Филип К. Дик
Исповедь недоумка
«Как все это похоже на его комнату в дни юности», – подумала я. Во время войны, когда Джека призвали на службу, мы вошли в его берлогу и уничтожили собранный хлам. Естественно, когда через несколько месяцев брат вернулся домой (ему дали медицинское освобождение из-за аллергии и приступов астмы), он ужасно расстроился и после нескольких припадков впал в долгую депрессию. Он был привязан к тем вещам. Чуть позже, едва поправив здоровье, Джек уехал в другой город, снял комнату и вместо каких-то разумных увлечений начал все заново.
Мы усадили Джека на заднее сиденье среди его коробок. Когда Чарли выехал на трассу, ведущую на север, я стала гадать, во что превратится наш дом после того, как в нем поселится (пусть даже на несколько дней) мой чокнутый брат. В конце концов мы выделили ему кладовку. Дети давно уже превратили ее в кладбище для сломанных игрушек. Он просто не мог испортить там что-то. И действительно, ущерб оказался небольшим! Джек разрисовал все стены цветными мелками, измазал глиной занавески и диванные подушки, разлил краску на бетонном полу патио, спрятал в шейкере носки и забыл о них на месяц, дважды высморкался в суп, упал, когда нес в гараж большую вазу, и, открывая банку с сардинами, едва не выковырял себе полглаза. Он напоминал мне детеныша какого-то грязного животного, лишенного инстинктов и разума, небольшую зверушку, которая гадила под себя при первой же возможности. Я не прощала этого даже детям, хотя понимала, что в юном возрасте они все поступают подобным образом.
Мы с Чарли занимали переднюю часть дома, а дети заднюю. Дюйм за дюймом они превращали свою половину в подобие свалки. Время от времени мы с миссис Мендини врывались туда, наводили тотальный порядок, сжигали все лишнее в печи для мусора, и процесс захламления начинался заново. Появление Джека ничего не изменило. Он просто увеличил степень хаоса, добавив свое дерьмо к тому, что уже существовало.
Конечно, мой брат физически был взрослым мужчиной, и меня беспокоило, как он будет вести себя с девочками. Сама я годами боялась его и никогда не знала, что он скажет или сделает через минуту. Его безумные идеи могли вылиться во что угодно. Возможно, он воспринимал фонарные столбы как представителей законной власти, а полицейских как емкости для виски и вина. В детстве он верил, что головы людей могли отваливаться от тел. Джек сам рассказывал нам об этом. И я знала, что он считал своего учителя геометрии большим петухом, одетым в костюм. Эту идею он подцепил, посмотрев старый фильм с Чарли Чаплином. Конечно, тот учитель действительно напоминал петуха, особенно когда он прохаживался перед доской на уроках.
Но, допустим, Джек поддался бы безумию и съел соседскую овцу. В сельской местности убийство чужих животных считалось серьезным преступлением. Во всяком случае, хищников или собак, нападавших на овец, всегда расстреливали без промедления. И даже если ломать шеи соседским ягнятам начинал фермерский парень, его убивали… Хотя никто не мог понять, почему это случалось так часто – наверное, какой-то сельский аналог случаев, когда городской подросток бьет витрины или прокалывает шины ножом. Вандализм в наших краях, как правило, карался смертью, потому что фермеры измеряли свою собственность не деньгами, а выводком гусей и кур, стадами коз, коров и овец. Справа от нас жили Ленднерсы, старая пара, разводившая коз. Они часто резали своих животных и питались их мясом, готовя то козье жаркое, то суп. Однако другие фермеры заботились о породистых овцах и коровах лучше, чем о собственных жизнях. Они травили крыс, стреляли лис, енотов и чужих собак, посягавших на их территорию. Я даже видела во сне кошмар, в котором Джека пристрелили темной ночью, когда он проползал под колючей проволочной изгородью, сжимая в зубах баранью ляжку.
