Я прибежала домой и рыдала, рыдала, рыдала, пытаясь выплакать всю боль. Я скорбела о мальчике, которого знала всего неделю, я плакала из-за своего бессилия, и от стыда, от того, что так позорно убежала от человека, которому была нужна…
Тетя Надя рассказывала мне, что Пашка боялся заводить друзей, потому что устал их терять. В больнице все его друзья "ушли" раньше его, а его здоровые друзья и родственники обходили его за километр.
Я была единственным человеком, с кем он общался, но и я поступила по-свински, прямо по-свински…
Я не спала всю ночь, все думала, думала, думала… Я думала о жизни о смерти, все взвешивала – смогу ли? Выдержу? Утром я проснулась совершенно разбитою.
Как же удивился наверно Пашка, увидев меня на крыльце их дома!
– Ой, Насть, а я думал ты и не придешь уже, – сказал он, а я улыбнулась и, как ни в чем не бывало, спросила:
– В шахматы или в шашки?..
Я приняла для себя решение, что буду рядом, чего бы мне это не стоило. Я поняла, что просто не смогу покинуть его, такого чудесного, такого хорошего мальчишку!
Наше общение продолжилось. И я, и он вели себя так, будто ничего не произошло. Будто нет его жуткой болезни, и ничего совсем не изменилось. Мы так же играли в настольные игры, в приставку, болтали. Но иногда я едва могла удержаться от слез…
Теперь, когда я узнала правду, мне стало понятно все. Теперь, наблюдая за ним, я понимала, почему он так ловит каждую улыбку и каждый взгляд своей мамы, почему он так стремится побыстрее все успеть, заметить и запомнить, и почему его так восхищают вроде бы обыкновенные вещи.
Он, в отличие от меня, умел ценить жизнь. Он видел её в какой-то другой плоскости.
Меня поражала его любовь к жизни и его удивительная способность замечать во всем только хорошее. Нет волос на голове – отлично, не нужно тратить время на мытье. Нет денег в кошельке – замечательно! Не надо ломать голову, на что их потратить…
– Это хорошо, что я умру до осени – неохота опять в школу тащиться и двойки по математике хватать, – сказал он однажды, и тетя Надя медленно сползла по стенке…
Ее выдержка тоже меня поражала. Она не плакала, не рвала на себе волосы, будто уже смирилась.
– Пашенька, если тебе тяжело будет ночью, ты буди меня, я буду рядом, вместе легче, – постоянно просила она его, а он кивал в ответ и ночью опять боролся с болью сам. Он жалел маму.
И тетя Надя, и Паша были очень самоотверженными людьми, и очень стойко переносили все страдания, выпавшие на их долю. Они оба были для меня огромной загадкой, хотя я догадывалась, что эту силу они получали от Бога, о котором так часто мне рассказывали.
За это время я так к ним привыкла, что буквально поселилась у них. К бабушке я ходила только ночевать, а все остальное время проводила у друзей. Я знала, что нужна, что они меня ждут.
Я помогала тете Наде по хозяйству, ходила за водой, веселила Пашку, пока он лежал под капельницей.
Время шло, а я все смотрела на них, удивлялась какие они замечательные, и все мечтала, и все надеялась, надеялось на чудо – а вдруг Паше станет лучше, и он опять начнет бегать, будет играть в футбол, не в настольный, а в самый настоящий!
Но чуда все не было, и я замучилась смотреть, как ему становится все хуже и хуже. Последнее время он выходил во двор с большим трудом – мы садились на крыльцо и молчали.
Так прошла еще неделя, а потом стало еще хуже…
В тот вечер Паша лежал на кровати и смотрел в потолок. Я увидела, как плачет тетя Надя – она плакала тихо, одними слезами,.. а потом сказала, что ей нужно уйти, и я ее поняла и пообещала посидеть с Пашей.