Геннадий Мурзин
Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман
Недоверие
Детектив впервые в квартире Савелия Ивановича Низковских. Оказавшись в большой комнате стандартной квартиры, которой без малого шестьдесят, усевшись поудобнее на угловой диван, осмотрелся. Намётанным глазом определил, что здесь любят поддерживать чистоту и порядок; скорее всего, заслуга в этом хозяйки, поскольку во всем видна женская рука, даже в том, как аккуратно положены на тумбочку самодельные кружевные салфетки – ни сгиба на них, ни помарки. Никакой роскоши. Впрочем, откуда ей взяться в среднестатистической провинциальной российской семье, зарабатывающей свой рубль довольно тяжело?
Они вдвоем, так как жена на работе, а дочь в Екатеринбурге.
Приглушенно молотит большой плазменный телевизор. На экране некое шоу. Два телеведущих с небритостью недельной давности на лицах (видимо, мода у них нынче такая) и привычной косноязычностью, когда после каждого слова паузы, заполненные междометиями; на полукруглых диванах по-барски, отвалившись на спинки, сидят эксперты, а также в студии многочисленная и чрезвычайно активная платная массовка. О чем, как выражается молодежь, базарят? Фомин, не вслушиваясь, может ответить: в России уже давно не принято говорить о внутренних проблемах, а вот о международных, особенно о США, где конгрессмены устроили травлю президента Трампа, или об Украине, президент Порошенко которой спит и видит, как бы насолить восточному соседу, подгадить добросердечным кремлевским сидельцам. И подобные «дебаты» -копии по всем федеральным каналам идут с утра и до позднего вечера.
Фомин поморщился.
– Выключите, пожалуйста.
Савелий Иванович усмехнулся.
– Не нравится трепотня?
– Увы, – ответил Фомин и развел свои огромные ручищи.
Хозяин, дотянувшись до пультика, нажал одну из кнопок и аппарат с погасшим экраном умолк.
– Так-то будет лучше… Во всех отношениях: и на мозги никто не будет капать, и сосредоточеннее потечет между нами беседа.
– А о чем? – В глазах Низковских засветился неподдельный интерес. – Что-то новое узнали и хотите поделиться?
– Не успел… к сожалению… Поэтому… Да, прежде нам предстоит обустроиться…
– Не понял, Александр Сергеевич? – Фомин вновь обвел взглядом комнату. – Что-то вам надо, да?
Фомин кивнул.
– Не вижу компьютера.
– Нам с женой он без надобности… У дочери был стационарный, но забарахлил. Предлагал оттащить в мастерскую. Дочь, назвав рухлядью, а компьютеру, в самом деле, не меньше десяти лет, мое предложение не приняла, заявив, что не стоит выбрасывать деньги на ветер.
Фомин покачал головой.
– Жаль, очень жаль… Мог бы послужить нам, точнее, мне.
– Постойте, – хозяин встал с дивана, – в дочериной комнате должен быть ноутбук, если только она не забрала с собой… Вряд ли… Проверю… – Он вышел и через минуту вынес устройство, поставил на столик со стеклянной столешницей. – Вот… Подойдет?
– Вполне возможно. – Фомин придвинул столик поближе к дивану, поднял крышку, подключил к электросети, нажал левую кнопку. Ноутбук, тихо зашумев, стал загружаться. – Похоже, в рабочем состоянии… Все отлично… Проверю способности к видеозаписи… Я – тот еще чайник, но попробую настроить… Так… так… так… Отлично… неплохая картинка… Будет еще лучше, если включите верхнюю люстру… – Хозяин встал и щелкнул выключателем. – Совсем другое дело… Как в кино. – Савелий Иванович, недоумевая, следил за манипуляциями детектива и никак, судя по всему, не мог понять, зачем ему всё это. – Повезло… Мог, конечно, и без этого… Но когда есть возможность прибегнуть к помощи современных цифровых технологий, то грех не воспользоваться. Хотел взять видеокамеру и штатив, но возни с ними много. А тут – удобно.
– Кажется, понимаю…
– Что именно?
– Ну… Это… Заснять на видео нашу беседу. Ведь так?
– Совершенно верно.
– Но зачем?
– Чтобы иметь доказательство, что…
Низковских недовольно спросил:
– Какое доказательство? Разве я виляю хвостом?
– Нет, но… Всё может быть…
– Мне не доверяете? – Обидчиво спросил хозяин.