Одним словом, вернувшись в Дрейкз-Лендинг, я мучилась тревожными фантазиями по поводу Джека, хотя следует признать, что мой брат вел себя вполне уравновешенно. В любом случае убийства животных были обычным аспектом сельской жизни. Мне не раз доводилось сидеть в гостиной, слушать пластинки с музыкой Баха и наблюдать через стеклянную стену, как на ранчо с другой стороны поля старый фермер, в ботинках, шляпе и в испачканных навозом джинсах, убивал топором бродячую собаку, которая нюхала угол его курятника. В такой ситуации вам остается лишь слушать Баха и пытаться читать «Одержимых любовью». Да мы и сами резали гусей, когда наступало время пускать их на мясо, а наша колли ежедневно убивала сусликов и белок. По крайней мере раз в неделю мы находили у передней двери обглоданную голову оленя, принесенную собакой из мусорной кучи какого-то соседа.
Конечно, не просто было терпеть такую ослиную задницу, как Джек. Он постоянно крутился под ногами. Чарли почти не замечал его: мой муж проводил все дни на заводе, по вечерам работал в студии над чертежами, а по выходным трудился во дворе, возясь с бензопилой или мини-трактором. Наблюдая за братом, слонявшимся вокруг дома, я начала осознавать, насколько мы, сельские жители, замкнуты в тесном пространстве. Вам некуда уехать и некого навестить: вы просто весь день сидите дома, читаете, суетитесь по хозяйству или заботитесь о детях. Когда и куда я выезжала из дома? По вторникам и четвергам у меня курсы по лепке в Сан-Рафаэле. Вечерами по средам я веду в «Синичке» занятия, где учу старшеклассниц печь хлеб и вязать плетеные циновки. Каждый понедельник утром езжу в Сан-Франциско к доктору Эндрюсу, моему психоаналитику. По пятницам у меня запланированы поездки в Петалуму – там в «Пьюрити-маркет» я покупаю продукты.
Каждый вторник по вечерам курсы современных танцев. Вот и все, если не считать поездок на пляж по выходным дням и редких ужинов с Файнбергами и другими соседями. Самым захватывающим событием за все эти годы был случай, когда на дороге в Петалуму автомобиль Элис Хатфилд врезался в тюк сена, упавший с грузовика. В аварии пострадали трое ее детей. И еще где-то через пару лет лесорубы в Олеме избили четверых подростков. Вот, пожалуй, и все. Это вам не город, а провинциальная глушь. Там, где мы жили, людям жутко везло, если им удавалось купить ежедневные «Новости Сан-Франциско». Здесь газеты не доставляются на дом. Вам нужно ехать в «Мэйфер-маркет» и покупать их с прилавка.
Но я лучше вернусь к рассказу о Джеке. Когда мы проезжали через Сан-Франциско, он оживился и начал высказываться о зданиях и транспорте. Большой город оказал на него нездоровое воздействие. Заметив ряд крохотных магазинов вдоль Мишен, он попросил остановиться, но Чарли сделал вид, что не расслышал, и мы выехали из района Южного рынка в кварталы Ван-Несс. Мой муж глазел на витрины автосалонов с выставленными импортными жестянками. Джек скучал и ковырял в носу. Когда мы выбрались на мост «Золотые Ворота», никто из них даже слова не сказал о прекрасном виде на город, залив и Марин Хиллс. Эти парни не понимали эстетики. Чарли оценивал все с финансовой точки зрения, а Джек… Бог его знает, с какой… Он признавал лишь что-то необычное, как дождь из лягушек и тому подобные чудеса. А этот потрясающий вид был для них пустой тратой времени. Но я любовалась им до самого конца, пока мы не выехали за холмы и не помчались мимо унылых поселков; Мил-Вэли и Сан-Рафаэль, на мой взгляд, ужасные места, дыра дырой, с грязью и смогом, где трактора и бульдозеры постоянно ровняют дороги для новых автострад.
Плотный транспортный поток заставил нас притормозить. На черепашьей скорости мы протащились через Росс и Сан-Ансельмо. Замелькали дома и магазины Фэрфакса, затем потянулись первые пастбища и каньоны. Вместо заправочных станций на обочинах появились коровы.
– Как тебе сельская местность? – спросил Чарли у Джека.
– Пустынно, – ответил мой брат.
– Это рай для тех, кому нравится жить в навозе с коровами, – с внезапной злостью проворчала я.
