Филипп Доллингер
Ганзейский союз. Торговая империя Средневековья от Лондона и Брюгге до Пскова и Новгорода
Экономическая экспансия в первой половине XIV в.: Англия
Несмотря на политический кризис, первая половина XIV в. характеризовалась устойчивым экономическим ростом Ганзы. К сожалению, нам мало известно о периоде, который непосредственно предшествует периоду ее величайшего процветания. Статистических данных мало, протоколы нескольких региональных соборов не слишком информативны, а тексты охранных грамот почти не содержат подробностей.
И все же признаки растущей активности ощущались почти повсеместно. С прибытием большего количества иммигрантов продолжало расти население городов, и многие из них расширили свои границы. Мы уже отметили активность ганзейцев во Фландрии и их растущее влияние в Скандинавии. Что касается востока, в летописи 1311 г. упоминается, что город Псков захватил почти 50 тысяч мехов, принадлежавших немецким купцам. Зимой 1336/37 г. на «Немецком подворье» остановились 160 торговцев, что указывает на процветание новгородской конторы. Тевтонский орден в 1309 г., подавив остатки сопротивления в Пруссии, учредил свою штаб-квартиру в Мариенбурге; такой шаг способствовал развитию торговли, которая стала очень важной в конце XIV в. Но подобные сведения остаются весьма фрагментарными.
Однако есть один регион, где экономический рост Ганзы можно рассматривать гораздо подробнее, и этот регион – Англия. И здесь немцы сумели расширить привилегии, предоставленные им в XIII в. В 1303 г. Эдуард I пожаловал всем иностранцам, независимо от национальности, важную привилегию, известную под названием carta mercatoria (Купеческая хартия), которая компенсировала им рост таможенных пошлин на экспорт шерсти и шкур. Они освобождались от всех налогов и сборов в пределах королевства; им разрешалось селиться в любой части страны и там вести оптовую торговлю как с иностранцами, так и с местными жителями. Кроме того, иностранные купцы получали законные гарантии и защиту от посягательств королевских чиновников. Правда, столь широкие привилегии и льготы возбуждали настолько ожесточенное сопротивление английских купцов, что Эдуарду II пришлось их отменить. Конечно, гнев местных купцов вызывали в первую очередь итальянцы, ставшие самыми влиятельными из всех иностранцев в Англии. Зато немцам удалось добиться подтверждения своих привилегий и в конечном счете стать единственной группой, которая выгадала от Купеческой хартии. Кроме того, для них был отменен принцип коллективной ответственности в случае долгов или преступлений, совершенных одним из них. Наконец, Эдуард III, которому ганзейцы, предоставившие займы, помогли в 1327 г. взойти на престол вместо своего отца, был благосклонен по отношению к ним. В годы своего долгого правления он всячески отстаивал их интересы.
Рост операций, совершаемых в Англии ганзейцами в первой половине XIV в., среди прочего, свидетельствует о том, что все больше немцев переселялось в Англию на постоянное место жительства. Первые случаи приобретения английского гражданства, о чем имеются записи 1309 г., сначала принимали форму гражданства того или иного города. Так как подобный шаг сталкивался с практическими трудностями, начиная с 1324 г. королевская власть начала «натурализовать» иностранцев, предоставляя им равные права и экономические привилегии с английскими купцами на территории всей страны. В первую очередь такие услуги предоставлялись самым влиятельным из ганзейцев, кредиторам короля. Среди них были два выходца из видной Дортмундской семьи Зюдерман, а позже многие другие. В то время и позже, во второй половине XIV в., английское гражданство можно было сравнить с получением ганзейских привилегий, и такая форма натурализации, которая порождала более тесные отношения как с английскими купцами, так и с королевским двором, значительно расширяла влияние и сферу деятельности ганзейцев.
