Фредрик Т. Олссон
Конец цепи
10
В Амстердаме еще вовсю цвели японские вишни, обильно посыпая тротуары и дороги розовыми лепестками, когда Жанин Шарлотта Хейнс впервые встретилась с одетым в костюм мужчиной с бычьей шеей.
Была весна. Вполне тепло для прогулок и почти безветренно, хотя воздух оставался еще достаточно прохладным. И все обещало идеальный вечер.
По крайней мере, в качестве рабочей гипотезы. На самом же деле Жанин уже успела немного разозлиться, пусть часы показывали только четверть девятого вечера. Одетая так хорошо, насколько ей позволял бюджет, она находилась на месте, в маленьком ресторане недалеко от своего дома, хотя столик был заказан на девять. Надеялась, что они успеют взять по бокалу вина в баре, посмотреть на людей и поупражняться в умении поддевать друг друга, что в конечном счете давно стало для них веселой дружеской игрой. Они так преуспели в ней, что прошли месяцы, прежде чем коллеги догадались о существовании между ними связи. Все думали, что они готовы поубивать друг друга, если только представится такая возможность.
Заказ был сделан на то же имя, как и всегда. И как обычно, она с трудом сдержала улыбку, называя его метрдотелю.
– Для кого заказан столик? – спросил он.
– Для Эмануэля Сфинкса, – ответила она.
Метрдотель внимательно посмотрел на нее. Он уловил вибрации в ее голосе, когда она пыталась подавить смех, но не мог понять причину. Пожалуй, она издевалась над ним. Но он отбросил эту мысль, и, прикрываясь, улыбнулся формальной универсальной улыбкой, решил не обращать внимания.
– У меня есть сообщение для вас, – сказал он взамен. А потом поискал в своей папке и прочитал вслух, прежде чем поднял на нее глаза: – Господин Сфинкс задержится на пятнадцать минут.
Он передал ей записку полным достоинства движением, словно речь шла о документе, который она хотела бы сохранить и приклеить в специальную книгу или повесить на стену вместе со старыми рождественскими открытками. Но разочарование уже засветилось у нее в глазах. Улыбка, которую он, пожалуй, все-таки подметил, исчезла, и Жанин выдавила из себя, что подождет в баре, а потом направилась в темноту ресторана.
И сейчас она сидела здесь. С мобильником в руке, изучая информацию в нем без особого энтузиазма, чтобы не выглядеть одинокой, и с наполовину опустошенным бокалом вина перед собой. С таким же успехом в нем мог быть беарнский соус. Она все равно не чувствовала вкус.
Эмануэль Сфинкс появился на свет год назад, и они смеялись как дети, хотя она не видела ничего забавного в этом сейчас. Тогда Жанин и Альберт сидели на бесконечно скучном семинаре и тайком взяли по паре бокалов вина к обеду, и не напрасно. Вторая половина семинара получилась для них значительно веселее.
И даже если оставшееся от того тоскливого мероприятия воспоминание сводилось к тому, что они толкали друг к другу блокнот, хихикая, как дети, по поводу каждого придуманного ими вычурного имени или абсурдного буквенного сокращения, базировавшегося на словах докладчика, все равно со всех других точек зрения у них выдался полезный день. Жанин направилась вместе с Альбертом к нему домой, и, насколько помнила, они спали отдельно всего четыре ночи с тех пор.
Это произошло ровно год назад. И сегодня столько же исполнилось Эмануэлю Сфинксу. Юбилей Жанин и Альберта.
А он опаздывал. Чертовы европейцы.
Пятнадцать минут означали час, возможно, больше. Мобильный уже наскучил ей, она сложила салфетку перед собой хитрым способом и больше не знала, чем заняться. Она ненавидела сидеть одна в обстановке, предназначенной для компаний, пусть и не имела проблем в общении с самой собой. Единственно, она лучше делала бы это без посторонних.
Когда одетый в костюм мужчина опустился на высокий барный стул рядом с ней, ситуация не стала лучше.
