Гектор Шульц
Белое перо
– Здравствуй, Отец, – громко произнес он, входя в пустой костел, где мерно горели большие свечи, пахло благовониями и теплой пылью. – Ты не поздороваешься? Ладно. Тогда говорить буду я. Это Твой дом, а я здесь гость.
Элигос прошел вперед по проходу и опустился на отполированную до блеска скамью в первом ряду. Затем внимательно посмотрел на алтарь, цветные витражи и тысячи свечей, наполнявших костел мягким и дрожащим теплым желтым светом.
– Как у Тебя это получается? – спросил Элигос, массируя виски тонкими пальцами. – Только что в моей голове роились миллионы вопросов, а теперь остался лишь один. Я его озвучу, Отец. Ответь, почему они?
Ответом демону был тихий ветерок, ворвавшийся в костёл через приоткрытые двери и заставивший пламя свечей робко задрожать. Элигос усмехнулся в который раз и облокотился на спинку скамьи, после чего сплел руки на груди.
– Не ответишь и сейчас? – спросил он. – Молчание вместо ответа. Как это знакомо. Но вопрос остается, Отец. Он не выходит у меня из головы, я не понимаю Твоей любви к ним. Как можно любить этих жалких и ничтожных существ, которые отвратительны по отношению к себе подобным? Ответь!
Ответом демону было молчание и шорох крыльев птиц где-то наверху, потревоженных его криком.
– Не ответишь. Я пьян, а мои мысли непоследовательны, – горько улыбнулся Элигос. – Но Ты любишь их. Я это вижу. Каждый из нас видит. Ты даровал им величайшее благо, какое только мог даровать. Ты дал им свободу, за которую изгнал нас. Ты дал им выбор, сделав который, мы лишились дома. Ты дал им свою любовь, Отец! Им, злобным и жестоким созданиям, уничтожающим в себе свет на протяжении своего жалкого существования. Им, погрязшим в грехе и не раскаивающимся в нем, когда на горизонте маячит Ад. Они убивают себе подобных, лгут, предаются мыслимым и немыслимым порокам, от которых воротит даже меня, а я видел многое, Отец. И ты их любишь. Ты готов их простить, если они раскаются в содеянном. Раскаются в совершенном зле. Ты готов простить их, но не меня с братьями. Почему Ты так любишь их? Ответь мне!
Демон закричал, а его глаза разгорелись, как два жутких кровавых карбункула. Он ощерил зубы, острые и удлинившиеся, и облизнул пересохшие губы, восстанавливая дыхание.
– Почему Ты любишь их, Отец? Да, я согласен, они создают прекрасное – тысячи прекрасных картин, величественных дворцов в Твою славу, тысячи статуй, в которые можно вдохнуть жизнь, и они пойдут. Они делают выбор, а Ты прощаешь их. Любишь их и прощаешь все их грехи, если они раскаиваются. Ты отдал им своего Сына и простил им то, что они сделали. Они уничтожают тех, кто несет свет, но Ты прощаешь их. Почему? Чем они заслужили Твою любовь, Отец? Они, первородные комки ненависти с печатью Зла на челе, по-прежнему получают Твою любовь. Унижая прекрасное и восхваляя ужасное, они получают Твою любовь. Побивают камнями праведников, но получают Твою любовь. Бросают свет львам, а тьму сажают на трон, но все равно получают Твою любовь. Я не понимаю, Отец. Я запутался и ничего не понимаю.
Демон покачал головой и отпустил резной подлокотник скамьи, на котором остались вмятины от его пальцев. Он поднял взгляд к витражу, через который падал лунный свет, и невесело усмехнулся.
