А когда Иваныч закончил свой рассказ, он выпил залпом ещё один стакан водки и, зарыдав, прокряхтел:
– Они до сих пор приходят ко мне во снах и просят меня не подрывать мост!
Анна, глядя на бьющегося в истерике бывшего партизана, сопоставляла свои и его «несправедливости», образно взвешивая на невидимых весах пирожки и танки, её увольнение и жизни ни в чём неповинных людей.
Будут ли и к ней, если сбудется её мечта, во снах приходить эти лоснящиеся рожи и умолять не спускать их под откос? Или лучше ЕЙ посещать сны этих бюрократов, укоряя в несправедливом увольнении?
Так или иначе, но история Иваныча перевернула жизненные «рельсы» Анны, как железнодорожная стрелка, и направила её на путь истинной благодетели. Её желание пускать поезда под откос сменилось другим желанием. Ей неистово захотелось стать героем нашего времени, чтобы повернуть время вспять и исправить хотя бы одну, пусть даже самую маленькую несправедливость. Она перестала пить водку, вспоминать лоснящиеся рожи начальников вокзала, пирожки и привередливых пассажиров, «качающих» свои права. Она начала НОВУЮ, добродетельную жизнь.
Обустроив свою невзрачную избушку и создав в ней домашний уют, Анна принялась и за «рабочее» место. Отдраив до блеска семафоры, подкрасив свежей краской шлагбаумы и, очистив территорию от мусора, она как птица-синица, свившая своё «железнодорожное гнездо», стала относиться к своим обязанностям с такой любовью, нежным трепетом и заботой, что это стало не просто работой, а её жизненным призванием.
Тот азарт, с которым Анна приводила в порядок свои «владения», натолкнул её в один прекрасный день на удивительную находку… Старая механическая, ручная стрела, торчащая из заросших кустов, указывала на еле видневшееся из-под травы железнодорожное полотно, ведущее в заброшенный тоннель. Анну, словно сквозняком тянуло в этот тоннель и она, осторожно переступая по рельсам, направилась к его входу. Заходить вовнутрь Анна всё же не решилась. Идти в кромешную тьму без фонарика, чтобы наступить на какую-нибудь крысу и умереть от страха, не входило в её планы, а вот изучить повнимательнее стрелу ей захотелось. Вернувшись к началу старинного «артефакта» и осмотрев стрелу, Анна не выявила никаких видимых механических повреждений и, очистив пространство между рельсами от шишек и веток, решила попробовать перевести стрелу в противоположное положение. Поудобнее обхватив рычаг, она со всей силы перевела стрелу. Рельсы, глухо щёлкнув, сомкнулись, а из тоннеля потянуло холодным воздухом…
– Ух, ты, работает! – хотела было подумать Анна, но выбежавший из тоннеля грязный и небритый мужчина вспугнул все её мысли.
Взвизгнув от неожиданности, Анна, словно «Царевна-Лягушка», вцепившись со всей силы в стрелу, выпучила глаза на быстро приближающегося к ней сказочного «бегуна».
Мужик, нервно оглядываясь на тоннель, подбежал к стреле и, оттолкнув Анну в сторону (будто она не человек, а швабра, стоявшая возле стрелы на рельсах) перевёл механизм в обратное положение. Стрела, также глухо щёлкнув, вернула рельсы в исходное положение. Холодный ветерок перестал дуть из тоннеля, а мужик, тяжело дыша, упал на спину в траву и, глядя на небо, запричитал: – Спасибо тебе, Господи, за то, что ты сжалился надо мной и впустил меня обратно!
И, поцеловав нательный крестик, начал энергично креститься.
– Ты чего растолкался, козёл? – поднимаясь на ноги, закричала Анна на мужика, отряхивая пыль с задницы. – Я сейчас дорожную полицию вызову, так они тебе таких х… натолкают, мало не покажется!
– Милиция тут не поможет. А вот ты можешь помочь, если принесёшь мне свежую газету, деньги и фотографию Красной площади. Иначе они не поверят – и меня шлёпнут, и наших соотечественников двадцать миллионов погибнет.