Гала Артанже
Две версии любви
Ноябрь-декабрь, 1975
Пролетел месяц. Я втянулась в работу секретаря комсомольской организации комбината. По моей инициативе сколотили команду КВН, провели концерт ко дню Великой Октябрьской революции и уже обдумывали программу для новогоднего вечера с музыкой, песнями, танцами, ведь костяк работников комбината – молодёжь.
Я пообвыкла в общежитии, обустроила быт. Из окна моей комнаты (я одна занимала спальню) открывался вид на овраг с речкой, а за речкой простиралась берёзовая роща. В зале проживали три девушки: веселушка-хохотушка Ирина из отдалённой деревни нашего района и тихие скромницы Таня и Люда, приехавшие из сибирского городка Канск.
На первом этаже одну квартиру преобразовали под комнату отдыха: мини-библиотека, шкаф с настольными играми, телевизор, радиола, столы со стульями, диван и два кресла.
В другой однокомнатной квартире первого этажа находился штаб ДНД2. Штаб создан не без моего участия – назрела необходимость. Дело в том, что в город на возведение второй очереди комбината, кроме ребят-строителей с комсомольскими путёвками, были направлены и судимые мужчины, заканчивающие «отсидку» на поселении, и часть из них разместили в нашем общежитии. Конечно, их контролировала милиция: три-четыре раза в месяц они ходили отмечаться в городской участок. Но за закрытыми дверями «своих» квартир они всё-таки умудрялись распивать спиртные напитки, курить и шуметь в позднее время. Коменданту общежития поступали жалобы. Тогда я и высказала идею открыть штаб ДНД и дать дружинникам право проверять квартиры при необходимости. Идею поддержал участковый милиционер, затем РОВД и горком комсомола. В доме стало спокойно.
Люблю тебя, Левобережье!
В выходные дни меня неудержимо влекло не в шумную Москву или областной центр, а на тихое Левобережье городка. Там, среди старинных зданий, церквей и храмов, я находила особое вдохновение. На этом берегу Волги, вдоль её холмистых склонов, возвышались пять домов Божьих, и я с упоением зарисовывала их изящные силуэты. Православные церкви, с их устремлёнными ввысь куполами, казались воздушными и лёгкими по сравнению с массивными каменными католическими соборами.
Мне нравилось наблюдать за величавым течением Волги, большими кораблями и стремительными пассажирскими теплоходами на подводных крыльях – «Ракетами» и «Метеорами». Великолепный собор, возвышающийся над деревянными серенькими покосившимися домиками, придавал пейзажу особое очарование. Издали эти домики выглядели милыми и игрушечными, словно сошедшими с полотен Кустодиева.
Со временем я заметила, что жизнь в этой части города текла особняком. Здесь не было потока приезжих – ни заводов, ни новых рабочих мест, ни высоток, меняющих силуэт улиц. Левобережье оставалось нетронутым временем, а его жители – истинными коренными романовчанами. Их предки веками жили на этой земле, а фамильные купеческие особняки передавались по наследству вплоть до революции. Даже после неё многое осталось по-прежнему: купцы и мещане не спешили покидать родные места. Правда, их просторные дома наполнились новыми голосами – сюда переезжали ремесленники и крестьяне из близлежащих деревень, превращая некогда уединённые особняки в многосемейные гнёзда.
На Левобережье все знали друг друга не только в лицо, но и всю биографию каждого семейства. Я часто ловила на себе любопытные взгляды. Неудивительно, ведь я была для них чужачкой. Я и выглядела не так, одевалась не так, не так говорила. Даже улыбалась не так. Здесь не было принято здороваться с незнакомцами. Даже если встретишься с кем-то нос к носу на узкой тропинке, тебя просто проигнорируют – пройдут мимо, словно перед ними пустое место. А я приехала из Франции, где, особенно в посёлках и небольших городках, люди приветствуют друг друга хотя бы улыбкой, если не словом. По привычке я тоже всем улыбалась, наверняка выглядя в их глазах странной, а то и вовсе блаженной. Со временем эта наивная привычка сошла на нет – я перестала раздавать улыбки направо и налево.