В то время ганзейцы в основном ввозили в Англию рейнское вино (на нем специализировались купцы из Кёльна), древесину и зерно из Пруссии, а также русские меха и воск. Следующий инцидент доказывает, насколько важным считали англичане импорт воска, монополией на который обладали немецкие купцы. В 1309 г. воска было мало, и цена на него выросла вдвое. Ганзейцев обвинили в заговоре против короля из-за того, что они якобы придерживают товар. Их подвергли допросу, и купцам лишь с большим трудом удалось доказать свою невиновность.
В то время английскими статьями экспорта были в первую очередь шерсть, а во вторую – металлы. Благодаря системе экспортных лицензий, установленной Генрихом III во время конфликта с Фландрией, а также таможенным сводкам, мы располагаем статистическими данными – первыми из доступных – о доле немцев в торговле шерстью. В 1273 г. из общего количества в 32 784 мешка шерсти, весивших примерно по 166 кг каждый, которые экспортировал 681 купец, 1440 экспортировали до 49 ганзейских купцов. Ганзейцы занимали в списке экспортеров только пятое место, значительно отставая от англичан (11 415), итальянцев (8000), французов вместе с фламандцами (7150) и купцов из Брабанта (3678). Их доля составляла 4,4 % от общей стоимости экспорта, или 6,7 %, если считать только иностранных купцов. Таким образом, их положение было довольно скромным; однако не следует забывать, что шерсть была для них лишь побочным промыслом. Через три года цифры оставались примерно такими же. В 1303 г. в Бостоне ганзейцы уплатили 33 % «новой пошлины» на экспорт шерсти, а в 1310–1311 гг. – 54 %. Максимум был достигнут в исключительные годы 1339–1342, когда ежегодный экспорт вырос до 3500 мешков.
С конца XIII в. некоторые ганзейцы, особенно вестфальские купцы из Дортмунда, по примеру итальянцев выступали также кредитными банкирами. Они давали взаймы небольшие суммы обычным лондонцам или значительные суммы – королям. Самый ранний известный пример относится к 1299 г., когда Эдуард I занял 500 марок стерлингов у группы ганзейцев, куда входил один уроженец Любека, один – Кёльна и один – Дортмунда. Сходным образом в 1317 г. Эдуард II несколько раз занимал разные суммы у различных членов семьи Ревеле из Дортмунда всего на 416 фунтов стерлингов.
Однако особую важность немецкие займы приобрели при Эдуарде III. Для того чтобы вести войну с Францией, королю требовались крупные суммы денег. Его главными кредиторами были англичане или итальянцы, но он обращался за финансовой помощью и к ганзейцам. В обмен он предоставил им экспортные лицензии на вывоз шерсти в мешках, урезал для них таможенные пошлины и передал им на откуп сбор пошлин у других. В 1338 г. он занял 1200 фунтов у четырех купцов из Дортмунда, двое из которых принадлежали к семье
Зюдерман, в обмен на что он предоставил им лицензию на экспорт 400 мешков шерсти. В том же году, во время триумфальной поездки вверх по Рейну, он занял 750 фунтов у четырех кёльнских купцов. Чуть позже он производил другие займы у купцов из Дортмунда – в одном случае речь шла о 5 тысячах фунтов. Суммы были сравнительно небольшими. Для сравнения можно вспомнить, что в 1339 г. он был должен 210 тысяч фунтов банкам Барди и Перуцци и 76 тысяч фунтов – англичанину Уильяму де ла Полу. В феврале он передал в залог большую корону архиепископу Трира за 50 тысяч гульденов, а позже – малую корону и корону королевы разным кёльнским финансистам почти за 10 тысяч гульденов (более 1500 фунтов).
Для того чтобы эффективнее отстаивать свои интересы, его немецкие кредиторы в 1339 г. образовали консорциум, куда входило не менее 13 участников. Большинство из них были крупными вестфальскими купцами. С ними был и новичок, Тидеман Лимберг, самый храбрый и активный из этих спекулянтов. В первый год консорциум дал королю в долг 18 с лишним тысяч фунтов, которые выплачивались по большей части в различных городах Нидерландов. В мае 1340 г. они предоставили королю новый заем в размере 8300 фунтов в обмен на экспортные лицензии на 3386 мешков шерсти и право взимать таможенные пошлины в 15 английских портах, пока долг не будет выплачен[6]. В течение следующих двух лет те же лица предоставили королю новые займы на общую сумму около 10 тысяч фунтов. Наверное, самой крупной услугой, какую консорциум оказал Эдуарду III, стало спасение королевской короны, которую его кредиторы угрожали продать: 45 тысяч гульденов передали архиепископу Трира, 4400 гульденов – кредиторам из Кёльна. В 1344 г. регалии удалось вернуть.
