Филип К. Дик
Вторая модель
– Я… даже не знаю.
– Вы здесь одна?
– Нет. От городка меня Джо подвез на грузовичке.
– Джо? Кто он такой?
– Джо Френч. Водопроводчик. Папин друг.
– Идемте.
Поднявшись по заснеженному склону, оба перевалили гребень холма и спустились к полю. Посреди поля стоял небольшой грузовой фургон. За рулем дымил трубкой невысокий, крепко сложенный человек. Увидев идущих к машине, водитель грузовичка разом выпрямился.
– Вы, значит, он самый и есть? – спросил он Конгера.
– Да. Благодарю за предупреждение.
Водопроводчик пожал плечами.
– Я в этих делах не разбираюсь. Лора говорит, с вами полный порядок, значит… – Тут он оглянулся назад. – Если вам интересно, сюда еще народ валит. Только не затем, чтоб вас предупредить. Просто любопытствуют.
– Еще народ?
Конгер тоже взглянул в сторону городка. На фоне белого снега темнело множество силуэтов, фигурок вышедших в поле людей.
– Ну да. Наши, из города. В маленьком городке дела такого сорта по-тихому не провернешь. Все мы волну полицейскую слушаем, вот и они услышали то же самое, что и Лора. Кто-то поймал их переговоры, рассказал остальным…
Темные силуэты приближались с каждой минутой, и вскоре Конгер узнал кое-кого из идущих. Вон Билл Уиллет, окруженный мальчишками из старших классов, а вон и Эпплтоны, плетущиеся в задних рядах…
– И даже Эд Дэвис, – пробормотал Конгер.
Лавочник грузно ковылял по полю в компании еще трех-четырех горожан.
– Всем дьявольски любопытно, – пояснил Френч. – Ну а я, пожалуй, поеду назад, в город. Ни к чему мне в фургончике дырки от пуль. Садись, Лора.
Девушка, округлив глаза, подняла взгляд на Конгера.
– Садись, – повторил Френч, – поехали. Сама знаешь прекрасно: тебе здесь оставаться нельзя.
– Почему это?
– Потому что стрельбу начать могут. На это все и идут поглядеть. А вы, Конгер, понимаете, что вам грозит?
– Да.
– Оружие у вас есть? Или вам наплевать? – с легкой усмешкой спросил Френч. – В свое время они, знаете ли, немало народу забрали, так что одиночество вам не грозит.
Разумеется, на возможный арест Конгеру было вовсе не наплевать! Ему следовало ждать здесь, в поле. Позволить полиции увезти его он не мог: ведь на поле, перед людьми, вот-вот появится Основатель. Интересно, кем он окажется? Одним из горожан, молча стоящих возле межи в ожидании зрелища? А может, это Джо Френч? А может, один из копов? Стремление высказаться может охватить любого, и несколько слов, сказанных в этот день, не потеряют важности еще долгое время.
И в тот миг, когда прозвучит первое, он, Конгер, должен быть здесь, наготове!
– Нет. Нет, не наплевать, – ответил он. – Возвращайтесь в город и девушку увезите с собой.
Неохотно забравшись в кабину, Лора уселась рядом с Джо Френчем. Водопроводчик завел мотор.
– Глянь-ка на них. Стоят, – проворчал он. – Слетелись, будто стервятники, только и ждут, чтоб кого-нибудь шлепнули.
Грузовичок тронулся с места. Перепуганная, разом притихшая, Лора замерла на пассажирском сиденье. Проводив уезжающих взглядом, Конгер со всех ног устремился назад, в заросли, к гребню холма.
Конечно, он вполне мог уйти – в любую минуту, когда только пожелает. Всего-то и дела: прыгнуть в хрустальную клетку да повернуть нужные ручки. Однако у него здесь имелось дело, задание немалой важности. Он должен был остаться тут, именно тут, в этом месте и в этом времени.
Подбежав к клетке, он распахнул дверцу, вошел внутрь, снял с полки автоматическую винтовку и переключил ее на полную мощность. Винтовка проблему решит. Пара импульсов уложит, сметет всех – и полицейских, и охваченных садистским любопытством горожан – будто костяшки домино. Нет уж, его они не возьмут! Прежде чем до него доберутся, все вокруг лягут замертво, а он уйдет. Уйдет. Если уж им так хочется, к концу дня здесь умрут все, а он…
Взгляд Конгера упал на череп.
