Феликс Юсупов
Конец Распутина
II
В скором времени, после моей первой встречи с Распутиным, я уехал в Англию и поступил в Оксфордский университет. Однажды, в разговоре с одной английской принцессой, состоявшей в близком родстве с императрицей Александрой Федоровной, зашла речь о Распутине. Принцесса с большим интересом и волнением слушала мои рассказы о нем. Будучи женщиной очень умной, она тогда уже понимала всю опасность Распутина для России, в виду его близости ко двору. В немногих словах она обрисовала духовный облик императрицы Александры Федоровны и высказала опасение, что некоторые свойства характера русской государыни, особенно ее склонность к болезненному мистицизму, могут создать тяжелые осложнения в будущем, если Распутин по-прежнему останется близок к царской семье.
В то время мои родители жили в Петербурге, а лето проводили в Царском Селе. Императрица Александра Федоровна была очень расположена к моей матери и часто с нею виделась. Близость Распутина к государю и к императрице сильно беспокоила и возмущала мою мать, и она в своих письмах ко мне часто об этом упоминала. Великая княгиня Елизавета Федоровна, жившая всегда в Москве, была тесно связана с моей матерью многолетней дружбой. Она вполне разделяла все ее опасения и, в свои редкие приезды в Петербург, всеми силами старалась повлиять на государя и государыню, чтобы они удалили от себя зловредного «старца». В то время еще очень немногие понимали всю опасность близости Распутина к Царскому Селу. Быть может, его появление при дворе и было случайным, но позднее, когда враги России и династии учли создавшуюся обстановку и поняли, насколько он был всемогущ и насколько подлинное «самодержавие» было в его руках, они сумели его использовать для своих целей.
Моя мать одна из первых поняла это и открыто выступила против Распутина. Она имела продолжительную беседу с императрицей и совершенно откровенно сказала ей все, что думала по этому поводу. Разговор этот произвел большое впечатление на государыню. Она, по-видимому, почувствовала всю искренность и правоту ее доводов и расставаясь с ней, в самых трогательных выражениях изъявила желание видеться с ней возможно чаще. Но Распутинская клика не дремала: она учла всю опасность такой близости, сумела снова завладеть больной душой императрицы и постепенно отдалила ее от моей матери: их дружеские отношения прекратились, и они почти больше не виделись.
Многие из лиц императорской семьи, во главе с государыней императрицей Марией Федоровной, старались также воздействовать на государя и императрицу, но все было тщетно. Началась борьба между теми, кто был искренне предан России и престолу и теми, кто преступно пользовался влиянием Распутина, чтобы приблизиться к государю и императрице со своими личными корыстными целями, а также с темными политическими расчетами.
Осенью 1912 года я закончил свое образование в Оксфорде и переехал жить в Россию. У меня было много планов на будущее, пока еще неясных. Встреча с Княжной Ириной Александровной [Дочерью Вел. Кн. Александра Михайловича и Вел. Кн. Ксении Александровны – Здесь и далее примеч. автора] изменила мою судьбу, и в скором времени нас объявили женихом и невестой.
С детства я привык смотреть на царскую семью, как на людей особенных, не таких, как мы все. В моей душе создалось поклонение перед ними, как перед существами высшими, окруженными каким-то недосягаемым ореолом. Поэтому все, что говорилось и передавалось из уст в уста, все порочащие их имя слухи, меня глубоко возмущали, и я не хотел верить тому, что слышал.
Началась война. Ее объявление застало нашу семью в Германии. После ареста в Берлине, которому мы были подвергнуты по приказанию императора Вильгельма, мы, наконец, благополучно добрались до Петербурга, после длинного путешествия через Данию и Швецию, вместе с императрицей Марией Федоровной, которую мы застали в Копенгагене, на ее обратном пути в Россию.
Несмотря на всеобщий патриотический подъем, вызванный войной, многие были настроены пессимистически. Мрачные мысли витали вокруг Царского Села. Государь и императрица, отрезанные от мира, отдаленные от своих подданных, окруженные кликой Распутина, решали события мировой важности. Жутко становилось за Россию.