Тогда же состоялся роспуск немецкого консорциума: король, уступив давлению со стороны английских купцов, отказал ему в праве взимать таможенные пошлины. Более того, большинство членов консорциума боялись риска, который подразумевали подобные операции, и склонны были отказаться от финансовых спекуляций. Банкротство Барди и Перуцци, случившееся в 1345 г., и растущая враждебность со стороны английских купцов подтвердили правильность их решения. Со временем они все больше ограничивались чисто коммерческими операциями. Лимберг отказался от своих планов одним из последних. Крупные финансовые операции, проводимые вестфальскими купцами в Англии по примеру итальянцев, можно считать уникальным явлением в истории Ганзы. Тем не менее пример вестфальцев наглядно показывает, какое влияние приобрели в Англии немецкие купцы. В последующие столетия их влияние в основном поддерживалось благодаря тому, что они ограничивались коммерческой деятельностью.
«Черная смерть» (1350)
В период самого стремительного роста ганзейские города, как и всю Европу, охватила эпидемия бубонной чумы – «черной смерти». Осенью 1349 г. эпидемия вспыхнула в Швеции и Пруссии. Скорее всего, ее занесли туда на кораблях из Англии. Чума двигалась по долине Рейна, от одного берега к другому, и в декабре достигла Кёльна. Для ганзейской области в целом 1350 г. стал катастрофическим. Эпидемия на севере Германии распространялась с запада, из Фризии и Ютландии, а также с Готланда. Летом эпидемия достигла своего пика. Одним из последних, в начале 1351 г., ее жертвой пал Бранденбург.
Видимо, на севере Германии эпидемия свирепствовала сильнее, чем в других местах. Конечно, не следует принимать за чистую монету поистине фантастические цифры, приводимые в хрониках. Скорее всего, они свидетельствуют лишь о кошмарных воспоминаниях о болезни. Так, по мнению Детмара (конец XIV в.), во многих городах в живых оставался лишь каждый десятый; по сведениям Раймара Кока (XVI в.), в Эльбинге болезнь унесла 9 тысяч, в Мюнстере – 11 тысяч, а в Любеке – 90 тысяч (!) человек. И все же некоторые подробности довольно убедительны. По словам Генриха из Ламшпринге, во францисканском монастыре Магдебурга эпидемию пережили всего три монаха, а в его собственном монастыре – двое из десяти; по словам другого хрониста, в одной усадьбе в Восточной Пруссии в живых осталась лишь одна служанка, которая с важным видом расхаживала в пышных нарядах своей госпожи.
Похоже, что Бремен пострадал от эпидемии больше других городов. В списке жертв, составленном по приказу городского совета, содержится 6966 имен, к которым следует добавить 1000 неопознанных мертвецов. К сожалению, мы не знаем точной численности населения города в тот период, но едва ли там проживало больше 12–15 тысяч человек, поэтому следует прийти к выводу, что чума унесла больше половины жителей, а может быть, и две трети. В Гамбурге из 34 пекарей умерло 12, из 21 члена городского совета – 16. В других городах известно лишь количество умерших членов городского совета: 11 из 30 в Любеке плюс 2 клерка из 5,42 % в Висмаре, 36 % в Люнебурге, 30 % в Бремене, 27 % в Ревеле. Не стоит думать, что такое же процентное соотношение характерно для всего населения в целом, ведь члены городского совета иногда были больше остальных подвержены заражению, но иногда, наоборот, им легче удавалось покинуть город, чем обычным бюргерам. Однако можно смело предположить: количество жертв в ганзейских городах едва ли составляло меньше четверти населения.