Немедля отложив винтовку, он взял череп в руки, осмотрел со всех сторон, пригляделся к зубам и направился к зеркалу.
Подняв череп повыше, Конгер прижал его скулой к щеке и взглянул на собственное отражение. Казалось, череп в зеркале, рядом с его лицом, рядом с его живой плотью, глумливо ухмыляется ему во весь рот.
В ответ Конгер тоже оскалил зубы… и понял все.
Это его, его собственный череп. Это ему предстоит вот-вот умереть. Основатель – это он сам.
Спустя какое-то время он вернул череп на полку и еще пару минут постоял у пульта, вхолостую щелкая клавишами. Снаружи слышался шум моторов, приглушенные человеческие голоса. Не отправиться ли назад, в настоящее, где ждет его Председатель? Путь к бегству – вот он, открыт…
Путь к бегству?
Конгер вновь повернулся к черепу. Да, вот он, его череп, пожелтевший от времени. Путь к бегству… Куда бежать, если держишь в руках собственный череп?
Допустим, он отсрочит неизбежное на месяц, на год, да хоть на пятьдесят лет – и что из этого? Время – ничто. Не он ли пил шоколад с девушкой, родившейся за сто пятьдесят лет до его эпохи? Бежать? Спастись? Ну, разве что ненадолго.
Нет, нет, спасения от смерти ему не видать. От смерти еще не удавалось сбежать никому, и в будущем никому не удастся.
Вся разница лишь в одном: он, Конгер, держал в руках собственные кости, собственную «адамову голову».
А они – нет.
Покинув клетку, он поднялся на холм и вышел в поле – безоружный, с пустыми руками. Горожане плотной толпой стояли вокруг, ждали, предвкушали жаркую перестрелку. Все знали: у него что-то такое да есть. О происшествии в кафе-мороженом слышал весь городок.
Еще вокруг было полным-полно полицейских – полицейских, вооруженных винтовками и слезоточивым газом, засевших в распадках, на гребнях холмов, среди деревьев, подбирающихся ближе и ближе… старая песня, известная в этом столетии каждому.
Один из собравшихся кинул в Конгера чем-то, упавшим в снег у его ног. Опустив взгляд, Конгер увидел, что это камень, и улыбнулся.
– Давай! – крикнули из толпы. – У тебя что же, бомб нет?
– Бросай бомбу! Эй, борода! Бомбу бросай!
– Задай им жару!
– Подкинь им парочку атомных бомб!
Горожане дружно расхохотались. Улыбнувшись в ответ, Конгер упер руки в бедра. Видя, что он собирается говорить, толпа разом стихла.
– Прошу прощения, – сказал он. – Вы ошибаетесь. Бомб у меня нет.
Над толпой пронесся шквал ропота.
– Есть у меня винтовка, – продолжал Конгер. – Прекрасная винтовка. Последнее слово науки, далеко превзошедшей вашу. Но я и ею не воспользуюсь.
Толпа недоуменно загудела.
– Это почему же? – выкрикнул кто-то.
С краю в толпе стояла, глядя на Конгера, женщина довольно пожилых лет. Заметив ее, Конгер вздрогнул от неожиданности. Эту женщину он уже видел… но где, когда?
Да, верно: в тот самый день, когда заглядывал в библиотеку. Свернул за угол, столкнулся с ней, а она, увидев его, просто остолбенела, но тогда он не сумел понять отчего.
Конгер заулыбался. Стало быть, он, человек, в эту минуту добровольно идущий на смерть, сумеет ее обмануть! Сейчас все смеются – смеются над ним, над человеком, имеющим в запасе винтовку, но не желающим пустить ее в ход. Однако благодаря причудам науки он появится здесь спустя несколько месяцев после того, как его кости зароют в подвале тюрьмы.
Вот так-то, таким-то образом он и обманет смерть. Погибнет, а после, по прошествии этих нескольких месяцев, вновь оживет – пусть ненадолго, всего на полдня.
Всего на полдня. Но этого будет довольно, чтобы его увидели, чтоб поняли: он снова жив. Чтобы узнали: он каким-то чудом воскрес.
