Филипп Доллингер
Ганзейский союз. Торговая империя Средневековья от Лондона и Брюгге до Пскова и Новгорода

Полная версия

Ганзейские соборы и региональные соборы

Начиная с 1356 г. управляющим органом Ганзы стал Hansetag, общий съезд городов Ганзы. Можно даже сказать, что это было единственное специфически ганзейское учреждение, поскольку у Ганзы не было собственного административного аппарата, а региональные съезды рассматривали и вопросы, не имевшие отношения к Ганзе.

Hansetag, или Ганзейский собор, считался верховной властью в пределах сообщества. Он решал, в принципе без права обжалования, вопросы, важнейшие для всего сообщества: ратифицировал договоры и грамоты на право привилегий, вел переговоры с зарубежными городами и правителями, отправлял посольства, определял, заключить ли мир, вести ли войну и начинать ли блокаду, готовил финансовые или военные мероприятия, занимался выработкой всевозможных экономических правил, исключал или принимал в Ганзейский союз новых участников, выступал посредником в спорах между ганзейскими городами и т. д.

Можно подумать, что для решения столь трудных задач Hansetag должен был собираться регулярно и часто. На деле же соборы никогда не проводились через равные промежутки времени, несмотря на попытки ввести такую систему в XV в. Если пересчитать соборы, которые с полным правом можно считать всеобщими, то есть те, на которых присутствовали представители городов всех трех третей, получатся следующие цифры: 27 в 1356–1400 гг., 12 в 1400–1440 гг. и 7 в 1440–1480 гг. Если добавить к ним соборы, которые можно назвать всеобщими с натяжкой, поскольку на них были представлены лишь две трети, получатся соответственно цифры 41, 14 и 17. Иными словами, в XIV в. соборы проходили меньше раза в год, а в XV в. в среднем – один раз в три года.

Поразительно низкие цифры для общеганзейских соборов резко контрастируют с частыми региональными съездами, которые часто собирались несколько раз в год. Объяснение весьма просто. Города старались уклониться от отправки делегаций в дальние города из-за сопряженных с этим расходов. Кроме того, поскольку некоторые обсуждаемые вопросы представляли интерес только для определенных городов, предпочтительнее было собираться всем вместе лишь в тех случаях, когда на повестке стояли вопросы, важные для всех. Так удавалось избежать большого количества отсутствующих. Наконец, многие города полагались на то, что все необходимые решения примет Любек, если речь не шла о вопросах первостепенной важности, поскольку в промежутках между Ганзейскими соборами Любек фактически управлял Ганзой. Руководящая роль Любека закрепилась уже в XIII в. В XIV в. она стала еще более выраженной, а в 1418 г. получила официальное признание после того, как Любек, в союзе с вендскими городами, попросили представлять интересы всего сообщества^[11]. Отчасти из-за этого решения количество общеганзейских соборов в XV в. сократилось. Правда, нельзя сказать, что руководящую роль Любека всегда принимали без возражений.

Благодаря своей выдающейся роли и географическому положению Любек обычно становился местом проведения общего собора. Из 72 соборов, проведенных в 1356–1480 гг., 54 состоялись в Любеке. После того как прусские города попросили устраивать соборы не так далеко, 10 соборов провели в Штральзунде, 3 – в Гамбурге, 2 – в Бремене и по одному – в Кёльне, Люнебурге и Грайфсвальде.

Кроме того, Любек, кроме исключительных случаев, брал на себя инициативу созыва всеобщего собора. Его городской совет рассылал вызовы другим вендским городам и главным городам третей; они, в свою очередь, передавали приглашения другим городам в своей области. По крайней мере, такова была процедура в теории, записанная в уставе, разосланном в саксонские города в 1426 г. В действительности список городов, в которые Любек непосредственно рассылал приглашения, постоянно менялся.

Дата проведения собора устанавливалась с большим – в несколько месяцев – запасом, чтобы группы городов могли заранее договориться о повестке дня, определиться со своей точкой зрения по тем или иным вопросам и позволить своим делегатам, получавшим строгие наказы, прибыть в тот или иной город в обозначенное время. Дорожные расходы делегатов в основном возлагались на город, который их посылал, и частично на те города, которые делегаты представляли; они рассчитывались по шкале, которая становилась поводом для ожесточенного торга. Чтобы снизить расходы, некоторые города в начале XV в. предлагали отправлять на соборы своих синдиков. Они, несомненно, были сведущи в дипломатических и юридических тонкостях, подлежавших обсуждению. Но на соборе 1418 г. постановили, что представлять свои города на соборе имеют право только члены городского совета.

