Галина Ивановна Губайдуллина
Край маков
Баваль, одетая в тёмно-синее одеяние, покачала головой и с укором сказала:
– У нас ещё нет жилья. Зачем нам кот?
Средняя сестра вертела в руках цыганский талисман – фигурку жука-скарабея, этот оберег был призван охранять жизнь и здоровье.
– Поживём в местном таборе, приглядимся…может, осядем, наконец,– мечтательно говорила Чаргин.
– Мы же хотели на праздник Святой цыганской Сары-ла-Кали в город Санта-Мари-де-ля-Мер, который состоится 24 мая.
– Сегодня только 28 апреля. А в Арле 1 мая праздник выбора Королевы Прованса. Будут бои быков, родео, цирк, карусели, ипподром и другие развлечения.
– Хорошо, зайдём в Арль, успеем и на праздник Чёрной Сары.
– Может, здесь ты найдёшь себе нового мужа,– наивно предрекала младшая сестра.
Баваль спрятала глаза, опустив голову, бормотала:
– Не думаю, что я вообще захочу замуж. Я настрадалась с прежним мужем… Помнишь, как он бил плетью меня и гонял тебя?
– Такое не забыть,– кивнула младшая сестра,– Бог ему отомстил, кто-то прирезал этого пьяницу.
По пути девушкам встретилась ферма. По полям вокруг бродили чёрные быки с прямыми рогами. Их пасли молодые цыгане.
– Как зовут милашек?– окликнул путниц один из парней.
– Баваль и Чаргин,– представила себя и сестру младшая из девушек.
Парни подъехали на рыжеватых лошадях.
– Не замужем?– спросил другой пастух.
– Не замужем,– с вызовом ответила Чаргин.
– Фермой владеет тоже цыган, барон Фажон. Вы можете у него остановиться. Он даст кров и хлеб.
– Спасибо,– поблагодарила Баваль.
– Не боитесь идти вдоль долины Теней?– пугал один из цыган.
– Теней?– переспросила Баваль, поглаживая котёнка.
Местные рассказали:
– Эта дорога имеет название Виа Аурелиа, она ведёт в Рим. Ещё с Римской империи считается, что в долине Аликамп, которая тянется вдоль этой дороги, живут мёртвые души. У нас периодически пропадают юные, красивые девы…
– Ого, будем осторожны,– испугалась Баваль.
Сестёр проводили до фермы, они вошли в раскрытые ворота усадьбы.
Во дворе было много цыган, которые таскали первое сено в коровники.
Цыгане здоровались с пришедшими. Неженатые предлагали себя в мужья.
Красивый парень лет восемнадцати, растолкав остальных претендентов в мужья, предложил свою кандидатуру красавице Чаргин:
– Я – Марко Фажон, сын этого зажиточного фермера. Со мной ты будешь сыта и одета в лучшие тряпки.
Чаргин покосилась на дерзкого парня, но всё же кивнула:
– Я подумаю. Ничего не обещаю заранее.
Марко протянул руки к котёнку. Девушка неохотно отдала котика.
– Я покормлю твоё животное молоком. Я мог бы взять тебя и твою сестру к себе на работу.
– Коров доить мы не умеем,– хмыкнула красавица.
Она заметила в ухе Марко серьгу – единственный сын у родителей.
Парень спросил:
– Можно тебя поцеловать хотя бы в щёку?
– Давай не будем торопиться…
– Но я так хочу тебя поцеловать…
К девушкам подошёл хозяин фермы, отвёл в сторонку, заговорил:
– Мы рады гостям. Вам можете пообедать с работниками в саду. Если хотите заработать…
– Мы не умеем обращаться с коровами,– быстро довела до сведенья Чаргин.
– Я не о том…Мне надо доставить пару пакетов в нужные места. Моих людей в городе знают, я не хотел бы привлекать к ним внимание, а значит – и к себе. Красавица отнесёт пакет в лавку парфюмеров, это запрещённые к ввозу во Францию импортные парфюмерные компоненты, Наполеон строг с импортом из соседних стран…а та, что постарше отнесёт пакет зубному врачу, это некое обезболивающее, вошедшее в разряд запрещённых в этой стране. Вы не должны вызвать подозрение у жандармов, известно, что цыганки любят духи, и зубы болят у всех…Не бойтесь, это не наркотики, но всё-таки контрабанда…
– Сколько заплатите?– узнавала Баваль.