Он был ее возраста. Явно хорошо тренированный – белая рубашка под твидовым пиджаком, небрежно расстегнутая вокруг впечатляюще накачанной шеи. И явно жаждал общения вопреки ее желанию.
– Здесь занято, – предупредила она.
– Я вижу, – ответил он, явно не собираясь обращать на ее реплику внимания. – Что это? Лебедь?
Он кивнул в сторону сложенного куска бумаги перед ней. Возможно, он что-то напоминал, но только не благородную птицу.
– Я вынуждена уточнить, – сказала она. – Я сидела здесь одна и хотела бы продолжать в том же духе.
– Нечего таращиться на меня. Я же не мешал тебе.
Она среагировала, внимательно посмотрела на него. Он шутил или ей попался обычный нахал?
Его лицо было серьезным, непроницаемым, словно он действительно имел в виду то, что сказал. Но слабые искорки в глазах говорили сами за себя, по крайней мере, такому тренированному взгляду, как у нее. Подобное могло означать только одно. Он оценил ее иронию. Для него это была игра, и он перебросил мяч назад в такой же непринужденной манере, как и она, и сейчас пришла ее очередь.
– И поэтому ты явился и расселся здесь, – парировала она. – С единственной целью поведать мне, что я совсем не интересую тебя?
– Нет, черт побери. Обычно я приберегаю подобное для второго свидания.
Ему удалось довольно быстро привести ее в замешательство. Она подняла глаза на него с целью проверить, что он играет в ту же самую игру, а он явно ждал ее взгляда. Черт, тоже. И в то самое мгновение, когда их глаза встретились, Жанин поняла, что он победил.
И не ответила. И это разозлило ее. Плюс еще то, что она вышла из себя по такой причине.
– Роджер, – представился он и протянул ей открытую ладонь.
– Жанин, – сказала она и пожала его руку. У него были большие, сильные руки и британский акцент, который ей не удалось точнее идентифицировать. Ее раздражало, что она обратила внимание и на это тоже.
– И не поэтому, кстати. Просто ты оказалась единственной, кто разговаривал на понятном мне языке.
– Хорошо, если бы я могла сказать то же самое.
Сейчас пришла его очередь открыть рот от удивления. Он улыбнулся, неохотно, но широко, а она вернулась к своему бокалу и заработала себе очко, прекрасно понимая, что матч только начался.
Сорок четыре минуты спустя Жанин вышла в дамскую комнату и увидела себя в зеркале. Она испытывала огромное чувство вины. Она улыбалась. Улыбалась довольной, слегка пьяной улыбкой, и, хуже того, ее щеки горели румянцем. Ей было хорошо. Нет, весело. Она смеялась и удивлялась сама себе и где-то в глубине души ощущала определенный дискомфорт. Альберт должен был появиться в течение получаса или немного позднее, а она стояла и глупо улыбалась веселому мужчине с горой мышц и британским акцентом и перебрасывалась с ним взглядами.
Жанин нетвердой рукой вытащила свой мобильник. Нашла номер Альберта. Открыла новое CMC.
«Я люблю тебя, – написала она. – Мы скоро увидимся».
Однако послание показалось ей слишком фальшивым. Только усилило чувство вины, и она стерла все и начала сначала.
«Я уже выпила два с половиной бокала белого вина. Если ты не придешь в течение четверти часа, сбегу с хорошо тренированным англичанином».
Так было лучше. Она отправила сообщение, бросила последний взгляд в зеркало, и решила не поправлять волосы (не сейчас, не для англичанина, позднее, пожалуй), и повернулась, собираясь вернуться в ресторан.
К ее удивлению, он стоял там. Маленький неохраняемый гардероб перед туалетами был пуст, и множество мыслей успели пронестись у нее в голове. Пожалуй, он устал и хочет уйти домой, наверное, задумал забрать ее с собой. Скорее всего, попытается зажать среди курток в надежде, что она уступит его грубым ласкам в окружении ароматов весеннего вечера, еще хранимых тонкой верхней одеждой, только что появившейся с улицы.