Ганзейский собор посещали гораздо меньше членов Ганзы, чем можно предположить по количеству участников союза.

В среднем на соборах были представлены от 10 до 20 городов. Правда, от многих из них приезжали по 2 или 3 делегата. Самая большая цифра наблюдалась в 1447 г., когда на соборе присутствовало 39 делегаций, едва ли от половины участников. Это означает, что ни один съезд не был полностью представительным. В дополнение к делегатам от городов, которые имели право голоса и были уполномочены составлять указы и акты (Rezesse), иногда на соборах присутствовали важные гости, в том числе император Священной Римской империи, архиепископ Бременский, местные правители, лично или через поверенных, и представители зарубежных контор, которых приглашали, если обсуждаемые вопросы их касались.

Со стороны Ганзейский собор казался внушительным органом, однако он страдал от внутренних недостатков; некоторые из них можно назвать дурацкими. Главным недостатком было уклонение от участия^[12], вызванное желанием избежать расходов от посылки делегатов или от принятия непопулярных решений. Когда отсутствующих оказывалось слишком много, съезд приходилось переносить, к большому раздражению присутствовавших делегатов, которые не по своей воле оказывались в неприятном положении. Делались безуспешные попытки увеличить посещаемость. В 1430 г. было постановлено: отсутствующие без уважительной причины штрафуются на одну золотую марку. Предлагались такие меры, как конфискация товаров и даже исключение из Ганзы. В 1457 г. собор приказал тридцати городам заплатить штраф в том случае, если они быстро не представят уважительных причин для отсутствия своих делегатов. Но подобные меры не достигали результата, главным образом потому, что никто не стремился к их неукоснительному исполнению.

Часто собор начинал работу лишь через много дней после оговоренной даты из-за того, что приходилось ждать опоздавших. И в данном случае система штрафов почти не спасала положения. Не менее досадным был и распространенный обычай покидать собор до его завершения, если дискуссия оборачивалась к невыгоде того или иного города. Делегаты предпочитали незаметно ускользнуть до принятия решения, поскольку в таком случае их городскому совету проще было

не согласиться с решением собора. Поэтому собор постановил: если какая-либо делегация собирается покинуть собор раньше времени, она обязана публично назвать причины для раннего отъезда и заранее подписаться под решениями, которые будут приняты уже без них.

В совещательной комнате за делегатом от каждого города было строго закреплено определенное место в порядке старшинства. Естественно, такой порядок порождал частые споры. Главное место, в центре стола в форме подковы, занимали представители Любека, хотя на него неоднократно претендовали делегаты от Кёльна. Кёльн занимал второе место, справа от Любека. Третье место, слева от Любека, занимал представитель Бремена – архиепископства, – хотя на него претендовал и Гамбург.

Дебаты продолжались долго, и не всегда удавалось найти компромисс. Часто делегаты заявляли, что не уполномочены высказываться по обсуждаемым вопросам; они требовали консультаций с городским советом, и обсуждение затягивалось очень надолго. Иногда делегаты выражали протест от лица своих доверителей, и их несогласие включалось в протокол. После дебатов проводили голосование по резолюции. Голосование шло по принципу простого большинства. Проекты, предложенные Любеком, обычно одобрялись. Затем резолюции записывали на пергаменте в виде указа, к которому прикладывали печать города, в котором проходил Ганзейский собор. Каждый делегат получал экземпляр такого указа; по возвращении домой он заказывал еще копии и пересылал их в города, от лица которых действовал. Эти указы в целом представляли собой общеганзейские юридические и дипломатические документы; предполагалось, что они будут в принципе приниматься и применяться всеми участниками Ганзейского союза. Однако между теорией и практикой существовал большой разрыв.