Когда Баваль и Чаргин вышли от Фажонов, дальше вдоль дороги пошли поля с маком и ромашками. Разноцветные поля выглядели, как кущи рая. Запах полевых цветов дурманил, навевал мечты.
Чаргин надела фиолетовую юбку и белую кофту с сиреневыми цветами. Её сестра, как обычно, надела тёмное, невзрачное одеяние. Фажон выдал им из кожи коричневые сумки на лямке, смотреть содержимое не велел. Сёстры Бард оставили свою поклажу в виде рюкзачков в его доме.
Девушки не заметили, что за ними незаметно поодаль шли два соглядатая-цыгана.
Младшая из сестёр открыла сумку и сунула сверху маленький мешочек из зелёного бархата с косметикой.
В парфюмерном магазине стоял удушливый аромат смеси разных духов и одеколонов. В воздухе смешались амбра, мускус, цитрус, мох, древесные ноты и Бог весть ещё какие запахи.
За столом показов образцов стоит смуглая женщина в салатном платье с большим ожерельем и огромными серьгами, украшения выполнены из серебра.
В магазин вошёл один из двух хозяев – Венсан Бурнёф. За руку он вёл дочь Ренберу в шикарном платье. Модель платья хоть и считалась устаревшей, с приталенным вариантом, но выглядело на девятилетнем ребёнке превосходно. Девочка стала похожа на члена королевской фамилии, хоть и выглядела, как цыганочка.
Продавщица недовольно процедила:
– Опять ты купил дочери такое дорогое платье! Ты совсем её избаловал!
Венсан убрал с лица модные «уши спаниеля» и заправил эти свисающие чёрные волосы в «хвост» резинкой.
Он возражал жене:
– Дочь у меня одна. Хочу и балую!
– А вот твой брат более экономичен.
– Пусть делает, что хочет.
Женщина сделала ехидное лицо и выдала:
– Хотя…он, наверное, подозревает, что Сапфира не его дочь.
– Не выдумывай, Виолетта. И не говори гадостей при ребёнке.
– Но разве ты не видишь, как Сапфира отличается от матери и от Лорана. И ты допустишь, чтобы бизнес после поделили между нашей Ренберой и этой…непонятно кем?
– Лоран называет её своей дочерью.
– Называет, потому, что не знает правды.
– Правду надо ещё найти.
Наружная дверь открылась и в магазин вошла Чаргин.
Виолетта затараторила:
– Проходите, красавица. У нас есть духи с амброй. Невероятная заслуга кашалотов в этой ценной продукции.
– Вайолка!– вскричала пришедшая.
Продавщица вздрогнула, возражала:
– Девушка, Вы меня с кем-то спутали. Я – Виолетта.
– Виолетта?– рассмеялась красавица,– Как тебе подходит это имя! Трёхцветная фиалка – эмблема смерти, цветок, который не принято дарить во Франции! Но знай, этот же цветок считается символом Святой Троицы, всевидящим оком Бога, и Провидение вернёт тебе то зло, которое ты причинила малолетним сёстрам, брошенными тобою в подземелье!
Чаргин выскочила из магазина, совсем забыв о том, что следовало отдать сумку хозяину заведения.
Венсан сверлил взглядом жену, переспросил:
– Та красивая цыганка действительно твоя сестра?
– Да!– зло выкрикнула Вайолка.
– И ты её бросила маленькую?
– Да! Её, младшую, и Баваль, среднюю сестру! В катакомбах, наполненных скелетами!
Ренбера заплакала.
Муж процедил:
– Какая же ты дрянь! Теперь понятно, почему ты не хочешь ещё детей. Ты не способна на любовь. Ты свою дочь, и ту с трудом любишь!
Жена отбивалась:
– Ты преувеличиваешь. Я встретила тебя в то время…разве ты стал бы встречаться с цыганкой, у которой к тому же целый выводок сестёр?
– Стал бы. Я же тогда любил тебя. Но с годами это чувство ушло…Живу с тобой ради дочери…И запомни: благовоспитанные люди не выпячивают напоказ такое количество побрякушек. К тому же, ты знаешь, что ещё полно бандитов, ждущих момент похитить и обворовать богачек.