– У коров четыре желудка, – отозвался Джек.
Уайтс-Хилл впечатлил его своими крутыми и извилистыми подъемами, а затем на другой стороне, прямо под нами, раскинулась долина Сан-Джеронимо, и, наверное, каждый из нас почувствовал восторг от этой красоты. Трасса была прямой как стрела; Чарли гнал «Бьюик» под восемьдесят пять, и теплый полуденный ветер освежал наши лица и выдувал из машины городской запах заплесневевшей бумаги и старого белья. Поля вдоль дороги стали рыжевато-коричневыми от засухи, но в дубовых рощах между гранитными валунами видны были полевые цветы и зеленая трава.
Мне хотелось бы жить здесь, но земля вблизи от Сан-Франциско стоила огромных денег, а в летнее время рев машин становился просто невыносимым: дачники направлялись в Лагунитас, в коттеджи и пансионы; дома на колесах тянулись вереницей на всем пути до Тейпор-парка. Мы тоже проехали через Лагунитас мимо знаменитого большого универсама. Затем дорога резко свернула, Чарли, как всегда, зазевался, и ему пришлось давить на тормоза. Нос «Бьюика» едва не пропахал бетон. Чуть позже мы въехали в рощу мамонтовых деревьев, где теплый солнечный воздух сменила влажная мгла. Пахло хвоей и папоротником, который рос здесь в темных местах.
Когда мы проезжали мимо большой поляны, Джек привстал, и выгнув шею, указал мне на несколько столов, расставленных вокруг жаровен для барбекю.
– Эй! – крикнул он. – А это не здесь мы однажды устраивали пикник?
– Нет, – ответила я. – То было в Мьюр-Вудс, когда тебе исполнилось девять лет.
Через полчаса мы достигли холмов, возвышавшихся над Олемой и Томалес-Бей. Похоже, Джек начал понимать, что мы перевезли его из города в сельскую местность. Он с удивлением смотрел на покосившиеся ветряные мельницы и покинутые особняки с заколоченными окнами, на кур в пыли у дороги перед деревянными домами и на такие неотъемлемые признаки современных ферм, как бутановые цистерны, стоявшие на задних дворах. Перед Инвернес-Вай справа от дороги был вкопан столб с предложением услуг фирмы, занимающейся бурением артезианских колодцев.
Когда мы пересекали Пэйпер-Милл-Крик, где под мостом сидели рыбаки на лодках, Джек заметил белую цаплю, стоявшую на болотистом берегу. Он заявил, что впервые видит такую крупную птицу.
– Ну что ты врешь, – сказала я. – Ты сам показывал мне голубую цаплю. А однажды в заливе около Эстеро мы с тобой насчитали восемнадцать диких лебедей.
Проехав Дрейкз-Лендинг, Чарли свернул на узкую Со-Милл-Роуд и направился к нашему дому.
– Как тут тихо! – сказал Джек.
– Да, – согласился мой муж. – По вечерам ты будешь слышать только грустное мычание коров.
– Оно похоже на плач динозавров, застрявших в болоте, – добавила я.
У последнего поворота дороги я показала Джеку сокола, который сидел на телефонных проводах. Эта птица годами торчала на одном и том же месте, изредка взлетая и охотясь на лягушек и кузнечиков. Иногда она выглядела гладкой и лоснящейся, иногда линялой и потрепанной. А у наших соседей Холлинанов зимородок, живший в кипарисовой роще, переловил в пруду всех золотых рыбок. И еще совсем недавно на холмах Томалес-Бей встречали лосей и медведей. Прошлой зимой Чарли увидел в свете фар огромную черную ногу на краю дороги. Какой-то крупный зверь удрал в подлесок, и это явно был медведь или, возможно, человек, надевший ради шутки медвежью шкуру.
Я не стала пересказывать Джеку историю с черной ногой. Зачем снабжать его местными мифами, если он тут же переделает их в свои «научные факты»? И тогда вместо медведя или лося, забравшегося ночью в огород, чтобы полакомиться ревенем, появятся марсиане, чьи летающие тарелки приземлились в Инвернес-парке. Кстати, там уже существовала группа уфологов. Если они узнают о Джеке, то быстро втянут его в свою компанию, заставят дважды в неделю посещать их собрания и вовлекут в исследования гипноза, реинкарнации, дзен-буддизма, экстрасенсорного восприятия и, конечно же, НЛО.