Днём любила посидеть не только на набережной, но и в парке за чтением журнала «Юность» или «Литературной газеты», взятых из читального зала библиотеки. Я подружилась с заведующей Натальей, она всегда была рада меня видеть. Мы беседовали о книгах и новых фильмах. Иногда я приходила с конфетами, пряниками и пластинками западных групп. Мы негромко включали музыку, пили чай.
Несколько раз я замечала высокого парня лет двадцати трёх – двадцати пяти, с пышной взлохмаченной шевелюрой и прищуренным взглядом. Он садился на скамейку напротив, метров за десять от меня, курил и исподтишка наблюдал. Я просто отмечала факт его очередного присутствия, не более того, но удивлялась, почему мы появляемся в парке каждый раз в одно и то же время.
Я уже привыкла к пересудам и взглядам на комбинате, когда тебя буквально изучают с головы до ног: во что одета, какой макияж, чем пахнешь… И уже не обращала внимания, а просто пропускала через внутренний фильтр. Ну, наблюдает парень со скамейки – и пусть наблюдает! С меня не убудет.
Но однажды, после очередной подобной встречи, парень набрался наглости вторгнуться в мой сон: комсомольский вожак пятернёй причёсывала его взлохмаченную шевелюру…
Ну и сны, однако, у девушки!
Комсомольские будни
Жизнь на комбинате бурлила, как горный поток, и я оказалась в самом его течении. Круг моего общения не ограничивался только Надей, комсомольским активом и директором – то и дело приходилось пересекаться с секретаршей, а кабинет я делила с физруком. Владимир – так его звали – был колоритной фигурой: двадцатипятилетний блондин среднего роста с серыми глазами и такими светлыми ресницами, что они казались невидимыми на солнце. Его накачанная фигура выдавала в нём настоящего спортсмена. Он отвечал за всю спортивную жизнь комбината: зимой гонял рабочих на лыжах, летом организовывал футбольные матчи, соревнования по лёгкой атлетике и заплывы в Волге, а также был играющим тренером футбольной команды, чем особенно гордился.
В периоды затишья спортивной жизни Владимир неформально становился моим помощником. Мы вместе корпели над еженедельной стенгазетой, придумывая материалы в духе времени – острые, но не слишком, с правильным идеологическим уклоном. Такая совместная работа незаметно сблизила нас. Обеды в столовой, куда мы ходили вместе и где к нам неизменно присоединялась Надя, стали маленькой традицией. После работы нашей троице предстоял неблизкий путь домой: я направлялась в общежитие, Надя – к Капе, а Владимир, как местный житель, тоже держал путь в старую часть Правобережья. Автобусы развозили рабочих по окрестным сёлам, но через город не ходили, поэтому мы пешочком месили грязь или утаптывали снег, в зависимости от капризов погоды.
Декабрь подкрадывался незаметно, а с ним и предновогодняя суета. На комсомольский актив легла ответственность за организацию новогодних торжеств. Программа вырисовывалась традиционная: в актовом зале – официальная часть с обязательными речами директора, парторга, комсорга и председателя профкома, потом награждение денежными премиями героев соцсоревнований и рационализаторов производства. Затем – концерт, где должны были блеснуть наши самородки: певцы, танцоры, чтецы и новоиспечённая команда КВН. И конечно, куда же без неё – разухабистая гармонь должна была придать всему действу народный колорит.
Но я решила пойти дальше – задумала после концерта устроить танцы. Такого на комбинате ещё не было, настоящая "проба пера". Молодёжи нужна отдушина, возможность выплеснуть накопившуюся энергию. И лучше пусть это происходит под присмотром, на комбинате, хотя бы раз в месяц.
Директор, после долгих дебатов и моих настойчивых убеждений, наконец сдался – танцам быть! Но тут встал вопрос с музыкой. Своего ансамбля у нас не было, приходилось выбирать между двумя городскими коллективами: из дворца культуры правого берега или из клуба левого. Владимир, хорошо знавший местную культурную жизнь, пояснил: левобережные – настоящие танцевальные волки, играющие каждые выходные на танцах, а правобережный коллектив занимается концертной деятельностью с репертуаром советских композиторов.
