Г. С. Абрамова
Психология развития и возрастная психология
Возможность увидеть с ее помощью реальность идей людей, которые меня окружают, дополнила ее несколько иным содержанием, которое хотелось обобщить следующим образом. Прогресс несомненно предлагает человеку все новые и новые вещи, предметы для организации его жизненного пространства. Эти вещи, предметы вторгаются и в пространство его Я, создавая его качественно своеобразные проявления в виде отношения к этим вещам. Вещи, предметы преобразуют отношения между людьми – они становятся все более опосредованными, это приводит и ко все более опосредованному отношению человека к себе (вплоть до полного безразличия и отчуждения).
Существование человеческой интегрированной индивидуальности, способной к развитию отношений с самим собой и с другими людьми, возможно и необходимо, так как это условие сохранения разнообразия жизни – главного источника ее развития. Мне не хотелось бы быть избыточно оптимистичном в оценке качества этого разнообразия, но думаю, что пока человек в состоянии отделять идеи о жизни и разных ее проявлениях от осуществления жизни, то есть в состоянии честно мыслить, у него есть все шансы сохранить свою сущность в том виде, в каком она ему доступна для собственного размышления о ней. Если недоступна, если путь к мышлению закрыт ложью, всегда есть выбор – расчистить путь или идти обходным путем: через обман и самообман куда-то. Может быть в небытие… Может быть…
Итак, идеи, концепции жизни и смерти, собственного Я и Я – Другого обеспечивают интеграционные процессы в психической реальности, позволяют выделить сам факт ее существования как для самого человека, так и для наблюдателя. Происхождение этих идей, их вариабельность, относительная устойчивость отмечаются исследователями в области антропологии и этнографии, этики и психологии, философии и истории.
Эти данные позволяют приблизиться, на мой взгляд, к пониманию обоснования воздействия человека на другого человека и на самого себя. Воздействия как естественного качества его активности, обладающей вектором движения, направления, цели.
Проблема обоснования воздействия кажется мне одной из главных в возрастной психологии, так как она постоянно (в виде разных теорий) фиксирует процесс и результаты этого воздействия, например в виде умений и навыков человека, в виде его самооценки и самоотношения, в виде качеств мышления и так далее, и тому подобное. Обоснование воздействия предполагает наличие как минимум переживания людьми процесса (результата) воздействия как сопоставление соответствия или несоответствия источника воздействия, качества воздействующей силы и ожидаемых и реальных результатов воздействия.
Факты выделяются человеком с помощью органов чувств, реагирующих на различные качества мира, но воздействие человека на человека не сводится к сумме реакций органов чувств – глаз, ушей, мышц, органов обоняния и вкуса.
О специфических особенностях воздействия человека на человека мы и поговорим в следующей главе.
Вопросы и задания для самопроверки
1. Какое воздействие оказывает на Я другой человек?
2. Что такое идеология?
3. Какие функции выполняет идеология?
4. Что такое Я, в чем проявляется его сила?
5. Почему сознание человека должно быть целостно?
6. Какие идеи обеспечивают интегрированность психики и почему?
Глава 5
Социальная ситуация развития
Мы все живём со знанием вины,
И в поисках потерянного рая
Всё измеряем неба глубину ―
Себя во всём за меру принимая.
(Автор известен, но не хочет известности.)
Мы – другое поколение, у нас запросы – другие.
(Из разговора с Володей.)
Пошли мне сообщение на мыло или постучись в аську.
(Из телефонного разговора коллег.)
Молодой итальянский инженер и его жена-японка получили работу в одной из датских фирм, где они общаются с коллегами на английском языке.
Из газетной статьи (краткий пересказ двух абзацев).
Ключевые слова: общественный кризис, мультикультуральность, виртуальный мир.
В результате изучения данной главы студенты должны:
знать содержание понятия социальная ситуация развития;
уметь выделять основы не составляющие социальной ситуации развития;
владеть средствами писания и анализа социальной ситуации развития.