III
Итак, не было никакой надежды на то, чтобы государь и императрица поняли всю правду о Распутине и удалили его. Какие же оставались способы избавить царя и Россию от этого злого гения?
Невольно мелькала мысль: есть для этого лишь одно средство – уничтожить этого преступного «старца». Эта мысль зародилась во мне впервые во время одного разговора с моей женой и матерью в 1915 году, когда мы говорили об ужасных последствиях распутинского влияния. Дальнейший ход политических событий снова вернул меня к этой мысли, и она все сильнее укреплялась в моем сознании. За выступлениями членов императорской фамилии против Распутина, последовали выступления общественного характера, как со стороны отдельных лиц, так со стороны различных общественных организаций, в виде докладных записок, резолюций съездов, коллективных обращений к верховной власти, но государь и императрица оставались глухи ко всем просьбам, увещеванием, предостережением и угрозам.
Чем больше говорили им против «старца», чем доказательнее были данные, обличавшие его, тем меньше прислушивались ко всему этому в Царском селе. Распутин был непоколебим на своем месте. Он так ловко умел притворяться и носить маску лицемерия, когда бывал в Царском селе, что там не могли поверить никаким рассказам о его беспутном образе жизни. Ярким примером этого является следующий факт: генерал Джунковский, товарищ министра внутренних дел, желая убедить государя и императрицу, что возмутительные слухи, ходившие по городу относительно Распутина, вполне соответствовали истине, показал им фотографию, снятую в одном из ресторанов, в то время, когда Распутин предавался там самому разнузданному кутежу. Несмотря на неопровержимость такого доказательства, императрица не поверила этому, очень рассердилась и приказала произвести немедленное расследование, чтобы найти человека, который якобы загримировался под Распутина с целью его опорочить.
В то время, как лучшие люди в России приходили в отчаяние от своих бесплодных усилий уничтожить корень зла, немецкая партия, имевшая в лице «старца» столь ценного помощника, конечно, торжествовала.
Уже до войны Распутин пользовался большим влиянием, которое во время войны еще сильнее возросло и укрепилось: постепенно все честные и преданные долгу люди увольнялись; увольнялись даже те, которые горячо любили лично самого государя, и на место их приходили ставленники Распутина.
Между тем, миллионы жизней погибали на фронте; покорно один за другим люди шли на смерть. Героизм русских войск был исключительный, неслыханный. Русская армия на огромном фронте, растянувшемся на тысячи верст, вела войну иногда в таких условиях, которых не могла бы выдержать никакая иная армия в мире. При страшных морозах, зачастую лишенные всякого продовольствия, люди сидели в занесенных снегом окопах, не помышляя об отступлении. Бывало, что отдельные части, не получая вовремя достаточного военного снаряжения, падали под неприятельским огнем, на который не могли отвечать. Случалось, что целые полки шли в атаку, вооруженные палками и камнями, вместо винтовок, и бросались в рукопашную на закованных в сталь прусских солдат.
Русская Армия не знала ни усталости, ни ропота, ни страха смерти, не только в тех случаях, когда она защищала свою территорию, но и когда, жертвуя собой, должна была поддерживать своих союзников. Так, например, перед знаменитым боем на Марне, целая армия генерала Самсонова, сознательно идя на верную смерть, ворвалась в Восточную Пруссию, чтобы оттянуть от французского фронта на русский часть неприятельских сил. Немцы, встревоженные неожиданным наступлением, уменьшили численность своих войск на западном фронте, французы одержали победу, а русские в Восточной Пруссии, ради этой победы, были принесены в жертву. Россия чувствовала эти жертвы. Огромная страна в величайшем своем напряжении ощущала, как из ее организма струями бежит сильная и чистая кровь, кровь самых лучших, самых мужественных, радостно умиравших не только за русское, но и за общее дело. И накипала тревога: все ли возможное делается для армии? Достаточно ли добросовестны те, которым в тылу вверена забота о продовольствии и снаряжений войск? Ходили слухи о злоупотреблениях, даже об измене.
