Галина Владимировна Горячева
Время горбатых елей
Вернувшись из солнечного мира своей любви в существующую действительность, они решили, что пора расставаться. Договорившись о встрече, повернули в разные стороны. Он к ферме. Она к поселку.
Вернувшись домой без молока и с каким-то новым выражением лица, она прошла сразу в свою комнату и, не раздеваясь, легла на постель. Родители недоуменно переглянулись друг с другом, но тревожить ее не стали.
За какие-то несколько дней Лида так переменилась, что все только руками разводили, не зная, что сказать и что думать. Она была бодра, энергична, всегда весела. От разумной и сдержанной девушки не осталось и следа. Она превратилась в озорную и смешливую девчонку, которой море по колено. Глядя через окно на свою дочь, которая разговаривала с подругой Светой и при этом весело хохотала, заливаясь заразительным смехом, Елена Леонидовна, обращаясь к мужу, пыталась установить причину перемен.
– Я бы подумала, что она влюбилась, если бы был подходящий случай для этого.
– Ты думаешь, влюбилась?
– Вероятнее всего.
– Но из Москвы она приехала в своем обычном состоянии духа – анализировал Валерий Иванович.
– Значит, влюбилась здесь. Я даже не представляю, в кого она здесь могла так влюбиться – удивлялась мать.
– Что значит так?
– Так сильно.
– Ой, не пугай меня – отмахнулся глава дома.
– Чем я тебя пугаю?
– Ну как чем? Сама говоришь, что претендентов подходящих здесь нет. А любовь, как известно, зла.
Они встретились взглядами, и каждый из них продумал конец поговорки про себя, а потом представил. Лица их посерели.
– Я не думаю, что она могла бы влюбиться в кого-то неподходящего для нее. Она всегда была слишком разборчива – вселяла в себя надежду мать.
– Была – ворчливо и резко оборвал отец. – Была разборчива, да вся вышла.
Они опять встретились взглядами, и каждый в глазах своей половинки прочитал тревогу. Как по команде, они повернули голову к окну. Во дворе среди зелени и цветов на скамейке сидели подруги. Радостная картина летнего дня и душевного разговора девушек успокоила обоих.
– Ох, мать. Ты просто умная Эльза.
– Какая я? Кто я? – оживилась Елена Леонидовна.
– Ну, помнишь, ту немецкую сказку, где девушка Эльза, еще не будучи замужем и не имея детей, плакала о том, что ее ребенка может убить мотыгой, плохо закрепленной в погребе. Мотыга могла упасть на сына, которого еще не было на свете.
– А, ну-ну. Помню эту сказку. Так ты думаешь, беспокоиться не о чем?
– Думаю, по крайней мере, рано беспокоиться.
– Ну, дай Бог – облегченно вздохнула хозяйка, продолжая хлопотать по кухне.
Скамейка была старая, но очень удобная. С массивной спинкой и даже широкими подлокотниками, на которые очень удобно было ставить стакан сока или тарелку с ягодами. Со стороны улицы ее закрывал пышный куст сирени, который сейчас наливал соком свои бутоны, собираясь вот-вот зацвести. С другой стороны скамейки была большая клумба, на которой пышно цвели красные тюльпаны и душистые нарциссы. Их ножки утопали в пышных кустах незабудок. День был тихий, и потому пчелы беспрепятственно кружили над цветами. Девушек, сидящих на скамейке, пчелы не волновали. Они их даже не замечали. Они были заняты разговором. Разговор был о любви.
Лида, переполненная чувствами, не могла больше молчать. Ей надо было рассказать кому-то о событиях последних дней. Этим кем-то, конечно, была Светлана. Поначалу веселый разговор становился все тише и тише. Света видела по лицу подруги, как важно для нее то, что она рассказывает о своем новом знакомом, которого она полюбила. Когда Лида закончила свое повествование, обе девушки молчали. Света была ошарашена новостями, а Лида, рассказывая, снова пережила все события, оценивая и размышляя над ними. Обе понимали, что сказать тут нечего. Обе почувствовали присутствие судьбы и знали, что только она поставит последние точки.