– Почему Ты любишь их? – шепнул он. Глаза Элигоса на миг стали светлыми, а потом их вновь залила привычная черно-красная тьма. – Почему должны страдать такие, как Виктория? Такие, как Жанна? Такие, как Твой сын? Что Ты хочешь этим сказать? Они не понимают, что Ты пытаешься донести до них. Им плевать на адские муки, потому что они в них не верят. Их души черны, а сердца мертвы, Отец. Но у них есть Твоя любовь. Твое прощение. Не у достойных, которые страдают, а у негодяев, которые насмехаются над светом. Насмехаются надо мной! Я есть Наказание. Я не способен любить и не способен прощать, Отец. Я принял Твою волю, стал карающим мечом, но я не понимаю… Не понимаю, – устало вздохнул Элигос и достал из кармана телефон. Чуть повозившись, он улыбнулся, когда на экране появилась фотография, с которой ему улыбалась Виктория. – Она… Невинное дитя, Отец. Дитя, чья жизнь была полна страданий. Разве это цена? Разве это любовь? Её продают, как игрушку, негодяям и извращенцам, каждый из которых достоин Ада. Но её продолжают продавать, а негодяи продолжают жить. В роскоши и блеске золота. Они не боятся ничего. Им плевать на все, Отец. Разве Ты этого не понимаешь? Почему я должен собирать доказательства того, что человечество прогнило, если ответ давно Тебе известен? Неужели Ты думаешь, что что-то способно изменить их жалкие душонки? Нет. Нет ответа. Есть только Твоя воля, которую я обязан выполнить. Но я устал, Отец. Устал носить маску. Устал видеть, как то, чему Ты даришь свою любовь, не ценит этот дар. Света все меньше. Осталась лишь одна тьма. Ответь мне!
И снова тишина. И снова испуганные шорохи птиц. И снова блестящие глаза демона, смотрящего на разноцветный витраж.
– Ответь, Отец, – сказал Элигос, перелистывая фотографии, с которых ему улыбалась Виктория. Демон устало улыбнулся, а в его глазах блеснула давняя боль. – Почему Ты их любишь?
Покинув костёл, Элигос шел по ночным улицам Праги и рассеяно смотрел по сторонам. Он нахмурился, когда увидел здание старенького кинотеатра, возле которого стояли две сонных девушки, держа в руках разноцветные листовки. Задумчиво хмыкнув, Элигос посмотрел сначала на афишу, а потом подошел к ним, вытаскивая из кармана бумажник.
– Здравствуйте, – вымученно улыбнулась одна из девушек, протягивая демону листовку. – У нас проходит ночной кинопоказ известной ленты «Список Шиндлера»…
– И никто не хочет её смотреть, – ехидно буркнула вторая, а потом ойкнула, когда Элигос сунул ей в руки всю наличность, которая у него была.
– Я хочу посмотреть, – твердо сказал он. – И я выкупаю все места. Не хочу, чтобы мне мешали.
– Да, да. Конечно, – заискивающе произнесла первая, беря демона под руку. Тот устало улыбнулся в ответ и пошел за ней следом, добавив напоследок:
– Принесите мне мороженого. Много мороженого. Очень много.
Он вышел из кинотеатра спустя два с половиной часа, когда небо окрасилось в розовые краски восхода. Задумчиво кивнул девушкам, которые зевали и терли опухшие глаза возле входа в кинотеатр, достал портсигар, закурил сигарету. Выдохнул дым и улыбнулся. Пустой и грустной улыбкой.
– Теперь я знаю, Отец, почему Ты их любишь, – тихо сказал он, смотря на небо, затем развернулся и уверенно пошел в сторону приюта. – Но это Твоя любовь. Я же даю лишь Наказание.
Глава одиннадцатая
«Vår kamp skal belønnes,
våre nav skal prises,
våre sinn skal dra den grene,
og hans kjærlighet skal evig gå tapt.
All moral skal forkastes,
du vil men du dør av skam».
Dimmu Borgir – For all tid
– Твою мать, Курт! – рявкнул здоровяк с перебитым носом, на котором висел почти отклеившийся пластырь, намокший от пота. – Возьми себя в руки!