Скоро закончится второе десятилетие нового века, конца которого, что очевидно, мне уже не придётся наблюдать. Так сложилось, что, написанная в прошлом веке, книга продолжает жить, а у меня есть возможность продолжить её и этой главой, за которой стоят не только события будущих исторических календарей, но и мои ежедневные события, моя личная жизнь. Исторические и ежедневные события определяют содержание этой главы, в которой будет несколько важных научных понятий.
О чём эта глава?
О неизменности проблем возрастной психологии как науки. Напишу о том, что все её проблемы, несмотря на их почтенный возраст, позволяющий говорить об истории возрастной психологии как науки, остаются неизменными[31]. Это их постоянство добавляет аргументов в пользу понимания возрастной психологии как науки.
Эта глава о том, что в возрастной психологии называют социальной ситуацией развития.
Эта глава и о появлении новых возможностей взаимодействия людей во времени и пространствах, которые в прошлом веке ещё не относились к разряду массовых.
Многим из моих возможных читателей последние два десятилетия составляют некоторую часть их личной жизни и окрашены личными воспоминаниями, среди которых есть только им известные подробности общественного кризиса, потрясшего и потрясающего сегодня всё пространство бывшего Советского Союза. Для меня – это и воспоминания, и переживания, и осмысление, и неизменное сопереживание – то, что есть моя личная жизнь. Я не могу писать что-то вне пережитого, поэтому эта глава пристрастна, как и весь текст этой книги.
Понятие общественный кризис, глубину которого мы вряд ли, как современники, сможем оценить, едва ли описывает то, что произошло и происходит в бывшем СССР.
Этот кризис выразился в потере социальной и личной защищённости, в потере границ, охранявших относительную стабильность условий жизни, так необходимую для осуществления самой жизни. Защищённость существовала как свод писанных и неписанных правил общежития как общей жизни в социальной системе, которая стремительно теряла эффективность существования, проще говоря, умирала, погребая под собою всё, созданное ею.
Как всякая неживая система, созданная на основе симулякров, она имела определённый запас прочности, который был ограничен временем. Для пояснения этой мысли, думаю, уместно провести аналогию с живым и механическим соловьём из сказки Г. Х. Андерсена. Механический соловей мог исполнять только заданные мелодии, когда механизм пришёл в негодность, соловей – красивый, исправный снаружи – замолчал. Так и любая неживая социальная система, изнашиваясь, замирает, а потом умирает. Эту смерть наблюдают и переживают свидетели и очевидцы как остановившиеся заводы и фабрики, опустевшие поля, зарастающие лесом, как безработицу, как угрозу голода и холода.
Нужна энергия для создания жизненной социальной системы, где правда жизни будет представлена не симулякрами, а знаками, имеющими значение и смысл. Восстановление правды жизни в социальной системе требует от больших групп людей искренности и честности – это те качества мыслей и чувств, которые были не нужны в мёртвых социальных системах, построенных по принципу: «Что прикажете, то и будем думать, делать и т. п.». Восстановление правды жизни требует от больших групп людей осмысления жизни как целостности, это обрекает человека (можно сказать, что всё общество) на поиск той трансцедентальной позиции, которая позволяет видеть и себя и общество как бы со стороны, одновременно живая в нём.
Эта позиция обретается в общении с Другими Людьми, в равноправном диалоге или полилоге, где каждый участник диалога имеет право на свои мнения, свои ошибки, свою степень риска, свою автономию от Другого, и то общее поле ответственности, где они взаимодействуют. Равноправный диалог основан на признании всеми участниками диалога наличия друг у друга защищённого психологического пространства, в котором структурируется и осуществляется самообоснование жизни. Другими словами – для диалога, как и любого взаимодействия, существует необходимость обозначения границ взаимодействующих реальностей. Не так важно, какая это реальность – психическая реальность одного человека, группы людей или целого народа. Обозначение границ предполагает их фиксированность – географическую, социальную, психологическую – в разных временах и пространствах. Думаю, что тогда и можно говорить о равноправности диалога как о структурированном присутствии его участников не только для других, но и для себя.