Серьезность момента нарушила мама, постоянно наблюдавшая за ними из окна.
– Лидочка, возьми поднос – крикнула она.
Лида встрепенулась и, улыбаясь, побежала к окну кухни, чтобы взять поднос, сервированный для чая. Родители вышли из дома. В руках у Валерия Ивановича была большая тарелка с блинами. На подносе в вазочках лежали сметана и смородиновое варенье. В расписном чайнике томился ароматный чай. Перейдя за стол, установленный под навесом у яблони, принялись за трапезу. Поначалу все отдались во власть чревоугодия. Горка тонких кружевных блинов таяла на глазах. Пчелы, видя, как убывает варенье, с беспокойством кружили над вазочкой. Их собралось не менее десятка. Подчерпнув остатки варенья, Света заметила на ложке пчелу и громко фыркнула со смеха. Все глаза устремились на ложку.
– Ох, мать, пожалела ты варенья. Смотри, на расхват идет – постыдил отец хозяйку.
– Да кто бы знал, что столько едоков будет – притворно оправдывалась Елена Леонидовна.
Все засмеялись. Решив использовать хорошее настроение, Валерий Иванович продолжил:
– А о чем это вы, девчонки, так долго болтали? Расскажите «не чужим» людям – он сделал акцент на слове «не чужим». Света с Лидой переглянулись.
– Прямо военный совет – наседала Елена Леонидовна. – Уж не случилось ли чего?
– Случилось – вдруг заговорила Лида. – Я очень вас люблю, мои «не чужие» люди, и поэтому хочу вам сказать, что в моей жизни произошли некоторые изменения.
Все замерли. Пчела в Светиной ложке уже чувствовала себя полной хозяйкой, деловито ползая по варенью.
– Я встретила человека, который для меня сейчас очень дорог и надеюсь, что это надолго.
Родители, смотревшие на дочь с пристальным вниманием, перевели взгляды друг на друга.
«Ты снова оказалась права» – говорил взгляд отца.
«Мне от этого не легче» – отвечали глаза матери.
Вслух же они хором спросили:
– А кто он?
– Вы его не знаете. Он москвич, но сейчас находится здесь. Я вас скоро познакомлю.
Стол опять накрыла тишина. Каждый осмысливал услышанное. Оцепенение снова нарушила Света. Она тихо, трясясь от смеха, подняла руку с ложкой над столом, и все увидели, что в ложке сидят уже пять пчел и торопливо доедают варенье. Все смеялись от души, а кто-то и с облегчением.
Через день кончались майские праздники, и девчонкам надо было возвращаться в Москву. К этому времени отношения Лиды с Виталием так определились, что сомнениям в искренности друг к другу просто не было места. Виталий уже был представлен родителям и одобрен ими. Света тоже уже входила в число его друзей. Все было замечательно, но впереди маячила разлука. Чтобы подсластить горечь расставания, подруги объявили всем, что задумали взять отпуск на начало июля и приехать сюда.
– Я, пожалуй, приеду с Олегом, а то что-то отношения у нас последнее время хреноватые – делилась она с друзьями. – Здесь в Кукушкине у нас все началось, а вдруг здесь снова что-то наладится. Здесь он другой. Здесь он проснется от своей столичной дрёмы – говорила она.
– Слушай, это было бы здорово – подхватывала Лида.
– Да и с Галкой он побольше бы пообщался, а то уж забыл наверное, как дочь выглядит – все о своем думала Света.
– Здорово – обняла подругу Лида. – Решено.
– Да, наверное, решено – не переставала грустить Светлана. Неудавшийся брак, которым закончилась первая любовь, лежал печально на сердце.