Легче представить себе катастрофические беспорядки, вызванные чумой, чем добыть свидетельства того времени. Судя по всему, в то время наблюдался резкий спад в производстве сельскохозяйственной и промышленной продукции, паралич сухопутных и морских перевозок и полный застой в коммерции, вызванный смертью ведущих предпринимателей и их помощников. Еще труднее представить и немедленные, и долгосрочные последствия эпидемии для развития ганзейских городов.
С демографической точки зрения похоже, что численность городского населения довольно быстро восстановилась благодаря притоку людей из сельской местности. Вполне возможно, что на несколько лет им облегчили вступление в права гражданства. Во всяком случае, рост числа новых горожан наблюдался повсеместно. В 1351 г. в Любеке появилось 422 новых гражданина против средней цифры в 175 человек за период 1317–1349 гг. В Гамбурге и Люнебурге эти цифры составляют соответственно 108 против 59 и 95 против 29. На протяжении 10 лет приток жителей оставался заметным, а затем снизился. Можно смело утверждать, что за 15 лет, прошедших после эпидемии, население городов сравнялось с прежним уровнем или даже превзошло его. Городские советы, вынужденные заменять умерших, скорее всего, выбирали новых членов из представителей самых богатых и влиятельных городских семей. В Любеке среди членов совета появились всего два или три новых имени. В целом чума как будто никак не изменила патрицианскую структуру городских советов.
Что касается недвижимости, сразу после эпидемии происходили такие же потрясения, как и в других сферах, однако через несколько лет все успокоилось. Из-за «черной смерти» возникали многочисленные операции по переходу собственности. В Любеке, где погибло не менее 27 % владельцев недвижимости, 10-процентный налог на наследство в 1351 г. был в 10 раз выше, чем в 1350, а в 1353 г. оставался в 8 раз выше. Перевод собственности получил дополнительный стимул благодаря тому, что наследникам часто приходилось продавать унаследованную недвижимость, так как они не в состоянии были выплачивать налог на наследство. Не приходится сомневаться в том, что после эпидемии большее богатство сконцентрировалось в меньшем количестве рук, что, в свою очередь, наверняка вызвало рост спроса на предметы роскоши. Правда, никаких конкретных доказательств этому нет. Кроме того, можно заключить, что на какое-то время упал спрос на повседневные товары широкого потребления.
Наконец, эпидемия чумы стала причиной довольно тяжелого финансового кризиса. Денег стало меньше, а обменный курс вырос. Беспорядки повлияли в основном на мелкие предприятия, но пострадали и более крупные, поскольку вкладчики предпочитали покупать ежегодную ренту, которую они считали меньшим риском. В самом деле, спад как будто не затронул рынок ежегодной ренты. Однако и в данной области кризис оказался кратковременным. Во всяком случае, в Любеке положение вернулось к норме примерно к 1355 г.
Остается ответить на один вопрос: каковы были долгосрочные последствия «черной смерти» для Ганзы? Ясно, что сокращение численности населения Западной Германии означало прекращение эмиграции на восток. Чума усилила спад, уже ощущавшийся в первой половине XIV в.; тем более что эпидемии, более или менее опустошительные, прокатывались по Европе регулярно, каждые 10–15 лет. Также ясно, что прекращение эмиграции стало в высшей степени пагубным для роста и укрепления немецких городов на востоке. Они лишились притока крестьян, которые и составляли основную массу переселенцев. Не до конца ясно, оказались ли последствия эпидемии столь же катастрофическими для городов и, следовательно, для коммерческого развития Ганзы. Обычно вспышки эпидемий в городах, вызывавшие смерть большого числа жителей, довольно быстро компенсировались притоком населения из сельской местности. Хотя мы не располагаем точными статистическими данными, население ганзейских городов в XV в., возможно, было больше, чем в середине XIV в. Следовательно, можно сделать вывод о том, что «черная смерть» стала всего лишь драматическим эпизодом в истории Ганзы.