Очевидным становится и тот факт, что для осуществления диалогического или полифонического взаимодействия предельно важно обозначить пространство (пространства) и время (времена) взаимодействия, чтобы предмет взаимодействия был доступен всем участникам контактов. В ситуациях общественного кризиса таким предметом становится общая жизнь людей на общей территории, в общем культурном пространстве, которое в индивидуальной жизни каждого их них существует в виде переживаний как бытовая жизненная философия, как Я-концепция, как концепция Другого Человека. Именно они – эти психологические образования, как структуры, существующие у каждого человека, будут определять возможности выхода из кризиса как поиск путей общей жизни на общей территории, с общей социокультурной среде.
Это может выглядеть как утопическое пожелание, так как разные виды человеческого неравенства – экономическое, социальное, физическое, психологическое – очевидный факт. Не менее очевиден и другой факт, что люди объединены – хотят они этого или не хотят – территорией их страны, территорией их родного языка, а значит, возможностью самосознания в культуре этого языка. Кроме того, люди объединены взаимозависимостью своих физических жизней. Короче говоря, смерть придёт к каждому живущему.
Это, казалось бы, очевидно и просто, но нужно личное мужество, чтобы в этом диалоге не впасть в соблазн зависти и ненависти, в соблазн следования чужому разуму, создавшему свои заблуждения, свои симулякры, которые он – чужой разум – принимает за истину.
Так случилось в моей жизни, что я была вынуждена несколько раз отвечать на один и тот же вопрос людей, живущих в, как они сами себя называют, современном цивилизованном обществе. Вопрос звучал или завуалировано, дипломатически или прямо, так как я его сейчас напишу: «Почему русские взяли из Запада самое плохое, то, от чего мы сами давно отказываемся, почему они ничему у нас не научились?» «Самое плохое» – это и массовая культура потребления, и наркотики, и проституция, и криминализация, и то катастрофическое расслоение на бедных и богатых, которое далеко не всегда очевидно в современном западном обществе.
Я отвечала на этот вопрос, ориентируясь на идеи запретного плода и на стремление соответствовать тому образу жизни, который виделся моим соотечественникам как новый и современный. В науке, как уже говорилось в других главах, это называется процессом идентификации. Думаю, что оно в полной мере связано с переживаниями собственности, о котором я хочу рассказать ниже.
В мёртвых социальных системах практически каждый человек и все вместе теряют чувство причастности к настоящему времени как историческому. Связь времён как преемственность в пространстве и времени исторического опыта духовной и экономической жизни поколений, опыта осуществления продуктивных творческих усилий, основанных на переживании «Мы» и «Наше» прерывается, поэтому и неочевидны, необходимые для ориентации в собственной жизни, правдивые критерии современности как принадлежности к настоящему времени своей жизни, нет или обесценены переживания жизни как своей собственности и собственности Другого Человека.
Да и где эти критерии?
Сегодня я могу сказать, что критерии современности как критерии развития социальной системы и человека нужно искать в отношении к своей жизни и жизни общества как целостным явлениям. Можно было бы написать слово жизнь с большой буквы, подчеркнув таким образом отношение к этому явлению, но жизнь так противоречива и разнообразна, что не нуждается в какой-то абсолютной или относительной оценке. Она такая, какая она есть в доступном каждому из нас пониманию. Этим пониманием мы и можем поделиться друг с другом, осуществляя каждый свою жизнь от рождения до смерти.
Можно задать например, конкретный вопрос о том, кто выглядит современнее – мужчина бритый наголо, с искусственными рожками под кожей, весь покрытый татуировкой или его же возраста мужчина с единственной серьгой в правой ноздре или тот, что без серёжек, но с бородой и усами, заплетёнными в косички? Тот же вопрос о современности, но уже, связанный с деньгами: кто современнее – молодой мультимиллионер, подаривший чек семье, где ребёнок нуждался в срочной операции или такой же молодой мультимиллионер, отдавший примерно ту же сумму за очередной личный автомобиль? А как быть с современностью подростка, зависающего в виртуальном мире, и его деда, всё ещё побаивающегося компьютера?