К удивлению Савелия Ивановича, детектив согласно качнул головой.
– Возможны с моей стороны неприятные вопросы, на которые есть надежда получить честные ответы.
– Значит, все-таки не доверяете… – Определенно и с обидой в голосе заметил хозяин.
– В какой-то мере… Привык никому не доверять, даже в определенных обстоятельствах самому себе. – Детектив грустно усмехнулся и ущипнул себя за мочку левого уха. – Иначе не могу… Безоглядное доверие может обойтись мне боком… Вам не стоит обижаться. Профессия у меня вот такая мерзопакостная… Впрочем, видеозапись мне нужна не только в качестве возможной доказательной базы, а и для того, чтобы потом с материалом было удобнее работать. Упустил в первый раз что-то, посмотрел второй и третий раз. Картина восстановлена. Восстановлена в том виде, в каком записана… Однако… Если вы возражаете, то я…
Низковских прервал.
– С чего возражать? Мне скрывать нечего… Моя совесть чиста… Записывайте, если это вам на пользу… Мне просто неприятно – вот и всё.
– Еще как на пользу! Лучше любого протокола, который я не имею права вести, так как не являюсь официально уполномоченным властью лицом. К тому же намного надежнее самой совершенной записной книжки.
– Не стоит убеждать, Александр Сергеевич: раз надо, значит, так тому и быть.
Фомин, настроив картинку (чтобы в кадре одновременно были видны оба), включил видеозапись.
– В порядке напоминания, Савелий Иванович: в ходе вашего предыдущего рассказа, в моем офисе я, практически не прерывал вас своими вопросами…
– Но я рассказал всё-все.
Фомин согласно кивнул.
– Но после того, как я внимательно и дважды просмотрел тогдашнюю видеозапись, у меня возникли вопросы к вам.
– Слушаю и готов ответить.
– Кстати, забудьте о ноутбуке. Ведите себя так, как будто мы просто сидим и болтаем.
– Хорошо… Понял.
– Вопрос первый: когда конкретно исчез ваш сын?
– Ну… День и число не знаю до сих пор… Приблизительно в конце августа, где-то двадцать восьмого или двадцать девятого.
– Эту дату вам назвала ваша бывшая жена, то есть Светлана Львовна?
Низковских отрицательно замотал головой.
– Она особо со мной не церемонится и информацией не делится. Не та женщина, чтобы…
– Тогда почему вы называете эти числа?
– Встречался с дружками сына… Ну и один из них сказал, что последний раз видел Димку именно тогда, в какой-то из тех дней. Точно он не помнит.
– Вы не знаете, опрашивала дружков полиция или нет?
– Об этом – ни слова.
– Понятно… Второй вопрос: где вы лично были в названные вами дни исчезновения сына?
Низковских с нескрываемым изумлением смотрел в глаза детективу.
– Но, Александр Сергеевич, вопрос странен. Особенно, если учитывать, кто спрашивает.
– Спрашивает исполнитель, а заказчик должен ответить.
– Простите, вы прекрасно знаете.
Фомин возразил:
– Мои знания не в счет… Хочу услышать сейчас и от вас, Савелий Иванович… Это очень важно…
– Вы своими глазами видели…
Фомин жестко спросил:
– Повторяю еще раз: где вы были в названные дни?
– Там… В санатории Министерства обороны… В Севастополе… Неподалеку от бухты «Омега», где с вами и познакомился.
– По путевке были?
– Да.
– С какого и по какое включительно число?
– С десятого августа и по третье сентября.
– Двадцать восьмого или двадцать девятого августа вы никуда не отлучались?
– Только на пляж… Да, вспомнил: именно двадцать девятого была экскурсия на знаменитую тридцать пятую батарею.
– Кто может подтвердить?
– Что «подтвердить»?
– То, что вы были на экскурсии.
– Многие, Александр Сергеевич.
– Например?
– Пашка Объедков… Из Курской области… Участник антитеррористической операции на Северном Кавказе… Говорят, что та операция успешно и давно завершена, но Пашка рассказывал, что выезжать в горы опасно, даже в городе передвигались на БэТээРах. Не безопаснее и на блокпостах. В одно из нападений Пашку хорошо бандиты шмякнули. Теперь инвалид второй группы, а ему всего двадцать пять лет. До сих пор колошматят кавказцы наших вояк.
– А насчет двадцать восьмого?
– Он же. В одной с ним палате обитал. Сутками ему мозолил глаза.