Поскольку трудно было собрать вместе делегатов, представляющих все части Ганзы, вполне понятно существование съездов третей. Впервые трети упоминаются в уставе брюггской конторы от 1347 г. В пределах конторы купцы группировались в зависимости от страны происхождения в одну из трех третей: Любек – Саксония, Вестфалия – Пруссия и Готланд – Ливония. Каждая треть, судя по названию, состояла по меньшей мере из двух групп городов. Первая, главным городом которой считался Любек, включала вендские, саксонские, померанские и бранденбургские города. Вторая, которую вначале возглавлял Дортмунд, а позже Кёльн, включала вестфальские, рейнские и прусские города. С географической точки зрения такое объединение выглядело странным. Казалось, у этих городов не может быть общих интересов. Несомненно, такое деление учредили в надежде достичь противовеса мощной вендско-саксонской трети. Главным городом оставшейся трети, наименее влиятельной, иногда бывал Висбю, а иногда – Рига. Удивительно, что ливонские города не вошли в одну треть с прусскими, тем более что правитель у них был один. Несомненно, существование этой трети было вызвано нежеланием Висбю, который в середине XIV в. еще сохранял довольно большое влияние, вливаться в другие трети Ганзы. Так делились лишь купцы в брюггской конторе. В других заграничных представительствах немецкие купцы группировались по-другому. В результате съезды третей почти всецело занимались фламандскими делами, и их польза призвана была дополнять плохо посещаемые ганзейские соборы.

Разделение на трети означало, что главный город каждой трети выступал в роли посредника и потому пользовался большим влиянием в ганзейской организации. Поэтому конкуренция за ранг главного города трети была очень острой. Кёльн, вначале отвергнутый из-за того, что в Брюгге было мало купцов из Кёльна, вскоре предъявил претензии на первое место в вестфальской трети. Воспользовавшись упадком Дортмунда, который ослаб из-за военных действий, Кёльн приобрел такой ранг в середине XV в. Брауншвейг очень не хотел подчиняться Любеку; наконец ему удалось добиться реорганизации третей, официально признанной на соборе в Любеке в 1494 г. С тех пор существовали Любеке кая треть (с главным городом Любеком), вестфальская треть (главный город Кёльн) и саксонская треть (главный город Брауншвейг), куда вошли также прусские и ливонские города. Естественно, Данциг не устраивало подчиненное положение, и через 50 лет конкуренции между Данцигом и Брауншвейгом за управление третью вычленили саксонскую четверть, возглавляемую Брауншвейгом, и прусско-ливонскую четверть, возглавляемую Данцигом. Таким образом, три трети сменились четырьмя четвертями.

Соборы третей играли не такую важную роль в функционировании ганзейской организации, как региональные соборы. Общность интересов явно была больше между городами, расположенными в одной области, особенно если они находились под властью одного правителя. Так произошло на востоке с городами Бранденбурга, Пруссии и Ливонии, и на западе с городами, входившими в герцогства Клевское и Гелдерн. Так как они располагались рядом, они могли встречаться и советоваться друг с другом довольно часто, не неся больших расходов. Региональные съезды играли важную роль в подготовке к Ганзейским соборам^[13], а также в исполнении принятых на них решений. Однако вышеуказанные города не являлись типично ганзейскими. Гораздо важнее для них были решения политического характера, которые касались сохранения их юридического статуса и их отношений со своим правителем. Группировались также города, которые не входили в Ганзу, и их делегаты, судя по всему, покидали съезд, когда обсуждались чисто ганзейские вопросы.

Среди региональных съездов самое большое влияние на политику Ганзы оказывали съезды вендских городов. Они собирались часто, несколько раз в год. Расположенные в самом центре ганзейской «империи», они подчинялись разным территориальным правителям. Среди них имелись как балтийские, так и североморские порты. Они насчитывали один саксонский город (Люнебург) и по крайней мере один померанский (Штральзунд); находясь под управлением «главы Ганзы» (Любека), вендские города выступали как бы Ганзейским союзом в миниатюре. Конечно, и у них имелись собственные интересы, которые во многом отличались от интересов как восточных, так и западных соседей. Им часто приходилось выслушивать обвинения в своекорыстии. И все же вопрос об отзыве мандата на управление делами Ганзы, который был выдан им в 1418 г., никогда всерьез не обсуждался. Вот доказательство того, что по всем важным вопросам вендские города олицетворяли волю Ганзы в целом.