Я решила, что нужно самой оценить левобережную группу в деле. В конце концов, доверять можно только собственным глазам и ушам.
Танцы-танцы, обжиманцы
Суббота
В субботний вечер по льду Волги мы с Надей пришли в клуб. Он располагался на центральной улице Левобережья, в длинном старинном здании на первом этаже.
Владимир категорически отказался нас сопровождать, сказал, что между парнями двух берегов издавна идёт негласная война и лучше вечером на чужой территории не показываться. Да уж! А Надя советовала мне присмотреться к парню. Нет-нет, такие храбрые герои мне не нужны!
В клубе работала гардеробная. Снять пальто, переобуться, купить билет за двадцать копеек – всё на входе, под недремлющим оком пожилой женщины – гардеробщицы, кассира и контролёра в одном лице.
Несколько парней, чуть отвернувшись от гардеробщицы, по очереди отпивали из бутылки немного вина. Для храбрости, что ли?
Я вспомнила мой первый вечер с Надей и порцию грузинского вина, от которого почувствовала лёгкость и тепло после малой толики выпитого. И всё же пить из горла общей бутылки – это не комильфо, согласитесь… Надо поговорить с директором, чтобы на молодёжной вечеринке работал буфет с пирожными, соками, минеральной водой и лёгкими алкогольными напитками: шампанским, пивом, вином, но в строго ограниченных количествах. Если уж и выпивать немного, то пусть это будет культурно! Всё равно же пить будут! Так хоть не из горла!
Мы вошли в зал. По периметру стояли длинные секции со стульями. На сцене суетились длинноволосые музыканты от восемнадцати до двадцати пяти лет, одетые кого как угораздило, и пухленькая солистка в серой юбке до колен и невзрачной вязаной кофточке. Ребята настраивали инструменты и микрофоны.
Танцевальный вечер открыт с 19 до 22 часов. Зал постепенно наполнялся: девушки в большинстве, но и парней немало. Наконец-то заиграла музыка. Может быть, ребята ещё только разогревались, но исполнение звучало посредственно. Мне показалось, музыканты слушали пластинку и подыгрывали мелодию на слух, кто на что способен: кто в лес, кто по дрова. А вот солистка Анна пела неплохо. Я оценила обволакивающий и ласкающий тембр её голоса. Но само́й девушке не хватало раскованности, внутренней энергетики.
Мы не собирались ни танцевать, ни привлекать к себе внимание и присели с левой стороны от сцены, в самом углу зала. Через мельтешащие силуэты танцующих взгляд упал в правый угол, напротив нас. Парень баскетбольного роста в стильном пиджаке и джинсах – мало кто имел их в этом городке – громко смеялся в окружении нескольких девушек. Девушки закинули головы вверх, чтобы видеть его лицо. Рядом с «баскетболистом» стояли два молодых человека, одним из них оказался тот нечаянный «воздыхатель» из парка – парень с пышной взлохмаченной шевелюрой и взглядом с прищуром. На фоне «баскетболиста» он уже не смотрелся таким высоким, каким казался раньше.
«Баскетболист» не только громко смеялся, но и громко разговаривал. Не парень, а громкоговоритель, извергающий гремящие звуки в окружающее пространство. А я не любила этого в мужчинах: «шумный – неумный» – такой вывод сделала ещё в старших классах школы. И какой же он гигант! Не дай бог стоять рядом, сразу разовьётся комплекс неполноценной карлицы.
Музыканты заиграли вальс. Ребята не спешили приглашать девчат. И девчата разбились на пары друг с дружкой. Второй парень из свиты "баскетболиста", невысокий, светловолосый, в вязаном жилете поверх рубашки, направился в нашу сторону, подошёл и пригласил меня на танец.
О боже! Всё-таки танцевать придётся.
– Иди! – подтолкнула Надя в спину. – Хороший парень!
Он легко подхватил меня и закружил по залу. Приятно удивил уверенным лидерством. Не ожидала!
– Откуда такая Снежная Королева? Холодная, как льдинка. Расслабься! Я не кусаюсь.
Под напором нашей поступательной круговерти вальса танцующие расступились, и мы порхали по центру.
