Галина Сергеевна Вязовцева
Колючка
Вторую неделю стояла несусветная жара, даже в тени было душно и тошно. Люба копалась в саду лениво и без энтузиазма. Пару раз хотела всё бросить и уйти в дом, но не давала покоя клумба, которую она надумала переоформить.
Гора камня, сваленного у забора, напоминала, что она должна срочно переместиться в другое место и служить украшением участка. Понятное дело, что не сама гора, а вперемешку с землёй, чтобы всё было, как на картинке.
И будет это чудо называться альпийской горкой. Так-то, все цветы давно высажены и уже вылезли из земли настолько, что трогать их не рекомендуется. Но Любе на эти рекомендации глубоко наплевать.
Она всё равно эту горку сделает. Строго по картинке. Гриша, в этом ландшафтном безумии, помогать жене категорически отказывается. Ему нет никакого дела до земельного участка. У него уже есть одно хобби-голуби.
А участок перед домом, всякие там клумбы, и эти…как их американские, тьфу ты, альпийские горки ему совершенно неинтересны. Его забота давать жене деньги на все эти изыски. И то, строго, в рамках экономии.
Любаня умеет деньги из мужа тянуть. Но всё исключительно на благо семьи. Не на побрякушки там всякие, косметику или туфли новые…Гриша и на туфли денег даст, только жена почему-то их не просит.
Она гномиков покупает для сада, уточек, цапель. Беседку построила. Не сама, конечно, но Гриша не возражал, когда на участке появились два парня и за день смастерили уголок для отдыха. Грише понравилось.
Люба нагрузила камни в садовую тачку, с трудом покатила к месту расположения ландшафтного шедевра. Было тяжко, но Люба махнула на это рукой. Ей не рожать. Детей у неё всё равно не будет. Своих детей не будет.
Знойное марево переливалось в конце участка живым и осязаемым облаком. Люба смахнула пот со лба. Пойти, передохнуть, что ли? Чаю попить? Или водички минеральной из холодильника.
И тут, её словно торкнуло. Есть! Она знает, как устроить эту горку. Точно! В памяти всплыла картинка из журнала с той самой альпийской горкой. Сейчас Люба её начнёт и…закончит. Сегодня же, несмотря ни на что.
И пусть устанет, вечером Гриша баньку растопит, попарит ей косточки и всю усталость, как рукой снимет. Люба шустро выкладывала камни, пересыпала их землёй, и главное, что всё, как будто само собой укладывалось!
Каждый камень ложился именно на то место, где ему удобно. Наконец, всё было закончено. Странное дело, уже так не пекло, и это облако, что предупреждало о солнечном ударе, куда-то свалило.
Люба глянула на телефон и хмыкнула. Понятное дело, почему ей жара не мешает. Вообще-то седьмой час вечера. Сейчас Гриша с работы вернётся. Ну и ладно, она с ним вместе поужинает. А то пообедать совсем забыла.
Хозяйка отошла в сторону. До чего красиво получилось! Почти, как в журнале. Все кости ломило. Она столько земли и камня сегодня перетаскала, что сама не заметила. Зато все труды налицо. Вернее, на участке.
Сейчас муж домой вернётся и тоже ахнет. Хотя, он сразу к своим голубям кинется. Они для него всегда на первом месте. После любимой жены, конечно. Люба улыбнулась. У них с Гришей, всё почти, как в том фильме -Любовь и голуби.
Да, почти…детей у них с Гришей нет. И на курорты Любин муж один не ездит. Он везде исключительно только с Любой отдыхает. Говорит, что жить без неё не сможет в долгой разлуке. Хороший у Любы муж.
А ведь замуж за него она выходила без любви. Они с Гришей всю жизнь жили по соседству. Любка тогда ещё ребёнком была, а Гриша уже парнем совсем взрослым. В военном училище учился.
Домой приехал в парадной форме, все соседи сбежались посмотреть. А Гришка к месту службы после окончания училища отбывал, вот и приехал к родителям попрощаться. Люба тоже приходила на молодого офицера посмотреть.
Красивая у него форма. Сам-то Гришка, не больно красив. Так себе. Кое-кто говорил, что страшненький Гришка. А Любке так, не очень страшный. Или привыкла к нему, с самого детства он у неё перед глазами маячил.