Вариантов таких конкретных вопросов – бесконечно много. Все ли они относятся к понятию современность? Чем измерить объём этого понятия, его логическую наполненность? Где оно, настоящее время, если даже то, что было написано на этой странице, уже принадлежит прошлому? Мне кажется, что ответ на этот вопрос, может быть, не в такой формулировке, но такой по сути возникает перед каждым человеком во время социального кризиса, когда неудовлетворённость своей собственной и общественной жизнью достигает наивысшей степени напряжённости и вопросы организации своей личной (единственной и неповторимой) жизни становятся не только абстрактно философскими, но и вопросами практики ежедневной организации не только бытия, но и быта.
В ситуации общественного кризиса происходит уничтожение многих социальных ролей и связей как симулякров, как пустых форм, потерявших содержание. Такое случилось со многими профессиональными ролями, например, с ролью продавца.
В СССР это была роль, обладающая необыкновенными возможностями власти над товаром, которого было мало, который надо было «доставать» через «нужные связи» с представителями этой магической профессии. За время общественного кризиса магия исчезла, сегодня уже продавец сам заинтересован во встрече с покупателем, который уже не «гражданин, встаньте в очередь», а «уважаемый клиент». Что изменилось?
Разрушилась одна форма взаимодействия людей и появилась другая, в которой каждая взаимодействующая сторона вынуждена формировать и проявлять свою концепцию Другого Человека, так же как и Я-концепцию. Можно было бы поделиться и личным переживанием неподдельного изумления, когда продавец в российском провинциальном магазине сказала мне: «Спасибо за покупку!» Она восприняла меня как человека, от которого она зависит!? У неё изменилась концепция Другого Человека! У неё изменилась её собственная Я-концепция. Ей потребовалась определённая интеллектуальная работа – усилие – по построению нового взаимоотношения со мной, работа по преобразованию её собственной психической реальности, где появилось место для новых качеств концепции Другого Человека.
Я думаю, что в этом факте можно увидеть главное позитивное проявление общественного кризиса, корни которого в переживании наличия Я как собственности как свойства психической реальности («Данное мне – моё – принадлежит мне»). В этой словесной формуле, отражающей переживание наличия Я как собственности мне бы хотелось представить читателям те переживания, которые выглядят весьма актуальными для психического развития человека в периоды социального кризиса, который существует не как научная абстракция, а как социальная ситуация развития миллионов людей.
Остановлюсь на них несколько подробнее.
«Данное мне» – переживание наличия потенциала своих физических, интеллектуальных, волевых, эмоциональных и т. п. качеств, которые составляют основу для осуществления трансцендентальной позиции. Это и те конкретные времена и пространства, т. е. жизненная среда, где есть конкретные люди и предметы, с которыми человек состоит во взаимозависимых отношениях. Это – своего рода фундамент для осуществления преобразований как в своей жизни, так и в жизни общества. Это – основа любой активности человека.
«Моё» – все люди и предметы, включая собственное тело человека, на которые прямо или опосредованно распространяется или может потенциально распространяться воздействие – человека. Именно через это переживание проявляются такие свойства психической реальности как наличие границ, обратимость, потенциал изменчивости (связан со свойствами предметов, включённых в переживание). Это – основа предметной деятельности человека, где выбор предмета деятельности и действия с ним описываются понятиями мотивов и потребностей.
«Моё» – это и конкретное место Я и не-Я в системе социальных отношений и возможности воздействия на Я и Других людей. «Моё» – если говорить бытовым языком, – это области власти человека, проявление его силы организовывать и осуществлять позицию по отношению в миру, в котором он действует. «Моё» как переживание обеспечивает человеку связь и с бытием Я и с бытием в Я, определяет ответственность, причастность к разным временам и пространствам.