Леон Керюэль, стоящий на тротуаре в штатской одежде во фраке «аби» с двойной застёжкой, в шёлковых кюлотах с бриджами, увидел, выбегающую из парфюмерного магазина девушку, прекрасную, как видение из рая. Красавица прикрыла глаза пышным рукавом и всхлипнула.
К ней подошёл кривой цыган Пали, что-то резко говорил.
Леон подошёл ближе, спрятавшись за широкое дерево.
Чаргин, дождавшись конца гневной тирады, отвечала:
– Тебя послали меня охранять? Так иди и сам отдавай товар парфюмеру.
Леон выскочил и схватил девушку за руку с вопросом:
– Что за товар?
– Я ничего не знаю,– буркнула красавица.
Жандарм обратился к цыгану, который отступил на пару шагов:
– Тебя, Пали, я тоже не отпускал.
– Господин комиссар, это не я! Не я!– отнекивался кривой,– Меня искусил Дьявол.
– Не прикидывайся дурачком. И не надо сваливать свою вину на другого. Дьявол не стоял возле тебя с пистолетом у виска, не заставлял. Ты сам решил так поступить.
Пали не внял голосу разума, он стремглав припустил по улице.
– Мадемуазель, пройдёмте в полицейский участок,– позвал цыганку с собой Леон и потянул за руку.
Та безропотно зашагала за ним.
– Что у Вас в сумке?
Чаргин молчала.
– Не отвечаете на вопросы? В конце концов – это просто невежливо.
– Я не знаю! Меня просили передать содержимое парфюмеру, я даже внутрь не заглядывала, просто сунула сверху косметичку.
– Кто Вам велел отнести эту сумку?
– Не скажу. Вдруг те люди накажут мою сестру…
Жандарм при исполнении тянул цыганку за собой.
Она вдруг крикнула одной миловидной белокурой девушке:
– Я слышу возле тебя шум моря! К тебе придёт жених-моряк!
Леон завёл цыганку в свой кабинет.
– Садитесь на стул,– разрешил он.
Сам уселся за стол. Собрался записывать показания.
– Ваше имя, мадемуазель.
–Чаргин Бард.
– «С волками жить, по-волчьи выть»,– говорила моя русская бабка. Я немного понимаю по-вашему. Чаргин – звезда. Как Вы соответствуете имени.
– Да. И для Вас звезда – это прекрасное, но далёкое создание Творца.
На молодого человека откуда-то с небес сошла любовь.
Он потянулся к сумке. Расстегнул её, достал косметичку, убрал её в сторону.
Чаргин гневно сказала:
– Положи косметичку возле меня.
– В камеру не положено брать лишние вещи,– огрызнулся Леон.
– Где это написано? Покажи, я читать умею. Покажи такой закон, где сказано, что арестант не должен пользоваться румянами и помадой! Даже узурпаторше королеве Антуанетте разрешили пользоваться пудрой в тюрьме! И цветы даже приносили! Все аристократы шли на гильотину с красными гвоздиками!
Керюэль, улыбаясь, подвинул косметичку поближе к девушке. Та схватила свою вещь и положила на колени. Леон ловил себя на мысли, что хотел бы, как плохие жандармы допросить эту красавицу с особым пристрастием…или просто страстно.
– Мадемуазель Бард, раньше я Вас не видел в городе. Недавно приехали?
– Пришла. С сестрой.
– Итак, Вы не знаете, что лежит в этой сумке.
– Не знаю, господин комиссар.
Леон встал, открыл сумку. Вытряхнул содержимое на стол.
Он изрёк:
– Полагаю, в этих бумажных пакетах привезённые из Африки контрабандные зелья… А, может, что ещё хуже…опий…Хотя от многих пакетиков разит яркими тонами экзотических запахов…Мадемуазель, полагаю, Вам больше нечего возразить? Вы признаётесь в правонарушении?
– Не надо искажать моих слов! Я не знала, что сюда положили!
– Оцените, как деликатно и обходительно я веду расследование. Я Вас не бью, не грублю Вам. Я просто спрашиваю: как давно Вы в этом бизнесе?
– Я смотрю: Вы склонны к преувеличению. Я сегодня только появилась в Арле!