Люба школу окончила, в институт поступила, и сразу на первом курсе, как в омут с головой, кинулась в объятия одному старшекурснику. Ну, и…со всеми вытекающими оттуда последствиями.
Когда поняла, что беременна, испугалась. Радости никакой не испытала, а подумала, что теперь её мать точно пришибёт. Мать у Любы строгих нравов, дочкину честь блюла, глаз с неё не спускала. Пока та дома жила.
В институт, в другой город провожала и строго наказывала себя блюсти, а ежели что…Любка догадывалась, что с ней произойдёт, если мать узнает про беременность. А самое страшное было то, что Олег сразу от беременности открестился.
Нет, он признавал, что Люба может быть беременной от него, и даже не сомневался в этом. Но жениться на ней не собирался и ничего ей не обещал, если она помнит. Любка это помнила, Олег, действительно, ничего не обещал.
Фигура у Любы была не идеальной, пухленькая она, но на личико очень даже смазливенькая, отбоя от кавалеров не было, но всех воздыхателей Олег быстро от неё отвадил. Никто с ним связываться не будет.
Олег роста немалого, кулаки у него со сковородку, а он ещё боксом занимался. Кому охота вместо груши для битья себя подставлять. Так что, вокруг Любы пространство было всегда свободным. Его, это пространство, Олег заполнял.
И вот, что теперь Любке делать? Беременность она долго и умело скрывала. От посторонних глаз. А вот от матери…Тут у Любки номер не пролез. Она приехала домой на выходные, и мать сразу всё просекла.
Устроила дочери допрос с пристрастием и та всё матери рассказала. А матери справок и осмотра гинекологического не понадобилось. Мать у Любки сама врач-гинеколог. Но работает в горздраве. Заведующей.
Мать долго не раздумывала. Аборт делать поздно. Значит, нужно искать другой выход. Устроить всё самым лучшим образом, например, взять академический отпуск. А может, и без него удастся со всем справиться.
Училась Любка в институте хорошо. А по-другому, быть просто не должно. Попробовала бы мамина дочка плохо учиться! Мать ремнём бы единственное чадо отходила так, что присесть не на что потом было.
Возможно, сейчас, вернее, когда понадобится, дочка сессию сдаст раньше положенного. Любка мать боялась и потому делала всё, что мать прикажет. Так всю жизнь было. Единственное, в чём она матери воспротивилась, так в выборе профессии.
И то не потому во врачи не пошла, что ей не хотелось, а потому, что вида крови девчонка не выносит. Какой из неё тогда врач? Вот и пошла Любка в экономический. Чёрт с тобой, махнула тогда Галина Сергеевна рукой.
Сиди, в цифрах ковыряйся, раз не по судьбе тебе врачом быть. Отец тогда только негромко, себе под нос, хмыкнул. В цифрах, оно, куда интересней ковыряться, чем в чужой…прости господи… Вслух, конечно, отец своё мнение не высказывал.
А кто его мнение в этом доме учитывает? Сиди и помалкивай. Ты здесь, вроде мебели. Хотя, на людях Галина Сергеевна к мужу относилась очень уважительно. Конечно, уважительно, при этом всячески показывая, как она Михаила Петровича уважает и ценит.
Он у неё красивый мужчина, пусть все остальные завидуют. А Любка отца очень любила. Папа совсем недавно умер. И это стало большой трагедией для Любы. Инфаркт у папы случился. Странное дело, он совсем не старый был.
Но смерть про возраст не спрашивает, когда забирать приходит. Люба тогда на похоронах услышала, как кто-то из соседей сказал, что очень удивляется, как у Михаила Петровича раньше инфаркт не случился от его Салтычихи.
Люба знала, что за глаза Галину Сергеевну все Салтычихой звали. А звали её так за жестокий нрав и тяжёлый характер. Врачом мать недолго проработала. Как специалист, доктор Платонова, была непревзойдённый, но к больным относилась…
Рожать у неё никто не хотел. На приём к ней шли только, когда больше пойти не к кому было. И поставили тогда Галину Сергеевну заведовать Горздравом. Самое ей там место. Хозяйственник- она замечательный, с этим никто не поспорит.
Или потому что по гороскопу Дева, а именно из них самые лучшие руководители получаются. Главное, что в администрации городской Платонову Галину Сергеевну очень ценили. И побаивались. Короче, мама тогда все свои связи и усилия приложила.