– Я Анатолий, – продолжал он, не дождавшись ответа. – Студент авиационно-технологического института. Приехал домой на выходные. Ты правобережная? Но я и там таких не припомню. Ты явно из другой оперы.
– С Правобережья, но приезжая. Работаю на комбинате.
– Да ну?! Такая королева и вдруг ткачиха!
– На комбинате не только ткачихи, – усмехнулась я.
– Бухгалтер? – он смотрел прямо в глаза, росточком-то мы почти вровень.
– Ну, можно сказать и так. Что-то вроде этого.
Вальс закончился.
– Спасибо! Танцуешь, как дышишь! – сделал комплимент Анатолий и отвёл меня к скучающей Наде.
Она отрешённо восседала на стуле и углом рубашки протирала очки. Анатолий горделиво расправил плечи и ушёл к вожаку. Вожак на миг отвлёкся от своей стаи и вдруг заинтересованно уставился на Надю.
Ну вот! Сейчас этот великан пригласит её на танец, и мне, хочешь или не хочешь, придётся стоять с ним рядом, как Тарапунька и Штепсель.
– Надюшка, солнце моё! – ещё издали воскликнул «баскетболист».
Он подошёл, приподнял Надю и закружил. И очки слетели с её носа ещё раз.
– А-лёш-ка! – взвизгнула она. – Сколько лет, сколько зим?! Где пропадал?
– Так служил же, отдавал на флоте долг Родине. А где твой Толик? Почему без него?
Они живо разговаривали, никого не замечая вокруг. Казалось, весь зал их слушал.
– Так он тоже на флоте. Жду демобилизации. Вот-вот вернётся.
– Здорово! Обязательно надо собраться всем вместе, как в добрые молодые годы.
– Как в добрые годы уже не получится. Иришка твоя вернулась из Минска не одна, а с женихом. Через неделю у них свадьба. А Люда уже ребёночка нянчит, не дождалась Ефима. Так что из нашего тройственного союза только я и Толик уцелели. Тьфу-тьфу-тьфу!
– По-нят-но, – протянул баскетболист и перевёл взгляд на меня.
И только в этот момент я открыто взглянула ему в лицо и… покраснела. Боже, как же он красив! Ален Делон в лучшие годы! Темноволосый, голубоглазый, с прямым классическим носом, чувственными розовыми губами, очерченным подбородком, придающим лицу мужественность. Голливуд отдыхает с растиражированными Джеймс Бондами! Эх, какая гармония в лице: ни одного лишнего штриха! Поверьте, я знаю толк в красоте, как-никак художник!
Похоже, «баскетболист» ещё тот ловелас! Он вдруг воскликнул:
– А-а-а, какая колибри! твоя подружка. Порхающая заморская птичка! Откуда к нам в провинцию залетела такая экзотика?
«Как банально!» – подумала я и почувствовала, как внезапно дёрнулось веко на правом глазу.
– Знакомься, это Лина. Моя двоюродная сестра, – Надя обняла меня за плечи и засмеялась. – Да, она у нас и правда залётная: заморский цветочек аленький.
– Рад знакомству. Я Алексей, друг юности твоей кузины. В одной компании три года гуляли, за ручку держались и целовались. Девчата – к нам на левый берег, а вечером мы их провожали домой на правый. Слава богу, все три подружки проживали в одном доме, да ещё и на набережной: так что ноги от правобережной шпаны мы уносили быстро, целёхонькими, – он засмеялся и не отводил от меня глаз.
Говорил он чисто, без местного диалекта и слов-паразитов, складно да образно, но громко и быстро. Я слушала вполуха и не проявляла заинтересованности к продолжению беседы.
Наблюдала за музыкантами. Они в это время играли ритмичную музыку. Играли лучше, чем предыдущий вальс. Барабанщик был в ударе – отличное чувство ритма у парня! И танцующие выписывали простенькие «па», переминались с ноги на ногу, как заводные роботы, с одинаковыми, годами натренированными движениями. Наверное, здесь так танцевали и десять лет назад.
Заиграли медленную музыку для парного танца. Ну, думаю, слава богу, сейчас этот великан уйдёт с Надей подальше от меня. Но Алексей склонился ко мне:
– Разреши, колибри?