А после он наконец появится на свет еще раз, спустя две сотни лет. Двумя столетиями позже.
Родится снова, на этот раз – на Марсе, в небольшом торговом селении. Там ему предстоит вырасти, выучиться охотиться и торговать, а потом…
У края поля остановилась одна из полицейских машин. Толпа чуть отступила назад. Конгер вскинул кверху ладони.
– У меня есть для вас занятный парадокс, – сказал он. – Кто отнимает жизни, потеряет жизнь сам. Кто убивает, умрет. Но кто отдает жизнь собственную, будет жить снова!
Толпа откликнулась нервным, негромким смехом. Полицейские, вышедшие из машины, двинулись к нему. Конгер вновь улыбнулся. Он сказал все, что собирался сказать. Прекрасный, чеканный подкинул он им парадокс! Ломая головы над этой загадкой, ее запомнят наверняка.
Улыбаясь, Конгер ждал уготованной ему смерти.
Защитники[13]
Удобно устроившись в кресле, Тейлор развернул утреннюю газету. Теплая кухня, аромат кофе, уют и покой, навеваемый отсутствием необходимости идти на работу, – что может быть лучше? Настал его Период Отдыха, первый за долгое, долгое время, и Тейлор радовался этому всей душой. Перевернув вторую страницу газеты, он удовлетворенно вздохнул.
– Что там? – спросила Мэри, хлопотавшая у плиты.
– Прошлой ночью Москву снова разделали под орех, – ответил Тейлор, одобрительно кивнув головой. – В блин раскатали одной из тех новых, лучевых радиологических бомб. По-моему, как раз вовремя.
С этим он снова кивнул, наслаждаясь уютом кухни, компанией пышнотелой красавицы-жены, завтраком и кофе. Вот это отдых так отдых! Вдобавок новости с театра военных действий очень даже хороши – так хороши, что и придраться не к чему. Фронтовые сводки внушали справедливый восторг, невольную гордость за собственные свершения. В конце концов, он, Тейлор, – ключевое звено военной программы, не какой-то фабричный рабочий, катающий тачку с металлоломом, а технический специалист, один из тех, на кого возложена разработка оружия, конструирование нервной системы войны.
– Еще пишут, что новые подлодки вот-вот доведут до ума. Вот подожди, спустят их со стапелей! – Тейлор в предвкушении облизнул губы. – Когда они начнут стрелять из-под воды, Советы наверняка будут очень удивлены!
– Да, наши конструкторы творят чудеса, – рассеянно подтвердила Мэри. – А знаешь, что было сегодня? Наша команда готовит плюмбума для показа детишкам в школе. Я своими глазами этого плюмбума видела – мельком, конечно, но все-таки. Пусть дети посмотрят, на что их взносы идут. По-моему, им это только на пользу, ты как считаешь?
Отвернувшись от плиты, она взглянула на мужа.
– Плюмбума, стало быть, – неторопливо отложив газету, пробормотал Тейлор. – Тогда убедитесь, что он должным образом обеззаражен. Случайности нам совсем ни к чему.
– О, перед спуском с поверхности их всегда моют. Без помывки спускать сюда плюмбума даже в голову никому не придет, разве нет? – откликнулась Мэри и, чуть запнувшись, добавила: – А знаешь, Дон, мне это напоминает…
– Знаю, – кивнул Тейлор.
Что у нее на уме, он понимал превосходно. Как-то раз, в самые первые недели войны, прежде чем всех эвакуировали с поверхности, им довелось увидеть санитарный поезд, эвакуировавший в тыл пострадавших – людей, угодивших под радиоактивные осадки. Их вид и выражения их лиц – вернее, того, что осталось от лиц, – Тейлор помнил по сию пору. Зрелище было не из приятных.
Поначалу, в первые дни, до завершения переезда под землю, такое творилось повсюду. Настолько, что наткнуться на подобное зрелище не составляло труда.
Тейлор поднял взгляд на жену. В последние пару месяцев она часто, слишком уж часто вспоминала те времена. Как, впрочем, и все остальные.
– Забудь ты об этом, – сказал он. – Все это в прошлом. Сейчас там, наверху, нет никого, кроме плюмбумов, а им все равно.