– Я не могу… – прошептал бледный Курт. Тело мужчины сотрясала дрожь, а голос был ломким и тихим. – Иржи, у него крылья…
– У кого, баран? Какие крылья? – сплюнул Иржи и, резко оторвав мешающийся пластырь, скомкал его и швырнул на пол. – Это тот урод, что мне нос сломал, когда я его на вокзале с девчонкой поймал. Он человек, Курт.
– Нет, Иржи. Он… не человек, – Курт сглотнул тягучую слюну и нервно засмеялся, когда где-то вдалеке раздались крики и одиночные глухие выстрелы. – Он идет за нами. И у него черные крылья и красные глаза. Его не берут пули, Иржи. Он… сама Смерть.
– Не неси херню, идиот, – поморщился Иржи, влепив Курту подзатыльник. Он вздохнул, когда оплеуха не помогла, и повернулся к трем мужчинам, которые занимали вместе с ним помещение. За их спинами виднелся кабинет Радомиры и её бледное лицо с расширившимся от ужаса глазами. Иржи покачал головой и, прочистив горло, обратился к одному из парней, с темно-зеленым ирокезом на голове. – Том, займи позицию у стола.
– Да, босс, – кивнул тот и, спрятавшись за перевернутым столом, наставил на металлическую дверь черное дуло пистолета. Иржи кивнул и, закусив губу, хлопнул остальных по плечам.
– Ты страхуешь Тома, а ты за мной в кабинет директора. И кто-нибудь, черт возьми, вызвал легавых?
– Телефоны не работают, Иржи, – ответила ему Радомира хриплым голосом, из которого исчезло показное равнодушие. – Он их отключил.
– Да кто он такой? – взорвался Иржи, грохнув кулаком в стену и оставив в ней вмятину. – Почему двадцать бывших вояк не могут пристрелить какого-то сраного франта?
– Он не человек, – ответил Курт и снова рассмеялся, услышав далекие крики. – Не человек. У людей нет крыльев, и они умирают, если ловят в грудь полный рожок, Иржи. А этот… Этот еще и улыбался. И его улыбка… Боже. Он словно ловит от этого кайф.
– Наркота, – уверенно буркнул Иржи. – Надо было валить его еще на вокзале. Рада, кого он заказал?
– Викторию.
– Черт! Стоило бы догадаться, – ругнулся он и повысил голос, когда Курт снова начал смеяться. – Заткнись! Иначе я тебя сам грохну, имбецил хренов.
– Грохни, Иржи. Давай, – глаза Курта заблестели и он привстал с пола, но обиженно ойкнул, когда Иржи ударил его прикладом автомата по лицу.
– Сядь, мать твою, и заткнись, – велел Иржи. Он взъерошил мокрые волосы и ободряюще улыбнулся Радомире. – Парни его завалят. А если нет, ему не снести эту дверь.
– С каждой минутой я сомневаюсь все больше, – ответила Радомира, выуживая из смятой пачки сигарету. Её руки дрожали и были влажными. Сквозь кожу медленно проступал страх. Директор дернулась, когда крики и выстрелы стихли, а затем в дверь постучали. Вежливо и негромко. Иржи покачал головой и указал рукой на кабинет, после чего силой завел туда замершего здоровяка в черном и, осторожно прикрыв дверь, прижался лицом к глазку. И то, что он увидел, заставило его удивиться.
Тяжелая металлическая дверь, которую невозможно было снести взрывом, вдруг влетела внутрь комнатки и пришибла собой Тома, спрятавшегося за столом. Оставшийся охранник, не задумываясь, вскинул пистолет и выпустил в пыльное облако обойму, после чего хрипло рассмеялся. Но смех застыл на его губах, когда в проеме появилась фигура. Человеческая фигура в диковинной броне, у которой за спиной были расправлены крылья. Черные крылья.
– Он не человек, – прошептал Курт, закрывая глаза руками и заходясь в плаче. – Он смерть.