Глава 13
После Лидиного отъезда Виталий с удвоенной силой отдался работе. Все проблемы, если за них хорошо взяться, рано или поздно решались. Первым делом они с верным Сергеичем составили список необходимых материалов для ремонта. Затем проштудировали всю рекламу в газетах и, обзвонив все торгующие точки, выбрали те места, где было дешевле. Покупать поехали с местным плотником дядей Колей. Был он мужчина неразговорчивый и нерасторопный, но свою работу знал, и материал выбирал основательно. Еще одной чертой дяди Коли была скупость. Торговался он, что называется, «до умру». Самые первые частники, робко появившиеся на строительных рынках, сами еще не до конца верившие в рыночную экономику и свою смелость, желая заполучить покупателя, сдавались почти без боя. Денег истратили меньше предполагаемой суммы. Желая порадовать Людей, Виталий купил все необходимое для комнаты отдыха. Ремонт делали своими колхозными силами. Дядя Коля за главного специалиста. У него в подмоге еще трое мужчин, работавших раньше на стройке, а теперь оставшихся не у дел. Работа шла споро. Новая крыша. Новые рамы в окнах. Полный внутренний ремонт. Санитарная комната с горячей водой. Комната отдыха с телевизором. Благоустройство прилегающей территории. Все эти перемены делали ферму просто неузнаваемой.
– А все говорят, у государства денег нет – судачили любопытные приходившие посмотреть на эти перемены.
– Так коммунисты зажимали деньги. Видимо правильно их спихнули – подхватывали пришедшие за молоком.
– Да не в этом дело – спорили третьи. – Начальника хорошего прислали из самой Москвы. Человеческий фактор.
Виталий успевал везде. И материал завезти, и транспорт обеспечить, и работников добавить, и бумаги оформить. Сотрудники за глаза называли его «Фигаро».
– Почему «Фигаро»? – спрашивал он у доярок.
– Как почему? Слышал, чай, как в опере поют – «Фигаро там, Фигаро тут». Вот и ты у нас вроде бы здесь, а не успеешь и глазом моргнуть, а ты уже там.
Глуховатый Сергеич, не знакомый с оперным искусством, сердился:
– На себя поглядите. Сами вы фиги. Парень вон как взялся. Диво просто, как у него все получается. А вы его фигой дразните. Я вам, как старый начальник, запрещаю эти обзывания. Поняли?
От злости он топал ногой и грозил поднятым вверх пальцем. Глядя на сердито выпученные глаза и на искривленные косой гримасой губы, а пуще всего на вытянутый палец с желтой от табака кожей и отбитым черным ногтем, доярки смеялись еще больше. Виталий смеялся вместе с ними. Сергеич, видя, что угроза разлада в коллективе отсутствует, успокаиваясь, переходил на текущие проблемы.
– Вот я сейчас в конторе был. Бабка за трахмалом посылала в сельпо. Вот я заодно и зашел узнать, когда деньги на зарплату дадут. Так вот, Танька счетоводка, вертихвостка окаянная, сказала, что распоряжениев про вас нет. Виталя, может у тебя получится деньги с них выбить. Запасов не имеем, а как все дорожает, страшно думать. Пока деньги совсем не обесценились, надо бы их получить.
Сергеича поддержали доярки. Проблемы были общими для всех.
К радости Виталия Руслан Николаевич последнее время проявлял очень большое внимание к делам на ферме. Помогая во всем, что от него зависело. Даже помог с приобретением новой сенокосилки. После их разговора о зарплате, вопрос сразу же решился к великой радости работников.
– Ох, повезло нам с тобой, паря. А на свинарнике деньги уж четыре месяца задерживают. Старуха моя там работает. А получать не получает – делился семейными проблемами Сергеич.
Виталия все чаще посещало чувство удивления. Удивляло то, что он так резко смог изменить свою судьбу, и перемены эти принесли ему только радость. Он радовался и вместе с тем удивлялся, что у него все получается. Он вспомнил тот день, когда впервые увидел ферму. Страх первых дней сейчас казался ему смешным. Он удивлялся тому, что раньше он мог жить, не зная Лиду и никого не любя. Прежняя жизнь сейчас казалась ему серой и однообразной. Он звонил своей сестре Марине в Москву и рассказывал о том, как сейчас живет. Она молчала. «Не верит» – думал Виталий. На сестру он не обижался и, чтобы вселить уверенность в его слова, просил приехать. Он чувствовал, что вот сейчас он по-настоящему повзрослел. Ответственность за серьезное дело и за свою любовь сделали из него мужчину.