– И все-таки я надеюсь, спускающие сюда плюмбумов не забывают об осторожности. Если один из них вдруг окажется «горячим»…
Тейлор, расхохотавшись, отодвинул от стола кресло.
– Забудь. Не волнуйся. Время просто чудесное: я буду дома целых две смены, дел никаких – сиди себе, радуйся жизни. О, а может быть, видовое шоу закажем?
– Шоу? Может, лучше не надо? Не нравится мне смотреть на все эти бедствия и разрушения. Особенно если места знакомые – например, Сан-Франциско. Однажды мне попались кадры оттуда: мост обвалился, обрушился в воду… я так расстроилась! Нет, не хочу я этого видеть.
– Но разве тебе не хочется знать, что происходит в мире? Тем более люди в сражениях давным-давно не страдают.
Лицо жены будто сковало льдом.
– И все равно это такой ужас! Прошу тебя, Дон, не надо.
Дон Тейлор, насупившись, уткнулся носом в газету.
– Ладно, как хочешь. Только учти: с развлечениями у нас небогато. И не забывай: их городам приходится много хуже.
Мэри кивнула. Тейлор зашелестел шероховатыми, тонкими страницами газеты. От хорошего настроения не осталось ни крохи. Ну, чего, чего она постоянно волнуется? Чего ей еще не хватает? Живется им, по нынешним меркам, очень даже неплохо, да и глупо рассчитывать на особую роскошь, когда живешь под землей, при искусственном солнце, на искусственной пище. Разумеется, жить, не видя неба, без возможности куда-либо поехать на отдых, среди металлических стен, огромных грохочущих фабрик, оранжерей и казарм, нелегко, но все же лучше, чем на поверхности! К тому же однажды все это закончится, и тогда они смогут вернуться наверх. Да, жить таким образом не хочется никому, однако без этого не обойтись.
Не на шутку раздраженный, он перевернул очередную страницу, и скверная бумага с треском разорвалась. Будь оно все проклято: газета с каждым днем хуже и хуже! И печать бледная, и желтизна эта…
Что ж, дело ясное, все для военной программы. Ему ли это не понимать? Не он ли – один из главных ее разработчиков?
Извинившись перед женой, Тейлор ушел в другую комнату и обнаружил кровать до сих пор не застеленной. До семичасовой инспекции постель лучше бы привести в порядок. Штрафной балл им совсем ни к…
Размышления оборвал звонок видеофона. Кто бы это мог быть? Подойдя к аппарату, Тейлор щелкнул клавишей, и на экране мало-помалу высветилось лицо седого, сероглазого, угрюмого старика.
– Тейлор? – заговорил старик. – Мосс у аппарата. Прости, что тревожу во время законного Периода Отдыха, но у нас тут проблема, причем нешуточная, – сообщил он, встряхнув стопкой бумаг. – Ты нужен. Давай ко мне, и не медли.
Тейлор оцепенел.
– В чем дело? Подождать с этим никак нельзя?
Мосс не ответил ни слова – попросту ждал, спокойно, пристально, без малейшего осуждения глядя с экрана видеосвязи на Тейлора.
– Если вам непременно нужно, чтоб я спустился в лабораторию, – проворчал Тейлор, – то… ладно, хорошо. Я сейчас. Только в форму переоденусь…
– Не нужно. Иди как есть. И не в лабораторию. Встретимся на втором горизонте, как можно скорее. Скоростным авто доберешься примерно за полчаса. Жду.
Изображение подернулось рябью, и лицо Мосса угасло.
– Кто там? – спросила Мэри, заглянув в спальню.
– Мосс. Я ему нужен зачем-то.
– Ну вот. Я так и знала.
– Ты все равно заниматься ничем не хотела, так что какая разница? – с обидой в голосе напомнил Тейлор. – Каждый день одно и то же. Когда вернусь, принесу тебе что-нибудь в подарок. Меня вызывают на второй горизонт. Возможно, я окажусь так близко к поверхности, что…
– Не надо! Не надо мне ничего приносить! Тем более с поверхности!
– Ладно, не стану. Хотя, знаешь, весь этот иррациональный вздор…
Мэри умолкла, глядя, как он надевает ботинки.