Чтобы с беременностью дочери никакого позора не было, от пересудов людских накрепко закрылась. Наложили Любке гипс на здоровую ногу. Типа, ногу она сломала. Справок кучу всяких разных навыписывали.
Первый курс к сессии уже подкатывал, Люба всё заранее сдала. Что-то автоматом проставили, с чем-то она сама без проблем справилась. Короче, первый курс студентка Платонова успешно окончила.
Рожать Любке нужно было в начале августа, или в конце июля. Из дома она почти не выходила, незачем позориться перед соседями. А к моменту родов всё уже было подготовлено и обговорено. Рожала Люба ночью.
Как будто специально подгадала, чтобы глаз лишних и посторонних не было. Роды были тяжёлыми, но она их почти не помнит. Мать сама роды принимала, вместе с подружкой своей. И не было никого больше рядом.
Накололи они девчонку какими-то лекарствами, а когда она проснулась, у неё уже не было беременности. Голова, словно чугунная, всё тело ломило. И тошнило сильно. И беременности, как не бывало. Зато на животе наклейка, Люба её руками потрогала и всё ещё бОльшей болью отозвалось.
Мать над ней склонилась.
–Как ты?
А у Любки губы пересохшие. Она их с трудом разлепила.
–Пить…
Мать смочила ей ваткой губы.
–Нельзя тебе пить. Операция у тебя была. Полостная. Потерпи.
Люба хотела было спросить про ребёнка, но появилась медсестра, чего-то вколола в капельницу, и тут же всё поплыло перед глазами. Ничего не успела узнать про новорождённого молодая мамочка.
Через три дня мать сказала, что у Любы родилась мёртвая девочка. И головой покачала, во всём дочка сама виновата. Нечего было так рано ноги раздвигать и беременеть. Молодая она ещё для таких приключений.
Мать тогда не сказала, что больше у Любы детей не будет. Потому что у неё внутри ничего не осталось, всё выпластали добрые доктора. Спустя несколько лет мать сама всё рассказала. Не было другого выхода у врачей.
А Любе было всё равно. В сентябре она, как ни в чём не бывало, вернулась в институт. Только с Олегом прекратила всякие отношения, как ни уговаривал он девушку сменить гнев на милость и даже жениться на ней обещал.
Люба, оставалась непреклонной, ни в какие отношения с бывшим возлюбленным больше не вступит. И точка! Окончила барышня институт и вернулась домой. А вскоре домой вернулся Григорий Смольников.
Он больше не офицер, на учениях Гриша сильно пострадал. Перевернулся военный УАЗик и придавил ему ногу. И ещё что-то у него повредилось. Короче, комиссовали молодого офицера, место в горвонкомате предложили, но Гриша отказался.
Он сам на гражданке устроится неплохо. Тем более, что пенсия приличная по инвалидности будет. Или не по инвалидности, Люба точно этого не знает, но от военного ведомства ему теперь какие-то деньги выплачивают.
При увольнении из армии Григорий Смольников вполне приличную сумму получил. Дом начал строить. Любе предложение сделал. Люба долго не раздумывала, красивее Гришка, конечно, не стал, но не хотелось ей в одном доме с собственной матерью жить.
Всю жизнь она дочери перепахала. Григорий дом достроил быстро, потом устроился работать автомехаником в центр по продаже автомобилей. Зарплата там приличная и труд нетяжёлый. Всю тяжёлую работу автослесари делают, а Григорий Алексеевич только указывает.
Да, и привыкла Люба к Григорию, характер у него хороший, а Любку он больше жизни любит. Слова дурного ей ни разу не сказал. Живут Смольниковы в собственном доме, подальше от Любиной матери.
После смерти Любиного отца, явилась к Смольниковым вдова безутешная, по дому походила, потом скривилась недовольно. Маловатый зять дом построил, мог бы и в два этажа его сделать, всё равно деньги дармовые,.
Ну, а если не хватало денег, нужно было у тёщи, то есть у неё, Галины Сергеевны попросить. Люба, как из родительского дома ушла, теперь не очень к материным словам прислушивалась, и отпор, при случае ей всегда давала.