Глава 14
Большой каменный дом Руслана Николаевича Смекалова утопал в зелени. Во дворе перед крыльцом стояла огромная старая липа. Под ее густой кроной, дающей надежную тень, стоял стол. За накрытым столом сидели Руслан Николаевич с Эдуардом Петровичем Скоротечко, начальником районной милиции. Хозяин суетился, предлагая гостю закуски.
– Дорогой, попробуй баранину – протянул он тарелку с разложенной на ней едой.
– А с чем это?
– Это чернослив. Мясо с черносливом.
– Ну, давай попробую – гость медленно отправлял в рот содержимое тарелки. Его тяжелый обвисший подбородок, словно какой-то заводной механизм, двигался из стороны в сторону, пережевывая пищу.
– Ну как? Вкусно?
– Да так. Как-то слатимо. Мы мясо с горчицей едим.
Руслан Николаевич отправил кусочек в рот и развел руками, сделав блаженное лицо.
– Слушай, вкусное мясо. Баранина.
– Да ладно тебе со своей бараниной – оборвал его гость. – Ты мне про телятину расскажи. Вернее о телятнике с коровником. Что там у вас?
– Все хорошо! – заулыбался Смекалов. – Все даже лучше, чем я рассчитывал. Парень этот, винтик наш, трудолюбивым оказался. Не ошибся я в нем. Все у него крутится, вертится, работает. Скотина в лугах целыми днями. Ремонту не мешает. Так ремонт уж почти к концу идет. Оборудование осталось. Я, конечно, все на контроле держу.
– А не ворует?
– Нет. Честный. Сильно честный – он засмеялся, посмотрев на Скоротечко хитрыми насмешливыми глазами, добавил: – Только у русских бывает такая честность. До наивности.
– А с бумагами как? Не чухнутся там у тебя в конторе никто?
– Нет. Кому какое дело. Что начальство говорит, то контора и пишет.
Говоря про начальство, Руслан Николаевич ткнул себя пальцем в грудь.
– Ну, тогда давай по стопарику за успех нашего дела – скривился Эдуард Петрович, изображая улыбку и поднимая большую увесистую стопку вверх.
– Да, давай за успех.
– А, вот еще что про телятину! Чуть не забыл. Жена наказывала мяса у тебя взять. Прикажи забить. Я заберу – вытирая губы, скомандовал гость.
– Ох-хо-хо – закряхтел Смекалов. – Боюсь, сегодня не получится у нас это.
– Как не получится? Почему?
– Сам пойми – сделал трагическое лицо Руслан Николаевич. – Виталий этих наших дел не знает. Начнет бумаги на отпуск мяса отправлять. В бухгалтерию сдавать. Платить придется. Надо ему как-то все объяснять. Да ведь без денег и без вранья ему никак не объяснишь. А ведь совру, так ведь ему подскажут, что я вру. Доверять не будет. А это сейчас нам не нужно. Нам нужно, чтобы он таким же наивным оставался. Ведь он считает, раз все колхозное, т.е. государственное, то и отвечать надо перед государством с полной точностью. Он же и старается, думая, что для государства.
Скоротечко как-то разом ухнул и затрясся в безудержном смехе. Все его раздутое тело ходило ходуном. Тройной подбородок, закрывая воротник и часть галстука, плавно переходил в грудь, а затем и в живот. По причине маленького роста объемы его были не так велики, как неприглядны. Громкий смех перешел в визгливые выкрикивания.
– Какое государство? Ой, не могу! Не смеши! Государство! Какое хоть у нас теперь государство? Он что еще не понял, чем занято руководство нашего государства? – окончив смеяться, он достал большой светлый носовой платок и начал вытирать глаза. Затем как-то сразу рассвирепел, вызверился и крикнул: – Делят крупные куски. Вот, чем там заняты. Понял?
Руслан Николаевич, желая успокоить гостя, заговорил монотонно и успокоительно:
– Ну, мы этого не знаем наверняка. Возможно, это домыслы. Мы, как представители районного руководства, не должны так говорить – он многозначительно посмотрел на собеседника. – Говоря о государстве, я имел ввиду, что парень этот – патриот и старается для Родины. Родина она всегда одна, независимо от строя. Да и отчетность никто не отменял. Работаем, как и раньше.