– А еще?
– Ну, не знаю… Разве что процедурные сёстры, строго исполнявшие назначения врача. С этим в санатории строго.
– Я понял.
– Ваши вопросы удивляют.
– Почему? – Спросил детектив и уточнил. – Для меня, например, вопросы до безобразия банальны. В тысяча первый раз задаю.
– Как догадываюсь, пытаетесь прощупать меня по части алиби.
– Возможно.
– Но это же абсурд, Александр Сергеевич!
– В чем видите «абсурд»?
– Для чего мне что-то делать в отношении сына?
– Не знаю, Савелий Иванович.
– Вот! Я тоже не знаю. И еще: если бы была моя причастность, то какого хрена, извините, обратился к вам за помощью, при этом неся материальные потери? Дурью маюсь, хотите сказать?
– Цели ваши пока мне не ясны, поэтому ничего сказать не могу. Единственное, что мне подсказывает практика детективной деятельности, – у заказчика не всегда бывают благими намерения.
– Хотите сказать, что устраиваю эту катавасию с исчезновением сына для отвода глаз?
– Почему бы и нет, Савелий Иванович?
– Извините, но от вас эти глупости слышать как-то не совсем…
Детектив решительно возразил:
– Глупостью и не пахнет. Я скажу откровенно: вы могли где-то спрятать сына…
Низковских не переставал изумляться.
– Допустим… Что дальше? И, главное, зачем?
– Попробую объяснить, хотя мне не пристало этим заниматься. Поскольку сын, как вы сами говорили, не только страдает от алкоголизма, но и балуется наркотиками, постольку вы решили принудительно вырвать из ему привычной среды, изолировать от влияния дружков, а также от семейной нездоровой, как вы можете считать, атмосферы, от царящей семейной вседозволенности. Дмитрий – человек абсолютно безвольный – подчинился вам и…
– И что дальше? Где я могу парнишку прятать?
– Не знаю. Но не исключаю, что Дмитрий Низковских помещен вами в один из закрытых реабилитационных центров…
– Мною?!
– Совершенно верно.
– Ерунда!
– Нет, не ерунда, Савелий Иванович.
– В Ирбите ничего такого нет, в окрестных городах – тоже.
– Да, в Ирбите нет, но вот в Екатеринбурге есть. Допустим, скандально известный центр «Екатеринбуржцы – без наркотиков», где пациентов избивают, более того, приковывают к кроватям, чтобы те не шебутили.
– Уверяю вас: я ни с какими центрами не связан; лично я сына никуда не закрывал.
– Если не вы, то кто? Ваша бывшая жена, то есть Сергиевских Светлана Львовна?
– Нет, не думаю… Если бы она хотела, то давно бы сделала это.
– Но всякому терпению, даже материнскому, может прийти конец.
– Не верю. Знаете, почему?
– Нет, не знаю, но хотел бы узнать.
– Потому что эта дама слишком занята собой и, по большому счету, судьба Димки ей по барабану… Да-да, я не оговорился. Димке требовались не бабки, которыми мать откупалась, а внимание. Это внимания как раз и не было.
– Однако вы, насколько помню, рассказывали, что хотели Димку забрать к себе, даже в суд обращались, чтобы изменить его проживание…
– Совершенно верно.
– Но именно мать, которой сын, как вы только что выразились, по барабану, воспрепятствовала, для чего, как я понял, воспользовалась связями в определенных кругах ирбитского общества. Как это увязать?
– Всё просто. Как та пресловутая собака, лежащая на сене: сама, дескать, не ам, но и другим не дам. Эгоизм, доведенный до маразма.
– Пожалуй, с вами соглашусь…
– Конечно!
– В той части соглашусь, что Светлана Львовна никуда не помещала Дмитрия. Она бы вела себя иначе, в том числе и по отношению к вам. А вот вас в этом, точно, подозревает. Отсюда ее такая в отношении вас дикая злоба. Я так думаю.
– Её подозрения ни на чем не основаны. Бесится, потому что дура конченая. Не берите в голову.
– Нет, я должен брать и это в голову.
– Зачем вам такая морока?
– Вы, как вижу, против.
– Уверяю: пустая трата времени.