Долго Галина Сергеевна привыкнуть не могла к такому неповиновению. Она и сейчас не очень в это верит, всё думает, стоит ей только приказать, и дочка кинется исполнять материны указки. Ага, сейчас! Бросила всё и кинулась стараться!
Любка теперь сама себе хозяйка. Дом, видите ли, матери не нравится. Ей-то какое дело до чужого дома? Ей тут не жить. А Любе её дом очень даже нравится. Ничего дом не маленький. Ну и что, что не в два этажа. Им с Гришей хватает.
Есть три комнаты, большой холл, кухня просторная, большая семья бы там за одним столом поместилась. Только семья у Любы маленькая. В последнее время подумывает она с разговорами к мужу подступиться.
Не взять ли им ребёнка из детского дома? Обогреть сиротку, воспитать в домашних условиях, сделать счастливым хотя бы одного мальчишку. Или девочку. Какая разница, лишь бы детский смех в доме был слышен.
Можно, и двух деток, конечно, взять, но это, как Гриша решит, без его согласия ничего точно не получится. Комнаты в доме хорошо расположены, деткам по комнате, себе спальню, что ещё нужно для семейного счастья?
Нет, надо хорошо над этим вопросом подумать. А Гриша… что Гриша? Люба ему намекала как-то и он не возмутился. Сказал, что подумать нужно. А Люба с тех пор только и делает, что думает. Очень ей девочку хочется, лет десяти.
Потому что её дочке, которая не родилась живой, именно столько сейчас было бы. Любины мысли прервал звук подъезжающей машины. Она глянула в сторону ворот. Так и есть, Григорий приехал. Люба сняла перчатки и направилась к воротам, мужа встречать.
Она всегда его встречает, когда дома, и целует. А у мужа тогда глаза влажнеют, и он становится красивым. Ну, не совсем, конечно, но Люба всё равно его любит. Потому, наверное, зовут её таким именем- Любовь. Значит, она всех и всегда любить должна.
И Гриша ей ответной любовью платит. Как и быть должно. Это, видимо, у матери в сердце любви не хватало, вот она дочери такое имя дала, чтобы в семье хоть какая-то любовь поселилась. Люба пошла навстречу мужу, потянулась к нему губами, поцеловала.
Прильнула к мужу.
–Добрый вечер.
Григорий обнял жену.
–Добрый вечер, милая.
Глянул в сторону клумбы.
–Ух ты! Красота-то какая! Даже лучше, чем в журнале.
Люба смутилась.
–Скажешь, тоже…лучше…и ничего, не лучше.
Григорий прижал жену к себе.
–Лучше, лучше. А когда цветы на ней будут, и вовсе…
Люба вздохнула.
–Цветы уже завтра высажу. Сегодня сил совсем не осталось. Я даже баню не успела протопить. Очень устала.
Муж нахмурился.
–Ещё бы не устала. Ты сколько тачек сегодня навозила! Камень, земля. Ты бы так не надрывалась, не железная, всё-таки. Я бы приехал и помог. А баню я сейчас сам протоплю. Попарю тебя, как следует, чтобы косточки размякли.
Люба потянулась на цыпочках и поцеловала мужа снова.
–Я тебя очень-очень люблю.
Голос Григория дрогнул.
–Правда?
Люба крепко сжала его руку.
–Правда. Даже не сомневайся.
Супруги вместе прошли в дом. Люба вымыла руки и начала накрывать на стол. Григорий сказал, что пойдёт в ванную, умоется перед ужином, там шумно плескался, вышел оттуда довольным.
Громко выдохнул.
–Уф-ф-ф! Всю жару и пыль смыл. Давай, поедим, да я пойду баню топить.
Люба уже накрыла на стол.
–А может, в ванной помоемся?
–Да ну! Ванну с баней не сравнить!
–Ну, гляди, если не сильно устал…
Григорий ушёл на улицу, Люба выглянула в окно и улыбнулась. Какая она счастливая! Муж её любит, она мужа любит. Чем не счастье? Нет, точно нужно дочку завести, и тогда у них будет самая счастливая семья! У ворот дома засигналила машина. Кого ещё там принесло?
Люба вышла на улицу. Мать приехала! Чего она тут забыла? Завела бы любовника, что ли, хоть чем-то бы себя заняла. А что? Вполне уместно. Галине Сергеевне всего пятьдесят три года. Свободная, симпатичная женщина. Любовник нашёлся бы, только пальцем помани. Глядишь, от дочки бы отстала, своими визитами ей не досаждала.