Эдуард Петрович, в завершение своего туалета, высморкался.
– Так что с мясом? Ты знаешь, я у тебя всегда брал.
– Потерпи, дорогой, немного. Скоро, Бог даст, все будет наше. Получим и мы свой кусок. Возьми в другом месте. Это место пока не наше. Только пока – как ребенка успокаивал хозяин гостя.
– В каком другом месте? Зачем в другом месте? Давай вечером заедем да сами забьем теленка, пока там никого нет.
– Да он все вечера на ферме торчит. Дела торопит.
– Вот правду говорят, «заставь дурака Богу молиться, он лоб разобьет» – досадовал Скоротечко. – Ладно, отбой с этой темой – отступился гость.
Руслан Николаевич радостно заулыбался.
– Вот шашлычок готов. Вот и соус. Вот и горчица.
Застолье продолжалось.
Вечером, проводив гостя, Смекалов долго сидел под липой. Домашние его не беспокоили. Он так и сидел за неубранным столом. Мысли были не веселы. Будущий компаньон вызывал не только сомнения, но и явную неприязнь. Все его поведение выдавало человека наглого и недалекого. Выхода у Смекалова не было. Только с помощью этого грубияна могла осуществиться его задумка о приватизации в свою собственность фермы крупного рогатого скота, а попросту коровника.
В стране полным ходом шла передача государственного имущества в частные руки. Именно передача, а не продажа. Стоимость, как правило, была сильно занижена. Бесплатная передача тоже имела место быть. Назначенную сумму будущие владельцы, конечно, выплачивали, но процесс этот был настолько хаотичным и сомнительным, что о справедливости не стоило даже заикаться. Все было отдано на волю случая и решения самых разных, порою малокомпетентных, людей. Общие правила, конечно, были, но они нарушались с такой легкостью и безнаказанностью, что препятствием не были ни для кого. Считалось, что правила эти общедоступны. На самом деле основная масса населения ни о чем не была информирована. Узнавалось все, как правило, даже не сразу после сделки, а через какой-то промежуток времени. И только когда основные активы страны первой волны приватизации были разобраны, очередь стала доходить и до более мелких объектов. Таких как магазины, пекарни, мелкие фабрики и заводы, в том числе и колхозы. Это был звездный час чиновников и руководителей всех рангов и мастей. Производственные активы было разрешено выкупать коллективами, на основе работающих в данный момент сотрудников. Везде это было по-разному. Переносов было полно, но основной принцип в большинстве случаев соблюдался.
В колхозе «Красный Флот» пока все было тихо. Информация людям не представлялась, но руководству района уже были известны сроки, на которые это мероприятие назначалось. Остаться руководителем колхоза у Руслана Николаевича шансов не было. Популярностью и любовью у земляков он не пользовался. Именно эта безысходность положения заставила его согласиться на предложение главного силовика района о выкупе коровника на равных паях. Скоротечко гарантировал благополучный исход этого дела. Убедительно рассказывал о своих возможностях и связях. В конце предупреждал, что надо торопиться, чтобы на момент приватизации всего колхоза коровник уже не был бы в его, т.е. колхозной собственности. Получить его в свое частное владение было очень заманчиво. Воображение рисовало в мечтах современный молочный комплекс наподобие тех, что он не раз видел в репортажах из зарубежных стран.
Сначала можно просто продавать сырое молоко. А дальше как знать? Можно и расшириться. Создать какое-то производство по переработке молока. Кефир, творог, сметана, сыр – это же большая часть питания всего населения. Это то, что нужно всегда. То, что всегда дает прибыль. В случае удачи эта сделка открывала большие перспективы. Ради них, этих перспектив, можно было стерпеть и более неприятные условия, чем мало симпатичный компаньон.
Приближался ответственный момент. Все шло по плану и даже лучше. Беспокоиться не было причин, но покоя у Смекалова не было.