Подобные перспективы, пусть даже чем-то привлекательные на уровне фантазий, в реальности нисколько ее не интересовали, и, абсолютно уверенная в его намерениях, она повернула в сторону, пытаясь проскользнуть мимо него, и заспешила вдоль рядов мягких курток, но он сделал шаг навстречу ей, положил одну руку на плечи. У нее зачастил пульс, она мгновенно протрезвела, спросила себя, что происходит, и резко остановилась.
Удивленная.
Он чем-то уколол ее сзади в шею.
Жанин посмотрела ему в глаза. Он больше не улыбался. И как раз когда она нашла, что сказать, язык перестал ее слушаться.
Тридцать пять минут спустя стеклянные двери открылись, и молодой человек по имени Альберт ван Дийк подошел к метрдотелю и поинтересовался относительно женщины, которая спрашивала Эмануэля Сфинкса.
В тот момент ни Жанин, ни мужчины с бычьей шеей уже не было в Амстердаме.
Хорошо тренированный британец, называвший себя Роджером, сам не знал, почему забеспокоился. Но что-то ему не понравилось, и он подошел к тяжелой двери ее комнаты, постучал.
Уже мысленно сформулировав оправдание. Конечно, для них не было секретом, что за ними наблюдают, и он не должен был объяснять ей, почему хочет знать, чем она занимается, но они получили приказ обращаться с гостями так, чтобы те не чувствовали себя пленниками, а это накладывало определенные ограничения.
Мартин Родригес (так его звали по-настоящему) прекрасно понимал, в чем дело. Организация целиком и полностью зависела от желания этих людей делать то, что от них требовалось. А если не обращаться с ними хорошо, они могли просто пойти в отказ. Или, хуже того, подкинуть неверный результат, предположив, что находятся в руках сил зла, а значит, любая попытка противодействия им только во благо.
Поэтому он и позаботился об оправдании. Вроде как услышал ее крик и постучал просто проверить, все ли в порядке.
Подождал.
Прошло полгода с тех пор, как они привезли ее. И порой он пытался убедить себя, что мужчина, которого она ждала тогда, был настоящей свиньей и он просто оказал ей услугу. Но тем самым откровенно лгал себе, будучи прекрасно осведомленным об этом. Они же исследовали все очень тщательно и прекрасно знали, кто она такая. Ее связывали с тем мужчиной до ужаса гармоничные отношения, а по-свински поступил именно он. Увез ее без объяснения причин, и вообще, какие бы проблемы ни угрожали миру, почему Жанин Шарлотта Хейнс должна была платить за них?
Но жизнь несправедлива, напомнил он себе.
И даже будучи всего лишь винтиком в большом механизме, он знал, что все его действия преследуют исключительно благую цель.
* * *
Когда Мартин Родригес открыл дверь сам, все эти мысли сразу же улетучились из его головы.
Комната оказалась пустой, пусть он и не видел, как она покидала ее.
Десять секунд спустя он по рации передал сигнал тревоги, и сразу началось черт знает что, точно как он и предполагал.
Через несколько сотен метров Вильяму в лицо ударил вечерний воздух, прохладный и освежающий, словно он перевернул пуховую подушку душной и жаркой ночью. Был более поздний час, чем он думал. Уже стемнело. И он понятия не имел, что ждет его впереди.
Он следовал за молодой женщиной вниз по лестницам, по коридорам и по узким проходам, порой узнавая их по совместной прогулке с Коннорсом, но чаще всего и представить не мог, где они находятся, и слепо полагался на дамочку, шествовавшую перед ним, и на ее синюю шайбу, пропускавшую их через запертые массивные двери.
В конце концов женщина провела его вверх по крутой винтовой лестнице, и Вильям решил, что они поднимаются в какую-то башню. Но потом она открыла низкую дверь, и они оказались на широкой каменной террасе, тянувшейся вдоль всей стены здания.