Глава 4
Ганза городов: великая держава в Северной Европе (ок. 1350 – 0к. 1400)
В третьей четверти XIV в. Ганза, оправившись от временно нарушенного единства, столкнулась с двумя решающими испытаниями: экономическим конфликтом с Фландрией и войной с Данией. В ходе этих битв она выработала новую структуру, которую долгое время вызревала и готовилась. Сообщество немецких купцов сменилось другой организацией, точнее, подчинилось ассоциации ганзейских городов, которая в будущем начнет защищать интересы купцов за границей и в то же время приобретет контроль над деятельностью своих составляющих. Победоносная за границей, Ганза городов теперь постепенно приобретала положение великой державы в Северной Европе, которое она сохранит на протяжении примерно 150 лет.
Конфликт с Фландрией и образование Ганзы городов
Еще до 1350 г. отношения Брюгге и Ганзы снова ухудшились. Основной предпосылкой для такого ухудшения стала война между Англией и Францией. Купцы несли большие потери на суше и на море и в силу полученных привилегий требовали возмещения убытков и от города Брюгге, и от графа Фландрии. Им отвечали отказами или отсрочками. Вдобавок купцы жаловались на то, что им приходится платить таможенные пошлины, от которых их ранее освободили. Вследствие этого Любек, настроенный решительнее остальных городов, задумал снова перевести контору из Брюгге.
Конфликт ожесточился из-за одного инцидента, произошедшего в 1351 г. Английские каперы захватили корабль из Грайфсвальда в устье Звейна, отбуксировали в открытое море и там ограбили. Пиратов, арестованных позднее в Слёйсе, подвергли пытке и, в результате давления со стороны ганзейской конторы, казнили. В наказание Эдуард III приказал конфисковать собственность ганзейских купцов в Англии. Правда, позже он аннулировал свой приказ и, злясь на недомолвки Брюгге, перевел назад в Англию основной рынок шерсти.
Недовольная этим, контора предъявила новые требования, главным из которых было право иметь собственную весовую, чем уже пользовались английские и испанские купцы. Привилегию им предоставили, но единственным результатом уступки стали дальнейшие требования, особенно возмещение ущерба жертвам пиратов.
Эти споры имели значительные последствия для Германии. Хорошие отношения с Брюгге представлялись жизненно важными почти для всех ганзейских городов, и в целом считалось, что необходимо вмешаться для защиты привилегий, которым угрожала опасность. Вместе с тем многие города пришли в беспокойство, увидев, как контора берет на себя инициативу на переговорах с фламандцами без каких-либо официальных полномочий. Города боялись, что их вовлекут в международные конфликты. Старое недоверие к независимому положению купцов, которое стало важным фактором в подавлении Готландского сообщества, снова проявилось по отношению к брюггской конторе. Любек решил созвать делегатов от городов, чтобы разобраться с делами во Фландрии. Это собрание, устроенное в 1356 г., можно считать первым полномасштабным собором ганзейских городов. К сожалению, неизвестно, какие города прислали своих представителей, но не приходится сомневаться, что делегатов было много и что на соборе были представлены все части Германии.
Самым важным решением собора 1356 г. стало посольство в Брюгге. Его возглавил член городского совета Любека Якоб Плесков. Туда вошли делегаты от трех ганзейских третей: вендско-саксонской, вестфальско-прусской и готландско-ливонской. Судя по всему, посольство не добилось каких-то существенных результатов в переговорах с городом Брюгге и графом Фландрии. С другой стороны, оно решительно вмешалось в дела немецкой конторы. От имени городов посольство подтвердило свод законов, который контора утвердила в 1347 г., однако подробнее очертило права и обязанности шести ее старшин. И пусть это не такой важный шаг, позже он служил свидетельством того, что контора, до того времени независимая, теперь подчинялась власти объединенных городов, а ее решения в будущем вступали в силу только после одобрения городами. Города, которые отныне по закону, а не просто по факту, выражали свое мнение посредством общего собора, учреждали свою власть над купцами за рубежом. Особенно очевидно это стало десять лет спустя, когда контору в Брюгге, которая по собственной инициативе издавала указы, касавшиеся денежных дел, немедленно призвали к порядку на соборе в Любеке и велели не предпринимать никаких действий без одобрения городов.
