Спешно покинув город, я решил «замести» следы, и раствориться во времени и пространстве, чтобы мои сырные «подвиги» заплесневели, поросли травой, и о них все подзабыли. Пробираясь сквозь леса, поля, маленькие деревеньки, я шёл к своей единственной цели – ХРАМУ СЫРОДЕЛИЯ. Я где-то слышал, что он находится во Франции, в ста километрах от Шамони. И мне, как человеку спортивному, это расстояние не казалось таким уж и большим. Я как обретший свой истинный путь и призвание паломник, брёл в этот храм, чтобы стать монахом в этом раю и посвятить всю свою оставшуюся жизнь этому божественному продукту. По тайным «козьим» тропам Монблана я пересёк границу между Италией и Францией и спустя три недели со дня моего побега из Ломбардии, голодный, холодный, в ободранной и грязной одежде, я оказался возле ворот этого храма. Какого же было моё разочарование, когда из «ворот» ко мне навстречу вышел не приветливый монах, а подтянутый секьюрити в полицейской форме, от которой пахло сыром. Он тактично объяснил мне, положа одну руку на сердце, а вторую на кобуру с пистолетом, что никакого храма здесь нет, а есть "Музей сыра" и сырный ресторан. И если я хочу пройти внутрь, я должен переодеться и купить входной билет. Своим грозным видом секьюрити-полицейский напомнил мне того карабинера из кафе, который хочет преградить мне тот долгий и трудный путь к моей мечте, который начался ещё в далёкой России…
Тогда, будучи игроком молодёжной сборной по футболу я не забил решающий пенальти в отборочном матче и наша команда лишилась путёвки на престижный международный турнир. Мяч, угодивший в перекладину, отлетел от ворот и покатился вместе с моей карьерой футболиста в противоположную от Европы сторону. Пацаны из команды стали звать меня на итальянский манер «Мазилло», а тренер посадил меня на скамейку запасных. Единственный, кто меня поддержал тогда, был вахтёр стадиона Степаныч. Он говорил, что с моими данными и с такой фамилией нужно играть в Италии, а не «пинать говно по гаражам». Мама предложила бросить спорт и поступать на экономический факультет в институт, а отец предложил сходить в армию, чтобы стать настоящим мужиком и получить нормальную профессию.
Не знаю, трезвый мне тогда говорил Степаныч про Италию или пьяный, но из этих трёх вариантов именно его варианту я и отдал предпочтение. Разбив копилку об пол вместе с надеждами об отечественном спорте, продав всё самое ненужное и взяв с собой всё самое необходимое (бутсы, гетры и спортивные трусы), я купил туристическую путёвку на пять дней и полетел в Милан. Я чувствовал себя легионером, летящим на «Ильюшиных крыльях» (самолёта Ил-96) к своему звёздному будущему.
Приземлившись в Милане мои мысли «приземлились» вместе со мной и перестав витать в воздухе осели в реальности. А заграничная реальность оказалась не такой, как описывал Степаныч.