Ганзейское сообщество в конечном счете опиралось на городские советы отдельных городов-членов, игравших решающую роль, особенно если речь шла о крупных городах. Они созывали региональные съезды, обсуждали, какие вопросы следует вынести на всеобщий собор, посылали туда своих представителей, брали на себя ответственность за расходы делегаций, вели переписку с соседними городами и с Любеком, а также следили за тем, чтобы ганзейские законы исполнялись. Следует подчеркнуть исключительную роль, какую играл городской совет Любека. Ему часто приходилось принимать серьезные решения от имени всей Ганзы и нести расходы в общих интересах, не будучи уверенным в том, что впоследствии общий собор одобрит его действия.

Таким образом, административное и политическое функционирование Ганзы обеспечивалось тремя типами собраний, которые накладывались друг на друга. В основе находились советы отдельных городов. Над ними шли региональные соборы, иногда с расширенным участием. А наверху находился Ганзейский собор, Hansetag, единственное учреждение, которое подчеркивало свой ганзейский характер. Его постоянным представителем выступал городской совет Любека.

Четыре конторы и другие зарубежные представительства

Конторы, или объединения немецких купцов за границей, служили опорой ганзейской торговли. Основанные стихийно в разное время и получившие особые привилегии от правительств тех стран, где они обосновались, они действовали согласно уставам, которые со временем становились все более строгими. Начиная со второй половины XIV в. они подпадали под юрисдикцию Ганзейского собора. Официально они назывались «сообществом купцов немецкой Ганзы в…» (например, в Бергене: communis mercator hanse Theutonice Bergis existens), или, короче, «купеческим сообществом в…» (der gemene kopmann to…). Слово «контора» (Kontor) впервые начало использоваться в XVI в.

Если бы вдруг понадобилось сосчитать все поселения немецких купцов, не только на севере и востоке Европы, но и на Атлантическом побережье, в Португалии, общая цифра получилась бы довольно большой, несколько десятков. С юридической точки зрения все они имели равный статус, но, очевидно, одни были значительнее других. Четыре конторы представляли

опору Ганзы и играли важную роль для ее процветания. Речь идет о конторах в Новгороде, Бергене, Лондоне и Брюгге. Возможно, кто-то удивится, узнав, что контор не было в таких странах, как Дания, Швеция или Польша, с которыми Ганза активно торговала. Но возвышение крупной конторы происходило лишь при соблюдении определенных условий, которые невозможно было получить повсеместно. Контора должна была находиться в крупном центре торговли, на сравнительно большом расстоянии от севера Германии, где ганзейцы закупали продукты, пользовавшиеся большим спросом. Кроме того, было важно, чтобы местные власти выражали желание предоставить купцам привилегии. В Дании немцы находили лишь ограниченное количество товаров, пригодных для продажи. Скания стала бы более подходящим местом, благодаря сушеной сельди, но там не было крупных городов, и иностранцы приезжали туда лишь на короткие сроки, когда там проводились ярмарки. В Швеции местом, пригодным для появления крупной конторы, казался Стокгольм, но, хотя в городе проживало очень много немецких купцов, там они не получали особых привилегий. Наконец, в Польше торговлю вели ганзейские города Торн (Торунь), Краков и Бреслау (Вроцлав), поэтому необходимости еще в одном сообществе не ощущалось.

Организацию зарубежного представительства (конторы) регулировали строже, чем сообщества в городах на родине. Каждая контора имела своих руководителей, трибунал и казну. В отличие от сообщества ганзейских городов, каждая контора имела правовой статус ассоциации. У контор имелась собственная печать: в Лондоне и Брюгге на печати изображался двуглавый орел, в Бергене – треска, а в Новгороде – ключи святого Петра. Все купцы, приезжавшие в тот или иной город, были обязаны представиться руководству конторы, подчиняться строгой дисциплине, согласно ее уставу, и (за исключением Брюгге) жить на огороженном выделенном участке. На ежегодном собрании всех купцов выбирали разное количество старшин, которые обязаны были принять назначение. Пост старшины не пользовался особой привлекательностью, тем более что за него не платили. Хотя старшинам помогали податные чиновники и оценщики, управление конторой представляло собой трудную задачу. Старшины обязаны были вершить правосудие над купцами, входившими в контору, распоряжаться средствами, полученными от штрафов и налога с оборота (schoss), вести переговоры с местными властями по торговым, юридическим и дипломатическим вопросам, переписываться с городами и, наверное, в случае необходимости посещать Ганзейские соборы и предоставлять им определенные сведения (конторы не являлись членами Ганзы, и обычно присутствия их старшин на соборах не требовалось). Хотя в целом конторы управлялись одинаково, между разными конторами имелись существенные различия, которые заслуживают отдельного рассмотрения.