– Невежливо притворяться глухими, когда гости стоят на пороге, – мягко сказал Элигос, с улыбкой наблюдая за тем, как охранник пытается перезарядить пистолет негнущимися руками. – О, это вам больше не понадобится. Обещаю, что больше вы не сможете держать оружие.
– Не… человек…
– Верно, Курт. Далеко ты, однако, сбежал от меня, – улыбнулся демон, отряхивая броню от серой каменой пыли. – Но я обязательно воздам по заслугам каждому.
– Нет, нет… Боже, – пискнул Курт, побледнев сильнее обычного, когда Элигос выбил пистолет из рук второго охранника и, ехидно улыбаясь, отправил того на пол могучим ударом. Демон удивленно повернулся к трясущемуся от страха Курту и вопросительно хмыкнул.
– И куда только девалась твоя храбрость, м? Ты понял, что выхода нет, и вспомнил об Отце. Вы, люди, всегда Его вспоминаете, когда вам плохо, а на горизонте маячит пропасть непроглядной тьмы, – сказал он, присаживаясь на корточки и заглядывая в лицо Курта. – Вы не меняетесь. Даже сейчас, перед лицом смерти, ты не раскаиваешься, а надеешься на спасение. Огорчу тебя, Курт. Спасения не будет. Будет наказание…
– Неееет! – протяжно взвыл охранник, когда глаза Элигоса ярко загорелись багровым светом.
Вдруг кабинет исчез. Исчез и придавленный дверью Том, и валяющийся без сознания Милош. Исчезли запахи оружейного масла, нагретого железа и пыли. Вокруг Курта была только тьма. Тягучая, словно масло, и поглощающая собой все.
В этой тьме вдруг возникли руки. Женские руки, худые и израненные. Они тянулись к горлу охранника, который не мог кричать. Из его горла теперь вырывался лишь полузадушенный сип. Руки впивались в кожу, разрывали её грязными ногтями и пачкались в крови. Руки тянули Курта на дно, а он не мог сопротивляться. Он мог лишь выть, когда из тьмы появились девичьи лица. Лица тех, кого он увозил из приюта, когда воспитанницам исполнялось восемнадцать. Они мрачно и торжествующе улыбались, а в их глазах горел тот самый огонь, что и у странного человека с крыльями. Они тянули его к себе и смеялись страшным смехом, глядя в обезумевшие глаза Курта. И тут пришла боль. Такая боль, которой Курт еще никогда не испытывал, а испытал он многое. Боль рвала его на части, а бледные лица улыбались и продолжали тянуть к нему руки. Тщетно молил их Курт о пощаде. Призракам безразлично прощение. Их волнует лишь возмездие. И Курт понял это слишком поздно, потонув в волнах адской боли.
– Что… что ты с ним сделал? – прошептал очухавшийся охранник, когда увидел, что Курт жалобно воет, сидя на полу и обхватив колени руками. Его глаза были стеклянными, и в них застыл дикий ужас. – Курт!
– Он тебя не слышит, – улыбнулся Элигос, подходя к охраннику. – Его душа в Аду. Там, где ей самое место. Отгадай загадку. Где окажется твоя душа?
– Нет. Я не хотел. Я ничего не делал! – просипел Милош, отползая к стене и тщетно силясь оторвать взгляд от красных глаз незнакомца. – Я был добр к ним. Я всего лишь солдат.
– Ты всего лишь убийца, – тихо произнес Элигос, сдавливая плечо охранника и ломая ему кость. – Безжалостный убийца, как и те, кто сейчас корчатся на полу в других комнатах. Это был твой выбор, человек. Почему ты сейчас от него отказываешься?
– Я не хотел… – вхслипнул Милош, заставив демона рассмеяться.
– Хотел. И получал от этого удовольствие. Разве ты не знал, что за удовольствие, тем более такое, надо платить.