Он встал перед ней и жёстко выговаривал:
– За контрабанду по закону Вам полагается высылка из страны или тюремный срок лет эдак в 25, а то и смертную казнь судьи могут присудить. За распространение опия без лицензии тоже самое…
– Как говорили древние римляне: «Раньше были обременены пороками, теперь законами». Не зря ныне министр полиции и жандармерии бывший палач Фуше.
– Не лестную характеристику Вы себе даёте. И от каких же пороков Вы страдали?
– Я – честная девушка, даже замужем не была. Ранее: гаданием на жизнь зарабатывала. А привела цитату, так, к слову…
– А Вы могли бы сказать что-нибудь более вразумительное в своё оправдание?
Чаргин грустно, со вздохом отвечала:
– Тёмные силы не дремлют, они плетут сети интриг, и после злопыхают над неудачами, радуясь нашим слезам.
Леон сел на стол возле девушки. Он пристально наблюдал за ней.
Говорил:
– Какая интересная интерпретация событий! А, если содержимое сумки принадлежит только Вам?
Цыганка зло высказала мысль:
– Никогда не спорь с идиотом, он опустит тебя до своего уровня, а потом выиграет, так как в этом деле имеет опыт.
– Ах, так?! А мне кажется, когда человек говорит: «Моя совесть чиста», значит – он ею не пользуется!– затем помягче он спросил,– Мадемуазель, Бард…Чисто формально можно узнать: у Вас есть жених?
– Похоже, что есть. Некто Марко Фажон предложил мне руку и сердце с утра.
– Вы его полюбили?
– Пока нет. Я его видела лишь мельком…
– Я забыл представиться. Меня зовут комиссар Леон Керюэль.
– Очень своеобразное место для знакомства…Простите, Вы сказали: Керюэль?
– Да.
– А Вы родом из Парижа?
– Да. А Вы тоже оттуда?
– Да…А Ваш отец тоже жандарм?
– Да. Он всю жизнь стоял на страже правопорядка. Сначала служил королю Людовику Шестнадцатому полицейским, затем вступил в жандармерию к Директории Французской Республики, теперь вот служит императору Наполеону Бонапарту. Встречали моего отца в Париже?
Чаргин закусила нижнюю губу и лгала:
– Ваш отец такой добрый…
– В нашем учреждении вообще право добра узаконено.
– Узаконенное право добра? Тогда сделайте мне доброе дело – отпустите меня.
– Отпущу. Если Вы меня поцелуете.
– Смеётесь надо мной?
– Нет.
– Я ни на секунду не поверю в непритворность Ваших слов.
Он встал со стола, подал ей руки. Она нерешительно взялась за его ладони, сначала положив косметичку на стол, встала. Взгляд молодого человека молил о поцелуе, он восторженно смотрел ей в глаза. Девушка потянулась к его губам.
Леон прошептал:
– Меня искренне удивляет Ваша готовность подчиняться.
Она на мгновенье задумалась, но он сам впился в её губы поцелуем. Что для Чаргин этот поцелуй? Слабая надежда на спасение? Нельзя не признать, что молодой человек симпатичен, но он сын убийцы её матери. Девушка попыталась слабо оттолкнуть Леона, но он тогда крепко сжал её в объятиях, и всё целовал и целовал, упиваясь этим действом. И вдруг Чаргин забыла, что целует врага. Забыла, что находится в полицейском участке, забыла, что ей грозит тюремный срок. Её целовали первый раз, и она удивилась, что неожиданно пошла кругом голова. Её руки поднялись и обняли спину мужчины. Ей хотелось и дальше парить в этом сладостном потоке блаженства. Но Леон опомнился, отстранился. Чаргин даже не пыталась ругать себя за этот поцелуй. Это же всего лишь поцелуй, она же не собирается выходить замуж за врага.
Комиссар порвал бумагу с показаниями мадемуазель Бард со словами:
– Надо внести коррективы в это дело.
Но цыганка всё ещё недоверчиво смотрит на жандарма.
Леон поясняет:
– Я считаю: правосудие должно давать шанс исправиться. Я Вас отпускаю. Не занимайтесь более таким неблаговидным делом. Лучше дарите людям надежду на лучшее будущее своим гаданием.
– Как скажите, комиссар.