Увидев Тейлора, Мосс кивнул, и Тейлор, подойдя к старику, пошел с ним рядом. К поверхности двигался нескончаемый поток грузов; вагонетки без окон, грохоча, точно грузовики с рудой, вереницей тянулись по пандусу и исчезали в проеме, ведущем к верхнему горизонту. На ходу Тейлор окинул взглядом платформы, нагруженные штабелями каких-то цилиндрических аппаратов, – очевидно, новое, незнакомое ему оружие. Повсюду сновали рабочие в темно-серых мундирах трудовых батальонов, что-то грузили, что-то поднимали, перекрикивались друг с другом, – одним словом, шум на горизонте царил оглушительный.
– Поднимемся выше, там и поговорим, – сказал Мосс. – Здесь не место вдаваться в подробности.
Оба ступили на эскалатор. Вскоре промышленный пандус остался далеко позади, а грохот и лязг сделались почти не слышны. Наконец лента эскалатора вынесла их на смотровую площадку, пристроенную к стене Трубы, титанических размеров туннеля, ведущего на поверхность, до которой отсюда оставалось не более полумили.
– Бог ты мой! – ахнул Тейлор, невольно взглянув в бездну Туннеля. – Высоко падать…
– Не смотри вниз, – со смехом посоветовал Мосс.
Отворив дверь, они вошли в кабинет. Сидевший за столом чиновник, офицер Службы Внутренней Безопасности, поднял взгляд.
– У вас в порядке, Мосс? – спросил он, смерив Тейлора изучающим взглядом. – Вы несколько раньше времени.
– Это коммандер Франкс, – сказал Тейлору Мосс. – Первый, кто все обнаружил. Меня поставили в известность ночью, причем только благодаря вот этому, – прибавил он, постучав ногтем по пакету, который держал в руках.
Франкс, хмуро взглянув на него, поднялся с места.
– Проследуем на первый горизонт, – сказал он. – Там все и обсудим.
– На первый горизонт? – в тревоге переспросил Тейлор, покорно шагая следом за спутниками боковым коридором, ведущим к небольшому лифту. – Я никогда не бывал там, и… стоит ли? Что, если там… излучение?
– Вы – как все прочие, – проворчал Франкс. – Будто старухи, боящиеся воров. Радиация на первый горизонт не проникнет никаким образом. Во-первых, свинец и камень. Во-вторых, все, что поступает вниз по Трубе, тщательно моют.
– Но в чем суть проблемы? – спросил Тейлор. – Изложите хоть вкратце.
– Минуту терпения.
Войдя в лифт, они поднялись наверх и оказались в зале, полном солдат, – мундиры, оружие всюду, куда ни взгляни. От удивления Тейлор невольно заморгал. Вот он какой, первый горизонт, ближайший к поверхности подземный ярус! Выше нет ничего, кроме камня – свинцовой брони, камня да титанических труб, тянущихся вверх, словно ходы земляных червей. Свинец, камень… а дальше, там, где кончались огромные трубы, открывался необъятный простор, не виданный никем из живых вот уже восемь лет, руины без конца и края, некогда – дом Человека. Те самые земли, где он сам, Тейлор, жил восемь лет назад.
Ныне поверхность планеты превратилась в смертоносную пустыню, в россыпи шлака под пеленой туч, клубящихся над землей, затмевавших багровое солнце. Лишь иногда среди этой пустыни появлялись, двигались сквозь развалины больших городов, с трудом пробирались через истерзанные поля и луга металлические создания, отдаленно напоминавшие жизнь. Это и были плюмбумы, неуязвимые для радиации наземные роботы, сконструированные в страшной спешке за считаные месяцы до того, как холодная война обернулась войной, в буквальном смысле слова, горячей.
Ползающие по суше, бороздящие океаны, летающие по небу на борту стреловидных, почерневших от копоти воздушных судов, создания из стали и пластика, способные существовать там, где невозможна никакая жизнь, плюмбумы продолжали развязанную Человеком войну, так как сам Человек продолжать ее оказался не в силах. Да, люди придумали войны, изобрели и изготовили оружие, изобрели даже исполнителей – профессиональных солдат, актеров театра военных действий… но сами двигаться дальше, вести войну самостоятельно не могли. Во всем мире: в России, в Европе, в Америке, в Африке – не осталось ни единого живого человеческого существа. Все они перебрались глубоко под землю, в надежно спроектированные и построенные убежища, как только с неба начали падать первые бомбы.