– Чем? У меня есть деньги, камни… – прошептал Милош. – Я отдам тебе все.
– Есть одна цена, которую ты можешь заплатить, – оскалился Элигос, притягивая Милоша к себе. – Вечная боль…
Иржи, с трудом справившись с дрожью, растерянно посмотрел на Радомиру и пожал плечами. Затем улыбнулся, закрыл глаза и поднес пистолет к виску. Но выстрела не последовало. Вместо этого Иржи с ужасом услышал мягкий голос, а следом его руку словно сдавило клещами.
– Не надейся обмануть меня, детектив Новак, – зло сказал Элигос, забирая у опешившего мужчины пистолет. – Подохнув, ты не сбежишь от меня.
– Но как… – пролепетал тот, с удивлением смотря на металлическую дверь. Неповрежденную.
– Люблю фокусы, – улыбнулся демон и строго посмотрел на второго охранника, который пытался слиться со стеной. – Оружие на пол. Оно вам не поможет, Густав.
– Да… простите, – хмыкнул тот, осторожно положив автомат на пол. Элигос улыбнулся, а затем, скривив губы, резко выбросил вперед руку, сломав Иржи нос во второй раз.
– Ты… ублюдок, – пробулькал тот, зажимая руками нос, из которого на пол потекла кровь.
– А это приятно. Я и забыл, каково это, самолично наказывать грешников, – просиял Элигос и повернулся к Радомире. – О, госпожа директор. Насколько помню, я заплатил вам сумму за Викторию. В пять раз больше обычного тарифа. Поэтому смею надеяться, что это была не аренда, а покупка. Как вы считаете?
– Делай то, зачем пришел, – хрипло бросила женщина, поджав губы. – Мне плевать.
– Вижу, – заинтересованно ответил Элигос. – Вы не боитесь смерти, не боитесь боли и мук. Чего же вы боитесь?
– Ничего.
– Ложь, – мрачно покачал головой демон. – Вы так ловко прячете страх, но он есть. Сидит внутри вас и медленно сдавливает сердце. Вы можете обмануть других, но не меня. Я есть Наказание, Радомира. И я пришел к вам.
– Плевать… – повторила она, а потом задохнулась, когда Элигос резко схватил её за горло и приблизил лицо к своему. Черты лица демона заострились и стали жесткими и злыми.
– Нет, не плевать. Вы боитесь их, – зло улыбнулся он и кивнул, увидев в глазах директора ужас. – Тех, кого мучили, унижали и продавали, словно рабов. Вы боитесь встретиться с ними, как и господин Новак, тщетно пытающийся остановить кровь. Боитесь их вопроса. Так ответьте им. Почему…
Радомира отпрянула, когда демон отпустил её, а потом слабо крикнула, почувствовав прикосновения липкой руки к своей трясущейся ладони. Но она быстро успокоилась, увидев, что рядом с ней находится Иржи, мрачно оглядывающийся вокруг.
– Где это мы? – тихо спросил он, рассматривая черные стены, черный пол, выложенный черной плиткой, и черный потолок, на котором робко светилась одинокая желтая лампочка.
– Вы там, куда отправили нас… – прошелестел справа тихий женский голос. Радомира взвизгнула, когда призрачные руки коснулись её волос, а в голосе послышалось торжество. – Теперь и вы здесь, директор.
– Я не понимаю… Это фокус! Гипноз! – закричала Радомира, тщетно пытаясь закрыться телом Иржи от призрачных прикосновений, которых становилось все больше, а от холодных пальцев стала неметь кожа.
– Это реальность…
– Покажитесь! – рявкнул Иржи, крутясь на месте волчком. – Что это за шутки, вашу мать?
– Мы помним тебя, – ответил ему еще один тихий голос. До боли знакомый. – Я помню тебя, Палач.
– Блаженка… – прошептал Иржи, опускаясь на холодный пол. Тихий смех, наполненный болью, был ему ответом.