После того, как государь, переведя великого князя Николая Николаевича на Кавказский фронт, сам принял верховное командование, Распутин стал почти ежедневно бывать в Царском Селе и давать свои советы по государственным делам. Встречи его с императрицей происходили, главным образом, в доме Вырубовой. Ни одно крупное событие на фронте не решалось без предварительного совещание со «старцем». Из Царского Села по прямому проводу давались директивы в ставку. Императрица требовала, чтобы государь держал ее в курсе всех военных и политических событий. Получая самые последние сведения, иногда тайные и чрезвычайной важности, императрица посылала за Распутиным и советовалась с ним, а, если принять во внимание, кем он был окружен, то станет неудивительным, что при таких условиях в Германии заблаговременно знали почти о каждом нашем наступлении, также о всех планах и переменах военного и политического характера.
Германия принимала должные меры, чтобы обеспечить свои победы, а нам готовила гибель. Я решил, не придавая особого значения всем волнующим слухам, прежде всего фактически убедиться в предательской роли Распутина и получить неопровержимые данные об его измене. Обстоятельства для этого складывались как нельзя лучше. Семья Г. жила в то время на Мойке, рядом с дворцом великого князя Александра Михайловича, где я временно разместился, ввиду ремонта в нашем доме. Как я уже говорил выше, меня с младшей дочерью этой семьи связывали давнишние дружеские отношения. Она часто приглашала меня к себе, но я бывал у нее редко, не желая окунаться в атмосферу распутинского кружка и, тем более, связывать свое имя с друзьями «старца», постоянно собиравшимися в доме ее матери.
Теперь, ввиду моего намерения разобраться до конца в личности Распутина и в его действиях, ближе познакомившись с ним самим, я решил воспользоваться приглашением М.Г. Между прочим, мне было интересно побеседовать и с самой М.Г. о происходящих в России событиях. Зная ее слепое поклонение Распутину, я, конечно, никак не мог считаться с ее взглядами, но я знал, что ее мнение является точным отражением того, что думают в Царском Селе.
Однажды, сговорившись предварительно с М.Г. по телефону, я отправился к ней. От М.Г. я узнал, что Распутин постоянно спрашивает обо мне.
– Он очень хочет вас видеть, – сказала она – и будет у меня на днях; я вам сообщу, когда.
Из разговора с ней я убедился, что Распутин по-прежнему пользуется неограниченным доверием как императрицы, так и государя, и продолжает играть роль их ближайшего советника в политических и в семейных делах. М.Г. опять воспевала ему хвалы и с умилением говорила о том, что «старец» смиренно переносит «клевету», «гонение», и что, претерпевая незаслуженные страдания, он искупает этим наши грехи.
Слушая ее восторженные слова, я решил коснуться похождений Распутина:
– Ну, а как же по вашему такой праведный человек может совмещать свою святость с пьянством и кутежами?
М.Г. возмутилась моим вопросом. Она вся покраснела и с жаром стала мне возражать:
– Неужели вы не знаете, что все такие рассказы сплошная ложь, черная клевета на него? Он окружён завистью и злобой. Это злые люди выдумывают разные обвинения, нарочно подтасовывают факты, чтобы его, неповинного, очернить в глазах государя и государыни… Как это все ужасно!
– Но, ведь, существуют доказательства в виде фотографий и проверенных свидетельских показаний, – ответил я, – которые не оставляют никаких сомнений в том, что Распутин далеко не такой святой человек, как вы о нем рассказываете. Какой смысл, например, хотя бы цыганам говорить о том, что он к ним приезжает, пьянствует и танцует с ними? Его многие там встречали. А в ресторане «Вилла Родэ», где он всего чаще бывает, есть даже отдельный кабинет, носящий его имя… Как же вы это все объясняете?
– Вот, вот, вы так же говорите, как все, вы верите этому! – с возмущением воскликнула М.Г. – Поймите, что если даже он это и делает, то с особой целью: он хочет нравственно себя закалять, путем воздержания от окружающих соблазнов.