«Принадлежит мне» – переживания субъектности как дистанции между содержанием Я-концепции и концепции Другого Человека. Психологическое содержание дистанции связано с существованием моральных и нравственных норм, регулирующих, прежде всего, меру воздействия на Другого Человека, меру принятия воздействия на Я-концепцию.
Благодаря разнообразным психологическим теориям есть возможность анализировать эти переживания, ориентируясь на их проявления в индивидуальной жизни человека и в жизни общества с нескольких позиций или подходов, существующих в настоящее время для объяснения свойств психической реальности. Я попробую представить их в виде таблицы.
Таблица 10
Содержание переживания «Данное мне – моё – принадлежит мне» как проявление общественного кризиса в индивидуальной и социальной жизни
В этой таблице мне хотелось показать сложность и глубину переживаний как отдельного человека, так и общества в целом в периоды общественного кризиса.
Для этой таблицы я использовала множество разных источников информации. Думаю, что нет необходимости указывать их все. Я могла бы привести в доказательство очень много конкретных примеров поведения как отдельных людей, так и групп людей, которые переживали и переживают общественный кризис в разных формах, общих только тем, что в них есть содержание этого переживания, которое кратко можно назвать переживанием собственности, – именно оно было предельно актуализировано у них в их социальной ситуации развития.
Можно думаю, утверждать, что изменяющиеся Я-концепции и концепции Другого Человека стали определять возможности воздействия, так как именно в них с наибольшей очевидностью опредметились переживания собственности. Именно их содержание стало опосредовать использование взаимодействующими людьми разных свойств предметов, выбор свойств предметов, в которых фиксируется, опредмечивается содержание концепций.
Продолжу пример с покупкой в провинциальном магазинчике – мою покупку положили в аккуратный целлофановый пакетик, а не грязно-серую обёрточную бумагу (или во вчерашнюю газету). Вот так и опредметились наше с продавцом изменившееся взаимодействие. Я привела этот простой пример как внешне привлекательную сторону общественного кризиса, который имеет и множество других проявлений, в которых люди опредмечивают переживания активности Я как Я-концепции и концепции Другого Человека.
Общественный кризис актуализировал у людей переживания психологического времени и пространства, актуализировал переживания относительности как качества психологической реальности. Эти переживания вносят большую степень неопределённости как в индивидуальную, так и в социальную жизнь. Степень неопределённости очень высока, она достигает уровня стресса, люди вынуждены искать относительно устойчивые элементы как в своей психической реальности, так и в социальной жизни. Изменчивость не может быть вне устойчивости, неопределённость не может быть вне определённости. Это – из законов диалектики, той логической системы, которая пытается анализировать функционирование живых систем. С особенной остротой встаёт и вопрос о концепции жизни, которая дала бы возможность целостного видения мира и своего места в нём.
Одна из важнейших особенностей современного развивающегося мира, который уже получил название постиндустриального, состоит в том, что оно порождает особый тип отношений между людьми, особую, неизвестную в полной мере в нашем обществе, концепцию Другого Человека и Я-концепцию. Это отношения Клиента и Производителя, отношения Потребителя и Производителя, отношения Работника и Работодателя. В этих отношениях понятия Работа, Производство, Потребление, Окружающая Среда и многие другие содержат элементы Я-концепций и концепции Другого Человека или полностью включают их. Ограничусь одним примером. Для того, чтобы продать продукт, надо знать запросы Другого Человека – Клиента, пусть пока только потенциального. Индустриальные общества создали и создают перепроизводство предметов потребления – вещей, которые совершенствуются в качестве и функциональности, т. е. практически в уподоблении живому телу человека. Есть специальные науки, которые этим занимаются. Одна из них – эргономика.