Мать уже открыла калитку.
–Привет, дочка.
Люба пошла навстречу.
–Привет. Каким ветром?
–А что, я не могу к дочери с зятем просто так приехать?
–Почему, не можешь?
–Вот и я говорю.
Галина Сергеевна приметила дымок из трубы.
–О! Вы баньку затопили! Заодно и помоюсь.
Люба пожала плечами.
–Да, пожалуйста.
Галина Сергеевна шутливо толкнула дочку плечом.
–Я тут подумала…может, мне к вам перебраться?
Люба отстранилась.
–Даже не мечтай.
Мать покраснела.
–Не поняла? Мне, что, места в вашем доме не найдётся?
–Почему, не найдётся? В гости, всегда пожалуйста, но жить…даже не думай. Я с тобой в одном доме…ни за что!
–Надо же! Никогда бы не подумала, что единственная дочь ко мне так относиться будет. У тебя роднее меня нет никого.
Лицо Любы пошло пятнами.
–Ну да. Спасибо тебе. Детей у меня нет, и не будет. А эту ошибку ничем не исправить. Если только…
–Что -если только?
–Я девочку хочу взять из детского дома.
Мать взвизгнула.
–С ума сошла! Зачем тебе это?
–Хочу ребёнка. Лет десяти девочку. Моей, как раз бы столько было.
Глаза Любы налились слезами.
–Если бы не ты…
Галина Сергеевна резко развернулась и пошла к воротам.
–Ну, знаешь ли!
На выходе обернулась.
–Ты сама во всём виновата. Не раздвигала бы ноги…
Громко хлопнула калитка. Шум отъезжающей машины. Люба присела на крыльцо и горько заплакала. Сколько она по врачам ходила! Те только руками разводили. Не научились врачи на место органы возвращать.
Это не зубы. Свои выдернул, искусственные вставил. Тут детородный орган…а его у Любы теперь нет. Значит, и деткам теперь неоткуда будет взяться. Беда это для женщины, которая детей любит. А Люба любит.
На долгие слёзы настроиться не дал голос мужа. Женщина торопливо вытерла слёзы. Не нужно, чтобы Гриша слёзы любимой жены видел. Он всегда расстраивается, когда видит, что Люба плачет. У неё всё хорошо.
Из-за угла вышел Григорий.
–Любонька…
Глянул на покрасневшие глаза жены.
–Ты плакала? Что случилось?
Жена затрясла головой.
–Нет, милый. Это…соринка…
Григорий укоризненно покачал головой.
–Не умеешь врать, не берись. Я слышал, что тёща приезжала. Что она тебе опять наговорила? Ну, зараза…
Любы пыталась успокоить мужа.
–Нет, милый, скорее, это я её расстроила. Она хотела остаться у нас, но мы…мы с ней поссорились и она уехала.
–Чего не поделили?
–Да, так…своё…
Люба всхлипнула.
–Гриша…а давай, девочку на воспитание возьмём? А то дом у нас пустой. Места много, а мы вдвоём…
Это было для неё самой так неожиданно, что она споткнулась на полуслове, и тут же спохватилась. Что она говорит! Надо было Гришеньку к такому разговору сначала подготовить, а она…
Вздохнула.
–Вот я, глупая, без всякой подготовки…Надо было сначала…
Григорий сел рядом.
–Ну, давай, поговорим, раз уж начала.
Люба сжалась. Неужели, не вовремя начала разговор? Вот, голова бестолковая! Гриша, наверное, обиделся и сейчас…А ей так хочется дочку, девочка ей уже несколько раз снилась. Своя, родная…любименькая…
Она подняла глаза на мужа.
–Не вовремя я с этим разговором, да?
Тот обнял жену.
–Почему-не вовремя? Давай, поразмышляем. Ты девочку хочешь?
Люба кивнула.
–Ага. Лет десяти. Самый хороший возраст, ещё не испорчена детдомовским пребыванием и можно будет из неё нормального человечка воспитать.
Григорий вздохнул.
–Ну…я не против. А почему не двоих?
–Шутишь? Сразу две девочки?
–Зачем -две девочки? Девочку и мальчика. Тебе дочка, а мне сын, я из него мужчину настоящего воспитаю.