Глава 15
Мать Виталия всю жизнь проработала в бухгалтерии. Виталий помнил, как перед сдачей отчетов и балансов она забирала из школы сына, и они вместе шли не домой, а опять на работу. Там мальчишке давали карандаши и бумагу, и он сидел, рисовал да пил чай с печеньем. Мать в это время обсуждала свои рабочие дела, пытаясь устранить мешавшие им проблемы. Иногда они спорили и даже сердились друг на друга. Ребенок, конечно, ничего не понимал, но то, что бухгалтерия – это деньги, а деньги – это очень важно, он усвоил с юных лет. Позднее мать частенько объясняла основы учета, необходимые в жизни то сестре, то ему.
С ведением денежных документов у Виталия никогда не было проблем. Начиная работать на ферме, он прекрасно понимал, что мало сделать ремонт и обеспечить скот кормами. Мало получить молоко и мясо и сдавать его на приемный пункт. Надо еще все учесть, все расписать и отчитаться. Сейчас парень с благодарностью вспоминал мамины уроки и наставления и старался делать все так, чтобы там, на небесах, она видела, что у него все правильно.
Порядок отчетов установил сам Руслан Николаевич. Все документы по ремонту необходимо было сдавать лично ему, директору. Остальное сдавалось прямо в бухгалтерию колхоза. Смекалов все бумаги по ремонту держал у себя, подальше от любопытных. К концу квартала необходимо было их сдать, чтобы расходы вошли в квартальный отчет. Он подшил все документы в папку, а на титульном листе приклеил бирку с надписью «свиноферма», дабы не иметь лишних вопросов от работников бухгалтерии. Папку в конце квартала он отдал счетоводу Тане. Руслан Николаевич рассчитал так:
«Сейчас обсчитает, внесет нужные суммы в отчет и в архив под ключ. Подальше от глаз».
Расчет был верным, но не даром же говорят, на всякого мудреца довольно простоты. Случай – вот больное место всех гениальных и просчитанных планов. Буквально за пару дней до сдачи отчета, в бухгалтерию зашел Виталий. Он хотел спросить, нет ли у них лишнего калькулятора. Его маленький был неудобен в работе. Танечка пообещала спросить у главбуха и вышла из кабинета. Новые счетные машинки все еще считались чудом техники, и потому ими ведала лично сама главбух. Виталий присел у стола в ожидании. На столе лежала толстая папка с надписью «свиноферма». Таня вернулась быстро, радостно сообщив, что сейчас принесут запасной калькулятор, что ему надо немного подождать. Сама, мило улыбаясь и стреляя глазками на парня, уселась на свое место и собралась продолжать работать. Она взяла папку, открыла ее и стала что-то помечать в документах. Виталий сидел совсем рядом и прекрасно видел эти документы. Каково же было его удивление, когда он понял, что это его бумаги. Его документы по ремонту коровника.
– Тань, а почему на папке написано «свиноферма»?
– Ну, это их документы.
– И что, ты это оформляешь в отчет?
– Ну, конечно, оформляю.
– Но это документы на коровник. Ты все перепутала.
Ревниво охраняющая свою репутацию хорошего работника, Таня сразу же взвилась:
– Да ты-то откуда знаешь, перепутала я или нет? Мне Руслан Николаевич эту папку отдал.
– Да это мои документы на ремонт коровника. Это я их сдавал Руслану Николаевичу.
– Но я ничего не путала. Он мне точно сказал: «отнеси эти расходы на свинарник». И бирка вот есть на папке. Так что все точно. Зря дергаешься.
– Да как мне не дергаться? Ты тут липу втираешь, да еще и слушать ничего не хочешь.
– Я липу втираю? – от возмущения девушка мигом побагровела. Выйдя из-за стола, она рванула из кабинета. Через минуту она стояла на пороге в сопровождении Смекалова. Схватив со стола папку, она поднесла ее к лицу директора со словами:
– Скажите, это расходы по свинарнику?
Руслан Николаевич понял все в один миг.
– Да, конечно – изображая удивление, он соображал, что говорить дальше.
– Ну? – повернула счетовод взбешенное лицо к парню.
– Руслан Николаевич, ну как же «да»? Ну что Вы говорите? Это же документы на коровник.
– А? Это твои документы? – опять удивился директор.
– Ну, конечно, мои!
– А. Ну, тогда это на коровник – как бы рассеянно подтвердил Смекалов.