Фомин категорически возразил:
– Не думаю… Признаюсь: попробовал уже получить информацию из названного мною реабилитационного центра. Пока не получилось. Но обязательно получится… И, знаете, будет очень неприлично, если мне станет известно, что именно вы, а не кто-то другой, упрятал туда сына и вы так долго и так настойчиво водили меня, опытнейшего сыщика, за нос. Должен разочаровать: докопаюсь до истины.
Низковских кивнул.
– Я тоже этого хочу, очень хочу.
– Чего именно вы хотите?
– Я знаю, что никаким боком не причастен к исчезновению сына, меньше всего в этом заинтересован, но больше всего хочу, чтобы вы установили истину. Мне она нужна куда больше, чем вам. Поэтому и обратился к вам, а не в полицию.
– Кстати. Что прокуратура? Какая-то реакция после вашего обращения последовала?
– Мне ничего неизвестно.
– М-да… Народ в прокуратурах пунктуален… Сказано, что ответ будет через месяц, вот и пусть ждут и не дергаются.
– Правда, полиция…
Фомин насторожился.
– Что «полиция»?
– Может, как-то и связано с моей жалобой в прокуратуру…
Фомин вдруг стал проявлять нетерпение, поэтому торопливо прервал:
– Что «связано»?
– Несколько дней назад меня вызвали на опознание обнаруженного трупа какого-то мужика с признаками, как они любят выражаться, насильственной смерти. Переволновался. Всё зря. Не Димка это. И по возрасту, и по внешним признакам – ничего близкого.
– Внимательно смотрели?
– Еще как! Но нет, на двести процентов не Димка.
– А как бывшая жена? Приходила на опознание?
– Была… Нахамила всем… Досталось капитану полиции, дознавателю, проводившему процедуру опознания. Угрожала пожаловаться полковнику Морозову, что потревожили попусту ее особу.
– А полковник Морозов – это кто? Не из областного ли главка?
– Нет, наш начальник городского УВД.
– Не знаком… Жаль… Но обязательно найду повод и познакомлюсь. Интересно, что за гусь?
– Рядовой состав, как я слышал, не очень жалует своего начальника.
– Новичок?
– Да, нет. Несколько лет назад в Ирбите появился, после окончания, как говорят, Свердловской юридической академии и сразу со студенческой скамьи был назначен начальником нашего уголовного розыска. Застрял у нас. Знакомый (мой однополчанин), прослуживший до выхода на пенсию много лет в полиции, считает, что благодаря «мохнатой лапе» метил вскоре смыться в Екатеринбург, но та самая «мохнатая лапа» вскоре погорела на чем-то, и Морозов лишился поддержки.
– Но все равно карьеру сделал.
Низковских кивнул.
– Сделал, но не ту, на которую рассчитывал.
Фомин остановил видеозапись. Достал из кармана флешку, вставил и скачал видеофайл. Убедившись, что на флешке запись сохранена, безвозвратно удалил основной файл с ноутбука. И только после этого технику выключил.
Привык детектив не оставлять за собой следов.
Глава 6. Детектив окунается в провинциальную жизнь
Визит
Фомин по-молодецки, то есть бодро, спрыгнул с скрипучей и расшатанной кровати. Взглянув на часы, ахнул: уже половина девятого. Невероятно, ибо обычно в шесть уже на ногах, но факт. От усталости? Нет. Особенных трудов вчера не совершил. Сладко спалось, возможно, из-за того, что был понедельник и в гостинице царила непривычная тишина? Странно и другое: никаких снов, поэтому спал безмятежно, как сурок в зимнюю пору. В эти годы редкая ночь проходит без сновидений, но, может, сны были, но к утру выветрились из памяти? Попытался порыться в голове – пусто. Проделав несколько легких гимнастических упражнений и даже попрыгав чуть-чуть, принял прохладный душ, а потом приступил, как он выразился, к завтраку аристократа, а он, то есть тот самый завтрак, состоял из того, чем вчера вечером запасся в ближайшем продуктовом магазинчике: кусок внушительных размеров натуральной ветчины (он большой и ему много надо), якобы, местного производства (поверил заверениям симпатичной молодой продавщицы и даже подарил ей улыбку), пластиковый стакан сметаны и пол-литровую бутылку кефира, из описания на них узнал, что также производитель местный (со слов жены ему было известно, что продукция Ирбитского молочного завода в Екатеринбурге идет просто нарасхват) и, наконец, румяная большая плюшка.