Я, правда, пришла в замешательство: в танце до его плеч, может быть, я и дотянусь руками, но как же это нелепо и смешно будет выглядеть со стороны.
Танцевал он сносно. Нет, на ноги мне не наступал, не сбивался с ритма, но управлять такой малышкой, как я, ему было нелегко. В лицо ему я не смотрела, не сводила глаз с музыкантов, надеясь, что они вот-вот закончат игру.
Мы молчали. Куда и на кого смотрел он, не знаю. Да меня это и не интересовало. Надя танцевала со студентом Анатолием.
Мой нечаянный поклонник из парка сидел на стуле, в этот раз под сценой, по её центру, и поэтому пару раз наши взгляды пересеклись, и в эти моменты парень смущался. Если бы танцевать пригласил он, а не этот верзила, может быть, я даже и получила бы удовольствие – всё-таки танцы были моей страстью.
После танца мы вернулись в левый угол.
– Вы часто здесь? – великан Алексей сверлил меня взглядом.
– Лично я в первый раз, – оценивала я происходящее на сцене, не глядя на великана, – а может быть, и в последний.
– Почему? Не понравилось? По-моему, атмосфера вполне приятная. Или контингент не тот? – он пытался поймать мой ускользающий взгляд.
– Да не солидно как-то в моём возрасте толкаться среди малолетних девочек и мальчиков.
– Малолетних? – удивился Алексей. – Скажи проще: уровень не тот. И я соглашусь. Музыкальной культуры не хватает. Скорее всего, это клуб для общения в выходные вечера. Вот у вас на Правобережье, во дворце культуры, наверное, контингент другой: много приезжих, а значит, много новых лиц, каждый везёт из своего региона частичку своей культуры. Поэтому я удивлён, что ты здесь, а не там. Там у вас и пару легче себе найти. А здесь, колибри, ловить некого, ну разве что меня.
Алексей усмехнулся на своих последних словах.
– А можно называть меня человеческим именем, просто Линой?
Меня раздражала его манера и навязчивость. Он словно прилип ко мне и не закрывал рта. Пустомеля!
– Я не ищу пару. И во дворце ни разу не была, но, скорее всего, побываю. Дело не в поиске сердечного друга, я присматриваюсь к музыкантам: на комбинат нужен коллектив для танцевального вечера. Поэтому я здесь.
– Понятно… Музработник! – он засмеялся. – Вот ведь везёт мне на музыкантш! Иришка тоже в музыкальном училась.
– Ну, со мной облом! – съязвила я, мол, понимай как хочешь: облом с профессией или облом с тем, что тебе повезёт со мной. Ха! вернее, и с тем, и с другим!
– Я тоже первый раз в клубе после дембеля. Наверное, судьба подтолкнула появиться здесь сегодня. Звёзды так сошлись, и мы пересеклись. Кстати, видел тебя и раньше. В последний день работы переправы, перед закрытием на зимний сезон. Я стоял на набережной, ждал парома: матушка должна была вернуться из областного центра, вечно гружённая тяжёлыми сумками. Хотел встретить. Спускался по тропинке и увидел тебя в красных брюках и синей меховой шубке: как яркая райская птичка, явно заморская, выскочила с парома и так быстро взлетела по крутой лестнице наверх. Я глазом не успел моргнуть – взмахнула крылом и испарилась из виду… Встретил мать. Поднялись на набережную, а я всё ещё искал глазами, куда же ты исчезла… ни в парке, ни на центральной улице тебя не было. Так что извини за «колибри»! Но это ассоциация, первое впечатление. Именно такой увидел тебя: яркой птичкой-невеличкой, парящей над Волгой. Первые впечатления самые верные, между прочим. Вот так и запала в душу!
Ого, какую речь толкнул баскетболист! Фантазия работает, дай бог каждому! А слова-то как вплетает в речь! Сказочник, однако! "Запала в душу" всерьёз я не восприняла: мели Емеля – твоя неделя.
Музыканты объявили заключительный танец. Белое танго. Слава богу, больше никаких пар! Белые танцы я игнорировала. К Алексею подбежала бойкая, полненькая, большеглазая девушка с длинными тёмными распущенными волосами и увела Громкоговорителя за руку в центр зала.