Сердце у Любы зашлось. Неужели, так бывает? Она допускала мысль, чтобы взять двоих детей, но боялась Григория таким предложением обидеть. А он…сам предлагает мальчика взять. Милый мой! Да я…я тебя теперь ещё больше любить стану…
Люба прижалась к мужу.
–Как ты хорошо всё придумал!
–А что? Может, там… в детдоме, брат с сестрой будут. Вообще, было бы здорово, они дружными будут, потому что родные.
–Наверное. Я в выходные съезжу в детский дом, посмотрю, а потом тебе всё расскажу. А если хочешь, можем, вдвоём поехать.
Гриша качнул головой.
–Нет, ты сначала одна поезжай. Присмотрись, всё хорошо обдумай, а потом мы уже вместе поедем. А то, знаешь, вместе приедем, а у нас потом с тобой взгляды не совпадут, зачем разочаровываться?
Люба задумалась. И снова Григорий правильные слова говорит. Всё верно, он старше Любы, а потому умнее. Да, она сначала одна поедет, походит по детскому дому, посмотрит. Это не обувь или одежду покупать.
И даже не гномиков в сад. Тут серьёзное прибавление в семье будет. Только бы не ошибиться. Приёмные дети, это совсем непросто. Они, в любом случае, чужие. И сердце у многих ледяной коркой покрыто.
Им с Гришей предстоит тот лёд растопить. А вдруг у Любы сердца не хватит, чтобы обогреть чужих деток? Вон, и мать против такого поступка. С другой стороны, Галина Сергеевна только себя любит. Нет в её сердце места для других.
Григорий толкнул жену под бок.
–Чего притихла? Уже мечтаешь?
Люба повела плечами.
–Не мечтаю. Думаю. Серьёзный это шаг.
–Конечно. Только я так думаю, что ты уже на него отважилась. Иначе, не завела бы сегодня такой разговор.
Смольниковы встали. Люба пошла собирать бельё в баню. Гриша сказал, что всё готово, лето, да и дрова берёзовые жарко горят, баня уже протопилась. Самый жар в ней сейчас. Сухой и целебный. А после баньки кваску холодненького. А потом…
Григорий вздохнул. Правильно сегодня Любонька сказала, пустой у них дом. Жену он любит, и никогда не оставит её, пусть даже деток она родит не может. Значит, нужно взять в их дом детей. Сколько их обездоленных по всей стране!
Надо сделать так, чтобы хотя бы на двоих, их меньше стало. Обездоленных, имеется в виду. Будет у них с Любонькой радость- дочка и сынок. В выходные Люба направилась в детский дом. В своём городе его не было, был детский приют, школа-интернат.
Но оттуда детей Люба брать не хотела. Там уж точно, все отходы, пусть Бог простит её за такие мысли. Дети наркоманов, алкоголиков и бандитов. Знакомая у Любы там работает, нарассказывала такого, что волосы дыбом встали.
Забирают тех детей из неблагополучных семей, а они на чистом постельном белье никогда не спали. И в приюте себя ведут, как дома. Для них никто не авторитет, под ноги плюют, друг у друга воруют. Нет, таких детей Любе точно не нужно.
А Григорий сказал, что в выходной поедет к приятелю, у него новые голуби какие-то появились. Ладно, Люба сама в детский дом поедет, хотя и не любит сама машину водить. Заранее узнала, как проехать туда, созвонилась с его директором, объяснила ситуацию.
Та выслушала Любу и согласилась её принять. Только предупредила, чтобы она вначале к ней зашла, поговорила. А потом уже Валентина Захаровна ей деток покажет. Всю дорогу у Любы подрагивали руки, и сердце замирало.
Она даже хотела обратно домой повернуть, так ей было страшно. Но данное директору слово, что она точно сегодня приедет в детский дом, нарушать не хотелось. Валентина Захаровна только из-за Любы придёт на работу, так-то у неё в субботу выходной, да и приболела она немного.
Люба по пути заехала в магазин, купила целую коробку конфет. В ней семь килограммов, пусть все конфеты одинаковые будут, чтобы дети не смотрели, у кого фантики красивее. Директор сказала, что можно сладостей привезти.