Позавтракав, подошел к окну. На улице – туман, сквозь который с трудом пробиваются солнечные лучи. Похоже, подумал он, и этот октябрьский день будет погожим. Стелющийся по земле туман? Так к десяти часам и в помине не будет. Покидая гостиничный номер, надел-таки утепленную куртку. Уральская погода капризна и измениться (уж он-то знает) может в любую минуту.
Куда держит путь Фомин? Прямо по курсу, намеченному им еще вчера. Он – свободен от формальных обязательств перед кем-либо (великое его, как частного детектива, преимущество), однако идет-таки в городское УВД, чтобы представиться тамошнему начальству, любому, которое окажется на месте. Вреда, как он считает, никакого, а польза, при случае, возможна. Он – не гордый. К тому же тешит (сидит в нем глубоко внутри) себя надеждой, что-нибудь разнюхать по части дела, которым занимается. Да и… Если вдруг попадет в историю, то для оперативников УВД не будет новостью его нахождение в Ирбите. Так сказать, какая-никакая, но страховка.
Он медленно идет по улице… Да, кстати, что за улица? Осмотревшись, не нашел ни одного указателя. И некого спросить – ни одного прохожего. Ага, вот: пожилая женщина толкает впереди себя коляску. Он останавливает.
– Извините, можно спросить?
– А о чем? – вопросом на вопрос откликнулась женщина, поправляя на голове теплый платок.
– Что за улица, по которой я иду?
– Командировочный?
– Верно.
Женщина, слегка покачивая коляску, сказала:
– Улица Ленина.
– А не знаете, как называлась до революции семнадцатого года?
– Знаю. Это была улица Торговая.
– Так и подумал, но не был уверен.
– Легко догадаться, – женщина усмехнулась, – слева и справа еще те дома, дореволюционные, купеческие. Посмотрите, какая архитектура, – не дома, а игрушки. Умели тогда строить… Не коробки однотипные, как сейчас… Стоят по двести-триста лет. И еще простоят, если заботиться о них. Что сегодня строят? Кирпич, еще не положенный в стену, крошится… Тяп-ляп, короче… А вам что надо? Что ищете?
– Городское управление полиции.
– А-а-а… Это на Володарского, а раньше – улица Веселая… Наверное, по причине того, что питейных заведений было много… Веселую переименовали в Володарского, хотя, я читала, что он, как и все революционеры, вовсе был невеселым человеком, а лютым по отношению к своим классовым врагам, невинной кровушки попил изрядно.
Понимая, что женщина попалась словоохотливая и может долго рассказывать командировочному про свой город, Фомин позволил себе прервать.
– Не подскажете, как короче пройти?
Женщина рассказала и рукой показала. Настолько точно, что он легко нашел. Впрочем, Фомин был в управлении. Давно, больше десяти лет назад. Тогда его на машине возили. Все равно плохо ориентируется: когда тебя возят, и когда ты пешком таскаешься – это не одно и то же.
Типичное современное кубическое трехэтажное здание с высоким крыльцом. Фомин вошел. Внутри, как и везде в подобных учреждениях, ничего нового. Подошел к оконцу дежурной части. И спросил молодого парня, быстро что-то строчившего на листе бумаги:
– Доброе утро. – Не дождавшись реакции на приветствие, командировочный продолжил. – Могу пройти к начальнику управления?
Парнишка с двумя маленькими звездочками на погонах, не поднимая головы, сказал:
– Принимает по четвергам, а сегодня вторник.
– Я не по личному вопросу…
– А по какому?
– По служебному, лейтенант, сугубо по служебному.
– Идите… Примет, если повезет.
– Морозов на месте?
– Идите, говорю, – раздраженно ответил парень, так и не оторвавшись даже на секунду от бумаги, которая лежала перед ним.
Фомин подумал: «Не люди, а манекены… Такого легко можно заменить роботом и будет даже лучше».
Поднялся на второй этаж, Нашел дверь, отличающуюся от других тем, что сверкает лаком. Вошел. Одна из женщин в приемной подняла голову и тут же спросила:
– Вы к кому?
– Мне интересен Морозов, ваш начальник.
Женщина усмехнулась.
– Вам, да, может быть интересен, а вы ему – вряд ли.
Притворившись невинным барашком, поинтересовался:
– Почему? Мне сказали, что полковник Морозов у себя…
– У себя, но сегодня неприёмный день. Приходите в четверг.
– Не могу, извините…
– Это ваши проблемы.
– Все-таки доложите, что хочет получить аудиенцию директор Екатеринбургского частного детективного агентства Фомин… Пожалуйста!