В течение следующих двадцати лет города взяли под свой контроль и другие три конторы. В 1361 г. в Новгород прибыло посольство, возглавляемое двумя членами городских советов Любека и Висбю. Посланники сообщили обитателям «Немецкого подворья», что в будущем те не имеют права выпускать ни одного указа без согласия Любека, Висбю и трех ливонских городов. Данное решение подтвердило не только подчинение контор Ганзе, но и растущее влияние ливонских городов, которое вначале было очень слабым. Контора в Бергене, куда по большей части стекались купцы из Любека, менее склонна была демонстрировать независимость – более того, в реальности она никогда не была независимой. В 1343 г. король Магнус Эрикссон, подтвердив прежние привилегии вендских городов, официально признал статус конторы. В 1365 г. контора запросила одобрения для ряда принятых ею правил. Судя по подробному ответу Любека, город получил практически полную власть над конторой. В лондонской конторе, как и в брюггской, уже в конце XIII в. появился собственный устав; в последние годы правления Эдуарда III ее встревожили новые «дотации», которые обязаны были выплачивать немецкие купцы. «Дотации» сочли нарушением ганзейских привилегий. Переговоры ни к чему не привели. Поэтому в 1374 г. Лондонская контора обратилась к городам. В Лондон направили посольство, возглавляемое двумя членами городских советов, одним из Любека и одним из Эльбинга. Посольство повело переговоры и добилось удовлетворительных результатов, хотя и не без труда. Неизвестно, представляла ли контора свои законы на одобрение в данном случае. Скорее всего, представляла. Во всяком случае, с тех пор подчинение было полным, тем более что привилегии лондонской конторы в годы правления Ричарда II постоянно находились под угрозой.
Итак, четыре главные конторы, игравшие важную роль в структуре Ганзы, удалось подчинить без труда. Можно назвать очень немного случаев, когда какая-либо из них позже пыталась сбросить ярмо зависимости. Иного трудно было ожидать. Когда иностранные государства пытались урезать привилегии немецкого купечества, они прибегали к поддержке городов. Только города способны были оказать им действенную защиту. Власть Ганзейского собора над купеческими общинами за рубежом виделась и необходимостью, и выгодой.
Однако ганзейскому посольству в Брюгге в 1356 г. не удалось разрешить спорные вопросы между Фландрией и немецкими купцами. В последующие месяцы отношения стали еще более напряженными. Город Брюгге, которому очень нужны были деньги, обложил новыми налогами коммерческие операции. Обесценивание валюты вызвало рост цен со стороны землевладельцев, брокеров и перевозчиков, а понятие основных продуктов питания распространилось на соль и зерно, которыми ранее иностранцы могли свободно торговать друг с другом, «с корабля на корабль». Все вышеуказанные меры сочли нарушением ганзейских привилегий. И все же главным поводом для жалоб оставался отказ выплачивать компенсации. Любек в особенности требовал решительных ответных действий. По его инициативе был созван еще один Ганзейский собор, на котором предстояло решить вопрос о переводе конторы. Впрочем, собор в Любеке, который прошел в январе 1358 г., не отличался полной представительностью. На соборе были представлены вендские, саксонские и прусские, но не вестфальские и не ливонские города – очевидно, последние не хотели рисковать. Зато Висбю и шведские города прислали свое письменное одобрение. На соборе приняли решение о блокаде Фландрии.