А к нам наконец-то решился подойти мой воздыхатель из парка:
– Девчонки, я Валерий. Разрешите проводить вас домой через Волгу?
– Видится мне, что провожать будем гурьбой, как три мушкетёра, – громыхнул вернувшийся Алексей. – Ну что, выдвигаемся?
– Подождите, я хочу поговорить с музыкантами, – запротестовала я, – это же цель моего сегодняшнего вечера.
Музыканты спустились в зал. Студент Анатолий подозвал руководителя Николая. Мы поговорили с ним, отойдя в сторону. Николай задумался и затем выразил сомнение, хорош ли их репертуар для такого ответственного мероприятия. Пытаясь заинтересовать его, я сказала, что имею фонотеку грампластинок зарубежных групп и лидирующих ВИА советской эстрады и могла бы отдать ему свои сокровища – возможно, ребята расширят репертуар, благодаря этим записям. Он явно заинтересовался. В то время достать грампластинку с популярной музыкой было крайне сложно. Про зарубежную вообще лучше умолчать: даже в Москве днём с огнём не сыщешь, если только у фарцовщиков за большие деньги. А здесь тебе вдруг предлагают ценный винил, да ещё и бесплатно.
– Лады! Когда? – говор у Николая местный.
– Да хоть завтра. Времени на подготовку немного осталось.
– Я поговорю с ребятами, – с его диалектом это звучало «с робятами». – Придёте заранее, до открытия?
– Да, подойдём к полшестому вечера. Можем пластинки вместе послушать.
– Договорились!
В гардеробе женщина подала моё длинное пальто с большим песцовым воротником почти до талии. Пальто сшил местный мастер верхней одежды Собачкин Егор Фёдорович. Ох, и измучила я его сложностью кроя! Ну а нарядные деревянные крупные пуговицы стали вишенками на торте.
Алексей взял пальто из рук гардеробщицы и помог мне его надеть.
«Джентльмен, однако!» – мысленно усмехнулась я.
– Царица! Нет, ну правда, какими судьбами в этой глуши этакий бриллиант чистой воды? День явно удался! – громогласно извергал он набор слов, и местные девчонки косились на меня, наверное, в недоумении чего такого особенного он во мне нашёл.
Мне, правда, было неловко от всей этой его словесной шелухи. Язык как помело́ у парня!
– Алексей, вы уж определитесь, райская птица я или колибри, царица или же бриллиант. Перебор, Алексей! Переигрываете!
– Ничуть! Всё от души. Да вы посмотрите на моих друзей, они вообще дар речи потеряли. Просто я из нас троих более эмоционален и красноречив.
– Ну, если мужчины могут из-за яркой тряпки, как быки на красное, возбудиться и потерять дар речи, то я не понимаю таких мужчин.
Ребята в самом деле втроём пошли провожать нас по льду Волги. Алексей грохотал без умолку, шутил, рассказывал байки… Надо признать, идти было весело, и путь показался втрое короче. Но излишняя говорливость Алексея испортила первое секундное впечатление о нём как об изысканном Алене Делоне, да и брутального Джеймса Бонда я тоже в нём уже не видела.
Мы остановились у дома Капы, на выходные я всегда приходила сюда.
– Ох, сколько лет я обтирал эти пороги с Иришкой! И надо же было такому случиться, что судьба опять привела к этой двери, – засмеялся Алексей.
– Спасибо, что проводили, – поблагодарила парней Надя, – лёгкого вам пути обратно!
– Встретимся завтра в клубе? – спросил её говорун и повернулся ко мне. – Сладких снов, моя царица! Пусть лето красное приснится, и роем бабочки в цветах, и поцелуи на устах.
Он низко склонился к моему лицу и, возможно, хотел поцеловать. Да не возможно, а абсолютно точно! Раскатал губу!
Я вывернулась и махнула на прощание парням:
– До завтра! Спасибо за вечер!
Втихаря на цыпочках, чтобы не разбудить Капу, мы прошмыгнули в спальню.
– Ну и как тебе Алёшка? Похоже, он запал на тебя.
– Ну как, как? Шумный! От скромности не умрёт точно.