– Ты помнишь меня, Палач.
– Помню, – зло бросил он, ударив себя ладонью по щеке. – Помню, как сдавил твою хилую шейку.
– Помнишь, – в тягучем воздухе вдруг появилось лицо. Лицо грустной девушки с рыжими мокрыми волосами, с которых на пол падали тяжелые капли.
– Но ты мертва. Я сам видел, – рявкнул Иржи и побледнел, когда призрачная рука Блаженки прошла сквозь его грудь и схватила мужчину за сердце.
– Тебе тяжело, Палач? Мне тоже было тяжело, – грустно ответила она. – Почему ты сделал это со мной? Я молила тебя, но ты был глух.
– Я не хотел… меня заставили, – Иржи тщетно хватал ртом воздух. – Радомира, скажи ей. Рада…
– Она говорит не с тобой, – перебила его призрачная девушка, продолжая сжимать сердце. Она слабо улыбнулась, посмотрев направо, где бледная Радомира с искаженным от боли лицом лежала на черных плитах, а её лица касались тысячи призрачных рук. – Каждая из нас хочет спросить её.
– Я не хотел…
– Хотел, Палач. Даже сейчас, будь у тебя возможность, ты бы повторил это, – зло крикнула девушка, а Иржи повалился на пол, с ужасом смотря в лицо девушки, приближавшееся к нему. – Ты ответишь мне, Палач. Ответишь… У нас впереди целая вечность, чтобы получить ответы…
– В сердце каждого человека есть страх, – сказал Элигос, с улыбкой смотря на Радомиру и Иржи, которые корчились и стонали у него под ногами. Демон вздохнул и повернулся к напуганному Густаву. – И вы боитесь, Густав.
– Боюсь, – грустно ответил мужчина, подходя ближе. – Я готов принять наказание.
– О, это, конечно, самоотверженное решение, но сперва приведи ко мне Викторию, – покачал головой Элигос и, загадочно улыбнувшись, указал рукой на дверь. – Поскорее, Густав. Не стоит испытывать мое терпение.
Виктория, словно маленький вихрь, ворвалась в кабинет директора и удивленно замерла на пороге, увидев Радомиру и Иржи, лежащими на полу в позе эмбриона. Она перевела испуганный взгляд с них на Элигоса, принявшего привычный вид и сидевшего за столом директора, покуривая сигарету.
Демон слабо улыбнулся и охнул, когда девушка, резко подбежав к нему, крепко обняла его. Он ласково погладил её по голове и, подняв лицо за подбородок, внимательно посмотрел в глаза, наполненные болью и страхом.
– Элигос…
– Не очень вежливо было оставлять меня в одиночестве в том поезде, юная леди, – мягко сказал он и добавил серьезнее: – О. Они пытались сломать тебя. Но не смогли.
– Что здесь произошло? – тихо спросила она, с ужасом смотря на Радомиру, которая корчилась на полу.
– Всего лишь сеанс психоанализа. Несколько масштабнее, чем я привык, но более эффективный, – ответил Элигос.
– Значит, ты…
– Знаю, Виктория. Я знаю, что они делали с тобой, – кивнул он, не переставая поглаживать её по голове. Затем, переведя взгляд на Густава, стоящего в проеме, он нахмурился и процедил: – Почти все получили заслуженное наказание, юная леди. Кроме одного.
– Нет, Элигос. Густав не такой, – покраснела она и вздохнула. – Он помог мне сбежать.
– Это правда?
– Да, – тяжело ответил наемник. – Я узнал, чем тут занимаются, слишком поздно.
– Ясно, – нахмурился демон, но Виктория, вцепившись в его руку, покачала головой.
– Не надо, Элигос. Хватит. Густав не только мне помогал. Он не такой, как они.
– Я сам решу, юная леди, – буркнул Элигос и вздохнул. – Густав, оставьте нас наедине, пожалуйста. Сначала необходимо разобраться с делами.