(пять)
Парень и девушка (оба в джинсах и оранжевых свитерах с высоким воротом) прислонили велосипеды к стене аптеки и сблизили головы. Девушка поплевала на палец и вытащила соринку из глаза юноши. Они о чем-то заговорили. Ее лицо, обращенное в профиль, с высоким лбом и локонами каштановых волос, походило на чеканку со старых монет, кажется, двадцатых годов или даже прошлого века. Архаический контур, аллегорический облик: мягкий, созерцательный и нежный. Волосы мужчины были коротко подстрижены. Черная шапочка. Такое же стройное тело, как и у девушки. Хотя он выглядел немного выше.
Фэй сидела рядом с Чарли на переднем сиденье «Бьюика» и смотрела через ветровое стекло на влюбленных велосипедистов.
– Я должна познакомиться с ними, – сказала она. – Сейчас я выйду и приглашу их к нам в гости на бокал мартини.
Она стала открывать дверь машины.
– Как они красивы, правда? Словно герои Ницше.
На ее лице появился охотничий азарт. Она не могла позволить им уйти. Чарли видел, как она смотрела на эту пару. Словно хищная птица, Фэй следила за каждым их движением. Она ни на секунду не теряла их из виду.
– Останься здесь, – сказала она, выходя из машины.
Когда Фэй закрывала дверь, ее сумочка на длинном кожаном ремне качнулась, ударилась о стекло, и на гравий стоянки из нее выпали солнечные очки, приобретенные за большие деньги по особому рецепту. Она торопливо подняла их, нисколько не интересуясь, остались ли они целы. Ей так не терпелось познакомиться с парнем и девушкой, что она побежала к ним, как дворовая шавка. При ее стройных ногах это выглядело вполне грациозно. Фэй бежала с чувством собственного достоинства, учитывая то впечатление, которое она могла произвести на возможных свидетелей ее импульсивного поступка.
Чарли высунулся из окна машины и крикнул:
– Подожди.
Она остановилась и повернулась к нему.
– Вернись, – сказал он напряженным, но спокойным тоном, как будто Фэй шла в магазин и ему хотелось напомнить ей о каких-то продуктах.
Она покачала головой.
– Иди сюда, – рявкнул Чарли, выходя из машины.
Фэй не сдвинулась с места. Скривив губы в злой усмешке, она ждала, когда муж подойдет к ней поближе.
– Черт бы тебя побрал, тупой придурок, – сказала она. – Они сейчас сядут на велосипеды и уедут.
– Пусть уезжают, – ответил Чарли. – Это незнакомые люди.
Ее внезапный интерес к ним и странная одержимость пробудили в нем смутные подозрения.
– Какое тебе до них дело? Они еще дети. От силы восемнадцать-двадцать лет. Наверное, решили искупаться в бухте.
– Мне кажется, брат и сестра, – сказала Фэй. – А если это семейная пара, то они, наверное, проводят медовый месяц. Я не видела их раньше. Скорее всего, гостят у кого-то из местных. Интересно, у кого? Ты не видел, откуда они приехали? С какого конца города?
Она с тоской смотрела на парня и девушку, которые, сев на велосипеды, направлялись к трассе номер один.
– Возможно, они совершают велотурне по всем Соединенным Штатам, – продолжала она, прикрыв глаза ладонью, чтобы солнце не мешало видеть.
Когда молодая пара исчезла за поворотом дороги, Фэй вернулась вместе с ним к машине. По пути домой она только о них и говорила.
– Я могу зайти на почту и спросить у Пита. Он знает всех в нашей округе. И еще нужно позвонить Флоренс Родес.
– Черт бы тебя побрал, – огрызнулся Чарли. – Зачем ты хочешь с ними встретиться? Пофлиртовать? С кем именно? С обоими?
– Они такие милые, – не унималась Фэй. – Похожи на ангелов, упавших с небес. Если я не познакомлюсь с ними, то умру.