Новгород. Ганзейская контора в Новгороде («Немецкое подворье», «Петрово подворье», curia sancti Petri, Peterhof) – учреждение, о котором известно больше всего благодаря его уставу или судебнику (скра). Новгородская скра с середины XIII и до начала XVII в. семь раз подвергалась редакции. Расположенное на правом берегу Волхова, на углу рыночной площади, немецкое поселение занимало довольно большой участок, окруженное частоколом всего с одними воротами. Главное здание, каменная церковь Святого Петра, была не только культовым сооружением. Там хранились казна, архивы и весы; кроме того, храм служил складом для самых разных товаров. Временами товаров оказывалось так много, что приходилось запрещать складывать их на алтарь. Наконец, на случай нападения храм служил последним прибежищем для купцов. Вокруг собора стояли бараки, служившие жильем для купцов (Meistermanner), их помощников и учеников. Имелись также большой зал собраний, торговые и административные помещения, конюшня, солодовня, пресвитерия и тюрьма. Начиная с XIV в. немцы получили во владение также подворье Святого Олафа, или «Готский двор», где вначале обитали готландцы. Он был расположен у реки. Там селились купцы, которые приезжали в Новгород ненадолго.

Влиятельностью новгородской конторы можно объяснить ожесточенное соперничество, какое она возбуждала среди ганзейских городов. Каждому из них хотелось ею управлять. Висбю, наследник Готландского сообщества, сохранял влияние на «Немецком подворье» примерно до 1293 г. Затем более ста лет за контроль над ним состязались Любек и Висбю. Позже в игру вступили ливонские города, особенно Дерпт и Ревель. Начиная с 1442 г. они одержали верх.

Главная особенность новгородской конторы заключается в более ярко выраженном, чем в других местах, чередовании зимних (Winterfahrer) и летних (Sommerfahrer) «гостей», которые прибывали в город как по суше, так и по воде. Две группы встречались редко, и каждая из них имела собственную, отдельную организацию. За двести лет существования такой порядок претерпел ряд изменений. До середины XIV в. общее собрание купцов (Steven) имело полную свободу избирать старшину (Oldermann) «Немецкого подворья». Старшина назначал четверых податных чиновников. Кажется, его власть была более полной, чем в других местах, что вполне естественно для столь отдаленного и изолированного представительства. Однако решения старшины можно было оспорить, подав апелляцию в городской совет Висбю, а позже – Любека: два совета ссорились из-за этой прерогативы с конца XIII до конца XIV в. Кроме того, старшина распоряжался средствами конторы, которые купцы увозили с собой, когда уезжали, и оставляли на хранение в Висбю. Доходы отчасти проистекали от штрафов и сдачи внаем жилья и конюшен, но главным образом от пошлин на ввозимые товары, которые вначале выплачивались новгородскому князю. Священник церкви Святого Петра приходил с купцами и с ними же возвращался назад. На протяжении нескольких столетий его жалованье становилось камнем преткновения. В дополнение к духовному окормлению паствы он вел переписку конторы. Благодаря этой обязанности в середине XIV в. он получил право созывать собрание купцов.

После того как конторы стали подчиняться городам, последние вмешивались, ограничивая их независимость. С 1346 г., если не раньше, священника церкви Святого Петра назначали в Висбю и Любеке по очереди, а позже – в Дерпте и ливонских городах. Купеческое собрание утратило право избирать старшину; оно также перешло к Любеку и Висбю, которые пользовались им по очереди. Затем должность «старшины подворья» вовсе упразднили, и появились два церковных старосты (Olderlude von St Peter), которые, в свою очередь, передавали управление конторой низшим чиновникам (Vorstender). В XV в. фактическим главой конторы стал совершенно новый чиновник, Hofknecht, назначаемый ливонскими городами. Его власть основывалась на том, что он один постоянно проживал в Новгороде, иногда несколько лет подряд. Кроме того, чиновник говорил по-русски и поддерживал постоянный контакт с местными властями, что позволило ему, несмотря на должность, которая буквально означала «слуга подворья», пользоваться всеобщим почтением и играть важную роль в политике. Тем не менее новгородская контора, которую в первой половине XV в. часто посещало более 200 купцов и их помощников одновременно, постепенно приходила в упадок. Наконец в 1494 г. ее закрыли.