Блестящая была идея – единственная идея, из которой мог выйти толк. Наверху, на обращенной в руины, выжженной поверхности некогда живой планеты, орудовали, суетились, вели войну Человека плюмбумы. Внизу, глубоко в недрах земли, человеческие существа без продыху, в поте лица, месяц за месяцем, год за годом производили оружие, чтоб продолжать сражение.
– Первый горизонт, – выдохнул Тейлор, охваченный странной щемящей тоской. – Мы почти на поверхности.
– Почти, но не совсем, – откликнулся Мосс.
Проследовав за Франксом сквозь толпу солдат, оба отошли в сторону, к краю Трубы.
– Еще несколько минут, и лифт доставит нам кое-что сверху, – пояснил Франкс. – Видите ли, Тейлор, Служба Безопасности регулярно осматривает и опрашивает одного из плюмбумов с поверхности, из тех, кто успел провести наверху какое-то время, чтоб прояснить ряд вопросов. Обычно для связи с полевой штаб-квартирой достаточно видеофона, но непосредственные встречи также необходимы: полагаться только на видеопереговоры мы не можем. Конечно, с работой плюмбумы справляются превосходно, однако мы должны быть вполне уверены, что все идет так, как нам хотелось бы.
Франкс повернулся к Тейлору с Моссом.
– Так вот, – продолжал он, – сейчас лифт доставит к нам с поверхности плюмбума класса А. В соседнем помещении оборудован зал для опросов, разделенный надвое свинцовой переборкой, защищающей проводящих опрос офицеров от радиоактивного излучения. Это значительно проще помывки: ведь плюмбуму следует сразу же возвращаться наверх, к прерванной работе.
– Двое суток назад вниз был спущен и подвергнут опросу один из плюмбумов класса А. Опрос проводился мной лично. Прежде всего нас интересовало новое оружие, применяемое Советами с недавних пор, – автоматическая мина, преследующая любую движущуюся цель. Согласно инструкциям, переданным наверх военными, за новыми минами в действии следовало понаблюдать и доложить результаты во всех подробностях.
С этими-то результатами и был спущен к нам тот самый плюмбум класса А. Изложил нам кое-какие факты, как всегда, передал отснятую кинопленку и донесения, а затем был отправлен наверх. Пошел к дверям лифта, ведущего из зала для опросов к поверхности, и вот тут произошло нечто весьма любопытное. В то время мне подумалось, что…
Но тут Франкс осекся на полуслове: под потолком заморгала красная сигнальная лампа.
– Вот он, лифт сверху, – сказал он, кивнув нескольким из солдат. – Идемте в зал. Плюмбум появится с минуты на минуту.
– Плюмбум класса А, – вздохнул Тейлор. – Я видел таких только на демоэкранах, слушая их доклады о положении наверху.
– Да, зрелище впечатляющее, – подтвердил Мосс. – С виду они – почти как люди.
Войдя в зал, все трое подсели к свинцовой переборке. Вскоре над их головами вновь вспыхнула сигнальная лампа, и Франкс предостерегающе вскинул ладони перед собой.
Дверь за переборкой отворилась. Приникнув к смотровой щели, Тейлор увидел за стеклом стройное, тонконогое металлическое создание, плавно выехавшее из лифта, опустив руки к бедрам. Остановившись, робот окинул взглядом свинцовую переборку и замер в ожидании.
– У нас есть кое-какие вопросы, – заговорил Франкс. – Но прежде чем я перейду к ним, ответь: что ты можешь доложить об обстановке на поверхности?
– Ничего особенного. Война продолжается, – механически, монотонно ответил плюмбум. – Налицо незначительная нехватка легких одноместных высокоскоростных перехватчиков. Кроме этого, нам могли бы пригодиться…
– Все это уже принято во внимание. Меня интересует следующее: все сведения от вас к нам поступают только по видеосвязи. Поскольку наверх никто из нас не выходит, мы вынуждены полагаться на косвенные доказательства и о происходящем можем лишь строить догадки. Своими глазами мы ничего не видим, всю информацию получаем из вторых рук. Кое-кто в верховном командовании полагает, что подобное положение дел оставляет слишком много возможностей для ошибок.