Вильям уже давно понял, что замок, где он находился, довольно большой, но только сейчас ему стало ясно, насколько гигантский он на самом деле. Фасад украшали эркеры, придавая строению более величественный вид, и он, наверное, достойно смотрелся на фоне альпийского пейзажа, среди которого находился и до которого, а значит, до свободы от того места, где они теперь стояли, казалось, было рукой подать.
Но на самом деле от нее и от земли их отделяло огромное расстояние, и Вильям подумал, что, если женщина задумала убить его, терраса просто замечательно подходит для такой цели. Физически он ничего не смог бы противопоставить ей. Она была хорошо тренированной и быстрой, тогда как у него отсутствовало и то и другое.
Но он отбросил эту мысль в сторону. Судя по всему, женщина спасла его от охранников и, скорее всего, являлась таким же пленником, как и он. Во всяком случае, все указывало именно на это.
– Меня зовут Жанин, – сказала она, когда остановилась. – Жанин Хейнс.
Женщина все еще тяжело дышала после пробежки по лестницам и коридорам, но ее голос звучал четко, и, судя по сосредоточенному взгляду, она хорошо контролировала себя.
– Я не знаю, сколько у нас времени. Не знаю, могут ли они видеть и слышать нас, единственно мне известно, что мы с тобой не должны встречаться. И если они узнают, что мы были здесь… Я не знаю, как они поступят тогда, – сказала Жанин. Но ее голос ясно давал понять, что среди всех возможных вариантов не существовало ни одного хорошего.
– Кто они такие? – спросил Вильям.
– Я полагаю, они сказали одно и то же тебе и мне. Организация под эгидой ООН. Возможно, это правда, а может, и нет. Это не важно. Важно, что они лгали мне и будут лгать тебе тоже и что нам надо выбираться отсюда.
Вильям посмотрел на нее:
– Лгать о чем?
– Ты видел тексты, не так ли?
Он колебался.
– Старый ключ? Это же ты нашла его?
Прошло мгновение, прежде чем Жанин поняла, что он имеет в виду. Но покачала головой:
– Я ничего не знаю о шифрах. Это не я.
– Кто ты тогда? Почему ты здесь?
– Вплоть до семнадцатого апреля я занималась научно-исследовательской работой в области археологии и училась в докторантуре университета Амстердама.
Вот черт. Вильям перехватил ее взгляд.
– Клинопись, – сказал он.
– Значит, ты видел тексты.
Это звучало как вопрос, но было констатацией факта. Точно как и его предыдущая реплика.
– Они сделали все, чтобы я не смогла понять, – сказала она. – Я получила их в неправильном порядке. Вдобавок в комплексе с посторонними текстами. И никто не сказал, о чем идет речь, и я была не в состоянии думать, не знала даже, где нахожусь, или почему, или…
Жанин повысила голос, замолчала, когда поняла это, и огляделась. Никаких звуков, кроме шума природы. Они не могли слышать их.
– Как долго ты находишься здесь? – спросил он.
Она колебалась. Не знала, есть ли у них время. Но кивнула, изложила ему короткую версию. Она начала публиковать свои статьи еще будучи студенткой в Сиэтле. Получала стипендии за работы по древним письменностям. Переехала в Амстердам, чтобы заниматься научной работой, ради жизни, которую любила, с кошкой и балконом с литой решеткой и с видом на маленькую площадь, а потом все стало черным, когда она, однажды проснувшись, оказалась здесь. С тех пор прошло уже семь месяцев.
– А ты? – спросила она.
Вильям кивнул.
– Та же история, – сказал он. За исключением того, что он не любил свою жизнь, естественно, плюс у него была аллергия на кошек. Но он предпочел не распространяться об этом сейчас.
– Я слышала, как тебя привезли, – сообщила она. – Слышала вертолет. Знала, что прибудет кто-то новый.
– В каком смысле новый?