– Как на коровник? – Татьяна опустила руки, совершенно сбитая с толку. – Да я же уже все внесла как по свиноферме. Я же не успею переделать. У нас же сроки. Вы что, шутите?
Смекалов решил употребить власть. Ничего другого в голову не приходило.
– Так тихо, тихо! Все успокоились. Виталий, ты что здесь сидишь? Тебе делать нечего? – директор изобразил возмущенную строгость. – Иди, дорогой. Иди, работай. Мы все вопросы решим. Сейчас Танюша все переделает. Мы ей поможем, и она все успеет.
Счетовод хотела что-то возразить, но директор, глядя ей в глаза и выставив руку вперед, как бы защищаясь от нее, громко скомандовал:
– Тихо, я сказал!
В кабинете воцарилась тишина. Виталий, оглядев присутствующих и видя, что они ждут его ухода, вышел из кабинета. Будучи натурой очень чувствительной и склонной к анализированию, он сразу почувствовал какой-то подвох.
В простую ошибку он не верил ни минуты. Какая тут ошибка, если человек держал его документы целый квартал у себя, а затем передал их, дважды напутав. И письменно, и устно. Нет, это не ошибка. Но тогда что? Зачем эта путаница? И свинарник, и коровник – колхозные, т.е. государственные. Сидят на одном кармане. В чем смысл этой путаницы, он не мог понять. Он вспомнил лицо Руслана Николаевича в первую минуту, как тот увидел папку. Это было лицо человека, пойманного с поличным. Это мгновенное отражение сути дела и беспокоило Виталия. Он ясно понял, что обман есть, но для чего он нужен, не знал.
В конторе все были приучены беспрекословно подчиняться директору. За многие годы Смекалов доказал, что своего добиваться умеет. С кем-то лаской и притворством, с кем-то угрозами и исполнениями этих угроз. Был он хитрым и мстительным. Хотя рассудка никогда не терял. Ни от злости, ни от радости. Умел помнить и оказанные ему услуги. В долгу никогда не оставался. Это же все знали. Когда за Виталием закрылась дверь, он ласково потрепал Татьяну по плечу.
– Что ж ты так нервничаешь? Зачем? Делай, что делала. Кто тебя упрекнет? Никто. Коровник наш и свинарник наш. Какая разница, куда пишем. Хозяйство одно. Так я говорю?
– Да не так Вы говорите! Учет требует точности. Нарушение это – не сдавалась счетовод.
– Нет никакого нарушения. После коровника будет ремонт и у хрюшек. Тогда и скорректируем. Сама же и выправишь. Все под мою ответственность. Сама посуди, что у меня деньги в одном кармане, что в другом. Какая разница? А можно вообще все в один карман сложить. От перемены мест слагаемых сумма что? – он вопросительно смотрел на девушку.
– Не меняется – как загипнотизированный кролик перед удавом проговорила она.
– Вот и правильно. Вот и умница! Вот и хорошо, что согласилась. А чтобы никто не узнал про это маленькое нарушение, мы никому ничего… – он вопросительно поглядел на девушку.
– Не скажем – промямлила та.
– Вот умница. Делаешь отчет, сдаешь, а потом бумаги в архив. Бумаги в архиве – ты в отпуске. Хорошо?
– В отпуск? Правда? – счастливая улыбка озарила лицо девушки. – Ура, ура!
Руслан Николаевич вздохнул облегченно и вышел из кабинета. Улыбка сползла с его лица.
Глава 16
Два дня директор колхоза обдумывал происшествие в бухгалтерии. Досада обуревала его. Так все шло хорошо. И вот поиски какой-то дрянной машинки привели к обнаружению подлога в документах.
По лицу Виталия он понял, что парень не поверил в случайность произошедшего. Думай теперь, что можно от него ждать. Женщинам он и тем более никогда не доверял.
«Где-нибудь взболтнет. Вопрос где? И кто это слушать будет?» – думал он.
Целый вечер он размышлял, что сказать Скоротечко. Хотел звонить, но отдумал и поехал в район для личной встречи. Встретились в кафе у дороги. Эдуард Петрович был в хорошем настроении.