– Ошибок? – переспросил плюмбум. – В каком смысле? Перед отправкой вниз наши донесения проверяются самым тщательным образом. Связь с вами мы поддерживаем постоянно и докладываем обо всем значимом незамедлительно. Любое новое вооружение, применяемое противником…
– Это понятно, – проворчал Франкс в смотровую щель. – И все же нам следует оценить обстановку самим. Найдется ли на поверхности необлучаемый район, пятачок, где поместится группа разведчиков снизу? Смогут ли несколько человек в освинцованных гермокостюмах выйти наружу, без лишней спешки оценить обстановку, поглядеть, что там, и остаться в живых?
С ответом робот замешкался.
– Сомневаюсь. Конечно, вы можете проверить пробы воздуха и принять решение сами. Однако за восемь лет, истекших с момента вашего ухода, положение дел с каждым днем ухудшалось. Вы сильно недооцениваете опасность, грозящую вам наверху. В последнее время срок жизни любого движущегося объекта катастрофически сократился. Противником разработано множество новых типов снарядов, реагирующих на движение. Новая мина не просто распознает движущийся объект, но и преследует его неопределенно долгое время, пока наконец не настигнет. К тому же радиоактивные загрязнения наблюдаются повсеместно.
Франкс, странно сузив глаза, переглянулся с Моссом.
– Понятно. Ну что ж, вот и все, что мне хотелось выяснить. Можешь идти.
Робот двинулся к выходу, но на полпути задержался.
– Количество смертоносных частиц в атмосфере увеличивается каждый месяц. Темп войны постепенно…
– Да, я тебя понял.
Поднявшись, Франкс протянул руку и принял у Мосса сверток.
– И еще одно дело, пока ты не ушел. Вот новый металл для защитных экранов. Посмотри и оцени его. Я передам образец клещевым захватом.
Поместив сверток в зубастый зажим, Франкс взялся за рукояти и развернул клещевой захват на оси. Плюмбум по ту сторону переборки, вынув сверток из зажима, под взглядами всех троих развернул бумагу, окинул взглядом металлическую пластину, повертел образец в руках… и вдруг оцепенел.
– Порядок, – подытожил Франкс, толкнув плечом переборку.
Секция переборки скользнула вбок, и Тейлор невольно ахнул: Франкс с Моссом поспешили к плюмбуму со всех ног!
– Боже правый! – воскликнул он. – Но он же радиоактивен!
Плюмбум, не двигаясь с места, сжимал металлическую пластину в руках. Вбежавшие в зал солдаты окружили робота и принялись старательно, не пропуская ни дюйма, водить счетчиками вдоль и поперек его туловища.
– О’кей, сэр, – доложил один из них Франксу. – Холоден, как долгий зимний вечер.
– Прекрасно. Я был в этом уверен, однако риск тут недопустим.
– Вот видишь, – сказал Тейлору Мосс, – плюмбум вовсе и не горяч. Хотя явился сюда прямо с поверхности, минуя даже помывку.
– Но что это значит? – в недоумении спросил Тейлор.
– Возможно, случайность, – ответил Франкс. – Вероятность того, что некий объект, побывав наверху, не подвергся облучению, исключать тоже нельзя. Однако, насколько нам известно, подобное наблюдается уже второй раз. А сколько случаев мы могли проглядеть?
– Второй раз?
– Да. Впервые подобное было замечено во время предыдущего опроса. Тот плюмбум тоже не излучал. Тоже был холоден, как и сегодняшний.
Мосс, вынув из рук робота металлическую пластину, аккуратно нажал на ее поверхность и снова вложил пластину в неподвижные, послушные пальцы плюмбума.
– Эта штука замкнула его накоротко, позволив нам подойти вплотную и все точно проверить. Секунда-другая, и он заработает снова. Идемте-ка назад, за переборку.
Все вернулись обратно, и свинцовая переборка сомкнулась за их спинами. Солдаты тоже покинули зал.
– Спустя еще два периода, – вполголоса сказал Франкс, – первая исследовательская группа будет готова выйти наружу. Поднимемся по Трубе в гермокостюмах, на самый верх… первыми из людей за восемь лет выйдем из-под земли!
– Вполне возможно, дело яйца выеденного не стоит, – заметил Мосс, – но я в этом сомневаюсь. Там, наверху, творится что-то странное. Вспомните: плюмбум утверждал, будто на поверхности все живое мигом изжарится, но сам-то чист. Концы с концами не сходятся.