Жанин попыталась найти нужную формулировку. Но это было слишком сложно, и она не знала, как ей начать и сколько времени в их распоряжении. Покачала головой, постаралась привести в порядок мысли. Разговор мог пойти в ненужном направлении, а чтобы успеть рассказать все, известное ей, требовалось зайти с правильной стороны.
Но Вильям сам нарушил молчание. Уточнил свой вопрос:
– Почему я здесь?
И она посмотрела ему в глаза. Посчитала, что легче ответить.
– Просто той, которая была здесь до тебя, больше нет.
Охранник, до этого дремавший стоя перед дверью рабочей комнаты Вильяма, сейчас выглядел бодрым как никогда. Он бегал по коридорам и заглядывал в каждый проход, попадавшийся ему на пути, но Вильям как сквозь землю провалился.
И он ничего не понимал. Прошло всего несколько минут с тех пор, как он получил сигнал об исчезновении девчонки, смазливой американской ученой, и только успел позлорадствовать по поводу прокола Родригеса и подумать о том, как все могло произойти.
А сейчас сам носился как заведенный и понимал еще меньше. Судя по всему, старый пень тоже исчез. Выбрался наружу через запертые двери, прошел без кодового ключа, и даже сигнализация не сработала, а он знал, что это невозможно, но все равно случилось. Охранник громко выругался и продолжил забег по всем закоулкам, которые уже посещал, по-прежнему лелея надежду, что ему не придется рапортовать о пропаже и его объекта тоже.
Когда Франкен вызвал его по рации и спросил, где находится Сандберг, он подумал, что у него больше нет выбора.
На несколько этажей ниже, под землей, Эвелин Кейс уже начала отсматривать материал согласно правилам, в создании которых ее самой пришлось принимать участие.
На стене перед ней установленные в ряд телевизионные экраны показывали картинки с камер наблюдения, и, прогоняя записанный с них материал в ускоренном режиме, она пыталась отыскать малейшие признаки постороннего движения.
Хотя уже знала, что не найдет ничего. Они располагали слишком малым числом камер, да и те стояли совсем в других частях замка. Она была очень зла и имела на то полное право. Все же прекрасно представляли, что система безопасности практически не работает, когда навязали ей командование ею.
Она твердила об этом снова и снова, но ничего не менялось. Она предупреждала о катастрофе задолго до того, как произошла первая, и все равно они ничего не сделали. А сейчас снова наступили на те же грабли, и все только бегали и удивлялись, как такое вообще могло случиться.
Да элементарно, они ведь не заткнули дыры.
Это могло случиться, поскольку здание не было предназначено для того, что происходило в нем в последние годы, опять же данная система устанавливалась не для наблюдения за пленниками, а с целью предотвратить проникновение в замок незваных гостей снаружи.
Также это могло случиться, поскольку ни один дьявол не хотел вкладывать деньги в безопасность. Как будто их по-прежнему берегли для чего-то другого.
– Скажи, что ты видишь, – буркнул Франкен за ее спиной.
Он произнес это настолько быстро, что слова, казалось, состояли из одних согласных, машинально вцепился руками в спинку ее стула и переводил взгляд с экрана на экран в надежде, что Кейс знала то, чего он сам видеть не мог.
Но она не сказала ничего. Только смерила его холодным взглядом и кивнула в направлении экранов. Он понимал проблему столь же хорошо, как и она.
На верхних этажах охранники бегали по всем коридорам с целью убедиться, что Хейнс и Сандберг каким-то волшебным образом не оказались в их секторах. И все равно только в отдельных случаях Эвелин и Франкен могли видеть кого-то на экранах перед ними. Им требовалось перекрыть пространство в тысячи квадратных метров, и всего-то несколько камер делало это. Вероятность увидеть что-либо с их помощью приближалась к нулю.
– Они в любом случае не выйдут наружу, – сказал он.
И увидел ее взгляд.
– Мы сделали определенные усовершенствования с тех пор.
