед в заведение, далёкое от небезопасного масс-маркета. Колбаса и прочее в холодильник без экономии на качестве. Косметика и бытовая химия – лучшее, что можно купить. А в последнее время ещё полторы пачки сигарет в день. Триста восемьдесят за пачку.
Димочка подумал, что я эпатажно иронизировала, когда «давай до ресторана прогуляемся – я на новые носки сэкономлю».
В общем, сорок – это в обрез.