Тейлор согласно кивнул, глядя на неподвижное металлическое создание сквозь смотровую щель. За время их разговора плюмбум ожил, зашевелился. Металл его туловища был погнут в нескольких местах, искорежен, усеян вмятинами, полировка почернела, обуглилась. Да, этот плюмбум явно провел наверху долгое, долгое время, повидал войну, разрушения, руины столь необъятные, что человеческому существу просто не охватить их умом. Долгое время он ползал, таился, прятался от врага в царстве радиации, смерти, в мире, где невозможна никакая жизнь…
А Тейлор только что прикасался к нему!
– Вы отправляетесь с нами, – внезапно сказал ему Франкс. – Хочу, чтоб и вы были рядом. Думаю, так, втроем, и пойдем.
На лице Мэри отразилась боль и испуг.
– Я так и знала. Признайся, тебя отправляют наверх?
Следом за Тейлором она вошла в кухню. Тейлор, присев к столу, отвел взгляд в сторону.
– Проект засекречен, – уклончиво ответил он. – Рассказывать о нем хоть что-нибудь я не вправе.
– И не рассказывай. Я и без этого все знаю. Как только ты вошел, так сразу же все и поняла. Лицо… сколько лет я таких выражений на лицах не видела… прежних, из мирных времен…
Шагнув к Тейлору, Мэри дрожащими руками коснулась его щек, развернула лицом к себе. Взгляд ее исполнился странной, неизбывной тоски.
– Но как же тебя пошлют на поверхность? Ведь выжить там невозможно! Взгляни, взгляни сюда!
Схватив газету, Мэри развернула ее перед Тейлором.
– Взгляни на фотографии! Америка, Европа, Азия, Африка – всюду сплошные развалины. И на демоэкранах каждый день то же самое. Все уничтожено, заражено… а тебя посылают наружу. Зачем? Там же не уцелеет ничто живое, даже травинка или сорняк! Земля погублена, не так ли? Не так ли?!
Тейлор поднялся на ноги.
– Таков приказ. Больше мне ничего не известно. Предписано прибыть в срок и присоединиться к разведывательному отряду – вот и все, что я знаю.
Долгое время стоял он, глядя перед собой, а затем неторопливо потянулся за газетой и поднес ее ближе к свету.
– С виду все это настоящее, – пробормотал он. – Развалины, шлак, никакой жизни… убедительней некуда. Все эти донесения, фотографии, киносъемки, даже пробы воздуха… однако сами мы ничего этого не видели. Ну разве что в первые месяцы, а вот после…
– О чем ты таком говоришь?
– Так, ни о чем. Мысли вслух. – Тейлор отложил газету. – Отбуду я рано, сразу же после Периода Сна. Идем-ка на боковую.
Мэри отвернулась. Лицо ее сделалось суровым, жестким, как камень.
– Делай что хочешь. С тем же успехом мы все могли бы подняться наверх и умереть сразу, вместо того чтоб медленно помирать тут, под землей, будто крысы в норах.
Сколько лет прошло, а Тейлор даже не подозревал, насколько она обижена! А что, если точно так же настроены все вокруг? Что на уме у рабочих, без конца, день и ночь рвущих жилы на фабриках? У всех этих сгорбленных, бледнокожих, безликих людей, нога за ногу плетущихся на работу, а после домой, щурящихся в бесцветном сиянии ламп, питающихся синтетикой…
– Ну, что ты, – сказал он. – Не стоит так огорчаться.
Мэри слегка улыбнулась, но сразу же отвернулась в сторону.
– Мне горько, потому что я знаю: назад ты не вернешься. Поднимешься туда, наверх, и больше я тебя не увижу.
– Что? – Тейлор в изумлении поднял брови. – Да как тебе только в голову такое пришло?
Жена не ответила.
Разбудил его диктор публичной сети вещания, вопящий снаружи, за стеной, но словно бы в самое ухо:
– Экстренный выпуск последних известий! Вооруженные силы с поверхности докладывают о массированной атаке Советов с применением новых видов оружия! Отступление ключевых групп! Всем рабочим подразделениям немедленно явиться на фабрики!