Она говорила спокойно и серьезно, без всякой сентиментальности.
– При следующей встрече я подойду к ним и скажу начистоту, что не смогла удержаться от знакомства с такими красивыми и очаровательными людьми. А затем я расспрошу их как следует, кто они такие и зачем, черт возьми, приехали сюда.
Чарли погрузился в мрачную меланхолию.
– Ты просто спятила от одиночества. Живешь в глуши, где не с кем завести знакомство.
– Вот поэтому я и хочу подружиться с ними, – ответила Фэй. – Разве ты на моем месте поступил бы иначе? Ты же знаешь, как мне нравится принимать гостей. Без них любой ужин превращается в обычную кормежку детей, мытье посуды, выколачивание ковриков и вынос мусора.
– Короче, ты жаждешь общения.
Его слова вызвали у жены саркастический смех.
– Мне безумно хочется общаться. Я схожу с ума от серых будней. Думаешь, почему я провожу все дни на огороде? Почему хожу по дому в синих джинсах?
– Ох, уж мне эти матроны Марин-Каунти, – полушутя, полусердито ответил Чарли. – Маются от безделья, а когда соберутся вместе, то под кофе перемывают косточки друг другу.
– Неужели ты действительно считаешь меня такой провинциалкой?
– Нет-нет, – ответил он. – Ты была королевой колледжа. Ты руководила университетским женским клубом, затем вышла замуж за состоятельного бизнесмена, переехала в Марин-Каунти и записалась на курсы современного танца.
Кивнув, Чарли указал на белое трехэтажное здание, в котором проводились занятия танцевальной группы.
– Культурные мероприятия для фермеров и молочниц, – добавил он.
– Чтоб ты сдох! – сказала Фэй.
Всю остальную часть поездки они молчали и смотрели на дорогу, принципиально игнорируя друг друга. Когда Чарли припарковал машину на подъездной аллее перед домом, Фэй вышла и раздраженно всплеснула руками.
– Кто-то из девочек опять не закрыл дверь!
Из открытого дверного проема торчал хвост колли. Фэй направилась в дом, оставив Чарли в одиночестве.
«Что так встревожило меня, – подумал он. – Ее реакция на молодую пару? Но почему? Я знаю, почему. Это явный признак, что ей чего-то не хватает. Она не получает того, что хочет. Все верно. Оба мы недовольны нынешней жизнью. Мы изнываем от тоски и жажды общения…»
Он первый заметил парня и девушку и указал на них жене. Мягкие пушистые свитера. Теплые цвета. Чистая кожа и свежесть лиц. О чем они беседовали? Девушка гладила парня по щеке, успокаивая его и стараясь развеселить… Стоя субботним днем у аптеки Томалес-Бэй, они пребывали в своем уединенном мире. И никто из них не потел под палящим солнцем… Вряд ли они заметили нас. Для них мы были мимолетными тенями, скользившими мимо и уплывавшими в никуда.
На следующий день, покупая марки на почте, он снова встретил ту молодую пару на велосипедах. На этот раз Чарли приехал в поселок один, оставив Фэй дома. Он увидел, как юноша и девушка появились на углу улицы и свернули на обочину, чтобы решить какой-то вопрос. Ему внезапно захотелось выбежать из здания и предложить им свою помощь. Он мог бы задать этой паре несколько вопросов: «Заблудились? Пытаетесь найти кого-то?» К сожалению, здесь нет номеров на домах. Что поделаешь! Слишком маленький поселок.
Однако он не поддался порыву и не вышел на улицу. Парень и девушка сели на велосипеды и скрылись из виду. Чарли вдруг почувствовал ужасную пустоту под сердцем. «Как плохо, – подумал он. – Я упустил еще одну возможность. Если бы Фэй была здесь, то она бы пробкой вылетела за дверь. Именно этим мы и отличаемся друг от друга. Я думаю, а она делает. Пока я пытаюсь найти решение проблемы, она уже действует. Без всяких размышлений и проволочек. Вот почему я восхищаюсь ею. Вот где она превосходит меня. И в тот момент, когда мы с ней встретились… Я просто стоял бы там и смотрел на нее, желая познакомиться. А она заговорила со мной и спросила что-то о машине. Без смущения и колебаний».