Эвелин не ответила, и он знал почему. Она была права. Им требовалось усилить меры безопасности. Но когда? Время уже работало против них. Как они могли отдать приоритет чему-то, не двигающему проект вперед?
Им оставалось только надеяться, что катастрофа не разразится до того, как охранники найдут беглецов. Где-то ведь они находились, и в любом случае уж точно не могли выбраться наружу. Но все равно он слышал в своих наушниках только потрескивание, и охранники рапортовали один за другим, что их сектор пуст. И ни одна из запертых дверей не стояла открытой. Их гостей нигде не было. И, судя по всему, они превратились в дым.
Франкен размышлял.
Он не хотел быть фаталистом.
Знал, что по всем признакам крах неизбежен, но отказывался это принять. Где-то они явно дали промашку, ведь существовал какой-то способ все поправить, не следовало опускать руки даже в такой ситуации.
Ведь если он изначально ошибся, не стоило все и затевать.
Но он не успел додумать свою мысль до конца.
– Франкен?
Он открыл глаза. Перед ним сидела Кейс и смотрела на него с удивившей его энергией.
– Дженифер Уоткинс, – сказала она.
Он не понял. Она кивнула на экран компьютера перед собой. На нем красовалась бесконечная вертикальная таблица, цифры и время и еще несколько цифр, и понадобилось несколько секунд, прежде чем он понял, что видит.
Данные по проходам. Какие электронные ключи открывали какие двери и когда.
– При чем здесь с Дженифер Уоткинс? – спросил он, опасаясь, что уже знает ответ.
– Она двигается.
Во всех закутках по всему замку охранники услышали слова Эвелин Кейс в своих наушниках. Они остановились и обратились в слух. Ждали реакцию Франкена.
На мгновение воцарилась тишина. Потом она растянулась еще на мгновение.
– Что значит двигается? – спросил он наконец. Спокойно. Владея собой.
– Она прошла через семь дверей только сегодня.
Это был ответ Кейс, и на своем этаже Родригес сразу же понял, о чем идет речь. Но ничего не сказал, стоял молча, ждал слов Франкена. Он знал, что будет.
– Черт побери, – выругался тот по рации.
Продолжения не последовало. Но Родригес уже достал свое оружие из кобуры. Он командовал охранниками, и именно от него требовалось сейчас взять инициативу на себя. Он плотнее прижал наушник к уху.
– Какую дверь она прошла последней?
* * *
Жанин Шарлотта Хейнс работала за каменными стенами замка уже несколько недель, когда встретилась с Дженифер Уоткинс в первый раз.
Недели получились крутые. И Жанин сломалась. Она перестала есть, не справлялась с работой, и в результате руководство решило приставить к ней Уоткинс в качестве моральной поддержки и помощи.
И это сработало, пусть и не сразу. Но Дженифер оказалась хорошим слушателем и имела в своем багаже более двадцати лет жизненного опыта. Уоткинс смогла разговорить Жанин, и, даже если не имела права сказать ей, почему они находятся здесь и чем точно занимаются, Жанин постепенно удалось снова отыскать смысл своего существования.
Сейчас она посмотрела на Вильяма.
– Только спустя много времени я поняла, что Уоткинс была одной из них, – сказала она. – А не пленницей, как я. Она знала много такого, о чем не хотела рассказывать или, возможно, не могла, откуда мне знать. Но я нуждалась в ней. Она стала частью моего бытия, и в конце концов я просто уступала и переставала задавать вопросы, когда она просила меня об этом. Мы стали друзьями. Не равноправными, конечно. Но друзьями.
Потом Жанин надолго замолчала. Вопрос висел в воздухе, но она ждала, когда Вильям сам задаст его.
– Что случилось?
– Она боялась, – сказала Жанин, посмотрела на Вильяма. – Она пришла ко мне в комнату среди ночи. Или, точнее, стояла снаружи. Мне нельзя впустить ее, сказала она, и мы остались каждая со своей стороны двери, и она предупредила меня, и…
Жанин прервалась, покачала головой. Не было смысла рассказывать все, особенно принимая в расчет, как мало она понимала сама.