Женщина, нехотя, встала и скрылась за дверью своего начальника. Через минуту вышла. Оставив дверь кабинета неприкрытой, сухо сказала:
– Проходите, но полковник сильно занят и больше пяти минут не сможет вам уделить.
– Этого вполне достаточно, – заметил в ответ Фомин и вошел.
За огромным столом сидел маленький круглый человечек. Фомин подумал: «Колобок из сказки, а не полковник полиции». Детектив, поздоровавшись, представился. Вместо ответного приветствия колобок показал пухлой рукой на стул.
– Прошу… Чем могу быть полезен?
Фомин предельно коротко, не вдаваясь в детали, рассказал о существе дела, из-за которого он в Ирбите. Полковник, прищурившись, спросил:
– Кто-то из родственников обратился?
– Это неважно, господин полковник. Клиент и этого достаточно.
– Значит, официальным органам этот «кто-то» не доверяет, а вам…
– Простите, но я не уполномочен вести дискуссии.
– Зачем тогда пришли?
– Затем, чтобы органы проинформировать, не более того.
– Считайте, что информация мною принята к сведению. Прощайте. Я сильно занят… Вот-вот начальство прибудет.
Фомин встал. Помявшись, решил-таки полюбопытствовать:
– Если не секрет, кто именно?
– Полковник Курбатов… Всё-всё… Прощайте.
Фомин вышел. Покинул управление не сразу. Поболтался в коридорах. Заглянул к оперативникам. Надеялся, наверное, увидеть кого-нибудь из знакомых, но, увы, никого. Оно и понятно: десять лет – не десять дней. Текучка большая, особенно в личном составе уголовного розыска. Закинул удочку насчет тайны исчезновения Дмитрия Низковских, о том, как идут поиски, но ребята, насторожившись, отказались говорить на такую скользкую тему. Что в этом деле такого страшного и секретного, что сыщики боятся и рта раскрыть? Кто и почему их застращал? Надо бы найти ответы на эти вопросы, но Фомин не видит возможностей, как это сделать. Он – чужак и никто открываться перед ним не будет. Вот если бы… Кто-то из своих… Хотя бы из бывших, недавно ушедших на пенсию или уволившихся по причине идейных расхождений с начальством. Им-то терять уже нечего.
Возвращаясь в гостиницу, Фомин с удовлетворением констатирует тот факт, что приезжает его молодой друг, можно сказать, ученик, Курбатов, прошедший его школу. Может, думает, перехватить? Встретиться как-нибудь? Отрицательно качнув головой, решает: нет, не стоит. Провинция. Начнет судачить и всё такое. Ему это надо? Нет, конечно, особенно в данный момент, на начальном этапе.
Он идет и недовольно крутит головой. В чем еще дело? Детектив пытается вспомнить что-то очень нужное для него, но не может. Детектив точно помнит: Савелий Иванович вчера говорил о ком-то или о чем-то, что представляет интерес и должно представлять интерес для него, но в голове пусть. Вот придет в гостиницу и… Что дальше? Если бы была аппаратура при нем для просмотра или хотя бы для прослушивания вчерашней записи, то… Чего нет, того нет. Значит? Надо постараться хоть что-то восстановить в памяти, а уж потом… Поехал бы прямо сейчас домой к Савелию Ивановичу, однако… Он на дежурстве… И завтра будет на дежурстве. Если не вспомнит, то придется ждать четверга, очередного его выходного. Другого выхода нет.
Почему он не зафиксировал важный факт? А потому, что шла видеозапись, и острой надобности не было. А что, если поискать владельца ноутбука из числа постояльцев гостиницы? Обходить, что ли, номера? Нет, не пойдет: примут еще за афериста какого-нибудь.
С этим все ясно, но вот он должен и непременно сейчас позвонить Савелию Ивановичу. По поводу? Надо предупредить его, что был у Морозова. Фомин предполагает, что Морозов может позвонить бывшей жене Савелия Ивановича и рассказать о том, что исчезновением его сына интересуется уже не только полиция, а и частный детектив из Екатеринбурга, а та, узнав об этом, устроит истерику. А он? Не зная ни сном, ни духом, возьмет и выложится. Надо будет также предупредить, чтобы он всячески отнекивался от своей причастности к приобщению частного детектива к розыску. Звонок – минутное дело. Ничего не случится, если позвонит и отвлечет его на минуту.