Берген. Бергенская контора, которую норвежцы называли Tyskebrygge, «Немецкой пристанью», состояла, как и «Немецкое подворье» в Новгороде, из закрытого и привилегированного участка во фьорде. Он состоял из примерно двадцати соседних участков земли (gaarden), которые вначале арендовали, а затем постепенно выкупали. Каждый из таких участков был прямоугольным, 18–20 м в ширину и около 100 м в глубину. Фасады выходили на море, на доки, куда заходили корабли. Сзади стояли деревянные строения – до 15 на каждом участке – залы собраний (Schiittinge), жилые и торговые помещения, причем одни из них отапливались, а в других можно было жить только летом. Главное здание, которое периодически уничтожалось пожарами и отстраивалось, существует по сей день и позволяет получить довольно точное представление о том, как выглядела «Немецкая пристань» в Средние века. Сохранилась до наших дней и каменная немецкая церковь Святой Марии, построенная отчасти в романском стиле, которая оставалась собственностью конторы в XV–XVIII вв.

О структуре бергенской конторы во всех подробностях нам не известно. Судя по всему, основные принципы были заложены в 1343 г., когда король Норвегии подтвердил прежние привилегии ганзейцев. Чуть позже контору подчинили городам, то есть фактически Любеку. Более того, из четырех самых крупных контор «Немецкая пристань» оставалась наименее открытой для всех ганзейцев. Хотя в Бергене можно было встретить купцов из Вестфалии и вендских городов, подавляющее их большинство всегда было из Любека, и преобладание Любека никогда не оспаривалось – по крайней мере, до XVI в. Старшиной могли выбрать только купца из города, подчинявшегося любекскому праву. Любек же обладал правом назначать священника церкви Святой Марии. Количество старшин, судя по всему, менялось. В 1388 г. упоминаются шесть, но в XV в. их было всего двое; им помогали 18 присяжных.

Немецкую колонию в Бергене составляли не только купцы, которые не проживали там постоянно, но также и ремесленники – они значительно превосходили купцов численностью. Ремесленники обосновались в Бергене уже в XIII в. и жили за пределами Tyskerbrygge. Среди них были меховщики, портные, ювелиры, цирюльники и пекари, но всех вместе называли Schomaker («сапожники»), так как подавляющее большинство их на самом деле были сапожниками. Вначале немецкие ремесленники подчинялись норвежскому управляющему делами, но в конце XIV в. они попали под юрисдикцию конторы. Контора главным образом следила за тем, чтобы ремесленники не занимались торговлей, что часто становилось источником конфликтов. Немецкие купцы и ремесленники, вместе взятые, составляли до четверти общего населения города.

Лондон. Лондонская контора, расположенная на берегу Темзы выше Лондонского моста, называлась «Стальным двором». Это название, вопреки более ранним представлениям, не имеет никакого отношения к стали, которую ввозили в страну кёльнские купцы. Оно происходит от слова stal, которое означает просто «место, где предлагают товары к продаже». «Стальной двор» находился между рекой и Темз-стрит; по форме он напоминал квадрат и был окружен стеной. Он включал в себя первое поселение кёльнских купцов, ратушу, выходившую фасадом на Темз-стрит, где купцы проводили общие собрания, и несколько примыкающих участков земли, которые купили позже. Сначала немцы арендовали землю и главные здания, но постепенно им удалось выкупить земельные владения, и их право собственности подтвердили при заключении Утрехтского мира (1474). Как и в других местах, на «Стальном дворе» имелись и другие строения, торговые и жилые, но церкви там не было, только часовня. Церковь Всех Святых, которую посещали немцы, находилась за пределами немецкой колонии.