Детский дом Люба нашла быстро. Поморщилась. Не очень государство о детках заботится. Припарковала машину, звякнула сигнализацией, подняла глаза на окна. Несколько серьёзных детских мордашек в окно выставились.
И снова Люба подумала, что ей страшно. Как она общаться с детьми будет? И как их выбирать надо? Это же не выставка картин, а живые дети. И глаза…в них просто невозможно без боли смотреть.
В кабинете директора Люба немного успокоилась, или это на неё так подействовало спокойствие самой Валентины Захаровны. Женщина приветливо поздоровалась с Любой и указала на диван.
Подняла голову.
–Присаживайтесь. Я Вас слушаю.
Люба сглотнула комок в горле.
–Вы знаете, я бы…мы…с мужем хотим…
Женщина перевела дух.
–Мы девочку хотим взять. И мальчика.
Валентина Захаровна улыбнулась.
–Да Вы не волнуйтесь. Я думаю, Вы уже всё хорошо обдумали, прежде, чем сюда приехать. Ведь, так?
–Ну да. У нас с мужем нет детей. И…не будет. Возраст нам позволяет детей вырастить. Мне двадцать восемь лет, мужу сорок. У нас дом…большой дом, хороший. Места всем хватит. Мы работаем. И это… спиртное не употребляем. Совсем. А мой муж…он очень хороший и даже не курит. И я не курю.
Директор кивала головой. Она всё понимает. И видит, что Люба вполне подходящая кандидатура на роль матери, но всё это не так просто. Нужно предварительно собрать кучу бумаг, не одну инстанцию пройти.
И если только супруги Смольниковы не передумают…Люба замахала руками. Нет, они не передумают. Вот только, она боится детей смотреть. Может, Валентина Захаровна подскажет, как это делается?
Директор встала и прошла к шкафу, вытянула несколько папок.
–Вас, какой возраст интересует?
Люба пожала плечами.
–Ну, лет десять…Девочке, чтобы было десять лет. Дело в том, что я потеряла ребёнка при родах. Девочка у меня мёртвой родилась. Роды были с патологией, я перенесла сложную операцию, и как результат- у меня не будет детей.
Валентина Захаровна раскрыла папку.
–Ну, вот, смотрите- Колесникова Наташа, ей недавно исполнилось десять лет. Неплохая девочка. И ещё, Ирочка Сутормина, тоже десять лет, но у неё лёгочное заболевание. Постоянные бронхиты. Нина Власова, одиннадцать лет, думаю, вам она не подойдёт, у неё отец нерусский, девочка очень смуглая и черноглазая.
Валентина Захаровна показывала Любе фотографии девочек, но сердце у женщины ни разу не ёкнуло. Она словно ждала чего-то, или кого-то. Ей эти девочки были неинтересны. И потом, фото… Наверное, лучше вживую на девочек посмотреть.
Люба кашлянула.
–Скажите, а нет у Вас брата и сестры, например? Я бы сразу двоих взяла. Муж хочет сына. Он сказал, что вполне двоих мы сможем воспитать.
Директор понимающе качнула головой.
–Ну да. Хорошее дело. Есть у нас несколько деток парами. Близнецы Воропаевы, но они маленькие, им по семь лет. В этом году в школу пойдут. Так-то, вообще, было бы замечательно. В новой семье и сразу в школу. Есть брат с сестрой Вихровские, мальчику четырнадцать лет, девочке -двенадцать.
У Любы кружилась голова. Вот, как тут сразу сделать выбор! Столько деток, и все сироты. К этому вопросу нужно подходить продуманно и основательно. Это не новые шторы в дом покупать. Или мебель. Это дети.
Она помахала рукой.
–Можно воды? В горле пересохло.
Валентина Захаровна подала стакан с водой.
–Да что же Вы так волнуетесь? Успокойтесь.
Люба попила воды.
–Спасибо.
В кабинет директора вошла воспитательница.
–Валентина Захаровна, дети вышли на прогулку.
Директор встала.
–Замечательно! Пусть дети гуляют на площадке. А мы…
Она повернулась к Любе.
–А мы с Вами пойдём на улицу, Вы со стороны посмотрите на них. Я Вам свои комментарии делать буду.
Директор выглянула в окно и удовлетворённо кивнула.
–Ну, вот. Дети выходят на улицу, сейчас и мы с Вами пойдём.