– Да, сегодня он что-то сам на себя не похож. Я его таким и не знала. Скорее всего, выпил с ребятами лишнего.
Надя разбирала постель, а я слушала её вполуха, вспоминая неуверенную игру музыкантов.
– Ну, не знаю, Надя… Друзья его вели себя адекватно, на выпивох не похожи. А что за история с Иришкой? Мне показалось, он расстроился, когда ты про предстоящую свадьбу рассказала. Может, отсюда и эта бравада в виде его словесного поноса?
– Ну нет, – Надя замотала головой, – с Ирой у него всё закончилось за несколько месяцев до его призыва. Ох, и красивая пара была! Иришка высокая, ему под стать, стройная, белолицая, волосы светлые, вьющиеся, длиной почти до попы. Оба берега на них любовались. Мы со школьных лет парами гуляли. Правда, у меня позже случился перерыв: влюбилась в однокурсника. Ну, ты же уже знаешь эту историю… Но когда приехала домой на каникулы, то всё опять завертелось с Толей… А что за чёрная кошка между Алёшкой и Иришкой пробежала, одному Богу известно. Ирка замкнулась, из дому ни ногой, отстранилась от нас, побледнела и похудела, глаза аж ввалились. Лёшка загулял с девчонками, менял их как перчатки. В общем, ни мы, девчонки, ни наши парни ничего понять не могли. А после окончания музыкального училища мать отправила Иру к тётке в Белоруссию, пусть, мол, дальше учится в Минске, делать ей нечего в нашем захолустье… И вот она вернулась, да не одна, а с женихом. Кстати, Капа и я приглашены на свадьбу. Гостей минимум: соседи, наша общая подружка Люда. Все из нашего дома. Свадьба чисто символическая. Они уже живут вместе около года. И регистрация скорее формальная, чтобы родителей успокоить.
– Понятно. C’est la vie! Вспомнилось вдруг: «мы любим одних, а замуж выходим за других». Ни про них ли народное изречение?
Я зевнула: было за полночь и хотелось спать. Но Надю разбил приступ говорливости, и она трещала без передышки.
– Мне кажется, там родители с обеих сторон вмешались в их отношения. У Иры – строгие, у Алёшки – надменные. Говорят, мать всю семью строит. Алёшка, хоть и родился на Левобережье, но родители его не из местных. По государственной программе «поддержка провинции» приехало несколько семей. Им новый двухэтажный дом построили, элитный по тем временам: в общем, все удобства в каждой квартире. Отец у него – стоматолог-протезист, мать – педиатр. Папаша зарабатывает хорошо, частной практикой не гнушается. Местные довольно быстро приняли их за своих – нужными людьми оказались. Короче, Алёшка родился с серебряной ложечкой во рту: долгожданный, всеми любимый и обласканный, красоты неземной. Носились с ним как с писаной торбой, а сестра его старшая вообще в тени осталась. Я с ней не знакома: может быть, и пересекались где-то, но в лицо не знаю, а если и знаю в лицо, то родством с Лёшкой не связываю. Скромница, значит, по сравнению с братом. В доме у Алёшки никто из нашей компании ни разу не был, не приглашал никогда. Хотя парень он компанейский и мог бы догадаться позвать телик посмотреть или магнитофон послушать. Хвастался, что родители подарили на шестнадцатилетие не то «Весну», не то «Десну»…
– Ладно, Надя, давай-ка спать. Много чести будет вспоминать его за полночь, – я почти уже засыпа́ла под её длинный монолог.
…И вот зачем надо было вести эти разговоры на ночь? Приснился мне этот Алексей в образе Гулливера: переплываю я Волгу и вдруг начинаю тонуть, не хватает сил ни руками, ни ногами пошевелить, но словно с небес надо мной склоняется Алексей-Гулливер и подхватывает меня за длинные волосы, вьющиеся аж до самой попы, и вытаскивает наверх… Я проснулась в ознобе и долго не могла заснуть.