В мою задачу не входит анализ разных общественных систем, я только хочу сказать, что общественный кризис создал ситуацию преобразования предметно опосредованных отношений между людьми. Это преобразование выразилось прежде всего в необходимости рассматривать предметы (как материальные, так и идеальные) с позиции Другого Человека, как необходимость отношения к Другому Человеку как к самому себе. Это – тот здоровый эгоизм, который делает предпринимателя успешным, а его дело – развивающимся во времени и пространстве. Творческий потенциал каждого человека и общества в целом, потенциал преобразования материальных и идеальных предметов, востребованный во время общественного кризиса, нашёл и находит своё воплощение в тех предметах, которые человек хочет, может и должен использовать как Клиент, как Потребитель. Без этой его возможности нет никакого производства – ни идей, ни материальных вещей.
Существует множество психологических и социальных сложностей на пути становления здорового эгоизма. Я уже называла одну из них – социальный страх, другие обобщённо можно было бы назвать жизненной философией или уровнем рефлексии на жизнь как целостный предмет, воплощающемся в экзистенциальных переживаниях. Именно их проявление можно увидеть, например, в философских поисках людей, в фактах равнодушия, апатии, жестокости, воровства, насилия.
Экзистенциальные переживания сложны, люди с проявлениями психической смерти не могут справиться с ними, они начинают отвергать жизнь как явление, относясь к ней деструктивно. Деструкция даёт временное переживание собственной силы, но она (по закону обратной связи) разрушает и без того неустойчивую структуру психической реальности. Осуществление здорового эгоизма требует от человека определённых качеств психической реальности, которые связаны с переживанием жизни как собственности. Эти качества психической реальности, думаю, могут и должны охраняться общественными знаковыми системами, структурирующими социальное пространство как пространство взаимодействия взаимозависимых людей.
Социальный кризис показывает, что строение психической реальности у каждого человека (у каждого в своей форме) зависит от социальной ситуации развития, мне бы не хотелось утверждать, что определяется ею, но зависимость прослеживается как очевидная. Это та зависимость, которая, например, экспериментально была доказана в культурно-исторической теории работами А. Р. Лурия о формировании понятий[32], это та зависимость, которая доказывается сегодня жизнью и научной судьбой А. В. Суворова[33], это та зависимость, которую большинство людей, думаю, переживают как степень обусловленности своей жизни присутствием в ней Других Людей. Я процитирую несколько строчек из текстов А. В. Суворова, которые дают некоторое конкретное представление о том, что я пытаюсь объяснить читателю, да и самой себе: «… на человечность не приходится претендовать, если никого не любишь и ни за что, ни за кого, ни перед кем не в ответе… Особенно за себя и перед собой. Поэтому «рыночные» отношения, отношения бесконечного тотального торга, кто кому чем обязан и сколько должен, я ни в коем случае не могу признать человеческой – человечной – формой отношений. Это обесчеловечивающая, бесчеловечная форма отношений, при которой запросто можно стать из человека не животным даже, а куда худшим существом – нелюдем. Вступая в тотальный торг, мы перестаём быть людьми, или вообще никогда ими не становимся. Любовь – как ни крути – сущность человечности, а тотальный торг ни с любовью, ни, стало быть, с человечностью – несовместим. И это, разумеется, вовсе не моё открытие. В поисках первооткрывателя этой истины можно забрести далеко-далеко вглубь веков, так что оставим эти разыскания. Неважно, кто первый это открыл, а важно, что это – так!»[34]
В современном мире существует великое множество простых и сложных симулякров – пустых по существу, но ярких по форме знаков, которые позволяют человеку, хотя бы на время снимать остроту экзистенциальных переживаний, связанных с построением и осуществлением концепций жизни, Я-концепции и концепции Другого Человека. Эти знаки в большинстве случаев основаны на идее Другого Человека как Клиента, как потенциального или реального потребителя разных предметов, тех предметов, которые обобщённо могут быть представлены в виде денег как одного из универсальных знаков в мире людей.