До него вдруг дошло, что, если бы в 1951 году Фэй не заговорила с ним в бакалейном магазине, они бы никогда не познакомились. И тогда не было бы свадьбы, не было бы Бонни и Элси, не было бы дома. Он не переехал бы в Марин-Каунти. Ну и дела! Это она устроила нашу жизнь, понял Чарли. Она контролирует мою судьбу, пока я зарабатываю деньги и позволяю ей помыкать собой. О господи! Она использует меня! Надела ошейник и ведет на коротком поводке. Сначала завладела мной, затем заставила построить дом! Все мои деньги ушли на поддержание этого чертова особняка со всеми его дурацкими наворотами. Он истощил мой капитал и мои физические силы! Он пожирает меня и плоды моих трудов. А кто получает выгоду? Кто угодно, но только не я. Взять, к примеру, тот случай, когда она избавилась от моего кота.
Как-то раз он нашел на заводском складе кота. Отнес его в офис и начал подкармливать остатками ланча и консервами, которые специально покупал в универсаме. Это был большой и пушистый серо-белый кот. Через год он так привязался к Чарли, что везде ходил за ним по пятам на потеху рабочих завода. Он ни к кому не ластился и признавал только своего хозяина. Однажды Фэй зашла в офис Чарли и увидела кота. Она заметила их дружбу и взаимную симпатию.
– Почему ты не привезешь его домой? – спросила она, внимательно разглядывая животное, которое вальяжно разлеглось на столе.
– Пусть остается здесь, – ответил Чарли. – За компанию. Чтобы мне не было скучно вести документацию по вечерам.
– А как его зовут?
Она попыталась погладить кота, но тот настороженно отпрыгнул от нее.
– Я назвал его Толстым.
– Почему?
– Потому что он жрет все, что ему дают.
Чарли вдруг почувствовал раздражение, словно его поймали за неприличным делом, недостойным взрослого мужчины.
– Девочки будут в восторге, – сказала Фэй. – Ты же знаешь, как они хотели кота. Бинг для них слишком большой, а та морская свинка, которую им подарили в музее, только и делает, что постоянно гадит и где-то прячется.
– Нет-нет. Он испугается собаки и убежит из дома.
– А я сказала, привези! – потребовала Фэй. – Мы какое-то время подержим его запертым внутри. Я буду давать ему вкусную еду. Он скоро привыкнет. Ты приходишь сюда вечерами раз в неделю. Сам подумай, как ему скучно. А там у него будет теплый дом, кошачьи деликатесы и объедки от мясных блюд…
Она снова вытянула руку и почти насильно погладила кота.
– Мне он тоже очень нравится.
В конце концов она уговорила его. Хотя уже тогда, наблюдая за тем, как Фэй гладила животное, он понимал, что на самом деле она не хотела держать кота в доме. Она просто ревновала, потому что у Чарли появилось любимое существо, обитавшее вдали от нее. Он держал кота на заводе отдельно от их совместной жизни, и для Фэй это было невыносимо. Она пыталась втянуть кота в свой мир. Она должна была сделать его своей «вещью», зависимой от нее и подвластной ей. Мысленно он увидел мимолетную картинку, в которой Фэй отнимала кота, забирала его себе, баловала и кормила, укладывала спать на колени. И не потому, что она любила его, нет! Для нее было важно считать это животное «своим», принадлежащим только ей.
Вечером он сунул кота в коробку и привез его домой. Девочки действительно обрадовались. Они поили Толстого молоком и кормили его норвежскими сардинами из банки. Кот проспал ночь на кушетке и явно остался доволен. Колли держали запертой в ванной комнате, чтобы животные не входили и не контактировали друг с другом. Все следующее утро Фэй заботилась о коте так, словно души в нем не чаяла. Но когда вечером Чарли вернулся с работы, он увидел открытую переднюю дверь, и мрачное предчувствие подсказало ему, что случилось. Он нашел жену на патио, где она сидела в кресле и что-то вязала.
Чарли спросил, почему дверь оставили открытой.