Суббота. Версия Алексея
И вот я в нашем местном левобережном клубе. Впервые здесь за долгие годы. Даже не знал, зачем туда припёрся. Может, просто хотелось движения, чтобы сбить лёгкое опьянение, а может, это был странный вызов самому себе: проверить, что изменилось, пока я был вдали. Надо же как-то развеяться, да и со старыми знакомыми встретиться, не всех ещё повидал за полтора месяца. Зал был полон привычной для субботнего вечера суеты. В воздухе витал запах дешёвого парфюма, перемешенный с парами алкоголя.
Девчонки, как всегда, в большинстве. Музыка играет. Молодёжь танцует. Публика так себе. Да и музыка посредственная. Но атмосфера более или менее нормальная.
Увидел своих корешей – Анатолия и Валерку. Подошёл. Стояли, болтали, смеялись, девчонки вились вокруг.
Музыканты заиграли вальс. А Анатолий же у нас «балерун» – с детства танцами занимался, сразу же с первых аккордов отделился от нашей компании и пошёл приглашать кого-то повальсировать – ну любит хвастануть умением.
Я рассказывал девчонкам про заморские страны, насочинял кучу небылиц, и труженицы молокозавода задорно смеялись, пожирая меня глазами. Ну а я чувствовал себя ведущим развлекательной программы и азартно продолжал свои выступления. Да, есть у меня такой талант: привлечь внимание. Говорят, смазливый, да и рост под два метра почему-то баб манит. Но вдруг что-то заставило меня отвлечься на Анатолия. Он кружил по залу с миниатюрной девчонкой в коротюсенькой юбке, неприкрывающей её точёные ноги, обтянутые прозрачными колготами (таких у наших местных девиц нет, они хлопковые в резиночку носят, а сверху – жуткие рейтузы с начёсом). Пёстрая юбчонка плотно прилегала к маленькой, но кругленькой, как орешек, попке (сказать проще – "жопа"– в данном случае язык не поворачивается). Танцевали они легко, и я даже поймал себя на том, что засмотрелся.
Когда вальс закончился, Анатолий проводил девчонку в противоположный угол и вернулся к нам с гордым видом.
– Богиня, а не девушка, – заявил он.
Но я лишь хмыкнул: девственник понимал бы хоть что-нибудь в богинях!
Девахи смеялись, крутились вокруг, но я не мог отделаться от мысли, что всё здесь мне уже надоело. Всё было до ужаса предсказуемо: и эти пустые разговоры, и смешки, и заглядывания в глаза… пока я снова не взглянул на неё…
Ба! да это же та самая птичка! Сидит в углу зала с подружкой. На фоне суетящихся она выглядела совершенно иначе: спокойная, отстранённая, с гордой осанкой, какую редко встретишь – ровненькая спинка, длинная шея, тонкая талия и дерзкие сиськи, плотно обнянутые блестящей, как серебро, водолазкой… про попку уже говорил… Я сглотнул слюну.
Её облик сразу отбросил меня к тому вечеру на переправе, когда впервые увидел эту девчонку. Тогда она была лишь молниеносной яркой вспышкой цвета, а теперь – реальной, живой тёлочкой.
Не скажу, что я мгновенно пришёл в себя, но коньяк как будто перестал пьянить. «Вот ведь судьба» – подумал я. Надо же было именно сегодня сюда заявиться, и не зря. Мне стало вдруг любопытно, что же она за человек. Не из местных – это точно. Но какая, а! Заставляет думать о себе даже словом не перекинувшись и взглядом не встретившись. Загадка!
Меня словно кто-то толкал в спину подойти к ней. Но я сдерживался: нельзя так форсировать – не спугнуть бы, но продолжал смотреть в её сторону.
«Колибри» – так назвал её про себя. Лёгкость и грация были в каждом её движении, даже просто в повороте головы. Всё-таки судьба решила мне подыграть. Рядом с моей незнакомкой не сразу, но в конце концов я узнал Надю – изменилась за три года, окрасила волосы в рыжий цвет. Надя – моя старая приятельница, подруга юности суровой. Нет, её я не чпокал – Надя была любовью моего соседа Толика, и мы тусили вместе: я с Иришкой, Ефим с Людкой, а Надя с Толиком. И наконец я решился подойти. Разговор с Надюхой завязался мгновенно. А таинственная девушка нас не слушала, полностью игнорировала меня, наблюдая за музыкантами.