Думаю, что нет необходимости доказывать, что ограничение концепции Другого Человека только его качествами как Клиента приводит к искажению представлений о творчестве жизни как индивидуальной, так и социальной. Из самого процесса творчества таким образом невольно или специально исключаются переживание связи времён как потенциальной бесконечности любой культуры, воплощающуюся в каждый момент времени в конкретную социальную ситуацию развития, в конкретную форму жизни человека среди людей. Люди начинают в большей использовать творческую энергию для создания предметов потребления, ориентированных на потенциальных Клиентов, в меньшей степени затрачивается творческая энергия на создание социальной и индивидуальной жизни как целостности.
В момент общественного кризиса по степени выраженности острота потребностей в предметах потребления и в философских идеях практически равнозначна.
Люди, можно сказать, обречены на творчество жизни.
Однако, и в современном западном обществе развитого потребления есть большие группы людей, которые, имея более чем достаточное число предметов потребления, испытывают необходимость в философских идеях, осмысления жизни как целостности. С этой целью они обращаются не только к идеям своей культуры, но очень часто к идеям других культур, прежде всего, восточных культур.
Это проявление того же творчества жизни, без которого невозможно само существование психической реальности как бытового индивидуального явления.
Необходимость в философских идеях существует как духовная потребность людей, она обостряется во время социального кризиса, становится зримо, ощутимо материализованной в виде разных знаковых систем, конкурирующих между собой за знание истины жизни. Конкуренция неизбежна, так как во время социального кризиса степень жизненного риска очень высока и потенциально многие люди готовы быть потребителями идей, снижающих (хотя бы на время) степень этого риска. Начинается и борьба за умы людей как потенциальных Клиентов, как потенциальных потребителей, способствующих в конечном счёте созданию материального или идеального капитала для кого-то (Другого Человека), для себя (так, опыт осуществления своей жизни – это тот капитал, который есть у каждого человека) или для человечества (если капитал создаёт гениальный человек).
Современное материальное производство уже давно перепроизводство (только пример из бытовой жизни западного провинциального городка – весной на продажу выставлено 32 вида газонокосилок, среди них – газонокосилка – робот, в том же местном магазинчике можно увидеть около 40 видов крышек для унитазов, а ещё есть некое количество этих предметов в каталогах), то же самое можно сказать о производстве идей о жизни, которые воплощаются в разных жизненных стилях.
Это те особенности современного общества, которые долгое время не присутствовали в социальной ситуации развития многих людей в нашей стране. Выбора, осознанного выбора, предметов потребления практически не было. Сейчас выбор есть, его возможности возрастают.
Это тот выбор, где человеку приходится встречаться с Другими Людьми как Производителями, с их целями и задачами, воплощёнными в продуктах потребления (материальных и идеальных предметах). Вот в этом выборе и происходит встреча людей с ценностной стороной капитала, где такие свойства предметов как качество и количество, форма и содержание, функция и структура (подчеркну ещё раз, что и материального и идеального предметов) могут быть представлены относительно независимо друг от друга в виде подобий, симулякров. Говоря бытовым языком, в виде фальшивок, дешевых подделок, копий. Так, внешне привлекательная, «полезная» продукция может оказаться обыкновенной дрянью, вредной для здоровья. Проблемы соответствия ценности и цены – это возможность воплощения в продукте ценности как истины жизни и творчества, но это и возможность воплощения ложных ценностей как проявление временной власти над кем-то или чем-то.
В этих возможностях открыто возвращение к переживаниям собственности, к понятию здорового эгоизма, так необходимого, думаю, и человеку и обществу для сохранения потенциала (капитала) творчества жизни.
Капитал – это не только и не столько сумма денег, сколько потенциал преобразования природного предмета ради Другого. Этим Другим может быть сам человек, его интересы и потребности, но отнесённые к будущему времени (в этом смысле в капитале присутствует будущее). Капитал – это и потенциал понимания Другого Человека как Клиента, как потребителя определённого продукта, капитал – это и потенциал понимания законов развития общества как большой группы людей, объединённых в пространствах и временах. Ошибки и заблуждения, связанные с познанием законов жизни как отдельным человеком, так и обществом в целом (или отдельными группами людей) приводит к непродуктивному расходованию – пустой трате – капитала как потенциала творчества жизни.