– Ты же знаешь, что кот живет у нас только два дня.
– Ему захотелось выйти, – ответила Фэй.
Ее взгляд терялся под большими солнечными очками.
– Он начал кричать, и девочки решили выпустить его. Да что ты волнуешься? Он просто гуляет где-то. Наверное, охотится за белками под кипарисами.
Чарли несколько часов бродил вокруг с фонариком и звал кота, надеясь увидеть его хотя бы издали. Но все было напрасно. Толстый ушел. Фэй вообще не тревожилась. Она спокойно подала ужин. Девочки, похоже, уже забыли о зверьке. Их головы были заняты другим: какой-то мальчик пригласил их в воскресенье на свой день рождения. Чарли сердито проглотил предложенную пищу и вновь собрался на поиски. Его душило отчаяние.
– Не суетись, – сказала Фэй, доедая десерт. – Он взрослый кот, и с ним ничего не случится. Вернется утром как миленький. Или убежит обратно на завод.
– До Петалумы двадцать пять миль! – в бешенстве крикнул Чарли. – Как он найдет туда дорогу?
– Для умных котов и тысяча миль не помеха.
Толстый не вернулся. Они больше не видели его. Чарли дал объявление в «Бейвуд-пресс», но никто не отозвался. Он целую неделю объезжал вечерами окрестности и звал кота. Естественно, безрезультатно. Все это время он интуитивно знал, что Фэй сделала это нарочно – забрала кота домой и заставила его уйти. Избавилась от него из-за ревности.
Однажды вечером он сказал ей:
– Ты не выглядишь особенно расстроенной.
– Чем? – взглянув на него поверх глины, спросила она.
Фэй сидела за большим обеденным столом и лепила садовую чашу. Она выглядела весьма соблазнительно в своем синем коротком халатике, шортах и сандалиях. На краю стола дымилась ее сигарета, постепенно превращавшаяся в пепел.
– Исчезновением кота, – ответил он.
– Девочки очень расстроились, но я сказала им, что коты приспособлены к дикой жизни больше, чем другие домашние животные, которые теряются или убегают от своих хозяев. Вокруг на полях много сусликов и кроликов…
Смахнув волосы с бровей, она беспечно добавила:
– Возможно, твоему коту понравилось странствовать и он сейчас резвится где-то в зарослях. Говорят, что многие из них находят какой-то запах и идут по следу, пока не заблудятся.
– Ты почему-то не упоминала об этом, когда просила привезти его сюда, – с упреком сказал Чарли.
Она даже не потрудилась ответить. Ее сильные красивые пальцы лепили глиняную вазу. Чарли смотрел на нее и удивлялся тому, сколько силы она вкладывала в лепку. Ее сухожилия натягивались и проступали под кожей. Мышцы рук напрягались и принимали рельефную форму.
– В любом случае ты был излишне привязан к нему, – взглянув на притихшего мужа, сказала она. – Такое эмоциональное отношение к животному свидетельствует об отклонениях психики.
– Значит, ты нарочно избавилась от него? – повысив голос, спросил Чарли.
– Нет! Что ты! Я просто комментирую ситуацию. Возможно, даже лучше, что он убежал. Ты вел себя с ним как одержимый, и это больше не могло так продолжаться. Бог мой! Он был обычным котом! Понимаешь? У тебя есть жена и двое детей, а ты возился с каким-то животным.
Острое презрение, прозвучавшее в голосе Фэй, заставило его задрожать. Это был ее самый эффективный тон – сарказм и авторитарность. Он напоминал ему школьных учительниц, мать и всю свору назидательных баб, портивших его жизнь. Не в силах больше сдерживать гнев, он вышел из комнаты и поехал в поселок, чтобы купить вечернюю газету.
Вспомнив о Толстом, Чарли вновь ощутил невыносимое чувство одиночества. Он купил марки, вернулся к машине и вдруг с удивлением осознал, что его нерешительность в отношении парня с девушкой каким-то образом переплелась с потерей кота. Разрыв отношений между живыми существами… Пропасть между ним и Фэй. «Почему все так происходит», – спросил он себя, садясь в машину. И со злостью ответил:
– Пошла она к черту!