– Ну, а министров Распутин назначает и смещает тоже для своего нравственного совершенствования? – спросил я, улыбаясь.
М.Г. рассердилась и ответила, что пожалуется на меня Григорию Ефимовичу.
Мне было тяжело видеть фанатическую веру несчастной девушки в чистоту и непогрешимость грязного проходимца. Она не воспринимала моих доводов о развращенности Распутина. Каждое мое слово разбивалось, как о скалу, об ее порабощенное сознание. Я понял, что она уже не может мыслить самостоятельно, не смеет ни на минуту критически отнестись к своему кумиру. Тогда я попытался с другой точки зрения объяснить ей вред, который Распутин приносить царской семье.
– Ну, хорошо. Допустим даже, что все разговоры о поведении Распутина сплошной вымысел. Но ведь нельзя же не считаться с тем, как относится к нему общественное мнение не только России, но и всей Европы. И у нас, и за границей Распутина считают негодяем и шпионом… Его близость к престолу возмущает всю страну и беспокоит наших союзников. Разве это недостаточная причина, чтобы отстранить его от государя и императрицы?
– Никто не смеет обсуждать того, что делают государь и государыня: это никого не касается, – с возмущением сказала М.Г. – Они стоят выше всего, выше всякого общественного мнения.
– А если предположить, – сказал я, – что Григорий Ефимович является бессознательным орудием в руках врагов России, проводящих через него свои преступные замыслы и что конечная цель этих замыслов – гибель России… Тогда как быть? Неужели, даже и при таких условиях, вы считаете полезным его присутствие в Царском Селе? Наконец, вы мне сами говорили, что Распутин с государем и императрицей не только молится и беседует о Боге, но обсуждает с ними важные государственные дела. Ведь вам же известно, что ни одно решение не принимается без его согласия, ни один министр не назначается без его ведома. Поймите же, что каков бы он ни был по своим душевным качествам, плох или хорош, – он прежде всего темный, необразованный мужик, едва грамотный. Что же он может сам смыслить в сложных вопросах войны, политики, внутреннего управления? Какие он может давать в таких случаях советы? А, если он, тем не менее, эти советы дает, то, очевидно, за его спиной стоят какие-то люди, которые в свою очередь тайно им управляют. Вам неизвестны ни эти люди, ни цели, которые они преследуют… Какое же право вы имеете утверждать, что все, без исключения, действия Григория Ефимовича хороши и полезны? Я вам опять повторяю, что близость к престолу человека с такой ужасной репутацией всюду подрывает авторитет царской власти… Негодование растет, негодование всеобщее, а если там, на верху, вовремя не опомнятся, наступят такие события, которые все сметут…
В ответ на мою горячую речь, М.Г. посмотрела на меня с ласковым сожалением, как на несмышлёного ребенка:
– Вы так говорите потому, что не знаете и не понимаете Григория Ефимовича… Познакомьтесь с ним ближе и, если он вас полюбит, то тогда вы сами убедитесь, какой он особенный и удивительный человек. В людях он ошибаться не может. Ему самим Богом дана такая прозорливость, что он сразу узнает все мысли: он их читает, посмотрев на человека… Поэтому-то его так и любят в Царском Селе и, конечно, доверяют ему во всем. Он помогает государю и государыне распознавать каждого, он оберегает их от обмана, от всякого опасного влияния. Ах, если бы не Григорий Ефимович, то все бы давно погибло! – заключила М.Г. самым убежденным тоном.
Я прекратил бесполезный разговор, простился и ушел.
Вернувшись домой, я стал обдумывать свой дальнейший образ действий. То, что я слышал от М.Г., только еще лишний раз подтвердило мне, что против Распутина одними словами бороться недостаточно. Бессильна логика, бессильны самые веские данные для убеждения людей с помраченным сознанием. Нельзя было больше терять времени на разговоры, а нужно было действовать решительно и энергично, пока еще не все потеряно.