У Любы дрогнули руки, и она поставила стакан на стол, чтобы не расплескать воду. Дети…как она сейчас на них смотреть будет? Директор говорит, что со стороны. Ну да. Так, наверное, будет лучше.
Люба встала.
–Да-да. Идёмте.
Валентина Захаровна и Люба направились к выходу. Дети шумной и разноцветной толпой разбежались по площадке, группками, по возрасту, громко переговаривались, кто-то крутился на карусели, кто-то качели оседлал.
Люба неожиданно успокоилась. И чего она разволновалась? Ничего страшного в том, что она будет со стороны смотреть на детей, нет. Сейчас она выберет себе дочку. И сына Григорию тоже присмотрит.
Женщины присели на скамейку. Люба во все глаза смотрела на детей. Небогато детки одеты. Как-то серенько. Конечно, некому им наряды выбирать. Это мамы любовно вещи в магазине присматривают, по несколько раз меряют.
А здесь…купят оптом, и кому что подойдёт. Вон, девочка…какие у неё волосы красивые, волнистые, на солнце медью отливают. Сколько ей лет? На вид -десять, может побольше. И ещё одна…угловатенькая, сарафанчик ей коротковат.
Неожиданно Люба замерла. Кто-то смотрел на неё. Пристально и…по спине пробежал холодок. Люба внимательно присмотрелась, и её глаза натолкнулись на девочку. Та смотрела на Любу, не отрываясь.
Люба встала со скамейки и двинулась в сторону девочки в голубом платье, подошла, остановилась напротив. Девочка распахнула глаза ещё шире. Люба замерла. Что она должна сказать этой девочке?
Улыбнулась.
–Привет.
Её голос дрогнул.
–Тебя как зовут?
Девочка резко отвернулась. Люба успела заметить, что у девочки на лице шрам. Он шёл рваной линией от виска к щеке. Шрам был неглубоким, но заметным. Правда, девочку это не портило. Люба тронула девочку за плечо, оно дрогнуло.
Люба склонилась над девочкой.
–Скажи, как тебя зовут?
Девочка снова дёрнула плечиком.
–Вам это зачем? Вы же меня всё равно не возьмёте, потому что я -уродина! Или Вы просто так спрашиваете?
Люба присела перед девочкой на корточки.
–С чего ты взяла, что ты -уродина?
–А кто ещё? Вон, у меня какой шрам!
Девочка глубоко вздохнула.
– Галей меня зовут.
Она повернулась к Любе.
–Видишь?
Женщина улыбнулась.
– Ничего страшного.
Погладила девочку по голове.
–Ну, вот! Мы с тобой познакомились. А меня Любой зовут. То есть, тётей Любой. А ты здесь давно живёшь?
Галя кивнула.
–Давно.
–А…мама с папой…Ты их помнишь?
Девочка вздёрнула подбородок.
–Не помню. По-моему, у меня их никогда не было.
–Так не бывает. Папа с мамой всегда должны быть.
–У меня -бывает. У меня не было мамы и папы.
–Понятно. Идём, посидим с тобой…поболтаем. Хочешь?
–Хочу.
Люба взяла девочку за руку и повела её к скамье, на которой сидела Валентина Захаровна. Та сразу встала. Внимательно посмотрела на Любу. Перевела взгляд на девочку, вздохнула.
Обернулась к Любе.
–Вы уверены?
Люба кивнула.
–Мы с Галинкой решили поболтать. Можно?
Директор кивнула.
–Конечно, можно. Потом ко мне зайдёте?
Люба сказала, что непременно зайдёт к Валентине Захаровне, когда надумает уезжать. Директор неспешно направилась в сторону детского дома, а Люба повернулась к девочке и улыбнулась.
Взяла девочку за руку.
–Ну, рассказывай, что ты любишь, как учишься, сколько тебе лет?
Уже через полчаса последний лёд был растоплен. Люба узнала, что девочке Гале осенью будет одиннадцать лет. Фамилия у неё Рассказова. У неё был брат, но два года назад он умер. Теперь Галя осталась одна. Родителей своих Галя не помнит.
И вообще, она думает, что у неё их никогда не было, хотя нянечка Анна Петровна говорила, что они когда-то были. А в семью её никто брать не хочет, потому что на лице у неё шрам. Она не знает, откуда у неё это, всегда было так.