Устройство «Стального двора» до начала XV в. известно лишь в самых общих чертах. К кёльнским купцам, получившим привилегии еще в середине XII в., в течение следующего столетия присоединялись сначала выходцы из Вестфалии, а потом и с востока Германии, «истерлинги». После временного отделения купцов из Любека и Гамбурга, вызванного сутяжничеством кёльнцев, в 1282 г. различные группы объединились и образовали «Ганзу немцев». Однако полностью они не сливались. Судя по уставу 1437 г., купцы «Стального двора» в зависимости от своего происхождения делились на три трети, хотя «лондонские» трети не совпадали с «брюггскими». В первую треть, возглавляемую Кёльном, входили купцы из Рейнской области. Вторая включала вестфальцев, саксонцев и купцов из вендских городов. В третью группу, возглавляемую Данцигом, входили купцы из Пруссии, Ливонии и с острова Готланд. Такое разделение, однако, почти не имело значения и учитывалось лишь при выборах податных чиновников. Управление политикой, собраниями, казной и судом было общим для всех трех групп. Зато, судя по документам, каждая треть содержала собственного секретаря, или клерка, который получал жалованье. В XV в. с ростом переписки роль секретаря возросла. Этих клерков иногда отправляли с дипломатическими миссиями, не только в ганзейские города, но и ко дворам иностранных правителей.

Как и в других конторах, общее собрание купцов «Стального двора» ежегодно, в начале января, избирало руководителя, «немецкого старшину» (aldermannus Theutonicorum). Из числа Совета двенадцати старшина выбирал двоих податных чиновников, причем не из своей трети; они втроем составляли исполнительный комитет конторы. Однако особенность «Стального двора» заключалась в наличии еще одного, «английского старшины». Его кандидатуру выдвигали купцы, а утверждал король. Английский старшина должен был быть гражданином, иногда мэром, Лондона и членом городского совета, которому он приносил присягу на верность по вступлении в должность. Обычно им становился уроженец Германии, который получил английское гражданство. Его власть не сводилась к одному «Стальному двору», но распространялась на все ганзейские конторы в Англии. Поэтому иногда его называли «главным старшиной всей Англии» (overste alderman van al Engellant). Он исполнял как судебные функции – выступал посредником в спорах между ганзейцами и англичанами, – так и дипломатические, представляя и отстаивая интересы немцев перед местными властями. Эта любопытная интеграция ганзейского организма в существующие английские учреждения, которая безусловно имела свои преимущества, вела также к обязательству, равного которому нет ни в одной другой конторе. С конца XIII в. купцы «Стального двора» отвечали за обслуживание и ремонт городских ворот Бишопсгейт.

Брюгге. Контора в Брюгге занимала исключительное место благодаря тому, что в ее распоряжении не было отдельного участка земли. Немецкие купцы снимали в городе квартиры или дома. Кроме того, их можно было найти в Дамме, центре торговли вином, в других портах на Звейне, и особенно в Слёйсе, который любили моряки. Начиная с 1442 г. «остерлинги», как называли ганзейцев, получили во владение собственный дом. Еще один дом, больше размером, был достроен в 1478 г. Он располагался на площади, где было их любимое место встреч. Ранее они проводили собрания в трапезной монастыря кармелитов, церковь которого считалась их официальным религиозным центром.

Первые привилегии были предоставлены конторе в 1252 г., и вскоре она начала процветать. Но в течение еще целого столетия она не была организована должным образом, да и после между ее членами наблюдались серьезные разногласия. По уставу 1347 г.^[14], купцы разделялись на три трети: Любек – Саксония, Вестфалия – Пруссия и Готланд – Ливония. Судя по всему, такое деление отражало разделение ганзейских городов. Трети обладали значительной степенью автономии. Каждая ежегодно выбирала двух старшин (которые назначали шестерых податных чиновников из представителей своей трети), проводила отдельные собрания и назначала делегатов, которые вели переговоры с городом Брюгге по вопросам, имевшим отношение к их трети. У каждой трети имелась собственная казна. Средства главным образом поступали из налога с оборота (schoss), который платили купцы той или иной трети. Налог исчислялся в грошах на фунт, то есть составлял ¹/₇₂₀ стоимости. Однако, поскольку готландская треть была беднее, она обязана была взимать налог по более высокой ставке. В середине XV в. подобное положение вызвало гнев. Представители трети потребовали (их требование было исполнено) объединить все три сундука с казной. В 1486 г. из-за упадка конторы количество старшин сократили с 6 до 3, по одному для каждой трети, а количество податных чиновников – с 18 до 9. Даже после того, как большинство ганзейцев переехали в Антверпен, старшины еще долго оставались в Брюгге, создавая впечатление, что тамошняя контора еще действует.