Чарли автоматически нажал на газ и, едва не врезавшись в столбик ограждения, выехал со стоянки на улицу. Проезжая мимо универсама, он увидел у грузового пандуса два оставленных велосипеда. Это были их велосипеды! Молодая пара была в магазине. Не раздумывая, он остановился на обочине, выпрыгнул из машины и побежал через улицу. Открытая дверь вела в прохладный полумрак старого здания, с рядами стоек для овощей, с витринами винных бутылок и с полками для газет и журналов.
Он увидел их в задней части торгового зала у стеллажей с консервированными овощами. Чарли торопливо направился к ним. Он должен был подойти к этой паре во что бы то ни стало. Иначе совесть будет терзать его несколько месяцев. Фэй точно не простит… Пока он приближался к незнакомцам, те наполняли проволочную корзину пакетами, банками и батонами хлеба.
– Привет, – сказал он.
Его лицо и уши пылали от смущения. Парень и девушка с изумлением повернулись к нему.
– Послушайте, – сказал он, теребя пряжку пояса и робко поглядывая на них. – Мы с женой заметили вас вчера в поселке… Точнее, позавчера… А сами мы местные и живем в Дрейкз-Лендинг в пяти милях от дороги за каналом, если ехать мимо Инвернес-парка. Моя жена страшно хочет познакомиться с вами.
Он взволнованно вздохнул и тут же добавил:
– У нас есть конь. Если хотите, можете покататься. Я это к тому, что приглашаю вас в гости… Перекусим чего-нибудь… Выпьем. Может, вы даже согласитесь остаться на ужин?
Парень и девушка молча обменялись взглядами. Затем они отошли в сторонку, тихо посовещались между собой и пришли к общему мнению.
– Мы только недавно обосновались здесь, – мягким и нежным голосом сказала девушка.
– Вы молодожены? – поинтересовался Чарли.
Они кивнули. Парень и девушка вели себя немного замкнуто, но были явно польщены его вниманием.
– Вам будет трудно познакомиться с местными жителями, – сказал им Чарли, чувствуя огромное удовольствие от того, что смог наладить общение.
Да, он навел мосты, и Фэй сполна оценит это.
– У вас есть машина? Ах да! Вы же приехали на велосипедах. Я, кстати, и нашел вас по ним.
Он поморщился, услышав свой смех.
– Мы можем положить их в багажник машины.
Парень и девушка не торопясь закончили выбирать продукты. Чарли терпеливо ожидал их у двери, покуривая сигарету и не спуская глаз с молодых людей. Чуть позже все трое пошли к велосипедам и затем к его машине.
Парня звали Натом Энтайлом, а его жену Гвен. Нат работал на полставки в небольшой конторе в Мил-Вэли и занимался продажей земельных участков. По вечерам он возвращался в Пойнт-Рейс и до ночи сидел над учебниками. Энтайл проходил заочное обучение на втором курсе Чикагского университета. После окончания учебы он должен был получить степень бакалавра по истории.
– И что это вам даст? – спросил Чарли.
– Образование, – смущенно ответил Натан. – Возможно, я устроюсь в школу учителем истории.
– Мой муж занимается больше для собственного развития, чем для заработка денег, – добавила Гвен. – Мы хотим быть в курсе того, что происходит в мире.
– А я изготавливаю всякие металлические штуки, – сказал Чарли. – Только пусть это не вводит вас в заблуждение. Мы относимся к местной интеллигенции. Моя жена ведет активную общественную деятельность и несет культуру в массы. Она участвует во всех мероприятиях, которые происходят в Марин-Каунти.
– Мы будем иметь это в виду, – кивнула Гвен.
– Сейчас она посещает курсы современного танца, – добавил Чарли. – Что касается меня, то я являюсь членом местного яхт-клуба. А дома у нас полно всякой техники. Некоторые агрегаты встроены прямо в стены. Мы сами занимались планировкой, то есть нанимали архитектора. О господи! Этот особняк обошелся мне почти в сорок тысяч долларов. Подождите немного! Сами все увидите! Дому только четыре года. И еще у нас десять акров земли.