– А потом Уоткинс исчезла. Через неделю.
– И сейчас я здесь, чтобы заменить ее?
– Она была математиком. Работала с шифрами.
Жанин сказала это прямо и просто и ждала его реакцию.
И Вильям кивнул. Ты права, означало это. Он здесь на замену ей.
Вильям почувствовал, как силы частично покинули его. Пожалуй, целая очередь стояла за его спиной, и, наверное, они были готовы заменить его тоже, если он не справится с тем, что им требовалось от него.
– Что им надо? – спросил он наконец.
– Я не в курсе. Сначала я знала только про клинописный текст. И думала, это, наверное, историческая находка, археологическая сенсация, нечто, способное перевернуть всю историю человечества, то, что стоило прятать и держать в секрете, я не знаю. – Она пожала плечами. – И дело, пожалуй, не в том, что Дженифер оказалась слишком близко ко мне, просто мне в конечном счете удалось к двум прибавить два. Откуда мне знать. Но наверное, именно этого она и хотела.
– Что ты поняла?
Пауза. Она засунула руку в тонкий карман у себя на бедре, достала оттуда свернутый листок бумаги, развернула, протянула ему.
Вильям взглянул на него. Он был заполнен клинописью.
– Мне жаль, – успел он сказать. – Это мне ничего не говорит.
Когда она перевела дух, было слишком поздно, чтобы успеть ответить.
Пожалуй, темнота заставила их почувствовать себя в безопасности. Вероятно, злую шутку сыграла возможность разговаривать с кем-то, стоять напротив другого человека, мучимого теми же вопросами и тем же беспокойством, и давать свободу мыслям, которые постоянно крутились в голове и давили на мозг, если не находили выхода.
Или просто-напросто охранники двигались вверх по узкой каменной лестнице в полной тишине, абсолютно неслышимые за толстой дверью, находившейся позади них.
Вильям и Жанин все еще стояли на террасе, невидимые со стороны двери, когда шум открывающегося замка нарушил тишину вдалеке.
– Ты боишься высоты? – спросила она и не стала дожидаться ответа.
Прежде чем Вильям успел среагировать, взяла его за руку, потянув за собой подальше от двери, мимо изгибов стены и всевозможных выступов с внешней стороны фасада, и Вильям последовал за ней, беспокоясь о том, что терраса в конце концов закончится и сделает ее вопрос актуальным. Босые ноги Жанин касались каменного пола почти беззвучно, и Вильям пытался двигаться в одном ритме с ней и шагать так, чтобы каблуки производили как можно меньше шума, а совсем рядом с ними тянулась пропасть, остававшаяся столь же ужасающе глубокой, сколь бы долго они ни бежали.
Потом она резко остановилась. Строго посмотрела ему прямо в глаза.
– Двумя этажами ниже находится окно. Смотри на меня и делай точно как я.
Секунду спустя Жанин перемахнула через край.
Вильям успел подумать, что сейчас она умрет.
Но ничего подобного не случилось.
Она не впервые спускалась этим путем, понял он. Не единожды искала, на что может встать или где держаться, дотягивалась до выступов и выбоин в стене, училась с их помощью спускаться до узкого карниза, который этажом ниже шел вдоль фасада. Там она остановилась на полпути к указанному окну.
Кивнула ему: твоя очередь.
Сначала Вильям понял, что все еще не ответил на ее вопрос и что ее особенно и не интересовал его ответ.
В противном случае он сказал бы «да». Как бы ни велико было его желание покончить с собой, он не испытывал особой радости от перспективы свалиться в бездну.
Одновременно он слышал приближавшийся топот ног по полу террасы.
А увидев лучи фонарей охранников, шарящие по камням у выступа, который они только-только миновали, решил, что высота в любом случае не так опасна.