– С какими? – спросила Вики, заставив демона рассмеяться. Он, дождавшись, когда Густав покинет кабинет, опустился перед девушкой на одно колено и тихо ответил.
– Пора исполнить свою часть сделки и дать тебе свободу. А пока я занят, расскажи, что произошло в поезде, – велел он, возвращаясь за стол и склоняясь над бумагами.
– Иржи был помощником Радомиры, но я его никогда не видела. Поэтому не смогла тебя предупредить, когда он притворился полицейским, – вздохнула Вики, с тревогой посмотрев на Радомиру. – Элигос, что с ними?
– Они в Аду. Не обращай внимания и не прерывай свой рассказ, – буркнул демон, даже не подняв взгляд.
– Ладно. Они следили за нами с Берлина, и я столкнулась с ними, когда пошла в туалет, – ответила девушка. – Меня поймал Иржи, когда они проверяли каждый вагон. Он сказал мне следовать за ним и еще сказал, что убьет тебя, если я начну кричать или звать на помощь.
– О, твоя забота так трогательна, – промурлыкал Элигос, бросив в сторону Виктории косой взгляд. – Я нашел твою кепку в тамбуре, а улыбчивая, хоть и несколько сонная девушка за барной стойкой сообщила мне, что тебя увели друзья.
– Да, пришлось соврать, – вздохнула Вики. – И ты понял?
– Я демон, а не идиот, Виктория, – фыркнул Элигос. – Я не давал тебе повода сомневаться в моих умственных способностях.
– Прости, – слабо улыбнулась она, подходя ближе и прижимаясь к его плечу. – Мне не хватало тебя, Элигос.
– Я знаю, – улыбнулся он и поднял бровь. – Что дальше?
– Мы сошли на станции, где Иржи уже ждала машина. А дальше мне надели мешок на голову и отвезли в приют. Радомира сказала, что меня ждет наказание, но потом отменила решение и велела приготовить меня для какого-то особого клиента. Этим клиентом был ты, Элигос?
– Конечно, – просиял демон. – Признаюсь, мне было сложно владеть эмоциями, но я справился. Необходимо было удостовериться, что ты в приюте, и узнать, где директор хранит документы. А потом… ты знаешь.
– Сеанс психоанализа?
– Да, – кивнул демон. – Согласись, эффективный сеанс?
– Наверное, – пожала плечами Вики. – Элигос, ты же понимаешь, что у приюта было много состоятельных клиентов. Они будут мстить.
– Они не твоя забота, юная леди, – отрезал Элигос, погрозив девушке пальцем. – Я уже совершил несколько звонков, и настоящие полицейские найдут в этих документах много интересного.
– Элигос…
– Да?
– Пока мы здесь, – тихо сказала Виктория. – Ответь мне на вопрос.
– Конечно, – удивился он, вставая из-за стола и пряча под пальто черную папку. – Что тебя интересует? Страдают ли они? О, поверь. Их страдания неописуемы, Виктория.
– Нет. Я не об этом. Я об истинной цели. Твоей цели, Элигос.
– Хорошо. Я обещал сделать это в поезде, – вздохнул демон. – И я сдержу обещание. Правду за правду, юная леди.
– Да, – кивнула она и попятилась, когда Элигос начал меняться. Губы девушки задрожали, а в глазах застыли слезы и страх, когда она увидела, как на месте черного пальто возникает черная броня. Но страшнее всего были черные крылья, которые еле помещались в кабинете директора. Исказился даже лик демона. Черты лица стали более жесткими и острыми. А вместо глаз мрачным, темно-красным светом мерцали два тлеющих уголька.
– Удивлена? – посмеиваясь, спросил он, расправляя крылья.
– Значит, ты не врал? – только и могла ответить Виктория, не сводя с демона завороженного и испуганного взгляда.
– Нет. Я демон, Виктория, – хищно улыбнулся он. – А демоны никогда не врут.