– Ну, что стряслось? Николашка в район приехал? Не любишь ты к нам ездить, а? – начал он с шуток.
Эдуард Петрович заказал себе обед и немного водки. Смекалов от приема пищи отказался. С вымученным лицом он начал объяснять цель своего приезда.
– Сглазили мы наш покой. Сглазили. Радоваться раньше времени начали, вот и сглазили – начал он издалека.
– Какой покой? Кто сглазил?
– Мы сами. Сами. Радовались лишку, что все хорошо идет. Вот удача и подумала, что она нам больше не нужна. И ушла – философствовал Руслан Николаевич. Скоротечко намазывал горчицу на хлеб и с удовольствием поглядывал на блюда, которые ему принесли. Особенное удовлетворение вызвал графин с водкой. Чревоугодие занимало его явно больше, чем мучения Смекалова.
– Ну, так верни! – не особо задумываясь, посоветовал он. Руслан Николаевич с удивлением посмотрел на него.
– Как же я ее верну?
– Ну, скажи, что рано еще уходить! Пусть вернется!
– Кому ей? – с еще большим удивлением посмотрел на него председатель.
– Ну, кто ушел-то у тебя?
– Ох, ну какой непонятливый. Удача ушла. А она приходит и уходит, когда сама захочет.
– Ну, ты мне совсем голову заморочил. Я уж совсем не пойму, про что ты говоришь.
Пока Скоротечко ел, Руслан Николаевич подробно пересказал ему о случившемся в конторе.
– Вот теперь два человека знают о путанице в стоимости объекта – закончил он свой рассказ.
– Да, брат, не порадовал ты меня. Это проблема. И она может помешать нам в нашем деле – наконец-то осмыслил Эдуард Петрович рассказ подельника. – Вернее две проблемы. Раз два человека, то и проблемы тоже две – он окинул собеседника тяжелым многозначительным взглядом. – Люди, которые нам должны помочь, согласятся на это только при условии полного штиля. Если только пойдут какие-то разговоры, которые могут внести хоть какое-то сомнение в законность и честность сделки, они откажутся. А если они откажутся, то оценка объекта будет производиться на месте. Вот тут рты у всех и пооткрываются. Вместо старой развалюхи увидят новый, хорошо оборудованный комплекс. И кроме того, что цена объекта вырастет во много раз, так тебе еще и достанется за подделку документов. Для тебя приватизация, я думаю, будет сорвана. Не так велика твоя персона, чтобы так наглеть. Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Слыхал про такое?!
Он плеснул в стопку водки и, выпив ее, вдруг повеселел.
– Подделка документов это, брат, плохая статья. По ней много могут дать – он пошло захихикал, вытирая салфеткой выступившие от смеха слезы. – Маленькое недоверие вызовет большую проверку. Вот тут и все остальное всплывет. Поджарят тебя, как шашлык – Эдуард Петрович уже хохотал во все горло.
Смекалову было не до смеха. Он понимал, что результаты проверки могут быть действительно такими ужасными, как прогнозирует этот идиот. Вслух же, как всегда ласково, произнес:
– Дорогой, нам не до шуток. Давай подумаем, что тут можно сделать.
– Ну, самое лучшее – это мочить!
Руслан Николаевич вздрогнул. Скоротечко же продолжал есть, как ни в чем не бывало. Только теперь Смекалов ясно осознал, с кем имеет дело.
«Боже, зачем я связался с этим боровом» – мелькнуло у него в голове при виде движущейся челюсти будущего компаньона. У него было одно желание – бежать от этого человека. Считая себя не только хорошим человеком, но и верующим, он не мог так цинично говорить о жизни и смерти. А уж тем более принимать участие в убийстве людей. Пусть даже косвенное. Услышав решение силовика о необходимости убрать Виталия и Татьяну, он хотел даже отказаться от затеи с фермой. Привычка не высказывать свои мысли сразу же остановила его. Весь остаток разговора он был молчалив, но настроения своего не выдал. Скоротечко и не особо утруждал себя наблюдением. Его больше занимала выпивка и еда. К концу обеда он совсем развеселился:
