Бабушка разрешила, и он схватил меня за руку и потащил за калитку. Если честно, его непосредственность немножко меня настораживала, и одновременно удивляла…
Он привел меня к себе во двор, показал котят, которые жили под телегой, рассказал о своей семье, о маме, о бабушке.
Слушать его мне было трудновато. Он взахлеб рассказывал о чем-то, потом резко переводил тему и начинал говорить о другом.
Из его сбивчивого рассказа я поняла, что он долгое время находился в больнице, что ему там было плохо, но потом его выписали домой, и теперь у него много планов на лето. Он будет купаться, загорать, ловить рыбу, и он очень-очень рад, что познакомился со мной.
Мой новый знакомый был очень странным. У меня было ощущение, что его только что выпустили из какой-то темной коробки. Он смотрел на все такими восторженными глазами!
Его удивляло и восхищало все – кошачье мяуканье, шелест листвы, облака, которые меняли свою форму…
Мальчишка за полчаса просто утомил меня. Правда, под конец, видимо устав от себя самого, он тоже как-то успокоился, а потом даже присел на бревно, затих. Такой перепад его настроения меня удивил.
– У тебя все нормально? – тихо спросила я.
– Нормально, – тихо ответил он, – так… бывает. Тебе, наверно, лучше идти.
Услышав, что он меня отпускает, я поспешно ушла. После его болтовни тишина показалась мне оглушительной. Бывают же такие мальчишки… – хоть бы секунду помолчал!
– Ну как, понравился тебе сосед? – настороженно спросила меня бабушка, когда я вернулась во двор.
– Стремный какой-то! – совершенно искренне ответила я.
На следующее утро, как я и предполагала, Пашка сидел на крыльце нашего дома. Он притащил с собой огромный пакет с играми. Так началась наша дружба.
Пашка был ужасный фантазер и выдумщик. Каждый день он придумывал что-нибудь новое. Рассказывал мне что-то, удивлял.
Вскоре я привыкла к его манере общения, к его сбивчивым разговорам – и он уже не казался мне «стремным».
Мы играли в шашки в шахматы, в настольный футбол. Два раза ходили на речку. Один раз лазали на дерево. Он звал к себе домой поиграть в приставку, но я отказывалась – как-то стеснялась… Мне больше нравилось сидеть у нас. Мы болтали обо всем. О школе, о друзьях, о жизни… Мне нравилось за ним наблюдать. У него были очень живые глаза, в них так отражались все его эмоции: они были то веселые, то грустные, то задумчивые. Пашка часто просил меня рассказать о том, как я живу, чем увлекаюсь, – я рассказывала ему про ролики, про верховую езду, про подружек, а он слушал меня, затаив дыхание и ловя каждое мое слово.
Паша ходил ко мне каждый день, и я, проснувшись, выглядывала в окно и уже знала, что увижу его. Он приходил ко мне по утрам и оставался до обеда. Иногда он приходил и по вечерам, а когда этого не случалось, я ловила себя на мысли, что скучаю.
Как-то раз утром, спустя неделю после нашего знакомства, я по привычке выглянула в окно и не увидела Пашку на нашем крыльце. Это был как гром среди ясного неба! Паша не пришел! Может, уехал куда-нибудь?..
Я напрасно прождала его весь день, но и на следующее утро он опять не пришел. Я даже занервничала. Зайти за ним я, естественно, стеснялась, и поэтому, проторчав весь день около его забора, вернулась домой.
– Баб, а соседи… уехали, что ли, куда-нибудь? – как бы невзначай спросила я у бабушки.
– Не знаю, – ответила она, пряча глаза.
Без Пашки мне было жутко скучно. Я сидела дома и все прислушивалась, не пришел ли, не стучится ли… Бабушка тоже почему-то нервничала, и нет-нет, да и вздыхала тяжело, глядя на меня.