Ганза предприняла смелый шаг, особенно если сравнить блокаду 1358 г. с более ранними. Больше не делалось попыток разграничить город Брюгге и графа Фландрии; их считали равно ответственными за нарушения ганзейских привилегий. Поэтому блокада была направлена на всю Фландрию, включая Антверпен и Малин (Мехелен), недавно приобретенный графом Луи де Малем. От немецких купцов потребовали до 1 мая покинуть Фландрию и переехать в Дордрехт. Ганзейским кораблям запрещалось заплывать за Маас. Им разрешалось вести торговлю только севернее Мааса, ставшего своеобразной границей. Кроме того, запрещалось продавать товары фламандцам или купцам, которые направлялись во Фландрию. Соответственно покупать товары из Фландрии также запрещалось. По возвращении домой немецкие купцы обязаны были представить сертификаты, выпущенные городскими властями Нидерландов, в которых они вели дела. Данное обязательство распространялось даже на корабли, которые отправлялись в Англию, Шотландию или Норвегию, потому что капитаны могли поддаться искушению и по пути наведаться во фламандские порты. Предусмотрели и случаи, когда суда могли оказаться в запретной зоне из-за встречных ветров или шторма: им тоже запрещалось выгружать грузы во Фландрии. Любое неповиновение, как города, так и отдельного лица, каралось вечным исключением из Ганзы.
Блокада, пагубная для обеих сторон, особенно тяжело сказывалась на Брюгге, который всячески пытался положить ей конец. Но ставки были настолько высоки, что переговоры тянулись целых два года. Фламандцы безуспешно пытались минимизировать действие блокады. Они предоставили Кампену все привилегии, которыми пользовалась Ганза, на том условии, что Кампен будет поставлять Брюгге немецкие товары. Власти Брюгге пытались переманить на свою сторону Кёльн; но, вопреки их ожиданиям, Кёльн настаивал на еще более строгой блокаде. И все же последствия блокады сказались не сразу, тем более что полностью предотвратить контрабанду не удалось. Однако оскудение потока восточных товаров вызвало резкий спад фламандской экономики. 1359 г. в Нидерландах выдался неурожайным, поэтому дефицит прусского зерна ощущался особенно остро. Зимой того года из-за сильных дождей повозки с зерном из Пикардии не смогли преодолеть вброд Сомму. Весной 1360 г. вендские города решили перекрыть датские проливы, чтобы помешать судам прусских контрабандистов перевозить зерно в Нидерланды.
В конце концов фламандцам пришлось, более или менее полностью, признать требования противной стороны. Летом 1360 г. заключили мир, блокаду сняли, и в сентябре немецкие купцы вернулись в Брюгге. Ганзейцы добились подтверждения всех своих привилегий; во избежание двояких толкований они описывались очень подробно. Отдельные льготы и привилегии даже расширились. Например, им впервые предоставили право вести розничную торговлю. Более того, охранные грамоты были скреплены не только печатями Брюгге, но также и Гента, Ипра и графа Фландрии, что гарантировало их действие по всей Фландрии. Наконец, достигли соглашения по ожесточенно оспариваемому вопросу о компенсациях. Долю графа установили в размере 1500 гульденов, доли Ипра и Брюгге – по 155 фунтов. В течение следующих трех лет выплаты производились пунктуально.
Итак, экономическая война окончилась сокрушительной победой Ганзы. Она продемонстрировала, что более тесный союз между городами и принесение в жертву местнических интересов в конце концов приносят свои плоды. Важно, что Бремен, чье купечество оставалось вне Ганзы с конца XIII в., именно тогда попросил о повторном вступлении в Ганзейский союз. Город приняли обратно, но на довольно жестких условиях[7]. По всей Северной Германии стало известно, что единственным способом для отдельных городов достичь процветания стала принадлежность к Ганзе.
Однако положение было еще опасным, и преимущества, полученные во Фландрии, вскоре снова подверглись сомнению. Во Фландрии, как и в других местах, ганзейцы вынуждены были постоянно бороться ради сохранения своего привилегированного статуса. Бороться приходилось как с правителями зарубежных стран, так и с потенциальными конкурентами. Видимо, в то время никто особенно не обращал внимания на то, что фламандцы предоставили те же привилегии, что и ганзейцам, двум городам, не входившим в Ганзу: Кампену и Нюрнбергу. Однако такой поступок способствовал возвышению двух самых опасных в будущем соперников Ганзы – голландцев и представителей юга Германии.